Бомбей и его роман

[Корнак]

Утром Дон Хуан растолкал меня часов около восьми. Мы спустились на веранду кафе у гостиницы и позавтракали. После чего дон Хуан отправился по своим делам, а я удобно устроился в плетёном кресле и попросил официанта принести мне небольшую подушку.
Большую часть ночи я провёл за своими записями и теперь решил воспользоваться возможностью немного вздремнуть, прежде чем вернётся дон Хуан, и мы отправимся в обратный путь.

Перед закрытыми глазами плавали пятна красного, оранжевого и жёлтого цветов, иногда откуда-то сбоку вспыхивали зелёные полосы. Свет ощущался, как мягкое давление на веки. Проскочила нелепая мысль, что только с закрытыми глазами я могу безбоязненно смотреть в глаза Солнца…


После этого нахлынули блоки смыслов и ощущений, связанные с самим этим «понятием», - смотреть в глаза.
Я вспомнил, как когда-то смотрел в глаза своего кота Сигизмунда, и как из них выплывали кошачьи ответы на мои  человечьи вопросы. Я вспоминал глаза дона Хенаро, глаза Марии…

Внезапно я ощутил давление на своём левом колене. Я, привыкая к свету, медленно открыл глаза. У моих ног присел на корточки мальчишка-оборванец лет семи-девяти. На моём левом колене он осторожно, но настойчиво примостил свою раскрытую ладонь. Мальчишка смотрел мне прямо в глаза, а я смотрел в глаза ему. Умом я догадался, что он просит денег, но в его глазах не читалось никакой просьбы. Он просто смотрел на меня, словно странный зверёк или какое-то нездешнее, не от мира сего существо.
Я пытался ощутить его чувства, но не мог найти им аналогии в своём жизненном опыте. Хотя, одновременно, я чувствовал то, что чувствует этот ребёнок. Это моё ощущение чем-то было похоже на то, как воспринимаются запахи. Точнее на то, что мы чувствуем или вспоминаем, воспринимая запахи. Это вдруг сковало меня и даже слегка испугало.
Чувства этого мальчишки были очень яркими, но совершенно чуждыми мне. Они не были похожи ни на что, что я когда-либо испытывал. И в то же время в них было что-то узнаваемое.
И вдруг я перенёсся в детство. Нахлынули те неясные и непонятные чувства и ощущения, что возникали в детстве. А следом за ними изменилось и моё восприятие. Я вдруг осознал, насколько иначе воспринимал тогда мир. Вспомнил свежесть, незамутнённость и открытость своего тогдашнего восприятия. Готовность приять бесконечность, перед которой я был совсем беззащитен, присутствовавшую во мне тогда. И ещё простоту, - не знаю, какое более точное слово тут подобрать.
Под взглядом этого оборванца меня вдруг стало просто распирать от накатившей непонятной энергии. Но энергия эта не требовала моментального выхода, она не являлась некой силой, стремящейся к проявлению. Это была какая-то, я бы сказал, плавная энергия, скрытая мощь…
Ушли на второй план, нет, не просто на второй план, - вообще исчезли моя жажда всё классифицировать и страсть к построению схем. Сейчас всё это было чуждым и несвойственным мне. Да и сам я, в этот момент, был несвойственным самому себе обычному. Так, где же, - я? Впрочем, даже этого вопроса не было.
Исчез тот страх пустоты, который возникал при мысли о ненужности объяснений и описаний. Я просто был здесь и сейчас и, одновременно, был везде. Я вдруг воспринял всю загадочность, фантастичность и таинственность этого мира. Но воспринял всё это не как некую мысль или абстрактную идею, а реально и плотно.
Всё это было прямо здесь: на керамических плитах веранды кафе, в пыльных цветах у входа, в обвалившейся штукатурке церкви напротив, в нелепой вывеске магазина… Таинственность мира не была где-то там, далеко, куда ещё предстояло когда-нибудь дойти. Она просто выплеснулась из глаз мальчишки и расплескалась здесь, - в этом зное и пыли улицы. И я понял, я знал, что она всегда была и есть, - здесь…

Я знал, что это состояние не навсегда, что оно, возможно, закончится, как только я отведу свой взгляд от глаз мальчишки. Но и это меня не беспокоило. Я знал, что ЭТО уже со мной. Я могу на время забыть о нём, отвлечься, погрузиться в текущие дела, покрыться пылью озабоченности, но ОНО уже всегда будет со мной. И я буду погружаться в него всякий раз, когда буду вспоминать эти глаза…

- Дай ему пару монет, - раздался рядом голос дона Хуана.
Всё ещё пребывая в своём состоянии, я автоматически залез в карман и протянул мальчишке банкноту. Он сжал её в кулак, поднялся на ноги и убежал по улице.

-   Похоже, Карлос познакомился с ещё одним абстрактным ядром, - сказал дон Хуан, усаживаясь в кресло, справа от меня. – Оно называется взгляд духа. А в магической истории, содержащей его, рассказывается о человеке, который жил, словно в полумраке…

Я повернулся к нему. Дон Хуан сидел, глядя прямо перед собой. Я ощутил, что он почувствовал мой взгляд. Однако он не обернулся в мою сторону и продолжал, всё так же глядя куда-то вдаль:
-   Человек этот уже почти выбрался из блеска и сияния саморефлексии, но так и не добрался до света духа. Он видел его манифестации и слышал его стук, переживал его нашествие и испытал надувательство.
Человек  уже понимал, что дух, – реальность. Но это понимание ещё не стало знанием, не превратилось в убеждённость… И поэтому человек продолжал играть в привычные игры. Более того, и все проявления духа, встречающиеся на его пути, он стремился упорядочить и классифицировать, чтобы они стали такими же понятными, как прочие части его игры.
Этот человек всё ещё оставался Директором Производства и поэтому не мыслил своего существования без схем, графиков и планов. Всё в его жизни должно было быть по-взрослому, поэтому он тщательно вёл свой магический органайзер, куда заносил схемы всего происходящего с ним, чтобы лучше и удачнее всё объяснить, понять и использовать с максимальной выгодой. Ему казалось, что если он тщательно расставит все вехи и указатели поворотов на своём пути, то никак не сможет пройти мимо абстрактного.
Но странным образом то, что прекрасно работало в мире этого человека, никуда не годилось для мира магического. Пытаясь проводить свои исследования в мире магии, человек этот либо оказывался всякий раз у разбитого корыта, либо незаметно скатывался обратно в свой мир.
Оказываясь в магическом мире, человек испытывал растерянность и начинал беспокоиться, так как оставался без точки отчёта, которую в обычном мире ему давали его графики и описания. Пытаясь исправить положение, человек этот всё более усложнял и изощрял свои схемы, стремился сделать их более абстрактными. Но чем больше он старался, тем дальше отходил от того абстрактного, к которому стремился…
Однажды человек прогуливался по улице и вдруг увидел чьи-то глаза. Не имеет значения, чьи это были глаза: мужчины, женщины, ребёнка, а может быть, – птицы или ящерицы. Главное, что человек вдруг осознал, что дух постоянно, всегда смотрит в него. Каждый миг взгляд духа направлен на человека. И когда человек осознал это, он впервые понял то, что всё время пытался сказать ему дух. Он осознал, что всё происходящее всегда случается только между ним и духом. И нет никакого иного настоящего судьи или свидетеля поступков человека, кроме духа.
Этот человек понял, что если каждый миг ощущать на себе взгляд духа, то отпадёт необходимость любых схем, планов или классификаций, - он и без этого всего будет знать, что ему делать и как поступать. И ещё человек вдруг осознал, что он ведь уже давно понимал всё это, но поступки его почему-то всегда имели точкой отсчёта инерцию привычных Игр. И ни периодические манифестации духа, ни его стуки и нашествия не спасали положения, не давали энергии, необходимой, чтобы НЕ ЗАБЫВАТЬ, чтобы БЫТЬ…
А главное, человек осознал вдруг, что нет никаких двух миров. Мир, – один. И в мире этом единственная настоящая точка отсчёта, – взгляд духа…

Я был восхищён. Дон Хуан очень точно выразил то, что я ощущал. И хотя слова его, разумеется, были только своего рода скелетом, который облекался плотью моих чувств и ощущений, но это был очень верный скелет.
 - Это седьмое ядро, да, дон Хуан? – благостно промямлил я.
Дон Хуан вытянул руку и постучал пальцами по моему лбу, мастерски изобразив губами звук пустого ведра.
-   Алле, кто-нибудь есть дома? – поинтересовался он. – И как там тебе, в обычной тарелке? Приятно снова всё пересчитать, да? Какая, к чёрту, разница, какое по счёту ядро, если оно, - абстрактное?

Он улыбнулся. Улыбался и я. Но я улыбался потому, что дон Хуан был не прав на этот раз. Я не был в своей обычной тарелке. Да, возможно я уже успел утратить ту глубину переживания, которая была, когда я смотрел в глаза мальчишки. Но я не забыл ЭТОГО. Странным образом, оставаясь вроде бы во всём прежним собой, я изменился. Я был другой. И этот другой я, вдруг, поднялся на ноги, снял с кресла свою сумку и, похлопав по плечу дона Хуана, сказал:
-   Давай-ка возвращаться!
Мы выезжали из города в молчании. На самой окраине дон Хуан поинтересовался, неужели я так и не остановлюсь у какого-нибудь магазина?
-   Зачем? – спросил я.
-   Мне кажется, ты обещал одному очень старому мальчику привезти из Дуранго жувачки, - улыбнулся дон Хуан.

