От автора: Это интервью я брала у Алана Франсиса в 2007 г.
Перевод с английского - мой.
Алан ФРАНСИС.
Родился в США. С 1969 года работал в группе Джона Пентланда – человека, которого Гурджиев перед своей смертью назначил руководителем гурджиевской Работы в Америке. Затем продолжил свое обучение под руководством Мишеля де Зальцманна, сына Гурджиева. В настоящее время Алан Фрэнсис ведет группы и участвует в развитии и продвижении Работы в США и по всему миру.
Обучение и работу в рамках гурджиевской традиции Алан активно сочетает с многолетним изучением даосизма (даосская алхимия, Ци Гун и Тайцзи Цюань). Работал целителем, используя даосские техники и техники американских индейцев. Был деканом и одним из основателей Калифорнийского колледжа акупунктуры
- Алан, на празднике в честь дня рождения Г.И.Гурджиева первый тост, который Вы подняли, был за возвращение учения Гурджиева к Матери России.
Почему это так важно?
- Как Вам известно, Гурджиевская Работа начиналась в России и на территории, принадлежавшей тогда России, и свернуть ее пришлось из-за революции и войн. Я полагаю, что, когда возникает настоящий новый Путь, который может помочь человечеству выйти из глубокого сна, место, где он начинается, очень важно: оно задает тон всего движения. Это справедливо в отношении большинства традиций - взять подлинное христианство или другое великое учение. Кроме того, по моему убеждению, Россия сама по себе необычайно важна для мира в целом. По какой-то причине эту важнейшую страну пока не удалось постичь. Россия - источник мудрости и естественное связующее звено между могуществом Запада и интересами Востока (под Востоком я имею в виду не только Китай, но Ближний Восток, и Центральную Азию) – и это традиция, возродив которую, Россия может стать очень важной для мира. Еще в 30-х гг прошлого века Эдгар Кейс, великий американский ясновидящий, предсказал, что Россия станет центром подлинной христианской духовности.
- А что Вы подразумеваете под возвращением учения в Россию, ведь всё это время существовали книги Гурджиева, люди читали их, и я полагаю, и практиковали то, о чем они читали?...
- Гурджиевской Работе (как и любым древним учениям) надо обучаться вживую. Для того, чтобы получать учение, как воду из живого истока, необходима связь с первичным Источником через кого-то, кто обучался напрямую, в нашем случае – у Гурджиева или у учеников Гурджиева. Не существует способа практиковать гурджиевскую Работу по книгам или обучаясь у того, кто сам не обучался и не имеет связи с истинным первоистоичником. Ты можешь начать, но далеко без поддержки ты не продвинешься. И эта поддержка не в форме Работы – просто информации и даже знания методов недостаточно. Нужна живая связь. Вот почему так много имитаций и домыслов среди тех, кто позиционирует себя как учителя Четвертого Пути, но сами никогда не обучались ни у Гурджиева, ни у его учеников.
"...Как же все-таки одинок человек, — думал он, ворочая во рту лысеющей зубной щеткой. — Ведь я даже не знаю, что снится моим родителям, или прохожим на улицах, или дедушке Максиму. Хоть бы с кем поговорить.
И тут же он пугался, понимая, насколько эта тема невозможна для обсуждения. Ведь даже самые бесстыдные из книг, какие прочел Никита, ни словом об этом не упоминали, точно так же никто при нем не говорил об этом вслух. Никита догадывался, в чем дело: это была не просто одна из недомолвок, а своеобразный шарнир, на котором поворачивались жизни людей, и если кто-то даже и кричал, что надо говорить всю как есть правду, то он делал это не потому, что очень уж ненавидел недомолвки, а потому, что к этому его вынуждала главная недомолвка существования..."
Виктор Пелевин, «Спи».
- Часто говорят о том, что сейчас – особенное время, когда многие древние традиции, чье знание тысячелетиями было скрыто, открылись, чтобы отдать знание людям. Но еще совсем недавно, в начале прошлого века, Гурджиев говорил, что количество знания в мире ограничено, и если раздать его всем, каждый получит лишь маленькую его частицу.
