Постнагуализм
28 марта 2024, 18:33:44 *
Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

      Логин             Пароль
В разделе "Свободная территория" можно общаться без аккаунта!
"Тема для быстрой регистрации"
 
   Начало   Помощь Правила Поиск Войти Регистрация Чат Портал  
Страниц: 1 2 [3] 4 5  Все
  Печать  
Автор Тема: Джей Стивенс #Штурмуя небеса#, история психоделиков 20 века, обсуждение  (Прочитано 9084 раз)
0 Пользователей и 1 Гость смотрят эту тему.
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #30 : 10 августа 2020, 18:59:35 »

Майкл Кан, молодой преподаватель, бывший военный летчик, участвовавший во Второй мировой войне, хорошо описывает впечатление, которое Тим производил на молодое поколение. «Когда Тимоти приехал, я понял, что никогда не встречал подобного человека. За время войны у некоторых развилось инстинктивное ощущение: есть люди, с которыми можно лететь, есть и другие, с которыми лететь нельзя. Все это понимали, но никто не мог точно описать. Просто одних ребят ты взял бы в свой экипаж, других нет. Никто не знал, откуда берется это чувство, но о его существовании знали все. Это зависело, с одной стороны, от мастерства и компетенции, с другой — от того, насколько ты доверяешь человеку и можешь на него положиться. Такая вот странная смесь. «Я бы с ним не полетел», — говорили одни ребята о других. Полностью я никогда до конца этого не понимал. Но когда я встретил Тимоти, я понял, что полетел бы с ним».
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #31 : 11 августа 2020, 13:59:47 »

Впоследствии он рассказывал, что из этого вышло. Как он очутился в прошлом за миллионы лет до того, как возникли первые клетки. И как он возвращался в настоящее, проходя все стадии жизни — от древних рыб до амфибий, от амфибий к сухопутным животным, и в конце — прошел путь от первобытного человека до сообразительнейшей из сообразительных обезьян — гарвардского профессора.
Все игры и стратегии, сковывающие его всю жизнь, бесследно исчезли. Он смотрел на себя самого, безмерно скучающего, развратного, пьянствующего притворщика, — с холодной объективностью… ну, скажем, Бога. Словно разглядывал в лупу муравья. «Здорово! Я узнал за шесть часов больше, чем за последние шестнадцать лет! — восхищенно рассказывал он писателю Артуру Кестлеру. — Изменяется визуальное восприятие. Исчезают все механизмы восприятия, отвечающие за то, как мы видим реальность. Изменяется сознание. Исчезают все умственные механизмы, разбивающие мир на мелкие кусочки, состоящие из абстракций и понятий. Изменяются эмоции. Исчезают механизмы, заставляющие нас жить в плену собственных амбиций и глупых желаний»
Исчезла также, мог бы он добавить, скука, от которой он страдал всю жизнь. Ее место заняло страстное желание «вернуться назад и сказать всем:
«Внимание! Пробудись! Ты есть Бог! В тебе самом присутствует божественное сознание, записанное на клеточном уровне Прислушайся! Прими это таинство! И ты узришь! И испытаешь откровение! Это изменит всю твою жизнь! Ты заново родишься!»
Так Лири описывал это ощущение в «Первосвященнике», хотя тогда он не мог понять, можно ли отнести это состояние к религиозному или мистическому опыту.
Лири поделился своими открытиями с Макклелландом, который жил всего в нескольких милях от Лири, в Тептотцлане, заканчивая этим летом «Общественные достижения», аналитический труд, в котором рассматривалось, почему одни цивилизации процветали, а другие приходили в упадок. Он также занимался экспериментальными исследованиями в области изменения мотиваций, что являлось неким странным синтезом между бизнесом и психологией. В энергичных университетских кругах вроде гарвардских считали, что это может оказаться перспективным направлением.
Так что восторженные разговоры Лири об ацтекских наркотиках удивили его. Лири настаивал, чтобы Макклелланд заехал в Куэрнаваку и сам попробовал грибы. И Макклелланд поехал, хотя все еще колебался, стоит ли решаться на эксперимент Но когда они вернулись, обнаружилось, что горничная-мексиканка выбросила их запасы грибов.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #32 : 11 августа 2020, 14:14:39 »

Лири заторопился обратно в Гарвард, заехав по пути в Оринду, пригород Сан-Франциско, чтобы свериться с записями Фрэнка Бэррона. Бэррон уехал из Куэрнаваки за несколько дней до того, как Браун посетил курандеру. И теперь они оба, попробовав грибов, могли обменяться впечатлениями. Тим настаивал на том, что это очень важно, что грибы можно использовать для лечения людей. В психологии существует предположение, что истинное озарение должно вести к реальным изменениям. Почему бы не проверить это? «А почему бы не дать попробовать грибы писателям и художникам, — предложил Бэррон. — Представь, как это озарение повлияет на их творчество!» По случайному совпадению Макклелланд давно уже приглашал Бэррона провести год в гарвардской клинике. Почему бы ему не принять приглашение сейчас, в этом году?
Так все и началось. Единственной реальной проблемой было отыскать источник поставки грибов. Летать в Мексику и обыскивать захолустья в поисках курандер каждый раз, когда грибы заканчивались, было бы в высшей мере непрактично. Тогда кто-то вспомнил, что «Сандоз» занимается продажей психоактивного элемента «Psilocybe mexicana» под торговым именем псило-цибин. Был сделан заказ и накануне дня Благодарения 1960 года на Дивинити-авеню, 5, прибыл невзрачный контейнер. Внутри находилось несколько коричневых флаконов, наполненных розовыми пилюлями.
Лири и Бэррон отвезли контейнер в Ньютон, где снимали дом. «Следующие шесть недель мы чувствовали себя полностью отрезанными от мира», — писал Лири.
В западной литературе не было почти никаких руководств, планов или учебников, в которых признавалось бы существование измененных состояний сознания. Нас не связывали традиции, ритуалы или наследие предшественников. Согласно нашей экзистенциально-транзактной теории, мы стремились избегать стерильной обстановки лабораторий или болезненной больничной атмосферы. Мы проводили опыты дома, перед уютными каминами, со свечами вместо электрических ламп, под звуки навевающей приятные воспоминания музыкой.
Словно дикие гуси из ирландской легенды, они вырвались на свободу и устремились в дальние страны.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #33 : 11 августа 2020, 14:35:50 »