......

Бонус:)
Астрологическая "мандала" Важехи:

[Корнак]

Глава седьмая
… preocupacion idiota por su estado …


Мы подъехали к хижине дона Хуана около семи вечера.
Дон Хенаро сидел на полу веранды и был чем-то занят. Он не поднялся нам навстречу и лишь, приветствуя, помахал рукой в воздухе.
Когда мы подошли ближе, я обнаружил, что дон Хенаро устроил на полу веранды целую мастерскую. Справа от него, на циновке, были сложены клещи, ножницы, два ножа, стамеска, ручная примитивная дрель, нитки, катушки с леской и сваленные в кучу блёсны, которые я привёз для рыбалки.
Прямо перед доном Хенаро лежал лист толстой фанеры, который он использовал в качестве рабочего стола. Я с удивлением обнаружил, что он отрезал от одного из привезённых мною сапог кусок голенища и в данный момент, при помощи ножа с коротким лезвием и прямой дощечки, нарезал из этого куска резины узкие полоски. Чуть поодаль, слева от дона Хенаро, на простеленной на полу мешковине, лежало несколько небольших странных фигурок, сделанных из кальки и ещё каких-то материалов. Всего этого я толком разглядеть не успел, потому что дон Хуан подтолкнул меня в сторону хижины.
-   Идём, идём! – сказал он. – Не будем мешать Хенаро.
Я подал дону Хенаро пакетик жевательной резинки.
-   Жууууваачкаа… - протянул он по-детски, сунул жвачку в нагрудный карман рубахи, и снова погрузился в своё занятие.

Мы вошли в хижину и прошли на кухню. Дон Хуан поставил на стол две миски и горшок с бобами и мясом, который он снял с плиты. Пищу, по всей видимости, приготовил дон Хенаро, пока мы с доном Хуаном были в Дуранго.
Мы поели в полном молчании. Я всё ещё находился под влиянием охватившего меня в Дуранго состояния. Мне даже не хотелось спрашивать у дона Хуана, чем занят дон Хенаро. Хотя в любое другое время я уже просто умирал бы от любопытства. Но сейчас я был полностью погружён в какое-то особое настроение спокойствия, самодостаточности и полноты. Казалось, что взгляд духа всё ещё не отпускал меня. И не отпустит уже никогда. И под этим взглядом мелочным представлялось моё обычное любопытство.

Дон Хуан поднялся и, собрав наши миски и ложки, унёс их мыть к колодцу. Я остался сидеть, глядя на тлеющие в очаге угли.
Вошёл дон Хенаро. Он казался сосредоточенным и одновременно рассеянным.
-   Карлос, где удочки, что ты привёз? – спросил он.
Я не помнил, куда мы их дели, когда разбирали привезённые мной вещи. Вдвоём с доном Хенаро мы прошли в большую комнату и начали искать спиннинги.

Вернулся дон Хуан. Узнав, чем мы заняты, он сообщил, что это он пристроил удочки на место и вышел из хижины. Мы с доном Хенаро последовали за ним.
Место спиннингов оказалось на балках рамады. Дон Хуан просунул их в щель у самой крыши. Я про себя отметил, что это, действительно, было весьма подходящее для них место. Вытащив удочки, дон Хуан протянул их дону Хенаро. Тот взял одну, а остальные отдал мне.
-   Подержи-ка! – сказал он и, с выбранной удочкой в руках, вышел на площадку перед домом.
Мы с доном Хуаном молча смотрели, как он размахивал этой удочкой в разных направлениях, и, даже, упёршись её концом в землю, сгибал так, что спиннинг принимал форму лука для стрельбы и, как мне казалось, был готов сломаться.
То же самое дон Хенаро проделал по очереди со всеми удочками. Потом, оставив себе одну, он велел дону Хуану положить оставшиеся две на место.
-   Эта вообще никуда не годится, - сказал дон Хенаро, обращаясь ко мне. – Я могу разломать её?
Я пожал плечами и ответил, что он может делать с нею всё, что сочтёт нужным.
Дон Хенаро кивком головы то ли поблагодарил меня, то ли выразил согласие с таким моим решением, положил удочку на пол веранды и куда-то ушёл.

Дон Хуан сел на ящик, неподалёку от импровизированной мастерской дона Хенаро. Я устроился рядом с ним на полу.
Дон Хенаро, по всей видимости,  закончил свою работу. Лист фанеры уже куда-то исчез, инструменты и материалы были аккуратно собраны на циновке, а результат его работы, то есть все те загадочные фигурки, которые я мельком заметил, когда мы с доном Хуаном приехали, были накрыты мешковиной.
-   Хенаро лучший рыбак из всех, кого я знаю! – сообщил мне дон Хуан. – К его наживкам не остаётся равнодушной ни одна рыба!
Дон Хуан кивнул в сторону накрытых мешковиной поделок дона Хенаро и пристально посмотрел на меня. Я не знал, что сказать. И, просто чтобы прервать паузу, спросил:
-   Но разве не ты, дон Хуан? Я думал, что это ты затеял всю эту рыбалку…
-   Нет, - покачал он головой. – Я всё же скорее охотник, чем рыболов…

Мы замолчали.
Я сидел и наслаждался вечером. Меня ничто не заботило и не волновало. И я словно совсем иначе видел всё, что видел уже бесчисленное количество раз: эту веранду, хижину, прутья рамады над головой и узорчатый силуэт кустарника вдалеке.
Вернулся дон Хенаро. В руках он нёс прутик около шести футов длины.
Не глядя на нас, дон Хенаро опустился на пол у циновки с инструментами, взял один из ножей и ловко зачистил прутик от коры. Потом, другим ножом, он сделал круговой надрез на удочке у самой пробковой рукоятки, и отломал рукоятку от удилища.
На принесённом прутике дон Хенаро закрепил четыре направляющих кольца для лески, которые он снял с разломанного спиннинга и ловко подогнал с помощью клещей под диаметр прутика. После этого, орудуя ножом, стамеской и дрелью, он подогнал отверстие в рукоятке и конец своего прутика так, чтобы можно было их соединить. Потом намазал конец прутика клеем, вставил его в рукоятку и обмотал место соединения проволокой, укладывая её витки, начиная с прутика и постепенно переходя к ручке.
Дон Хенаро бережно отложил сделанную им удочку в сторону и сообщил дону Хуану:
-   Всё готово. Можем хоть сейчас отправляться.
-   Пойдём завтра, - ответил дон Хуан. – А сегодня Карлос расскажет тебе о своём новом знакомом.

[Корнак]

Заявление дона Хуана застало меня врасплох. В первый момент я даже не понял, о чём он говорит. Потом сообразил, что речь, наверняка, идёт о Важехе. И огорчился. Сейчас мне совсем не хотелось ничего рассказывать.
-   Давай, давай! – подбодрил меня дон Хуан. – Я уверен, что Хенаро уже просто сгорает от любопытства!
-   Это именно так! – воскликнул Хенаро. – Вот, потрогай мой лоб…

Дон Хенаро вытянул голову по направлению ко мне. Это был уже обычный дурашливый дон Хенаро. От его сосредоточенности и рассеянности не осталось и следа.
Я неловко улыбнулся и пробормотал, что не знаю даже с чего и как начать. В действительности, я совсем не был уверен, что дону Хенаро будет интересно всё это выслушивать.
-   Думаю, для начала ты должен принести свой блокнот, - предложил дон Хуан. – Без тех рисунков Хенаро наверняка ничего не поймёт.
-   Нет! – заупрямился дон Хенаро. – Для начала он должен потрогать мой лоб! Иначе он никогда не поверит, что я уже сгораю от любопытства!
Он снова вытянул свою голову в мою сторону. Я улыбнулся и покорно дотронулся тыльной стороной ладони до его лба. И тут же отдёрнул руку, - голова дона Хенаро была горячей, как печка. Не в силах в это поверить, я, автоматически, коснулся его лба ещё раз. Эффект был таким же. Я даже посмотрел на свою руку, ожидая увидеть, что она покраснела от ожога.
-   Вот это другое дело! – удовлетворённо заключил дон Хенаро. – Теперь, когда ты полностью мне доверяешь, можешь идти за своим блокнотом.

    Я направился к автомобилю. Достав блокнот, я некоторое время простоял возле машины, пытаясь собраться с мыслями. Точнее, не с мыслями, а с чувствами.
С одной стороны я должен был уважать просьбу дона Хуана. И в любом другом случае я бы только обрадовался такому повороту событий, так как это давало мне шанс узнать ещё и мнение дона Хенаро по интересующему меня вопросу.
Но с другой стороны, в данный момент у меня ведь не было вопроса! После того, как я ощутил взгляд духа, тема поиска объяснений абстрактных ядер меня больше не интересовала. Более того, я чувствовал, что предстоящий разговор грозит развеять моё настроение и вернуть меня в прошлое состояние.
Но выбора у меня не было. Мне даже в голову не пришло, что я могу просто отказаться говорить сейчас на эту тему. Вздохнув, я пошёл обратно на веранду.

