violet drum
|
|
| Модератор: Корнак | |
« Ответ #161 : 22 декабря 2015, 05:38:09 » |
|
3
Не рискуя впасть в ложную ясность, более или менее достоверно и конкретно можно говорить лишь о тех пластах судьбы, которые состоят из действий и событий, вызванных к жизни желаниями, воспитанными системой ценностей обществом в целом или отдельными слоями общества. Сюда же следует отнести действия и события, вызываемые желанием нарушить общественные запреты, с той разницей, что за такими действиями изредка дышит возможность тех форм судьбы, которые менее уловимы для общественного познания. Но в этой книге нас прежде всего интересуют те свойства судьбы, которые позволяют соотнести с ней пространство снов и сновидений, область мечты и достижения её. В тех языках, в которых слова «сон» и «мечта» обозначаются одним словом, связь между человеческой способностью порождать виды реальности очевидней.∗
Может быть, одним из свойств, которое отличает человечество от животных и которое соответствует какому-то более высокому назначению человека в мире и есть его способность порождать из силы, дающей ему жизнь, сновидения, мечты, мифы, предания, легенды, которые становятся видами реальности как мосты в Неизвестное, меняя судьбу человека и человечества.
Во всяком случае, изучение истории человечества с такой точки зрения позволяет предположить, что, после биологических инстинктов, создание мифов и предсказаний и их частных подвидов — религий, верований, политических систем и искусства — есть самая сильная потребность и способность человека. И именно эту способность человечества автор чаще всего и имеет в виду под сновидением.
Что-то в природе развития человечества позволяет предположить, что, вопреки распространенному мнению, производство и рождение мифов как мостов в иные виды реальности происходит не путем восприятия и компиляции как бы первозданно существующих в своей целостности матриц сакрального (архетипов, эйдосов и т.п.) и последующего воплощения их здесь в силу форм мифа.
Более правдоподобно то, что, мифы рождаются непосредственным действием приливов и отливов вселенских волн достоверности, — они рождаются непосредственно в телах людей ходом бесконечных проб и ошибок, свет опыта которых из поколения в поколение, столетиями относится и откладывается в слои реальности, подобно перламутру в жемчужине, рождая слои и качества человеческого бытия, форма которого создается и оттачивается постоянством живого риска.
«...в возрасте 7 лет в детстве я заболел. Была высокая температура. Видимо, в бреду, мне привиделось, что с неба, как дождь, начинают сыпаться пустые деревянные катушки от ниток. Когда их поток обрушивался лавиной, я начинал кричать от ужаса. Почти просыпаясь, я слышал утешающий голос моей бабушки, затем с неба опять начинали сыпаться пустые нитяные катушки. Этот сон остался самым сильным ночным впечатлением моего раннего детства. Из-за чего-то громадного и безжалостного в нем я всегда вспоминал его только краешком памяти, не забывая однако его с годами. Я знал, что нити на катушках до их опустошения были черными, хотя не видел этого. Я никак не истолковывал этот сон до недавнего времени, до моих почти 34 лет. Опустошение моей судьбы в период этого моего сна было действительно большим: незадолго до этого в очень молодом возрасте умерла моя мать, затем для нашей семьи последовал длительный и многолетний период столь же малоприятных и тягостных событий. Вспоминаю сейчас, что перед переездом в новый дом, который стал последним для моей матери, в нашем старом дворе произошло тягостное и по-своему страшное событие: наша кошка сошла с ума и съела всех своих котят. Мое тело помнит ужас при виде любимой кошки, которая забилась в дрова, где её невозможно было достать, и с утробным безумным урчанием пожирала своих двухнедельных котят. Будто какое-то проклятие безжалостной опустошенности и неуюта жизни преследовало меня почти до моих 25 лет. Затем был другой сон, который я тоже помню до сих пор: я стою на высоком берегу реки, текущей справа налево. Внизу — бурная большая вода: мощная, свинцовая справа и выше по течению, затем янтарная, в водоворотах и ярких отсветах грозового света слева и ниже по течению. Я знаю, что мне нужно броситься в эту воду. Не чувствую страха, но почему-то медлю. Высокий берег подо мной начинает осыпаться в воду, и я неизбежно оказываюсь в реке. Но перед этим — опять с неба и опять как дождь — начинают падать караваи свежеиспеченного домашнего хлеба, какой пекла моя бабушка. Мои мучения и терзания, доходившие до попыток самоубийства, в период между этими двумя снами, внутренне были вызваны тем, что я не мог, а потом уже и не хотел стать своим и таким как все в тех личных и общественных отношениях, из которых оказалась соткана повседневная жизнь людей. Я всегда чувствовал себя чужим среди них, а необходимость быть как другие и мои попытки преуспеть в этом вгоняли меня то в полную безнадежность, то в полное бешенство. В жизни второй сон предшествовал моменту, когда я вдруг нашел то, что всегда искал и не находил. В 86 или 87 году этим оказались чьи-то краткие и разрозненные конспекты того, что имело отношение к свободе. Моя судьба и устремления как будто приобрели естественный и желанный для меня смысл. И много лет спустя, вдруг вспомнив тот детский кошмар, я неожиданно ощутил необъяснимую радость: я вдруг понял, что он был совсем не кошмаром, — он был о судьбе, которая и есть моя настоящая судьба, — это был сон о свободе. И было нелепо и невозможно искать и обрести в обычной жизни взаимосвязанных людей то, от чего я стал свободен ещё в детстве, потому что это моя единственная жизнь и единственный шанс стать свободным. Но перед этим был третий сон, который ещё рано рассказывать...»