Глава 12.ГАРВАРДСКАЯ ПРОГРАММА ИССЛЕДОВАНИЯ ПСИЛОЦИБИНА
Внутри небольшого здания на Дивинити-авеню, 5, разворачивалось действо, напоминающее сюжет фантастической повести. Сюжет был примерно таков: добросовестные солидные ученые начинают интересную исследовательскую программу, имеющую отношение к естественным наркотическим средствам. Когда они приходят в себя, то лепечут что-то относительно любви и экстаза и настаивают на том, что вы ничего не поймете, пока сами не побываете за Дверью, пока не окажетесь там, в Ином Мире. Все это сильно смахивало на «Вторжение похитителей тел», культовый фильм пятидесятых годов, в том смысле, что каждый день на пороге офиса Лири толпилось все большее количество студентов, аспирантов, младших научных сотрудников, и все с горящими от возбуждения глазами громко обсуждали смерть разума, рождение неподвластной цензуре коры головного мозга… И все это выглядело поначалу совершенно безобидно — очень похоже на начало множества других научных проектов.
Лето всегда было тем временем, когда головы профессуры подзаряжались новыми идеями. Они возвращались к началу семестра полные честолюбивых планов, идей изысканных небольших экспериментов, пришедших им в голову во время летнего отдыха, пока они лениво покачивались в гамаке. Так что энтузиазм Тима был понятен. Всем было известно, что он занимался мексиканскими грибами. Они не могли не знать, что речь идет о каких-то открытиях (многие сравнивали это с изобретением Галилеем телескопа, а некоторые даже с укрощением огня). На это намекали новообращенные, выходившие из закрытых помещений на Дивинити-авеню, 5, однако большинству это было не слишком интересно. Было ясно, что Тиму удалось ухватить что-то крупное, но при чем здесь мексиканские грибы? Это звучало ближе к антропологическим исследованиям, чем к психологии. И все же было интересно понаблюдать, сможет ли Лири чего-нибудь добиться в этом направлении. Это покажет, заслуживает ли он своей репутации как ученый. Сами они, однако, не рвались участвовать в экспериментах. Из старшего преподавательского состава лишь семидесятилетний Гарри Мюррей согласился попробовать псилоцибин, остальные от опыта отказались, и даже рассказ Мюррея о том, как он оказался в Египте времен фараонов и стоял перед недавно выстроенной пирамидой с золотым фонтаном, бившим на огромную высоту, не смог убедить их поучаствовать в проекте.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #34 : 11 августа 2020, 14:44:57 »

В автобиографии Нильса Бора, занимавшегося квантовой физикой, можно найти ремарки, которые проливают некоторый свет на провал попыток Лири найти поддержку на всем факультете среди ученых-психологов старшего поколения. «Новые идеи в науке побеждают не в результате того, что вы убеждаете своих оппонентов и заставляете их увидеть свет истины, — пишет великий физик. — Это происходит чаще в результате того, что ваши оппоненты со временем умирают и на смену им подрастает новое поколение, которое уже сроднилось с новыми идеями».
Большего успеха Лири смог добиться среди младших коллег, таких, как Майкл Кан, а также среди кандидатов наук — и тех, кто уже имел опыт в клинической личностной психологии, и тех, кто еще находился в поиске, пытаясь найти свой путь. К первым относился Джордж Литвин. У них с Тимом сложились чрезвычайно теплые дружеские отношения еще до летних каникул — настолько дружелюбные, что предыдущей весной, когда Литвин экспериментировал с мескалином, Тим оказался одним из немногих коллег, с кем он поделился результатами опыта и в ответ выслушал лекцию о «химическом вмешательстве». Так что Литвин был слегка удивлен, когда в сентябре посетил Тима и нашел его в полном ажиотаже по поводу «грибного» проекта.
Литвин немедленно включился в проект. Он понесся в свой кабинет и принес фотокопии двух книг — «Дверей восприятия» и «Рая и ада» Хаксли. «Это нужно прочесть», — сообщил он Тиму.
Кроме того, в проекте участвовали и неопытные новички, например, Гюнтер Вайл. Вайл только что вернулся из Европы, где он пробыл какое-то время как стипендиат Фулбрайта. Он отправился к Лири на Дивинити-авеню, 5: «Тим ютился в перестроенном подсобном помещении, откуда он не вылезал даже на обед. Это его не волновало. Он встретил меня широко улыбаясь, начал радостно трясти мою руку, он был весь поглощен своим проектом, жутко увлеченный, очень живой, очень веселый. Он пригласил меня поучаствовать в проекте. Я согласился».