Дон Хуан и дон Хенаро ждали меня. Они установили ящик, на котором до этого сидел дон Хуан, посередине веранды в качестве стола, а сами устроились возле ящика на полу.
-   Ну-ка, уступи циновку Карлосу! – сказал дон Хуан дону Хенаро, когда я подошёл к ним. – Ты и на полу посидишь, а Карлос у нас сегодня, – персона нон грата!
-   Какая персона? – переспросил дон Хенаро, пересаживаясь на пол и уступая мне место на циновке, с которой уже были убраны все инструменты.
-   Чрезвычайно важная персона! – объяснил дон Хуан.
Я хотел было поправить его и объяснить настоящее значение этого выражения, но потом решил, что сейчас не время для расшифровки дипломатических терминов и, поблагодарив кивком головы дона Хенаро, сел на циновку.
Положив блокнот на ящик, я, не особо охотно, скучно и коротко рассказал дону Хенаро о том, как я встретил Важеху и чем Вальдемар занимается. После этого я раскрыл блокнот в нужном месте и принялся объяснять астрологическую мандалу.

Дон Хенаро слушал внимательно и казался очень заинтересованным. В какой-то момент он, знаком руки, прервал мои объяснения и потребовал, чтобы дон Хуан принёс лампу, потому что стало уже довольно темно.
Пока дон Хуан ходил за лампой, мы сидели молча. Дон Хенаро о чём-то задумался, глядя в мой блокнот. А я, воспользовавшись паузой, пытался сообразить, как мне закончить эту свою импровизированную лекцию. Ведь вопроса об объяснении абстрактных ядер у меня больше не было. А в таком случае, всё теряло смысл, и непонятно было, - зачем все эти схемы?

Вернулся дон Хуан с двумя зажжёнными керосиновыми лампами. Он укрепил их на балках рамады над ящиком и тихо сказал, что он пока что занесёт в дом все вещи с веранды.
-   Ты же знаешь, какими коварными бывают ночью лисы, - обратился он к дону Хенаро. – А тем более, когда дело касается приманки для рыбы. Непременно утащат!
Дон Хенаро не обратил на его слова никакого внимания и кивнул мне, предлагая продолжить.
Я продолжал, понемногу входя во вкус. Моя скованность исчезала, и меня уже начинало радовать и возбуждать то внимание, с которым меня слушал дон Хенаро.

Дон Хуан, стараясь не мешать нам, тихо занёс в хижину все вещи с веранды, а потом принялся осторожно подметать обрезки коры, которые дон Хенаро снял с принесённого для удочки прутика.
Однако как ни старался дон Хуан производить эту работу аккуратно и тихо, звук, издаваемый метлой, меня раздражал и сбивал с мысли. Я даже начал про себя роптать на дона Хуана, - сам ведь попросил, чтобы я поговорил с доном Хенаро, а теперь мешает! В конце концов, его уборка не была сейчас настолько уж важна и могла бы подождать до окончания моих объяснений.
Дон Хуан водил метлой по веранде, стараясь производить как можно меньше шума, но при этом он, словно нарочно, создавал какой-то специфический ритм, который захватывал моё внимание и начинал меня злить.

В какой-то момент моё внутреннее раздражение вырвалось из-под контроля. Я захлопнул блокнот, вскочил на ноги и, чертыхаясь, выскочил во двор. Там я остановился, пиная землю ногами, негодуя на дона Хуана и, одновременно, злясь на самого себя за несдержанность.
Внезапно где-то в задней части шеи я ощутил не то щелчок, не то хлопок, и состояние моё резко изменилось. Я вдруг осознал, что больше не ощущаю того, что дон Хуан назвал взглядом духа. И что я завис в какой-то пустоте, где не было ни тех новых переживаний и ощущений, которые пришли ко мне в Дуранго, ни прежних моих интересов и склонности искать объяснения. И ещё я каким-то образом знал, что дон Хуан нарочно попросил меня рассказать дону Хенаро о Важехе. Я понял, что с его стороны это была уловка, призванная выбить меня из того состояния, в котором я на тот момент пребывал. Единственное, чего я не мог понять, - зачем дону Хуану это понадобилось?

Я вернулся на веранду. Оба дона стояли рядом и смотрели на меня, словно провинившиеся школьники.
-   Ты ровным счётом ничего не понял, да? – не столько спросил, сколько констатировал я, обращаясь к дону Хенаро.
-   Ага, - ответил он виновато и опустил голову.
Я мрачно вздохнул и развёл руками.
-   Не сердись, Карлитос, - всё тем же виноватым голосом попросил дон Хенаро. – Как же я мог что-нибудь понять, если я вообще тебя не слушал?

Я чуть не взбесился. А дон Хуан едва не свалился от смеха. Он заскочил в раскрытую дверь, и из хижины неслись раскаты его хохота. Я почему-то решил, что теперь он катается по полу.
Дон Хенаро, словно ребёнок, ухватил меня за рукав рубахи и потащил в дальний угол веранды. Здесь он, надавив на мои плечи, усадил меня на пол. Моя спина опиралась о стену хижины.
-   Карлос, я тоже понятия не имею, почему он хохочет, - сказал он, усаживаясь справа от меня в той же позе, как и я. – Но, как видишь, моя безупречность не позволяет мне приходить в неистовство…
Он явно пародировал манеру разговаривать дона Хуана. Я невольно улыбнулся, но тут же снова рассердился и заявил:
-   Но я прекрасно знаю, что его так развеселило! Ему просто доставляет удовольствие, когда я оказываюсь в дураках!
-   Не преувеличивай! – раздался голос дона Хуана.

Он подошёл к нам и сел на полу напротив меня.
-   А, кроме того, сейчас меня рассмешил Хенаро, а вовсе не ты. Не придавай столько значимости своей персоне!
Дон Хуан улыбнулся и вдруг спросил:
-   Ты ведь рассердился потому, что считаешь будто я нарочно выбиваю тебя из твоих благостных состояний, правда?
-   Да! – воскликнул я. – Именно так я и думаю!
Его выбор слов и ирония, с которой он произнёс «благостные состояния» подлили масла в огонь моего раздражения. Не то чтобы я относился к своим вновь обретённым состояниям с религиозным трепетом, но я искренне считал их определённого рода достижением. И явно пренебрежительное отношение к ним в словах дона Хуана меня разозлило.
-   Что ж, - вздохнул дон Хуан. – Ты прав. Я намеренно прерывал некоторые твои состояния. Но ты никогда не задумывался, - почему? Думаешь, мне просто не хватает развлечений?
Я пожал плечами. Разумеется, я так не думал. И вдруг я понял, что меня злило не столько то, что он обрывал или осаживал мои возвышенные состояния, а то, что дон Хуан никогда не объяснял мне причин, мотивов таких своих действий. Я сказал ему об этом.
-   И снова ты прав, - согласился дон Хуан. – Я намеренно никогда не объяснял тебе своих действий. Просто потому, что после объяснений уловка перестаёт работать. Но сейчас я намерен, как говорится, раскрыть все карты.
-   Не хочешь ли ты этим сказать, что больше не будет никаких уловок? – всё ещё угрюмо спросил я.
-   Нет, этого я сказать не хочу, - улыбнулся дон Хуан и покачал головой. – Просто завтра мы отправимся удить рыбу. А рыбалка требует безмятежности и хорошего настроения. Поэтому сегодня я должен объяснить тебе некоторые моменты.
-   Ну, тогда я пошёл спать! – объявил дон Хенаро и, одним прыжком, поднялся на ноги. – Встретимся завтра!
Я уже собрался пожелать ему покойной ночи, но дон Хенаро, вдруг, снова оказался сидящим на полу. Я даже не успел заметить, как он это проделал.
-   Карлитос, ты ведь веришь, что мы завтра обязательно встретимся? – почти прошептал он, наклоняясь ко мне.
-   Да… наверное, - растерялся я, не зная, чего ожидать от дона Хенаро.
-   И ты уверен, что завтра утром тебя разбудит именно тот же самый твой добрый знакомый Хенаро?
-   Ну, если, конечно, это не будет твой дубль… - попробовал отшутиться я.
-   Нет, Карлитос, - очень серьёзно сказал дон Хенаро. – Это не будет мой дубль. Эту буду я сам! Только постаревший…
Он поднёс левое запястье почти к самым глазам, делая вид, что пытается разглядеть циферблат несуществующих часов, и закончил:
-   На семь часов и двадцать три минуты!

Дон Хенаро поднялся на ноги, церемонно раскланялся с нами и направился к двери, ведущей в хижину. Потом вдруг остановился и, обернувшись через плечо, сказал:
-   А может быть, всё будет совсем не так… Кто знает?
Он взмахнул рукой и пошёл дальше. Потом опять остановился.
-   Карлос, ведь ты можешь и не измениться, правда? Ты же можешь и не постареть, да? – не то спросил, не то констатировал он, и скрылся за дверью.

Я взглянул на дона Хуана. Он, улыбаясь, смотрел на меня. Но глаза его оставались серьёзными. И это вдруг испугало меня. Я почти запаниковал. В лице дона Хуана было что-то  зловеще чуждое.
Едва не начавшуюся мою панику прервал голос дона Хенаро.
-   Карлитос! Обещай мне, что завтра ты не будешь постаревшим на семь часов двадцать три минуты! – крикнул он, высунув из двери голову.
-   Ты лучше пообещай, - сказал дон Хуан. – А то ведь он так и не уснёт!
-   Обещаю! – машинально прокричал я.
Голова дона Хенаро скрылась.