- Чтобы понять многие вещи, которые говорил Гурджиев, нужно копнуть немного глубже поверхности. В данном случае, с одной стороны, идея ограниченного количества знания ценна для осознания, что не стоит раздавать знание направо и налево. Его надо беречь для тех людей, которые питают искренний интерес, и которым оно принесет пользу. Знание того рода, о котором мы говорим – если не использовать его практически, оно превратится в яд. С другой стороны, я полагаю, что, если люди применяют знание, оно растет. Это как денежные инвестиции: когда Вы вкладываете деньги во что-то, их количество умножается. Так и знание: оно приумножается с каждым новым человеком, и по мере того, как люди становятся живыми носителями этого знания, оно может быть дано большему количеству людей. Так что идея, что знание ограничено, справедлива в смысле ограниченности уровня и зрелости уровня Бытия людей. Если уровень Бытия людей возрастает, их способность приумножать знание и передавать его другим, также растет. Когда семя падает в хорошую почву, оно может вырасти в большое дерево, которое принесет плоды и накормит гораздо больше людей.
- Так сейчас действительно особенное время для человечества?
- Да, похоже, что в течение прошлого столетия человечество прошло через более сложные испытания, чем когда-либо в истории. И древние традиции открыли вещи, которые совсем недавно было совершенно невозможно узнать – а теперь вы можете прочитать о них в журналах. Помню, как один адепт даосизма заплакал, увидев одну книгу: «Они разглашают знание, за которое приходилось бороться годами!» И это правда – в прошлом почти каждая традиция требовала от учеников невыносимых страданий и жертв в обмен на малую толику знания. А теперь они распахнули двери и каждый может войти и взять – действительно, очень странно. Но в то же время знание не принесет человеку ни малейшей пользы, если он не будет взращивать своё Бытие.
Да, я думаю, что сейчас действительно очень важное время. Есть старая метафора о пчелах, которые ищут разные цветы, и собирают пыльцу, чтобы сделать мед. Сейчас время, когда людям дана возможность собирать тайное знание. И если оно собрано в правильных обстоятельствах и при правильных условиях, оно может создать новый источник энергии для тех, кто оценит новое учение, созданное специально для этого века.
- Вы сказали, что место, где начинается учение, очень важно. Значит ли это, что учение Гурджиева больше подходит для русских?
- Я не уверен, можно ли так сказать, что оно больше подходит для какой-то конкретной национальности – г-н Гурджиев посвятил себя Пути на благо всего человечества. Означает ли это, что оно может процветать в Китае, я не имею представления. Не знаю, есть в китайцах что-то такое, к чему я мог бы обратиться... но что касается русских, судя по моему пока еще небогатому опыту общения с россиянами - эти люди могут пройти через невыносимое страдание – и продолжать выживать. И не просто выживать. Мне представляется, что неотъемлемая часть русской натуры - это мистицизм, врожденный и глубокий. Это очень, очень могущественный элемент, живое ядро русской души - и именно он-то и помогает русским выживать. Даже если он иногда уходит вглубь – он всё равно там. А одна из частей Работы, которая, по моему мнению, недостаточно познана, - это её мистическая сторона. Та сторона, где существует связь с высшими состояниями сознания, о которых пишет Успенский, связи с высшими центрами нашего существа, излучения, которые приходят свыше и могут трансформировать представление человека о мире, потому как наше представление о мире сформировано на основе обыденных впечатлений - механической стороне мира. Откуда же в ней взяться надежде? Если нет возможности связи с высшими источниками энергии, высшим источником влияний, представляющих Благо. Каждый должен вырастить духовное тело – сосуд для этой мистической силы; с точки зрения Гурджиева, этот процесс начинается в самом теле, с присутствия в теле. Так что нам интересен не ложный мистицизм, который уводит от жизни – а мистерия самой жизни.
Постепенно Никиту перестало удивлять, что спящие пассажиры метро ухитряются переругиваться, наступать друг другу на ноги и удерживать на весу тяжелые сумки, набитые рулонами туалетной бумаги и консервами из морской капусты, — всему этому он научился сам. Поразительным было другое. Многие из пассажиров, пробравшись к пустому месту на сиденье, немедленно роняли голову на грудь и засыпали — не так, как спали за минуту до этого, а глубже, полностью отъединяя себя от всего вокруг. Но услышав сквозь сон название своей станции, они никогда не просыпались окончательно, а с потрясающей меткостью попадали в то самое состояние, из которого перед этим ныряли во временное небытие. Первый раз Никита заметил это, когда сидевший перед ним мужик в синем халате, храпевший на весь вагон, вдруг дернул головой, заложил проездным раскрытую на коленях книгу, закрыл глаза и погрузился в неподвижное неорганическое оцепенение, через некоторое время вагон сильно тряхнуло, и мужик, еще раз дернув головой, зашевелился — раскрыл свою книгу, спрятал проездной в карман и захрапел опять. То же самое, как догадался Никита, происходило и с остальными, даже если они не храпели.
Виктор Пелевин, «Спи».