*****

В период наиболее интенсивной работы над проектом в нем принимало участие более двух десятков человек, в основном аспиранты и младшие научные сотрудники, но были и люди со стороны, творческие личности, такие, как поэт Чарлз Ольсон, который увлекался креативными экспериментами Бэррона. Раз или два в неделю все они собирались в старом здании колониального стиля, которое Лири и Бэррон сняли в Ньютоне у одного профессора Массачусетского технологического института, находившегося в отпуске.
Перед тем как принять наркотик, участники заполняли ряд типовых анкет, содержащих такие темы, как, например, их страхи и ожидания в связи с экспериментом, плюс любые другие сведения, какие они считали нужным добавить (так, например, Гюнтер написал, что он «накануне сильно поссорился»).
Затем они глотали пилюли и ждали, когда откроется Дверь, в которую они смогут пройти. В первых опытах моменту прохождения в Иной Мир всегда предшествовало переживание панического страха, но со временем этот переход стал для них почти обычным.
«Здесь нет ничего такого, от чего могло бы замирать сердце, — внушал Тим. — Вы путешествуете (как португальские моряки-первооткрыватели или астронавты) за привычные границы. Но будьте уверены — это старые границы человечества». «Там не было никаких сбоев, никаких неудачных путешествий в те дни, — вспоминал позже Майкл Кан. — Мы просто и не знали, что такое неудачное путешествие. У нас была сотня путешествий с псилоцибином, и я не видел ни одного неудачного. Это был безопасный и в то же время изменяющий жизнь опыт, поскольку нас вдохновляло присутствие Тима».
В их первом эксперименте — исследовании, похожем на то, что Оскар Дженигер проводил с ЛСД, — они дали псилоцибин 175 разным людям: писателям, домохозяйкам, музыкантам, психологам, аспирантам. Большая часть людей, участвовавших в экспериментах, были молодые мужчины, их средний возраст — 29 с половиной лет. Более половины участников утверждали, что они узнали много нового о самих себе и примерно столько же — что псилоцибин изменил их жизнь к лучшему. Около 90 процентов желали вновь повторить эксперимент. Лири интерпретировал эти результаты как экспериментальное доказательство того, что, по крайней мере, в половине случаев ему удалось добиться положительного витализирующего результата опыта. Это был поразительный результат для такого предварительного исследования. Каждый раз, когда они участвовали в экспериментах, они узнавали понемногу что-то новое о группе, окружающих и о псилоцибине.
Однако, если псилоцибин и являлся многообещающим в практическом смысле, это нисколько не уменьшало волшебства, которое буквально вдохнуло новую жизнь в участников экспериментов.
«Я посмотрела в зеркало и обрадовалась, увидев, как моя кожа рассыпается на мельчайшие части и рассеивается, — писала одна девушка-аспирантка в последующем отчете. — Я чувствовала, как будто раскололась внешняя оболочка и моя «сущность» освободилась, чтобы объединиться с «сущностью» всего, что меня окружало…» И пока эти сущности объединялись, она «плыла сквозь божественное пространство ошеломительной красоты, полное зрительных образов и музыки».
Другой аспирант, принявший большую дозу, рассказывал о том, что он потерял свой разум и что это вовсе не было неприятным испытанием. Он ощутил «космическое одиночество» и пришел к выводу, что единственное разумное в этом мире — это любовь… любовь и вера в любовь могут уберечь нас от «космического одиночества».
Для Лири, когда он читал короткие истории, подобные приведенным выше, важными становились слова «сущность», «освобожденный», «прекрасные небеса», «космическое», «любовь». Однако другим людям, тем, кто не был вовлечен в проект, бросались в глаза совсем другие строки — в первом случае для них речь шла о вполне уравновешенной девушке, которая вдруг «дезинтегрировалась», а во втором — совершенно нормальный юноша вдруг «потерял разум»! Эти словосочетания ассоциировались у них прежде всего с провалом, неудачей, потерей душевного здоровья. Неужели Тим? Нет, невозможно!
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #35 : 11 августа 2020, 15:11:35 »