[Корнак]

Какое-то время мы сидели молча. Я украдкой разглядывал дона Хуана. Испугавшее меня выражение его лица исчезло, и я успокоился. А потом вдруг осознал собственный идиотизм. Ведь ОНО никуда не делось! Оно осталось где-то в самом доне Хуане. То, что меня испугало, - было, жило в нём. Но сейчас оно не было проявлено, и мне стало легко и спокойно, словно ЭТОГО нет вовсе…
-   Так случается потому, что твоими состояниями всё ещё можно управлять снаружи, - сказал вдруг дон Хуан.

Я вздрогнул и уставился на него, раскрыв рот. Он не просто прочитал мои мысли, - он словно закончил их. Точнее, он сделал вывод, к которому я должен был бы прийти сам в результате этих своих размышлений. Однако я не был уверен, что пришёл бы к нему. Хотя вывод и был очевиден.
-   Ты до сих пор доступен миру. И мир может распоряжаться тобой так, как ему угодно, - продолжал дон Хуан. – Твоё внутреннее состояние всё ещё во многом зависит от внешнего воздействия. Воздействия кого-то или чего-то, - неважно…

Он сделал паузу, словно давая мне возможность лучше осознать его слова. Потом опять заговорил:
-   К этому простому выводу ты мог бы и сам давно прийти, если бы, вместо того, чтобы раздражаться и злиться на меня, попытался понять природу своих реакций. Фактически, я провоцировал тебя, и этим давал тебе шанс осознать твою уязвимость и зависимость от внешних влияний. Но это лишь одна сторона медали…
-   А в чём же вторая? – спросил я. Губы мои почему-то сделались совсем сухими.
-   Не спеши! – усмехнулся дон Хуан. – Похоже, ты ещё не осознал всю важность первой…

Он поднялся и предложил мне немного пройтись. Я ожидал, что мы, по обыкновению, будем бродить, разговаривая, по пустыне неподалёку от хижины. Но дон Хуан вывел меня на дорогу.
Висела полная луна, заливающая окрестности зеленоватым фосфором. Вид уходящей вдаль дороги, которая была светлее окружающего пейзажа, почему-то навеял на меня грусть.
-   По традиции, тема управления внутренними состояниями никогда не обсуждается напрямую, - заговорил дон Хуан после того, как мы какое-то время шли в полном молчании.
-   Почему? – не удержался я от вопроса.
-   Потому что каждый маг приходит к этому сам, в результате сталкинга самого себя.
-   Получается, я совсем безнадёжен, дон Хуан? – внезапно догадался я. – Если ты решил говорить об этом?

Он остановился и внимательно посмотрел на меня. Его глаза блеснули в лунном свете. Потом он потрепал меня по плечу и пошёл дальше.
-   Заниматься тобой, - большой вызов для меня, - сказал он. – В отличие от индейца, ты настолько поглощён описаниями, инструкциями и объяснениями, что порой мне трудно разобраться, где кончается твоё индульгирование и начинается твоё естество, которое не переделать никакими силами…
Я не понял этой его фразы и попросил объяснить.
-   Позже! – отмахнулся он. – Сейчас я скажу только, что на самом деле ты не безнадёжен. Тебе просто трудно осознать, что мои объяснения, в принципе, ничего не объясняют. Только и всего.
-   Но как же не объясняют! – возмутился я. – Очень даже объясняют! Ты, – единственный человек, который может объяснить такому тупице, как я, всё, что угодно!
Дон Хуан рассмеялся.
-   Я, конечно, тронут, что ты признал себя тупицей, - сказал он. – Но в действительности мои объяснения призваны не прояснить что-либо, а лишь поставить вопросы. Однако ты упорно не хочешь этого осознать, и принимаешь всё, что я говорю за истину в последней инстанции. Но я всего лишь задаю тему для импровизации…

Я был совершенно сбит с толку и не понимал, что он хочет сказать. Дон Хуан притворно вздохнул:
-   Как бы там ни было, но сейчас я должен говорить с тобой о твоих состояниях и о влиянии на них.
-   Но ведь ты сказал, что эта тема, по традиции, не затрагивается напрямую! - возразил я.
-   Ну, иногда полезно и отказаться от традиций, - улыбнулся он. – А кроме того, ты ведь, надеюсь, не думаешь, что нам с тобой отпущена целая вечность для прогулок по пустыне и задушевных бесед?
Он какое-то мгновение пристально смотрел на меня, словно подозревал, что я именно так и думаю, потом качнул головой, будто отгоняя какие-то мысли, и вернулся к своим объяснениям:
-    Маги не любят затрагивать эту тему прямо по очень простой причине, - всё это весьма легко может превратиться в страсть, в поиски специальных техник, которые позволяют управлять своим состоянием. Маги древности именно в этом и заблудились. А сегодня, хотя и с другого конца, в этом блудят ваша психология и психиатрия. Они ведь именно этим и занимаются, - пытаются найти золотой ключик, которым открывается дверца к внутреннему состоянию человека.

Мне показалось, что я понял, о чём говорит дон Хуан. Единственное, я никак не мог взять в толк, почему он считает практику управления своим состоянием  порочной? Я спросил его об этом.
-   Потому, что такая практика, в итоге, приводит только к одному, - идиотической поглощённости состоянием (preocupacion idiota por su estado).
-   Что ты имеешь в виду? – не понял я.
-   Ваша психология, например, озабочена тем, чтобы привести человека в состояние определённого психологического комфорта, благоприятного как для самого человека, так и для общества в целом, - терпеливо пояснил он. – И задача психологии не только привести, но и удерживать человека в этом определённом состоянии максимально долго. А лучше, - всю жизнь. Это я и называю поглощённостью.
-   Но почему она, - идиотическая? – спросил я. Для меня в этом слове был определённый негативный оттенок, указывающий на слабоумие.
-   Потому, что такая поглощённость не позволяет проникать в другие состояния, - улыбнулся дон Хуан. – А идиот, пускающий слюни, здесь вообще-то не при чём. Если ты это имел в виду. Говоря, - идиотическая поглощённость, - маги лишь подчёркивают тотальную озабоченность и поглощённость одним единственным состоянием. Возьми любого религиозного аскета. Что, собственно, он делает, удаляясь в пещеру, изнуряя себя постом или медитируя дни и ночи напролёт? Он стремится удержать то состояние, в котором чувствует духовный экстаз, состояние, в котором его божество разговаривает с ним…

[Корнак]

Дон Хуан сделал паузу, а потом продолжил:
-   Но магам в этом смысле не повезло. У них нет никакого божества. А значит, - не с кем беседовать. Не от чего приходить в экстаз. Поэтому они не озабочены удержанием какого-то одного состояния.
-   Но как же безупречность, например? – возразил я.
-   Ты, по обыкновению, спутал зонтик с дождиком, - усмехнулся дон Хуан. – Безупречность, - не состояние. Хотя я и сам иногда так говорю, но всё же безупречность, - это не состояние. И в то же время, она, - состояние. Благодаря своей безупречности, маг может пребывать в различных состояниях, но не быть ни одним из них поглощённым. Это и есть контролируемая глупость мага. Не удержание какого-либо, пусть самого замечательного, состояния, а скольжение… В конце концов, наиболее талантливый маг, - это не видящий и даже не человек знания. Наиболее талантливый маг становится скользящим по реальности (rodando por la realidad). И это, - высшее достижение…

Эта новая концепция дона Хуана возбудила моё любопытство. В моей голове вихрем понеслись вопросы. Мне захотелось узнать, может ли видящий стать скользящим по реальности или ему сначала нужно пройти стадию человека знания. Так же меня интересовало, каждый ли человек знания имеет шанс стать скользящим по реальности. И ещё мне хотелось знать, как именно это скольжение по реальности соотносится со сталкингом, искусством сновидения, искусством осознания и овладением намерением.

Я, на одном дыхании, выложил дону Хуану все эти вопросы.
От хохота он согнулся пополам. Отсмеявшись, он отёр набежавшие от смеха слёзы, и сказал:
-   Ты сейчас похож на щенка, которому вернули любимую игрушку. Чего ты хочешь? Чтобы я нарисовал тебе какую-то иерархическую схему превращения простого деревенского воина в изысканного аристократа, - скользящего по реальности? И дал метод, технологию, следуя которой ты благополучно миновал бы промежуточные стадии видящего и человека знания? Может тебе и мандалайку какую-нибудь изобразить?

Дон Хуан, прищурившись, посмотрел на меня.
-   Но это всё, – чепуха собачья. Нет никаких схем. Не существует иерархической последовательности, ведущей снизу вверх. Поскольку нет в реальности никакого низа и верха. Я бы сказал, что быть скользящим по реальности, это не просто достижение, - это судьба. Точно так же, как судьба, - быть воином или человеком знания. И решает здесь дух…
-   Ну, вот. А говоришь, что у магов нет божества! – буркнул я.
Он опять согнулся пополам от хохота. И прохрипел непонятное:
-   Только не вздумай стать духовным! Иначе у тебя действительно появится божество!