- Каковы основные практики, предлагаемые учением Гурджиева?
- В самых общих чертах, основные практики могут быть разделены на три части. Первая группа практик –Самонаблюдение - способность увидеть себя: наблюдать за миром и в то же время за самим собой, чтобы убедиться, что твоя личность очень фрагментирована, разбита на сотни, а, может быть, даже больше частей, которые не являются подлинными «я» и почти не связаны друг с другом. Гурджиев говорит, что мы – машины, и все наши реакции – автоматические. Гурджиевская Работа базируется на идее познания себя – а для того, чтобы узнать себя, нужно увидеть себя, наблюдать себя так беспристрастно, как это делают ученые, изучая незнакомое явление – и это наблюдение должно выполняться в контексте тщательно продуманного плана самоизучения.
Вторая часть практик - Самовоспоминание. Эти практики связаны с идеей, что пока мы не осознаем, что мы не присутствуем здесь и сейчас, маловероятно, что мы почувствуем, что надо что-то менять. Гурджиев приносит эту идею, поистине революционную – идею о том, что мы не помним себя, свое реальное «Я». Мы не ощущаем себя. И он дает начало новой группе практик, нацеленных на пробуждение, включающей работу и с механической частью себя – множество «Я», множество личностей, множество масок, - и с вечной частью себя, моей сущностью и тем, кем я могу стать.
Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у ней был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень.(...) Другой предлог был нюхательный табак, который ей казался то сух, то сыр, то дурно растерт. После этих раздражений желчь разливалась у нее в лице, и горничные ее знали по верным признакам, когда будет опять глуха Белова, и опять табак сделается сыр, и когда будет желтое лицо. Так, как ей нужно было поработать желчью, так ей нужно было иногда поработать остававшимися способностями мыслить, и для этого предлогом был пасьянс. Когда нужно было поплакать, тогда предметом был покойный граф. Когда нужно было тревожиться, предлогом был Николай и его здоровье; когда нужно было язвительно поговорить, тогда предлогом была графиня Марья. Когда нужно было дать упражнение органу голоса, -- это бывало большей частью в седьмом часу, после пищеварительного отдыха в темной комнате, -- тогда предлогом были рассказы все одних и тех же историй и все одним и тем же слушателям.
Л.Н. Толстой, «Война и мир».
Третья группа практик не описана в большинстве книг, это практика Привлечения внимания к телу через развитие ощущения тела. Эти практики направлены на то, чтобы, работая с вниманием, войти заново в физическое тело, начать присутствовать в нём. И эта практика физического присутствия так же важна, как две другие основные практики.
Эти три практики, пожалуй, самые фундаментальные из всех.
- Священные Движения Гурджиева относятся к третьей группе практик или они связаны со всеми тремя?
- Движения могут задействовать все три вида практики, определенно. Ведь все три практики затрагивают на базовом уровне работу нашего двигательного центра, который управляет физиологическим функционированием человеческого тела.
Для того, чтобы практиковать Движения, необходима огромная концентрация внимания. И в то же время Движения сами по себе являются способом развить и укрепить внимание. Представьте, что Вы выполняете одно движение под определенную музыку, и оно становится очень, очень сложным, и всякий раз, когда Вам кажется, что Вы его схватили – оно становится еще сложнее и требует все большего и большего напряжения внимания. Внутренняя часть Движений помогает усилить связь между умом и телом. В культуре Нью-Эйдж много говорят об упражнениях и методах из разряда «ум-тело»; методы Гурджиева очень действенные, но в равной степени они требуют от человека смелости взглянуть себе в глаза, и увидеть отсутствие искренности и сбалансированности.
- Гурджиев взял элементы для Движений из разных Традиций...
- Да. Вероятно, они представляют собой синтез из полудюжины различных Традиций – Центральная Азия, Ближний Восток, Египет, Тибет, и т.д.
- Так зачем же ему понадобилось создавать новые движения?
- Насколько я понимаю, в некоторых случаях он использовал существующие наборы движений и танцев, в других случаях он разрабатывал собственные. В Работе есть идея, что человеческое существо настолько далеко от пробуждения, настолько захвачено автоматическим реагированием - как магнитофонная запись, которая снова и снова проигрывается в наших телах, умах, эмоциях – что обычными средствами невозможно помочь человеку пробудиться; нужны особенные способы, экстраординарные. И Гурджиев создал эти Движения как один из таких экстраординарных способов, он еще называл это условиями, попав в которые, люди, столь далекие от нормального состояния, от пробуждения – могут начать пробуждаться, могут начать процесс возвращения к себе, осознания того, что мы все – машины. Но мы можем стать настоящими разумными существами.
Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, -- подумал князь Андрей, -- не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, -- совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! все пустое,все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!...
Л.Н. Толстой, «Война и мир».
- Алан, как Вам удаётся интегрировать Учение Гурджиева, традицию даосизма и шаманские практики? Разве все они не различны?
- Да, различны.
- Так что же получается в итоге – это Ваша собственная версия учения Гурджиева?
- Боже упаси! (Смеется). Боже упаси меня от этого!
Так случилось, что эти три предмета являются моими личными интересами, и я стараюсь как раз не смешивать и не интегрировать их. Если я говорю о даосизме, я стараюсь фокусироваться на даосизме; если я упоминаю Гурджиева, я стараюсь не выходить из контекста, и только отмечать, что связи между этими учениями возможны. Смешение традиций на обычном уровне подобно смешиванию красок. Ты берешь красный, желтый, голубой, зеленый, всё это смешиваешь – и получаешь серый - ужасный, грязный цвет. И когда я занимаюсь обучением, я стараюсь не смешивать краски. Безусловно, проходит какое-то время, и тогда внутри тебя появляется что-то, что может интегрировать их – но не на обычном уровне. Они интегрируются в самом твоем Бытии. Скажем, в даосизме есть идея осознавания, и идея ощущений, и, конечно, между Учением Гурджиева и древним даосизмом есть связь. А если заглянуть в ранний даосизм, мы увидим, как он развивался из шаманизма, китайского шаманизма. И шаманизм также основан на тщательном наблюдении природы, которое вовсе не является чем-то непрактичным – это практика! Практика, основанная на наблюдении: наблюдении космических законов и законов природы, наблюдении жизни, роста растений, наблюдении солнца, луны, звезд – это можно назвать прото-наукой. Это и было первой наукой, первой попыткой познать Вселенную.
Даосизм вызрел из этой очень прямой системы рассуждений и пошел дальше, а учение Гурджиева смогло пойти еще дальше. И мы можем проследить переход от базового интереса к природе, к окружающему миру к более сложным концептуальным моделям даосизма, когда они взяли эти наблюдения и сформулировали на их основе куда более утонченные концепции. Такие концепции, как 64 гексаграммы И-Цзин, которые демонстрируют преобразование бинома (назовём мы его А и Б или Инь и Ян): он умножается, и умножается, и умножается, и в 6-й степени образует 64 гексаграммы. Так комбинация негативного и позитивного, или Инь и Ян, или 1 и 0 в компьютерах – порождает все возможные комбинации в пространстве и времени. Например, мы можем двигаться от точки к линии, которая как Инь+Ян, или А+В, и эта линия затем проецируется в двухмерную плоскость, которая, в свою очередь, проецируется вертикально в 3-мерную поверхность, как коробка или наши тела, и затем начинает двигаться во времени снова и снова до тех пор, пока, согласно китайской философии, не образует все базовые комбинации движения во времени и пространстве, которые и можно до известной степени предсказать. Очень сложная концепция.
И такие концепции привели китайцев к новым изобретениям - водяное колесо, часы, и даже общество, музыка и искусство; они помогли развитию всей грандиозной древнекитайской культуры, включая Тайцзи-Цуань, которому я обучаю – его формы также основаны на сочетаниях Инь и Ян.
И, обращаясь к учению Гурджиева, мы видим, что Гурджиев интересовался шаманизмом, интересовался даосизмом, ему были интересны древние учения со всего мира – например, египетские знания, - и он хотел сделать их полезными для нас, живущих в 21 столетии. Он намеревался создать что-то, что работало бы для нашей психологии, нашей ситуации. Мы не китайцы ушедших тысячелетий, не древние египтяне, не персы – мы те, кто мы есть. И Гурджиев должен был разработать такое учение, которое могло бы соответствовать сложным потребностям современных людей.
-
Не могли бы Вы рассказать несколько слов о Вашем знакомстве с Карлосом Кастанедой?- Это и будет только несколько слов, потому что я не знал его близко. Сначала я расскажу одну историю. Я интересовался американскими индейцами и шаманизмом в течение многих лет, и предпринял поездку в Мексику, когда мне было около 19 лет. Я отправился на машине в Мексику из Калифорнии, где я работал тогда на ферме. Я ехал без остановки весь день, и очень устал. 2000 миль без отдыха. Я остановился в деревне, где мне рекомендовали остановиться в одном доме, и там я услышал о том, что неподалеку в горах были развалины ацтекского поселения, и я сразу же направился туда – ведь это и была причина, которая привела меня в Мексику.