Однако, когда Лири вернулся из Мексики, в нем не было никакой оторванности и рассеянности. Лири вернулся, одержимый идеей, но это не было одержимостью ученого, жаждущего застолбить свое направление исследований. Он предлагал попробовать псилоцибин всем желающим и одновременно начал строить свою модель, которая могла бы объяснить производимый им эффект. Но, пожалуй, еще более показательным было то, что и заинтриговало Мецнера, — насколько изменились участвующие в экспериментах аспиранты. Внезапно все они стали говорить о любви и участии, экстазе и удовольствии от жизни — темы, «крайне необычные и чуждые циничной атмосфере Центра исследования индивидуальности».
Мецнер был восхищен. Но он испытывал отвращение к наркотикам. Потому он сделал то, что характерно для ученого: он просмотрел литературу и обнаружил, к своему немалому удивлению, что, по-видимому, никакого физиологического вреда или привыкания при использовании галлюциногена не возникает. Тогда он разыскал Тима и предложил свое сотрудничество. И почти что получил отказ. Лири считал Мецнера «слишком академичным, слишком изысканным англичанином, слишком человеком, живущим в башне из слоновой кости». Но в конце концов он смягчился, может быть, ему пришло в голову, что было бы неплохо испробовать, как подействует псилоцибин на знаменитую английскую сдержанность. Мецнер оказался истинным англичанином.
Внешнему миру алхимики представлялись нелепыми химиками, стремящимися получить золото из других металлов, но это были лишь басни для непосвященных. На самом деле алхимики искали способы изменить обыденное сознание, а под золотом подразумевался золотистый свет космического сознания. Это был обычный метод традиционных мистических культов — представать в виде двуликого Януса, одно лицо для публики и другое для посвященных. То же самое можно было сказать о псилоци-биновой исследовательской программе в Гарварде. Когда Ральф Мецнер присоединился к ней весной 1961 года, он обнаружил, что она выглядела как научное исследование только для публики — на самом деле к науке это никакого отношения не имело. Заглянувшим за фасад было трудно понять, чего добивается Лири — то ли научного эксперимента, то ли начала культурной революции. К этому добавились в тот период «громогласные споры между Лири и Бэрроном по поводу методов проведения экспериментов».
Чтобы понять причины их разногласий, следует вернуться немного назад, к первым неделям после Куэрнаваки, когда пси-лоцибиновый проект еще находился в зачаточной стадии. Некоторые многозначительные и судьбоносные встречи произошли в течение этих первых недель. Первым таким событием, как впоследствии выяснилось, была, вероятно, встреча Лири с Литвином, когда Литвин помчался за своими копиями психоделических эссе Хаксли. Чувство узнавания, когда Тим углубился в чтение, было чрезвычайно глубоким: он имел дело с человеком, который не понаслышке знал, что такое путешествие в Иной Мир. А позже, во время вечеринки, кто-то упомянул, что Хаксли будет вести семестр в Массачусетском технологическом в качестве «профессора, приглашенного в связи со столетним юбилеем гуманитарного факультета». Это звучало очень внушительно и не менее внушительным был предполагаемый гонорар — девять тысяч долларов за девять недель работы. Лири сел и написал Хаксли письмо, где рассказывал о своих экспериментах с грибами в Мексике и о своем проекте, который он задумал для изучения терапевтических эффектов.
Он был вознагражден почти сразу же эмоциональным телефонным звонком и приглашением на ланч.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
Кузя
Гость


Email
Модератор: James Getz
« Ответ #36 : 11 августа 2020, 16:22:07 »

А почему ты один со своим б. вещаешь? Где другие люди? Где те, кого ты заинтересовал наркоманией?
Записан
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #37 : 12 августа 2020, 01:59:28 »

А почему ты один со своим б. вещаешь? Где другие люди? Где те, кого ты заинтересовал наркоманией?

да вот же ты один из этих людей, которых интересует наркомания...

нормальным людям она не интересна

они читают и комментируют по смыслу текста, а не свои больные фантазии...
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #38 : 12 августа 2020, 11:45:57 »

Появление Тима Лири было для Хаксли как неожиданный порыв сильного ветра, ударивший в обвисшие паруса корабля. Энтузиазм Лири, его теоретическая подготовка и, самое главное, его работа в Гарварде делали его как раз тем человеком, на которого мог опереться Хаксли для продвижения психоделических планов.
Как-то ночью, когда они лежали на полу перед камином в доме в Ньютоне, приняв порцию псилоцибина, разговор зашел о методах, с помощью которых можно сделать эту концепцию доступной для широких культурных слоев, ввести ее в обиход и среди «функционеров». Хаксли ответил не задумываясь. Надо обратить элиту, потребовал он от Лири. Художественную элиту, интеллектуальную и экономическую. «Именно таким способом можно продвинуть вперед культуру и философию свободы и красоты». Используй престиж Гарварда, чтобы искусно распространить сведения о средствах изменения сознания. Но делай это осторожно и умно, всегда оставаясь в пределах медицинской науки. «Тебе придется иметь дело с сопротивлением, — предостерег его Хаксли. — В этом обществе есть люди, которые используют всю власть, какая у них есть, чтобы помешать нашим исследованиям».

*****

Было неизбежно, что Тим, как сторонник идеи взаимопроникновения различных социальных слоев, взбунтуется против того, чтобы психоделические эксперименты остались уделом избранных. В какой-то мере этот бунт ускорил Осмонд. Он приехал в Бостон в основном для участия в симпозиуме, который финансировало ГАП [80] (Общество развития психиатрии). Люди, собиравшиеся на подобные симпозиумы, в основном не страдали предрассудками и занимались действительно актуальными проблемами. На прошлых встречах поднимались такие смелые вопросы, как проблемы негритянской преступности или ассимиляции иммигрантов. На этот раз, в 1960 году, они обратили внимание на битников и, среди прочих, пригласили выступить Аллена Гинсберга. Последний только что вернулся из Южной Америки, где вслед за Берроузом исследовал вызывающую галлюцинации виноградную лозу «айахуаска».

Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #39 : 12 августа 2020, 11:57:03 »

Еще в начале исследований психоделиков было обнаружено, что двум людям, принявшим небольшое количество психоделиков, общаться становится намного проще. Группа Осмонда в Канаде выяснила, что для этого достаточно 100 микрограммов ЛСД. Но исследований в том стиле, какие проводил Лири, — с его экзотическими уикендами, с возбуждением и шумихой, которой было все это окружено, больше не проводил никто. Было ясно, что все это уже выходит за рамки чистой науки. Однако для самого Лири научное исследование все же оставалось одним из основных стимулов. Он действительно хотел узнать, что именно происходит там, за Дверью в Иной Мир.
У него конечно же имелась теория. Частично он был обязан ей Хаксли, частично — транзактному анализу и в какой-то степени тому, что психологический факультет Гарварда только что приобрел в собственность свой первый компьютер — первый искусственный интеллект. От Хаксли он взял аналогию с «редукционным клапаном» — речь шла о том, что мозг при восприятии ежесекундно отбрасывает миллион единиц информации. Однако дальнейшее уже было собственным теоретическим добавлением Лири.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #40 : 12 августа 2020, 12:23:51 »

Предположим, что кора головного мозга, пристанище сознания, состоит из сети нейронов, образующих миллионы связей. Это фантастический компьютер. Культурный слой, наложенный на кору, является жалким клочком программного обеспечения. Эти программы могут активировать около сотни-другой из возможных наборов нейронных связей. Все выученные жизненные сценарии можно рассматривать как программы, которые выбирают, проверяют, возбуждают и, следовательно, существенно ограничивают доступные реакции коры головного мозга. Расширяющие сознание наркотики выключают эти узкие программы. Они выключают эго, машинерию эго-сценариев и ум (совокупность игровых концепций). Что же остается, когда выключается ум и эго? … Остается то, о чем западная культура почти ничего не знает. Открытое мышление, ум, неподвластный цензуре, — живой, воспринимающий широкий поток внутренних и внешних стимулов — до сих пор был вне поля ее зрения.
Зададимся вопросом, что произойдет, если, следуя изложенной теории, мы начнем отсоединять все игровые концепции, которые характерны для западной культуры. Что может произойти, если начать последовательно выключать стандартное эго американца, например?
Лири не раз задавал себе подобные вопросы, и ответ, к которому он пришел, заключался в убеждении, что чем бы это ни обернулось — все к лучшему. Настала пора выключить старые способы мышления Homo sapiens и тогда смогут сформироваться новые. Когда под воздействием псилоцибина начинают происходить странные и необычные вещи, то что они означают? Впечатление, что нечто приходит к нам с более высокого уровня сознания, от высших сил. Мы начинаем воспринимать самих себя невольными проводниками, которые становятся участниками социальных процессов. Все это намного превышает наши возможности не то что бы контролировать, но даже до конца понимать происходящее. Лири так описывал эти свои ощущения: «Некое историческое движение, которое неизбежно изменит самые глубины человеческой природы, самосознание человека».
Они видели проблески будущего, и этим будущим были они сами.
Роль невольного двигателя социального прогресса не нравилась Фрэнку Бэррону, он был в ужасе от того, как охотно его друг потребляет псилоцибин. К марту 1961 года Лири принял наркотик пятьдесят два раза, то есть в среднем он принимал дозу в три дня. И чем больше он его принимал, тем труднее было поверить, что он принимает наркотик исключительно в целях научного исследования. Это было тактической ошибкой, к такому выводу пришел Бэррон. Он соглашался с Хаксли, что не следует без необходимости создавать себе неприятности, относясь с пренебрежением к существующим научным моделям. Он также, хотя и с неохотой, принимал скорее элитарную модель Хаксли, а не демократический подход Гинсберга и Тима. Различие в их взглядах стало явным, когда они начали спорить по вопросу о ядерном разоружении. Бэррон был страстным сторонником разоружения. Он считал, что бомбу создала элита и именно элита должна взять на себя ответственность по предотвращению ядерной войны, возможно, это будет кто-то из тех, кто уже потребляет психоделики и имеет измененное сознание. Но Тим с ним не соглашался. То, что Америка имеет ядерное вооружение, ставит под вопрос правомерность нахождения этой элиты у власти, так считал он. И начинать полную перестройку общества надо с низов. Из этого следовало, что каждый имеет право принимать психоделики. Но что делать с возможными последствиями, возражал Бэррон, когда «ослабленное эго, внезапно утратившее все свои защитные механизмы, будет расшатано». На что Тим обычно отвечал фразой о том, что «каждый имеет право сойти с ума, если такова его судьба».
Позже Бэррон обвинил его в том, что это похоже на стиль мышления военных. Лири же считал, что это глупо — придираться к словам, когда на кону стоит не более и не менее как действительное освобождение мира. Однако Бэррон не желал принимать на себя такого рода ответственность и начал отдаляться от программы изучения псилоцибина.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #41 : 12 августа 2020, 16:31:23 »