На этот раз успокаивался он долго, заходясь всё новыми и новыми волнами смеха.
Меня его смех не трогал. Я погрузился в раздумья, пытаясь ухватить ту невнятную мысль, что у меня возникла. Наконец, мне показалось, что я могу её выразить.
-   Но, дон Хуан, в том, что ты говоришь, есть какое-то несоответствие, - начал я, когда он успокоился. – Я могу допустить, что скользящий по реальности может не быть поглощённым ни одним из тех состояний, которые на него накатывают. Но тогда…
Я сделал паузу, стараясь точнее подобрать слова тому, что хотел сказать. Дон Хуан терпеливо ждал. Я продолжил:
-   Но тогда он всё равно находится в каком-то состоянии. Пусть в своём, пусть в каком-то особом, но, - состоянии? Или как? Об одном ли и том же мы говорим? Для меня, состояние это, - всё! И я не могу представить, как может кто-то быть ВНЕ какого-либо состояния…

Дон Хуан внимательно и, как мне показалось, с одобрением, посмотрел на меня. Потом он взял меня под руку и сказал:
-   Ты абсолютно прав! Всё, что существует, находится в каком-то состоянии. Собственно, в самом широком смысле, состояние это и есть то, как, каким способом происходит существование. И одно без другого просто невозможно.
-   Но тогда, о чём же ты говорил? – спросил я. – После твоих слов, у меня сложилось впечатление, будто скользящие по реальности обладают некой сверх безупречностью, которая уже выходит за рамки любого состояния. Но ведь это абсурд! Тогда, в чём же здесь секрет?
-   Секрет? – переспросил дон Хуан, и глаза его, на миг, лукаво блеснули. – Как легко тебя поймать на секретности!

Я уже ожидал, что он примется надо мной подтрунивать, но дон Хуан остановился, отпустил мой локоть и, глядя куда-то в небо, произнёс:
-   Секрет, скорее всего, в безупречности. Ведь она сберегает и распоряжается энергией. Наверное, ещё и в контролируемой глупости. И в убеждённости… Но я не могу тебе сказать наверняка, в чём тут секрет.
Он опустил взгляд и совершенно будничным тоном закончил:
-   В конце концов, я ведь не являюсь скользящим по реальности…

Я непроизвольно вздрогнул и уставился на него в полном недоумении. Я ощущал, что у меня даже отвисла челюсть, и ожидал, что дон Хуан теперь зальётся хохотом от моего выражения лица. Но он просто смотрел на меня.
-   Ты? – выдавил из себя я. – Но как же…
Я не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства. Для меня дон Хуан, вне всяких сомнений, являлся всеми теми, о ком он когда-либо мне рассказывал: он был охотником и воином, был видящим и человеком знания. И я никогда даже мысли не мог допустить, что он чего-то не знает, чего-то не достиг…
-   Может быть, маг становится скользящим по реальности лишь после того, как сгорает огнём изнутри? – осторожно высказал я возникшее у меня предположение.
-   Нет, - отрицательно мотнул головой дон Хуан. – Не обязательно…

Он снова взял меня под руку и развернул по направлению к хижине. Мы медленно двинулись в обратном направлении. Дон Хуан точно знал, что происходит у меня в душе.
-   Как видишь, я тоже далеко не всемогущий, - сказал он насмешливо, но потом продолжил серьёзно:
-   Будь моя воля, я бы вообще не упоминал скользящих по реальности, чтобы не вносить ещё большую сумятицу в твоё осознание. Но вышло так, как вышло. Возможно, сегодняшний разговор как-то связан с твоей будущей книгой, которая, как я уже предрекал тебе, будет, скорее всего, о реальности…

Он, улыбнувшись, взглянул на меня, а потом добавил:
-   Но как бы там ни было, даже помимо моей воли, сегодня ты услышал это. Как ты любишь говорить, - случайно…
-   А в твоей линии были скользящие по реальности, дон Хуан? – спросил я, всё ещё обескуражено.
-   Нет. И быть не могло, - ответил он. - Все мы следуем в русле своей традиции, а она не допускает подобных отношений с реальностью.
-   Но тогда, - как, откуда ты узнал о них? – удивился я.
-   Для нас это только миф. Пусть не такой миф, как для тебя самого, но всё-таки, - миф.
-   Что, - миф? – не понял я. Скользящие по реальности, - миф?
-   Да, - утвердительно кивнул он. А потом похлопал меня по спине и весело предложил:
-   Послушай, давай-ка, попробуем их на сегодня оставить в покое, а? Может, вернёмся к началу разговора?

[Корнак]

Я не очень представлял себе, как можно оставить в покое такую загадочную тему, но, по опыту зная, что если уж дон Хуан решил какую-то тему больше не развивать, то так оно и будет, поинтересовался, что он имеет в виду под началом разговора.
Он напомнил мне своё непонятное утверждение о том, что ему, порой, трудно разобраться, где кончается моё индульгирование в объяснениях и начинается моё естество, требующее объяснений в силу природной предрасположенности. После этого он выжидающе уставился на меня.

Я не знал, что сказать.
-   Разве ты не хотел узнать, что именно я имел в виду, говоря это? – спросил дон Хуан.
-   Я уже сам не знаю, что я хочу узнать! – буркнул я. А потом заговорил, постепенно распаляясь. – Наверное, было бы замечательно, если хотя бы ты растолковал мне, где же, на самом деле, кончается моё индульгирование и начинается, как ты выразился, естество. Потому что сам я уже вообще ничего не понимаю и ничего не могу себе объяснить! Иногда я вижу всю ненужность и даже порочность моего стремления всё объяснять, а иногда я просто не могу представить себе, как это вообще возможно, - не искать объяснений. Порой то, что ты мне говоришь или со мной проделываешь настолько фантастично, но, одновременно, естественно для меня, что я могу только восхищаться тем, как тебе вообще такое удаётся. А бывает, да вот хоть, как и теперь, что мне кажется, будто ты играешь моей головой в пинг-понг: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…
Я остановился и остервенело завертел головой вправо и влево, словно следя за скачущим по столу теннисным шариком.

Увидев эту мою пантомиму, дон Хуан просто взвыл от хохота. Его смех, казалось, сейчас разбудит всю округу. Но было спокойно. И только странное эхо смеха дона Хуана отзывалось из пустыни.
Успокоившись, дон Хуан сделал забавное движение. Сначала он поднял к небу ладони, словно испрашивая какой-то высшей милости, а потом опустил руки и плечи в жесте полного бессилия.
-   Я прекрасно понимаю, как тебе сейчас нелегко, - улыбнувшись, сказал он. – Я ведь и сам прошёл через всё это. Но если моя склонность к объяснениям была только врождённой и не особо подпитывалась той средой, в которой я вырос, то твоя врождённая склонность была воспитана и укреплена миром, в котором объяснения, интерпретации и информация считаются высшим достижением и благом. Так что тебе гораздо тяжелее, чем мне…

Он посмотрел на меня, смешно изобразив сочувствие на своём лице. Мы двинулись дальше.
Я признался дону Хуану, что в этот раз его объяснения действительно ничего мне не объяснили, а только поставили вопросы. Мне, например, было непонятно отношение дона Хуана к объяснениям. То он отмечал их порочность, то, наоборот, побуждал меня, как в предыдущую нашу встречу, не отбрасывать объяснений. Кроме того, я никак не мог взять в толк, что плохого в том, чтобы контролировать своё внутреннее состояние.
-   Это не совсем те вопросы, на которые я надеялся, - лукаво покосился на меня дон Хуан. – И лучше будет, если ответы на них ты найдёшь сам. Со временем. Сейчас я тебе лишь напомню то, что говорил, так или иначе, много раз. Маг всё объясняет, ничего не объясняя. И всё контролирует, не контролируя ничего …

На этот раз жест полного бессилия изобразил я. Дон Хуан улыбнулся.
-   Помнишь, ты мне когда-то рассказывал об учёных, исследующих в ваших университетах растения силы? – спросил он.
Я действительно когда-то, когда пытался объяснить ему, что именно я подразумеваю под работой с растениями силы, рассказывал об исследованиях  Ричарда Алперта и Тимоти Лири. Тогда дон Хуан просто высмеял меня, не объясняя толком причины своего явно негативного отношения к тому, что я рассказал. Мне даже показалось, что он несколько ревниво ко всему отнёсся, и я больше не затрагивал эту тему.
-   Так вот. Эти люди исследуют что угодно, но только не растения силы! – заявил дон Хуан. – Потому что исследовать растения силы нет никакой возможности. А тем более, пытаться приспособить их для нужд общества. Поэтому ни одному магу не придёт в голову каким-то образом контролировать или управлять Мескалито, например. Маг просто безмолвно принимает то, что даётся. И даже если какой-то маг, склонный к объяснениям, пытается впоследствии как-то описать свой опыт, то внутри он смеётся над собственными объяснениями, иначе он не маг а…
Дон Хуан замолчал. Поскольку пауза затянулась, я позволил себе напомнить:
-   А кто?
-   Тогда он, - учёный! – воскликнул дон Хуан и залился хохотом.