Я шел по дороге, и, сам не знаю, какая сила стянула меня с дороги на боковую тропу, и по этой грязной тропе я дошел до крутого откоса, высотой в 70 футов или больше. И я решил, что именно там, наверху, должно быть, и находятся те ацтекские развалины, о которых мне сказали. И я полез по этому крутому откосу, мокрому от бегущей воды, и на высоте 50-60 футов понял, что застрял. Дальше невозможно было двинуться ни вверх, ни вниз. Я стоял на кромке, вцепившись руками, как кот, повисший на своих когтях. Спуститься обратно я не мог – я точно бы сорвался. Подняться вверх я не мог - ступить было не на что. Я сказал себе: «Ты идиот! (смеется) – ну, хорошо, пусть так, но что теперь?» И я начал думать о Гурджиеве, о Кастанеде, о Тайцзи – о всем том, что могло бы меня спасти. И я почувствовал, как что-то щелкнуло внутри меня, и как что-то… стало возможно. И тут из точки ниже моего пупка вышла какая-то сила – а сверху, оттуда, куда я карабкался, из точки выше моей головы на 5-6 футов, вышла другая такая же сила. И две эти силы объединились и подняли мое тело почти до верхушки откоса. Чем бы это ни было, это спасло мою жизнь. Этот факт отрицать было невозможно. Найти для этого обычное объяснение было нельзя, но это спасло мою жизнь, и оказало мощное влияние на мой образ мыслей в то время...
...У меня были друзья, которые учились вместе с Карлосом Кастанедой в Лос-Анджелесе – мужчина, по имени Джон, и женщина. Они знали его близко. Мы, и еще три человека, основали первый колледж восточной медицины в Америке. Я был деканом колледжа, Джон был казначеем. И он пригласил Карлоса к нам в колледж. Это было в Вествуде, недалеко от УКЛА, и Карлос тоже жил там неподалеку, и он приехал на встречу, мы побеседовали. Он рассказывал истории, я задавал ему вопросы. Помню, я спросил его: «Карлос, как же тебе удается избегать чувства собственной важности? Ты ведь такой знаменитый, писатель и всё такое», – и Карлос сказал: «Ну, я просто говорю сам себе – Карлос Кастанеда, ты глупый идиот!» - «И как, - спросил я, - помогает?» - и он ответил: «Иногда» (смеётся).
Карлос был невысокого роста, выглядел как обычный мексиканец. Хорошо рассказывал истории. В то время я уже был вовлечен в Гурджиевскую Работу, а также изучал Тайцзи и даосизм, так, что у меня не было много времени общаться с ним больше; кроме этого, я руководил колледжем, и это занимало все мое время и энергию. Поэтому, я встречался с ним пару раз, но не работал с ним, как это делали некоторые мои друзья.
Некоторое время спустя оказалось, что одна из моих учениц Тайцзи – женщина-нагваль. Я услышал об этом гораздо позже. Я сказал: «Не может быть! Та самая девушка, я звал её луноликой - женщина-нагваль?» Это поразило меня, потому что она не выглядела необычной. Приятная скромная девушка, вот и всё. Может быть, я был таким невосприимчивым, не знаю (смеется).
Вот, собственно, и вся история моих отношений с Карлосом Кастанедой. Я знаю, что Карлос интересовался Гурджиевской Работой, знаю, что встречался с Лордом Пентландом, который руководил тогда Гурджиевской Работой в Америке, и Лорд Пентланд относился к нему с взаимным уважением. Мне рассказывали, что, когда они встречались, Кастанеда говорил без умолку. Может быть, он практиковал такую защиту – у Лорда Пентланда была настоящая сила.
- Алан, Ваши пожелания русским читателям – тем, кто практикует или собирается начать практики в какой-то Традиции.
- Я думаю, что для каждого человека, какую бы традицию он ни выбрал, самое важное – это найти кого-то, кто может соединить с подлинным источником. Я знаю, что многим учение Гурджиева совсем не интересно, и оно действительно не для каждого. Возможно, это касается всех древних традиций. Те, кому интересно – я надеюсь, что они найдут то, что ищут, так или иначе, куда бы они ни направляли свои поиски, будь это Гурджиевская Работа или какая-то другая система. И пусть они следуют своему Пути с максимальной искренностью, с открытым сердцем и умом. Если человек собирается попытаться – пусть он действительно пытается. Если нет – пусть лучше уйдёт и не притворяется.
Наилучшие пожелания всем, ищущим истину!