Глава 13. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ГАРВАРДЕ
На заседаниях в Копенгагене присутствовал, кроме Лири и Альперта, их коллега, Герб Келман, психолог-клиницист, специализирующийся по социальной психологии, который в предыдущем году находился в творческом отпуске в Норвегии. С Альпер-том он был знаком несколько лет, с Лири — несколько месяцев. Келман всегда считал их обаятельными людьми и хорошими специалистами. Потому он был крайне удивлен тем, в каком странном стиле проходило заседание семинара «Новые направления». Сначала со сцены Лири благодарил Бэрро-на за то, что тот привез ему священный гриб, потом Альперт за что-то благодарил Лири, и вообще все заседание напоминало скорее собрание секты евангелистов, чем научный симпозиум. Один из изумленных слушателей сказал Келману, что, по его мнению, Лири ведет себя так, будто несколько тронулся умом.
На этом симпозиуме Келман внезапно осознал, на что намекали ему в письмах друзья, когда писали, что на Дивинити-авеню, 5, творится нечто странное. Но даже то, что он видел на симпозиуме, не подготовило Келмана к тому, что он застал, вернувшись в Кембридж: никто не только не осуждал Лири и Альперта, а скорее, напротив, они пользовались огромным влиянием. Лири вел себя так, будто стоял во главе нового направления психологии второй половины двадцатого века. Это могло бы показаться смешным, однако не один Лири, но и все остальные участники псилоцибинового проекта выглядели очень самоуверенными. В проекте участвовал не только цвет гарвардской аспирантуры, но и преподаватели с факультета, такие, как Альперт и Кан. И в довершение всего Лири и Альперт вели групповое обучение по введению в клиническую психологию — наиболее важный предмет, который изучают в Гарварде те, кто готовится к врачебной работе. На этих занятиях они подробно обсуждали новые идеи и заявляли во всеуслышание, что старые методы никуда не годятся: будущее принадлежит новым изменяющим поведение наркотикам — таким, например, как псилоцибин.
Конечно, существовала возможность, что Лири действительно открыл что-то серьезное. Нельзя забывать, что современники смеялись над Фрейдом, который потом вошел в историю. Но это не является правилом. Не все люди, проповедующие новые идеи, гениальны, как Фрейд. Большинство из них — шарлатаны и дилетанты, и чем больше Келман размышлял на эту тему, тем больше склонялся к мнению, что Тим, несмотря на весь свой ум и обаяние, относится именно к последним. И действительно, по мере знакомства с программой изучения псилоцибина, Келман все более укреплялся в убеждении, что это всего лишь хитроумное прикрытие пристрастия к наркотикам.
И нельзя сказать, что он был одинок в этом мнении. С самого первого дня работы Тиму приходилось прилагать много усилий, чтобы убедить коллег, что все эти свечи, курильницы, индийские раги, звучащие на стерео, и мягкие коврики на полу — лишь необходимая обстановка, антураж, требуемый Ее величеством Наукой. Обычно он в ответ на вопросы читал небольшую лекцию о значении обстановки и окружения, и на первое время этого было достаточно. Но к осени 1961 года оказалось уже невозможным скрывать двойную цель программы. «Я начинаю понимать, — сообщил Макклелланд репортеру какого-то журнала, — что испытуемых там мало, а исследователей много, из чего следует, что исследователи потребляют больше наркотиков, чем все остальные». Прежний оптимизм Макклелланда относительно программы изучения псилоцибина постепенно затухал — на смену ему пришла тревога.
Вместо того чтобы привести всех ко всеобщей любви, псилоцибин пока что приводил к раздору и разногласиям. Дивинити-авеню, 5, разделилась на два лагеря: тех, кто участвовал в опытах, и тех, кто не участвовал. Первые смотрели на вторых «свысока, ощущая, что новый опыт вывел их за обычные пределы, куда-то выше нормального мира», что, по мнению вторых, уже граничило с ненормальностью. Но еще более смущали слухи, что, вопреки уверениям Тима, кое-кто из тех, кто принимал псилоцибин, попал в больницу
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #42 : 13 августа 2020, 12:46:01 »

По-видимому, несмотря на предупреждения, Лири так и не поверил, что университетские власти могут свернуть исследования, связанные с псилоцибином. На протяжении осеннего семестра он уговаривал всех студентов, слушавших его вводный курс по клинической психологии, попробовать хоть разочек совершить путешествие с помощью наркотика. Ему отказал только один студент. Но этот единственный отказавшийся уведомил об этом Келмана. Сознавая, что отказ может повредить ему (по крайней мере, в глазах Тима он точно становился ретроградом-психологом), этот студент пошел к Келману и поделился с ним своими опасениями. Келман пришел в ярость.
Лири и Альперт перешли границы дозволенного! Келман тут же опросил других студентов, посещавших вводный курс по клинической психологии. Некоторые признавали, что подверглись давлению, другие рассказывали страшилки о путешествии в Иной Мир. Вооружившись подобными свидетельствами, Келман направился к Макклелланду и потребовал обсудить все это на заседании факультета. Макклелланд обратился к Лири, и тот согласился, что это неплохая идея. Новость об обсуждении быстро распространилась, по факультету ходили самые разные слухи. 16 марта «комната психодрамы» на Дивинити-авеню, 5, превратилась в обычный конференц-зал.
Дэвид Макклелланд пытался смягчить разгоревшиеся дебаты, которые растянулись на полтора часа. Будучи настроен скептически, он тем не менее поддерживал Лири. Наиболее яростным оппонентом был Келман, который требовал либо радикально изменить программу, либо вовсе закрыть исследования псилоци-бина. «Я был бы рад назвать это всего лишь расхождением во мнениях среди ученых, — сказал он. — Но на самом деле эта работа нарушает принятые в научных кругах принципы исследования… программа проникнута антинаучным духом. Они настаивают на ценности чистого опыта, а не на научных результатах, выраженных в словесной форме. Это является попыткой опровергнуть все, на чем базируется психология как наука». Критика Келмана была поддержана и другими присутствовавшими.
«Скажите, а вы не утруждаете себя чтением литературы по вашей теме исследования?» — с таким вопросом обратился к Лири Брендан Мейер, чей стиль ведения спора напомнил ему прокурорский допрос. «Да, я читал эти труды». «Тогда как вы можете исследовать эти наркотики вне стен психиатрической клиники?»
Хотя Лири и ожидал критики, но не представлял, насколько сильно настроены против него другие ученые. Ему с трудом удалось сохранить невозмутимость. Чего нельзя сказать об Альпер-те, который к концу заседания был полон холодной ярости.
Лири позже упоминал, что перед встречей Дика отозвали в сторонку и предупредили, что «Тима уже ничто не спасет, но если Дик будет вести себя тихо, то, возможно, еще сможет спасти свою карьеру». Была ли эта угроза реальной или нет, неизвестно, но половину слушаний Альперт сидел, ни во что не вмешиваясь, потом же вскочил и яростно обрушился на Келмана и Мейера. В конце все утихомирились и завершили спор во вполне академическом стиле — было принято решение назначить комитет, чтобы исследовать разногласия. «Встреча закончилась вполне цивилизованно и спокойно», — писал Лири в «Воспоминаниях».
Однако это спокойствие продлилось всего лишь сутки. На следующее утро на первой странице гарвардской «Кримсон» появилась статья, озаглавленная «Психологи расходятся во мнениях по поводу исследований псилоцибина». Статью перепечатали другие бостонские газеты, затем новость распространилась дальше, и в результате связь Гарварда с изменяющими сознание наркотиками стала общеизвестной. Но это было еще только начало.
Внезапно на Дивинити-авеню, 5, появились федералы
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #43 : 13 августа 2020, 12:52:35 »