Дальше мы шли молча. В отдалении уже прорисовался силуэт хижины дона Хуана, и тогда я вдруг вспомнил, что он что-то говорил о второй стороне медали.
-   Вторая сторона более, если можно так выразиться, техническая, - ответил дон Хуан. – Те твои состояния всё равно неизбежно угасли бы. Поэтому я намеренно прерывал их.
-   Но зачем? – удивился я. – Разве не проще было, раз уж это неизбежно,  дать им угаснут самим по себе.
-   Проще, - согласился он. – Но я давал тебе возможность сэкономить энергию.
Я не понял этого его утверждения, и попросил объяснить. Он задумался и даже остановился.
-   Это не так просто сделать, - наконец проговорил он. – Несмотря на то, что здесь всё довольно просто. Но поскольку речь идёт об энергии, то объяснение простым не бывает…
Он развёл руками и улыбнулся.
-   Мне трудно подобрать какую-то аналогию в данном случае, а говорить прямо, - нет никакой возможности. Так что давай отложим этот разговор для какого-то более подходящего случая.
Я вынужден был смириться. Оставшуюся часть пути мы прошли в молчании. И подходя к хижине, услышали мощный храп дона Хенаро…

[Корнак]

Глава восьмая
… всадники бесконечности …



… Ночью мне снился какой-то сложный и фрагментированный сон. То я пытался отыскать постояльцев в огромной и безлюдной гостинице, то искал место остановки какого-то поезда, то руководил высадкой военного десанта. В одном фрагменте я обнаружил ангела, который превратился вдруг в пухлую девицу школьного возраста в белом нижнем белье, белом переднике, и с белыми бумажными крыльями за плечами. А в самом длинном фрагменте, некий лектор нудно объяснял мне, что энергия, выделяемая при движении металла по льду, растапливает лёд и, образующаяся при этом вода, является смазкой. Лектор настойчиво утверждал, что именно поэтому можно скользить на коньках по льду, а не потому, что лёд, – скользкий…

Дон Хуан разбудил меня на рассвете. Я выпил воды из ведра и вышел из хижины.
На веранде, скрестив ноги, сидел дон Хенаро и пил кофе. Я очень удивился. До сих пор я ни разу не видел, чтобы дон Хенаро или дон Хуан пили этот напиток.
-   Откуда ты взял кофе? – спросил я дона Хенаро после того, как приветствовал его.
Он не ответил ни на моё приветствие, ни на мой вопрос. Он лишь оторвался от чашки и взглянул на меня.
Внутри меня всё оборвалось. Взгляд дона Хенаро был каким-то нечеловеческим. Я, почти в панике, быстро ушёл к колодцу, - умываться.
Умывшись, я, не решаясь вернуться на веранду, топтался возле колодца, делая вид, что разминаю тело после сна. У меня возникло подозрение, что на веранде сидит не дон Хенаро, а его дубль. В этом случае, рыбалка грозила превратиться в кошмар. Мне вспомнились вчерашние непонятные слова дона Хенаро относительно моей уверенности в том, что сегодня утром я встречу «того самого знакомого Хенаро», и это ещё больше усилило мои подозрения.

-   Тебе сейчас очень пошла бы штанга! – услышал я голос дона Хуана.
Он вышел из-за угла хижины и, лучезарно улыбаясь, наблюдал за моими физическими упражнениями.
Я, для вида, поболтал руками в воздухе, словно расслабляя их после нагрузок, и покорно пошёл к нему.
Против моего ожидания, мы не стали завтракать. Дон Хенаро собирал вещи, молча указывая, что каждый из нас должен нести. А я, стараясь делать это незаметно, приглядывался к нему.
С доном Хенаро явно было что-то не так. Но это не был и его дубль. Я понятия не имею, почему так решил. Это было какое-то внутреннее знание. Чтобы проверить его, я, преодолевая страх, даже украдкой коснулся руки дона Хенаро. Нет, он наверняка не был дублем.

Наконец мы вышли. Дон Хуан нёс флягу с водой и заплечную сумку. Мне досталась пара сапог (дон Хуан решил, что достаточно будет одной пары), которые дон Хенаро связал таким образом, чтобы их можно было повесить на плечо, и такая же фляга с водой, как у дона Хуана. Дон Хенаро нёс только удочки. Я видел, как он упаковывал их. Дон Хенаро сложил все удочки вместе на циновке, добавил к ним две прочные палки, потом завернул всё это в циновку и перевязал двумя кожаными ремнями. Теперь он нёс этот свёрток на плечах за шеей, а обе руки положил сверху. Мне казалось, что передвигаться таким способом должно быть весьма неудобно.
Мы направлялись в горы. У их подножия мы сделали небольшой привал, выпили воды, и дон Хуан раздал всем по кусочку вяленого мяса, жевать которое пришлось уже на ходу.

Я начал уставать. Мы поднялись в горы уже довольно высоко, и идти становилось всё труднее, а дон Хенаро и не думал сбавлять темп. Я поражался его ловкости. Он шёл впереди и каким-то образом умудрялся, с удочками, закинутыми за шею, балансировать на узкой тропе. Я поднимался за ним следом, а замыкал шествие дон Хуан.
К тому неудобству, которое мне доставляли сапоги, добавлялось какое-то уныние от того, что за всё время пути мы не произнесли ни слова. Я давно уже привык к молчанию дона Хуана во время наших походов в горах или по пустыне, но молчащий дон Хенаро, - в этом было что-то зловещее…
Наконец я не выдержал и, обернувшись к дону Хуану, спросил:
-   Скоро будет это озеро?
Я почему-то был уверен, что мы направляемся именно к какому-то горному озеру, а не реке.
Дон Хенаро издал какой-то пугающий шипящий звук. А дон Хуан, сделал мне яростный знак молчать. Потом он быстро догнал меня и прошептал:
-   На рыбалке полагается соблюдать тишину! Ты же всю рыбу распугаешь, идиот!
-   Но мы ведь ещё не начали рыбачить! – оправдываясь, прошептал я.
-   Мы на рыбалке с самого утра! – отрезал дон Хуан и движением подбородка велел мне двигаться дальше.

Вскоре исчезло даже какое-то подобие тропы, и мы карабкались вверх по почти отвесным утёсам. Дон Хенаро снял с плеч удочки, а я тащил сапоги по камням за собой, поэтому дону Хуану приходилось изрядно отставать, чтобы на него не сыпались камни. Я, знаками, предложил ему взбираться впереди меня, но он отказался.
Взобравшись на очередной уступ, я обнаружил наверху довольно обширную площадку. Дон Хенаро уже сидел там, скрестив ноги. Я облегчённо повалился на камни недалеко от него.
Вскоре на площадку влез дон Хуан. Он подошёл к дону Хенаро и протянул тому флягу с водой. Я тоже решил выпить из своей фляги.
Потом дон Хуан опять раздал нам по кусочку сушёного мяса, и, к моему облегчению, на этот раз его не пришлось есть на ходу. Мы остались отдыхать на площадке.

Мы сидели в полном молчании и жевали мясо. Я огляделся, пытаясь сориентироваться, в каком направлении мы пойдём дальше. К моему удивлению, с этой площадки не было выхода. На неё можно было взобраться с той стороны, откуда мы и пришли, но со всех оставшихся сторон площадку окружали такие отвесные скалы, что карабкаться на них меня не заставили бы даже под страхом смерти. А впереди был, по всей видимости, глубокий обрыв. Правда, в этом я не был до конца уверен. Вполне возможно, что там можно было спуститься. Чтобы проверить это, мне нужно было бы подобраться к краю площадки и заглянуть вниз, но я не решался это сделать, не желая нарушать какую-то особую атмосферу, установившуюся здесь.

Наконец дон Хенаро поднялся на ноги. Я решил, что наш привал закончен и хотел тоже встать, но он, жестом, остановил меня.
Он указал дону Хуану на небольшой валун, который был почти у края обрыва. Дон Хуан поднялся, подошёл к валуну и сел на него. Попутно он отдал дону Хенаро сумку, которую нёс.
Дон Хенаро положил сумку рядом со свёртком с удочками и, знаками, дал мне понять, что я должен сесть недалеко от дона Хуана, - справа от него и тоже на небольшом валуне. Когда я поднялся на ноги и сделал несколько шагов по направлению к валуну, у меня не осталось сомнений, что впереди, - обрыв.
Дон Хенаро снял с меня флягу и положил на камни. Потом он принялся разворачивать свёрток с удочками.
Я ничего не понимал. Ловить рыбу здесь явно было негде. Я недоумённо посмотрел на дона Хуана. Он кивнул мне, словно давая понять, что всё в порядке.

[Корнак]

Дон Хенаро развернул удочки и на две из них, как раз те, что остались нетронутыми его переделкой, укрепил катушки с леской, которые он достал из сумки дона Хуана.
Потом, из этой же сумки, он добыл свёрток из мешковины, в котором оказались те странные вещи, что он мастерил, когда мы с доном Хуаном вернулись из Дуранго.
Дон Хенаро прикрепил одну из своих поделок к удочке и передал эту удочку дону Хуану.
-   Ну, ты знаешь, что делать, - произнёс вдруг дон Хенаро тихо и как-то расслабленно.
Дон Хуан кивнул. А я вздрогнул.

Дон Хенаро протянул мне другую удочку, и я с интересом стал разглядывать то, что на ней было прикреплено в качестве наживки. Эта, с позволения сказать, наживка, представляла собой некий гибрид небольшого воздушного змея и рыболовной блесны. Размером это было, где-то четыре на семь дюймов, если не считать какого-то подобия хвоста. Хвост был сделан из трёх узких полосок резины. Центральная полоска была почти втрое длиннее двух боковых.
Сама «наживка» была сделана из плотной кальки с приклеенными к ней прутиками. А в центре, типа головы, была прикреплена небольшая округлая деревяшка.
Закончив осмотр, я недоумённо посмотрел на дона Хуана. Он, похоже, ждал, пока я удовлетворю своё любопытство.
-   Хенаро, - лучший мастер по изготовлению наживок, - проговорил дон Хуан тихим голосом и в той же спокойной тональности, как и дон Хенаро.
-   Но где же здесь рыба? – изумился я шёпотом и повёл рукой перед собой.
-   Что ты так озабочен этой рыбой? – спросил дон Хуан прежним тоном. – Разве тебе нечем питаться?