В этой истории врожденная склонность рассказчика к крайностям и бескомпромисности в поисках себя является определяющей в формировании его индивидуальной судьбы. И остается надеяться, что третий его сон хотя бы в какой-то степени связан со смыслом и ролью уравновешенности и гармонии в движении судьбы.
Обостренная чувствительность наших современников к любому давлению извне и инстинктивное отторжение его, происходящая в ответ на агрессивность общественного формирования сознания и тела, может быть одной из причин заблуждений относительно своей настоящей судьбы, шансов, удачи. В этом случае взаимодействие безличных и неизвестных сил судьбы с телом безотчетно воспринимается как чуждое давление и может длительно отторгаться. Именно подобного рода ситуация порождает и т.н. «ядерные сны», описанные в первой книге. Но во взаимодействиях с силами судьбы и удачи бытийно наибольшее значение все же имеет свобода.
Здесь автор имеет в виду то, что наши достаточно сильно высказанные самим себе чистые желания и мечты, особенно в юности, находят отклик в Неизвестном и все же имеют тенденцию сбываться. Парадокс, однако, заключается в том, что когда это происходит, общественное воздействие, как правило, настолько меняет нашу систему ценностей и сужает зону возможных действий, что события сбывшейся мечты оказываются не ко двору или даже могут восприниматься как неприятности. А так как наиболее сильный компонент в наших мечтах безусловно состоит из предполагаемой и желанной свободы (ибо это желание и устремление в человеке неотделимо от желания жить), то лучше все-таки найти понимание и силы повернуться лицом к неиспорченной судьбе, которую, в конце концов, как выясняется, мы достаточно свободно когда-то выбирали сами, — выбирали здесь, а не в какой-то там прошлой жизни.
«Один доблестный человек попал в мир, где нет теней. Там Владыка миражей удерживал его в огромном чане с вином. Человек должен был нести наказание за какую-то свою ошибку. В этом мире не было солнца и, поэтому, не было тени. Владыка окунал человека в вино с головой и, когда тому не хватало воздуха, отпускал его. Все это он делал, не прикасаясь к нему. Мать человека попросила волшебника, чтобы он доставил её к сыну. И в тот же миг она очутилась там и видит, как её сын вынимает меч из ножен, чтобы зарубить Владыку. Она хотела крикнуть сыну: «Не делай этого, иначе ты навсегда там останешся!» Но волшебник сказал ей: «Молчи! Ты своим криком погубишь сына, потому что, обернувшись на твой крик, он замрет навсегда, — ты вне правил того, что происходит, и вне этого мира. Ты можешь только смотреть.» Мать вернулась в свой мир. А человек, поддавшись какому-то инстинктивному чувству, вложил меч в ножны и вышел из полутемного дома во двор, залитый солнцем. Он сошел с порога этого дома в своих светлых одеждах, сел во дворе на скамью и подумал: «Может, хоть поесть даст.» И тогда, глядя на стол перед собой, на котором была еда, он увидел тень, а потом своего слугу, который шел к нему. Он понял, что свободен, что он снова в своем мире. Он встал, поднял голову и долго смотрел на солнце. И кругом были тени от множества предметов. Человек пошел на базар, где была его мать, и спросил её: — Ты была там? — Да, — ответила она. — И как тебе тот мир? — спросил он. — Страшное зрелище. И, отвлекшись на какое-то мгновение, она снова занялась своими делами.»А. Панов ШКОЛА СНОВИДЕНИЙ |