К сожалению, в Гарварде были не в курсе дел. Потому что если говорить о Лири, то его вряд ли бы взволновало, даже если бы доктор Фэрнсворт запер все запасы псилоцибина и выбросил ключи. Псилоцибин стал для Лири пройденным этапом с тех самых пор, как он получил от Холлингсхеда чайную ложку ЛСД — будто эстафетную палочку — и в результате выскочил в запредельные пространства. Позже Лири писал: «После этого сеанса стало очевидно, что нам неизбежно придется удалиться из Гарварда, да и из общества вообще».

*****

Лири поначалу отказывался пробовать ЛСД. Он был слишком занят и озабочен трудностями с программой псилоцибина, его беспокоило все возраставшее критическое отношение к нему на факультете. Несмотря на настойчивые уверения Холлингсхеда, что сравнивать псилоцибин с ЛСД, это все равно, что сравнивать домашнего котенка со львом, Тим оставался в уверенности, что нет особой разницы между тем и другим. И только когда в гости к нему нагрянули Фло Фергюсон и Мэйнард и согласились попробовать ЛСД вместе с Холлингсхедом, Лири удалось уговорить.
«Ты должен это попробовать», — прошептала Фло. И он согласился. То, что последовало затем, было самым сильным переживанием в его жизни.
Мецнер забежал к нему на следующий день и был потрясен. Он едва узнал Тима. Тот имел «бледный взор, какой бывает у тех, кто видел слишком много» и все время бормотал что-то о «пластиковом кукольном мире» и о «полной смерти эго». Тим следовал как тень за Холлингсхедом, напоминая гусят после имприн-тинга, описываемых Конрадом Лоренцом. [84]
«Мы теряем Тимоти, — предостерег всех Альперт. — ЛСД лучше не трогать». Однако Лири вскоре сумел вернуться в норму. «Ого!» — сказал он.
Если псилоцибин приводил к вселенской любви, то ЛСД приводил к смерти и перерождению, и это быстро изменило дружелюбный настрой, который сплачивал прежде членов программы изучения псилоцибина. Все начали принимать крутые дозы и уходить в индивидуальные путешествия, которые другие не могли с ними разделить. Разрушилось чувство общности.
«Мы стали высокомерными, мы свысока смотрели вокруг, мы присутствовали и отсутствовали, — вспоминал Кан. — Мы начали смотреть на людей, которые не имеют «опыта» так, будто они были низшими существами по сравнению с нами. На всех вечеринках, куда мы ходили, были "те, кто попробовал ЛСД" и "те, кто не попробовал". И мы собирались в свои отдельные группки, где обменивались шутками насчет пребывания «там» и не принимали в свой круг других, кто пытался к нам присоединиться».
Альперт, в частности, совершенно не приветствовал вторжения ЛСД. С псилоцибином все было ясно, после почти года работы они уже были способны создать достаточно четкую, хорошо работающую модель того, что происходит в этих путешествиях, путешествия «за пределы» стали почти обыденным делом. Но ЛСД спутал все карты. ЛСД вновь возвращал все к первоначальному хаосу. Это было слишком! Не было никакой возможности втиснуть то, что происходило после приемов ЛСД, в уже наработанные модели с псилоцибином.
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
James Getz
Модератор своей темы
Ветеран
*
Offline Offline

Пол: Мужской
Сообщений: 16762


Stalker


WWW
Модератор: James Getz
« Ответ #44 : 13 августа 2020, 12:59:43 »