Это, по всей видимости, должно было быть шуткой. Но не воспринималось таковой из-за той тональности, в которой разговаривал дон Хуан. Он не шептал слова, а проговаривал их тихим голосом, медленно и как-то без выражения.
-   Это место, - находка Хенаро, - продолжал дон Хуан. – Когда-то сила привела его сюда и сделала великим рыбаком. В благодарность за это, Хенаро дал обет никогда больше не ловить в этом месте…

Я не понимал, шутит он или говорит серьёзно.
-   Но что же мы будем здесь ловить? – спросил я, стараясь подражать той тональности, в которой говорили дон Хуан и дон Хенаро.
-   Духов, разумеется, - ответил дон Хуан, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном. – Хенаро обнаружил, что по этому ущелью проходит мощная миграция кочевых духов, которые направляются на поиски новых мест из Аризоны в Бразилию… И обратно, конечно…

И снова, в силу отсутствия интонаций в его голосе, я не мог понять, говорит ли он всё это серьёзно. Однако по его лукавому прищуру, я догадался, что он дурачится, пародируя мои рассуждения о миграции кочевых племён доколумбовой Америки. Я улыбнулся.
-   Теперь смотри внимательно, и повторяй всё, что буду делать я, - сказал дон Хуан.
Дон Хенаро, по всей видимости, действительно не собирался принимать участия в нашей рыбалке. Он устроился где-то за нашими спинами так, что я его даже не видел.

Дон Хуан вытянул с катушки около трёх футов лески, положил наживку на камни слева и чуть впереди от себя, а потом ловким движением взмахнул удилищем над своим левым плечом и отправил наживку в воздух. Она, отлетев несколько футов назад, ринулась затем вперёд, в направлении ущелья, сматывая леску с катушки.
Я ожидал, что она тут же рухнет вниз, но, к моему удивлению, наживка, сработанная доном Хенаро, парила в воздухе, удаляясь в ущелье.

Я недоумённо посмотрел на свою наживку. Насколько я успел заметить, у дона Хуана было что-то аналогичное. Но я в детстве смастерил немало воздушных змеев и, по моим прикидкам, подобные штуки никак не могли летать! Разве что дело здесь снова было в проделках дона Хенаро. Как в случае, когда он своей шляпой, используемой им в качестве воздушного змея, указал мне место, на котором стоял мой автомобиль.
Я обернулся. Дон Хенаро сидел, прислонясь спиной к отвесной стене, и безучастно наблюдал за нами.
-   Давай же! – услышал я голос дона Хуана.

Он держал свою удочку в вытянутой правой руке, иногда поводя ею вверх-вниз и, через плечо, наблюдал за мной.
Я принялся повторять его движения. Но дон Хуан сразу поправил меня, указав, что я должен делать заброс справа от себя. Тогда я сообразил, что его левый заброс не являлся частью какого-то обязательного ритуала, а был выполнен таким образом из соображений удобства, - мы слишком близко друг к другу сидели.
Я выполнил правый заброс, но моя наживка никуда не улетела, а неуклюже шлёпнулась на самом краю обрыва. Дон Хуан закрепил свой спиннинг в камнях и подошёл ко мне. Он показал, что перед забросом я должен откинуть фиксатор с катушки, а после того, как фиксатор откинут, прижимать леску пальцем к удилищу и отпустить её только в тот момент, когда наживка будет в воздухе.

После этого он вернулся на своё место, но удочку брать не стал, а просто сидел и наблюдал за моими действиями.
Я сделал заброс. На этот раз моя наживка пролетела за край обрыва, но не взмыла вверх, как наживка дона Хуана, а рухнула вниз. С катушки быстро разматывалась леска.
Дон Хуан подскочил ко мне и откинул фиксатор на катушке вверх, чтобы прекратить разматывание лески. Он покачал головой. Потом подмотал леску.
-   Спокойнее. И уверенней, - проговорил он и ушёл на своё место.

Я выполнил ещё несколько забросов, но все они были неудачными. Чёртова наживка и не собиралась летать. Я уже начал подозревать, что дело здесь не в мастерстве забросов, а в каком-то колдовстве, которое известно дону Хуану и которое недоступно мне, как вдруг моя наживка полетела!
Это было незабываемое ощущение. В чём-то оно было похоже на то, которое возникает при запуске обычного воздушного змея, но в то же время значительно отличалось. Возможно, дело было в наличие удилища, вибрации которого передавались в руку. Я не стал рассуждать об этом. Я просто наслаждался.
Дон Хуан привлёк моё внимание к своей катушке. Я увидел, что его фиксатор был откинут вверх, чтобы остановить разматывание лески, и откинул свой. Моя наживка перестала удаляться и застыла на одном расстоянии. Она успела отлететь значительно дальше, чем наживка дона Хуана.
Ощущения изменились. Я пробовал управлять своей наживкой, двигая рукой вверх-вниз и вправо-влево. Разумеется, это было весьма относительное управление. Но, поупражнявшись, можно было, в известных пределах, менять траекторию полёта.
Дон Хуан проделывал то же самое со своей наживкой. Мы забавлялись, как дети.
-   Я ведь говорил, что в рыбалке важна безмятежность и хорошее настроение, - сказал дон Хуан и сделал вид, будто он откинулся в удобном кресле и закурил сигару.
Я улыбнулся и пошутил:
-   А как узнать, когда клюёт?
Мне не удалось удержать голос в нужной тональности, и это действительно прозвучало, как шутка.
-   На это ты ничего не поймаешь, - кивнул дон Хуан на наши наживки. – Подожди, пока Хенаро зарядит нам настоящие…
Я оглянулся на дона Хенаро. Тот сидел в прежней позе и с тем же безучастным выражением лица.

[Корнак]

Какое-то время мы ещё забавлялись со своими летающими наживками, а потом дон Хуан начал сматывать леску и сделал мне знак делать то же самое.

Когда мы смотали леску, дон Хенаро оказался уже возле мешковины с наживками.
Он, по очереди, сменил наши наживки. Моя новая была похожа на прежнюю, только на бумаге было меньше наклеено прутиков. Зато на ней оказался нарисованным странный знак. Это была дуга с тремя чёрточками и двумя точками. Мне захотелось посмотреть, нарисовано ли что-нибудь и на наживке дона Хуана, но толком я разглядеть ничего не успел. Дон Хуан сделал заброс, и я лишь мельком заметил, что знак у него был, и был он какой-то другой.

Я тоже забросил. Наши наживки качались в воздухе почти на одной высоте.
Через какое-то время я хотел повторить свой вопрос по поводу того, как узнать, когда клюнет, но дон Хуан предупредил меня, приложив к губам палец. Потом он кивнул вперёд, словно предлагая мне смотреть и ждать.
Ждать пришлось недолго. Внезапно наживка дона Хуана дёрнулась, резко взвилась вверх, а потом стремительно понеслась влево и скрылась за уступом скалы, словно её увлекла туда какая-то неведомая сила.
Я выпучил глаза и едва не выронил свой спиннинг, - настолько всё происходящее казалось невозможным.
Дон Хуан быстро сматывал леску. В какой-то момент угол натяжения лески изменился, и я начал опасаться, что она перетрётся о камни, к которым теперь касалась. Но дон Хуан сделал  подсекающее движение в сторону, и его наживка показалась из-за скалы.
Я с удивлением отметил, что, судя по тому усилию, с которым дон Хуан сматывает леску, можно решить, будто наживка оказывает довольно сильное сопротивление. Несколько раз дон Хуан даже прекращал вращать катушку и отпускал немного лески, будто опасался, что от излишнего напряжения она порвётся.
Я пристально смотрел на его наживку, невольно ожидая, что обнаружу что-нибудь прицепившееся к ней. Но там ничего не было.
Наконец дон Хуан подтянул наживку достаточно близко и ухватил её рукой. Я ждал, что он будет делать дальше. Но ничего особенного не произошло. Дон Хуан просто положил наживку у своих ног и сел, выпрямив спину и прикрыв глаза. У меня создалось впечатление, будто он слушает что-то. Словно какую-то музыку, которая не слышна мне.
Боясь потревожить его вопросом, я перевёл взгляд на свою наживку, о которой почти забыл на это время. Она продолжала безмятежно парить.

Я посмотрел на дона Хуана. Он сделал глубокий вдох и выдох и открыл глаза. Повернувшись ко мне, он улыбнулся.
-   Вот это поклёвка! – проговорил он, и на этот раз в его голосе почти проявились эмоции.
-   Что ты поймал? – спросил я совершенно дурацким тоном.
-   Это мой улов, - ответил дон Хуан. – Для тебя он не имеет значения. Ты должен ждать своего.
Он снова забросил удочку и больше не смотрел на меня.

Я уныло глазел на свою наживку. Я был уверен, что у меня ничего не выйдет. Даже на обычной рыбалке у меня почти никогда не клевало. То ли потому, что я редко рыбачил и не имел страсти к этому делу, то ли просто такое оно, - моё рыбацкое счастье.

Моя наживка висела практически на одном месте. И лишь иногда совершала какие-то странные движения вправо-влево. Эти её перемещения отдавались в руке ощутимыми рывками, но, конечно, не шли ни в какое сравнение с тем рывком, который захватил наживку дона Хуана.
-   Чего ты ждёшь? – услышал я вдруг его голос.