Тут встает один довольно сложный вопрос, на который нет однозначного ответа. А именно — когда же Лири стал считать себя пророком? В какой момент началась игра в гуру? Где начало того пути, что приведет впоследствии к «Первосвященнику»? Лири, естественно, всегда отрицал такие претензии со своей стороны. На публике он высмеивал предположение о том, что является божественным избранником. Вот над чем Тим бы «смеялся и смеялся, — уверяет Кан, — он никогда ни на секунду не считал себя гуру». Однако у Мецнера было другое мнение на этот счет: «Я знаю, что бессознательно, еще в самом начале нашей работы, он считал себя пророком. А усилившиеся со временем нападки на него со стороны властей и прессы лишь утвердили его в этом неосознанном предположении, потому что он полагал, что пророк всегда остается не понят современниками». И эта пророческая миссия становилась все более высокодуховной.
Если псилоцибин ослабил те установки, что Лири именовал «игрой Тима Лири», то ЛСД, приведший к «онтологической конфронтации», от которой, по словам, Лири он так «никогда и не оправился», просто смел начисто прежние социальные ролевые игры. И хотя прошли годы, прежде чем Тим смог без дрожи говорить о слове Божьем — давили детские воспоминания о тете Дуду, — однако понимание того, например, почему Гинсберг и Уоттс предпочитают играть не в «научные», а в «духовные» игры, пришло очень скоро.
Весной 1962 года Лири глубоко погрузился в изучение тантрического буддизма. В тот же самый период молодой психолог Стэн Криппнер приехал к нему за псилоцибином. Предположительно тогда были в разгаре переговоры Тима с Гарвардом, ФДА и государственным Управлением по наркотикам относительно будущего программы изучения псилоцибина. Однако, хотя он вернул Дане Фэрнсворту все имевшиеся у него запасы наркотика, он сумел где-то добыть псилоцибин для Криппнера, сообщив тому: «Вы как раз относитесь к тому типу людей, которым, как мы думаем, нужен этот опыт».
Позже, когда Криппнер смог прийти в себя после своего головокружительного визита в Гарвард (самым ярким переживанием во время сеанса было то, что впоследствии оказалось провидческим — под псилоцибином он увидел будущее убийство президента Кеннеди), то наиболее запомнившейся ему вещью из реального окружения было сочетание стопок бумаг и книг на столе Лири. Половину стола занимали листы с нарисованными на них особыми концентрическими окружностями — графики и диаграммы, которые Лири популяризовал в своей работе «Общая диагностика личности».
Но когда Криппнер поздравил его с успехом этой книги, Лири только небрежно махнул рукой: «Это допотопная работа». Он подразумевал, что наркотики придают исследованиям совсем другое направление. И хотя он не упомянул, какое именно, но об этом не трудно было догадаться, видя на второй половине стола груды книг по индуизму и буддизму.
Однако книги не могли заменить непосредственный опыт. В начале 1962 года бывший майор ВВС, а ныне индусский монах Фред Свайн посетил дом в Ньютоне. Свайн был членом веданти-стского ашрама в Бостоне. Хотя он не считал, что постижение высшего разума требует обязательно принятия наркотика, но разделил как-то «грибную» ночь с курандерой Гордона Уоссона в холмах за Оаксакой.
Свайн принял в Ньютоне ЛСД и в ответ пригласил Тима посетить их ашрам. Атеист Лири был поражен.
«Сам ашрам — удивительное место, — писал он позже. — Безмятежная, ритмичная жизнь, полная работы и медитаций, все нацелено на получение высокого духовного опыта». Он провел сеанс ЛСД для членов ашрама. Они отнеслись к нему с большим уважением: «монахи и монахини обращались со мной как с гуру. Для них это было самоочевидно. Я для них был не проводящим исследования психологом из Гарварда. При чем здесь это? Я, нравилось мне это или нет, исполнял древнейшую роль учителя-на-ставника».
Вопреки утверждению Кана, что Тим бы рассмеялся, если бы ему стали приписывать такую роль, на самом деле его продвижение в сторону религии становилось со временем все более заметным. Была ли это хитроумная игра на публику? Или Тим всерьез в это верил? Подключился ли он в самом деле к древним каналам святости и получил ли послание «иди и неси свет»? Пытаясь найти ответ на эти вопросы, возможно, стоит обратить внимание на то, что как-то раз написал о себе Алан Уоттс:
С одной стороны я — бесстыдный индивидуалист. Я люблю говорить, развлекать, быть в центре внимания и могу поздравить себя с тем, что многого добился в этом направлении, написав множество книг и выступая перед многочисленной аудиторией. С другой стороны, мне очевидно, что индивидуальное эго, именуемое «Алан Уоттс», — это иллюзия, социальная установка, набор слов и символов, не имеющий отношения к основной сущности бытия. И эти символы будут прочно забыты максимум лет за пятьсот, моя же физическая оболочка превратится в пыль и пепел еще быстрей
Записан

Благодарю форумчан за интересное общение.  Заходите в гости на мой форум. 🙂
Страниц: 1 2 [3] 4 5  Все
  Печать  
 
Перейти в:        Главная

Postnagualism © 2010. Все права защищены и охраняются законом.
Материалы, размещенные на сайте, принадлежат их владельцам.
При использовании любого материала с данного сайта в печатных или интернет изданиях, ссылка на оригинал обязательна.
Powered by SMF 1.1.11 | SMF © 2006-2009, Simple Machines LLC