Я удивлённо посмотрел на него. Дон Хуан кивнул в сторону моей наживки и жестом показал мне, что надо подсекать. Я не понял зачем, - ведь у меня ничего не «клевало». Но послушно взмахнул удилищем вверх, словно на самом деле собирался подсечь рыбу.
И тут моя наживка ожила. Я вдруг ощутил её сопротивление. А когда она начала совершать рывки в разные стороны, пусть и не настолько мощные, как у дона Хуана, я пришёл в крайнее возбуждение.
Дон Хуан издал тихий свист, и когда я обернулся к нему, он, жестом, показал, чтобы я сматывал леску.
Я не имел понятия, что я такое делаю, чего мне ждать, и что случится, когда я притяну к себе наживку. Но какой-то непонятный азарт охватил меня.
Моя борьба с наживкой закончилась гораздо быстрее, чем у дона Хуана. Я подхватил наживку в руку и положил у ног. Не зная, что делать дальше, я посмотрел на дона Хуана. Улыбнувшись, он выпрямил спину, закрыл глаза и приподнял подбородок. А потом провёл ладонью по телу, словно давая понять, что что-то должно войти в тело.
Я повторил его движения, ожидая каких-то ощущений в теле. Но их не было. Однако меня вдруг охватило какое-то неясное настроение. И на какой-то миг перед глазами пронеслась картинка. Будто я из комнаты смотрю на чёрного кота, который сидит в этой же комнате у большого, от потолка до пола окна, и напряжённо наблюдает за воронами, что возятся на дереве за окном.
Эта картинка была словно иллюстрацией к настроению, которое меня захватило. Хотя прямо она ничего и не иллюстрировала, - она являлась только чем-то типа символа этого настроения. Настроения какого-то охотничьего азарта и ожидания. И ещё чего-то трудно выразимого, но странным образом живого и настоящего.
Это было чем-то сродни явлению déjà vécu. И одновременно я готов был поклясться, что никогда ранее не испытывал ничего подобного. Словно это было не моё настроение. Или настроение не свойственное мне, не из моего инвентарного списка настроений.
Всё это нахлынуло некой волной и ушло, оставив где-то внутри меня свой след. Автоматически я глубоко вдохнул и выдохнул, чем словно бы закрепил этот след. Я открыл глаза и посмотрел на дона Хуана. Он улыбался. Потом сделал мне знак снова забросить удочку. Я охотно это выполнил.

Не знаю, сколько времени мы удили. Время словно перестало существовать. У дона Хуана было ещё две поклёвки, - такие же мощные. А у меня, - целых шесть. Особенно меня поразили четвёртая и последняя. В чётвёртый раз я поймал странное и таинственное настроение, которое сопровождала картинка, в которой была женщина в патио и необычный сад с какими-то невиданными деревьями. Всё это сопровождалось таким явным запахом жасмина, что я подумал, что его должен был бы ощущать даже дон Хуан.
А последний клёв был памятный тем, что он был такой же силы, как поклёвки дона Хуана. Моя наживка унеслась влево так же стремительно, как и его. И боролся я с нею довольно долго. А когда вытащил, то на меня нахлынуло такое неземное настроение, для описания которого нет ни слов, ни аналогий. Оно не имело никакого визуального сопровождения, но всё моё тело охватила странная вибрация, а вместе с нею пришло некое загадочное ощущение-знание, касающееся природы самой реальности. Но, к моему разочарованию, когда через какое-то мгновение всё закончилось, у меня не осталось никакого знания, которое я мог бы выразить словами. Осталось лишь воспоминание…

После этого клёва дон Хуан дал понять, что нам пора заканчивать. Он начал буднично сматывать свою леску и спросил:
-   И что ты поймал?
Голос его на этот раз был обычный.
-   Я ловил… настроения! – воскликнул я, сам поражённый своей догадкой.
-   Это были не настроения, – усмехнулся дон Хуан. – Это духи! Я ведь тебе говорил, что Хенаро наткнулся на маршрут их миграции.
Я не стал приставать к нему с вопросами, поскольку всё ещё находился под впечатлением всего происходящего. И мне не хотелось поиском объяснений лишать себя очарования момента. Я знал одно: я действительно вытаскивал нечто из этого чёртова ущелья при помощи этой чёртовой наживки! И сейчас для меня не имело значения, что именно это было, для чего оно нужно, и как именно всё так получается.
-   Однако то, чем мы с тобой занимались, - это пустяки! – заявил вдруг дон Хуан. – Мы ловили только духов, а Хенаро способен поймать всю бесконечность! Правда, Хенаро?

Дон Хуан обернулся к дону Хенаро, словно запрашивая подтверждения.
Дон Хенаро сидел в прежней позе на прежнем месте. Он просто кивнул в ответ на вопрос дона Хуана.
-   Ты нам покажешь, как это делается? – опять спросил дон Хуан.
Дон Хенаро снова кивнул, а потом поднялся на ноги и принялся собирать вещи. Он тщательно упаковал обратно в мешковину наши наживки, а удочки завернул в циновку.
Когда всё было готово, мы выпили воды, снова взяли жевать по куску мяса, и дон Хенаро куда-то повёл нас.

[Корнак]

Мы спустились с площадки в том же месте, где поднимались. Потом обогнули гору по её склону и, перебравшись через небольшое и неглубокое ущелье, взобрались на вершину другой горы. К моему удивлению, я не чувствовал никакой усталости, хотя двигались мы в хорошем темпе.

Вершина горы оказалась плоской, словно её нарочно срезали. Мы остановились ближе к восточному краю вершины, и дон Хенаро принялся разворачивать свёрток с удочками.
Я вдруг забеспокоился. Прикинув весь наш путь, я понял, что вскоре должны будут опускаться сумерки, а значит, мы не успеем вернуться засветло к хижине дона Хуана. Стало быть, либо мы будем спускаться с гор в полной темноте, что мне совсем не нравилось, либо заночуем где-то по пути. Второй вариант меня устроил бы больше. Но меня волновало то, что у нас с собой не было ни одеял, ни каких либо накидок, чтобы согреться сонорской ночью.
Впрочем, очень быстро эти мысли ушли, и я с интересом наблюдал за действиями дона Хенаро.

Он достал из свёртка с удочками ту, которую смастерил из прутика сам, и положил её рядом с нами. Остальные он завернул в циновку и отнёс в сторону. Туда же он отнёс сумку дона Хуана, наши фляги и сапоги. Потом он вернулся к нам, присел и привязал к леске своей удочки небольшую высушенную тыкву-горлянку, которую снял со своего поясного ремня. Тыква была выдолблена изнутри, а вокруг её горлышка укреплён кожаный поясок с привязанными к нему короткими ленточками разных цветов. Я обратил внимание, что на катушку удочки дона Хенаро была намотана не леска, а что-то напоминающее плетёный шнур из волоса или чего-то подобного.

Дон Хенаро поднялся на ноги. Дон Хуан тоже встал и сказал, что нам нужно отойти в сторону. Мы отошли вправо примерно на восемь ярдов и сели. Я сел лицом к стоящему дону Хенаро, но дон Хуан велел мне развернуться лицом к обрыву, который находился ярдах в пятнадцати от нас. Я сделал вывод, что основное «зрелище» будет происходить именно в той стороне.
Дон Хуан сел справа от меня. Я тихо спросил, могу ли я смотреть и на дона Хенаро. Дон Хуан кивнул.

Какое-то время дон Хенаро стоял, глядя прямо перед собой. Потом откинул фиксатор катушки на своей удочке и стянул пару ярдов шнура прямо перед собой. После этого, придерживая шнур левой рукой и оттягивая его немного в сторону, он замахнулся правой и послал тыкву-горлянку вперёд по воздуху.
Когда летящая тыква вытянула за собой почти весь шнур, лежавший у ног дона Хенаро и готова была упасть, он сделал взмах удочкой и отправил тыкву в обратном направлении. Когда она, позади дона Хенаро, тоже, казалось, готова была упасть, он, взмахнув удилищем, направил её снова вперёд. Потом, - опять назад…
Дон Хенаро, мастерски взмахивая удочкой, не давал горлянке упасть и, освобождая левой рукой всё новые порции шнура с катушки, удлинял траекторию её полёта.
В принципе, в движениях, которые проделывал дон Хенаро, для меня не было ничего нового. Мой приятель, заядлый рыболов, как-то пригласил меня на кастинг нахлыстовиков, и там я видел нечто подобное. Но всё равно было интересно и неожиданно наблюдать всё это в горах, в исполнении дона Хенаро. Да ещё и с тыквой-горлянкой в качестве мухи.

Горлянка, при полёте, издавала специфический звук, который словно гипнотизировал меня. Моё тело, казалось, постепенно цепенело. И я уже не мог оторвать взгляд от дона Хенаро.
Видимо, дон Хенаро решил, что добился нужной длины траектории полёта горлянки. Он выпустил шнур из левой руки, и теперь поднял эту руку примерно на уровень солнечного сплетения и чуть впереди себя. Оставляя спину прямой, он согнул расставленные ноги в коленях и начал покачиваться на них в каком-то равномерном ритме. Точнее, в движениях дона Хенаро присутствовало два ритма. Один, более частый, был ритмом покачиваний на ногах, а другой, медленный, - ритмом взмахов руки. Я даже ощутил их своим оцепеневшим телом, и в первый момент растерялся, поскольку не мог настроить их между собой, - мне хотелось делать взмахи рукой так же часто, как раскачиваться на ногах. Но вскоре моё тело поймало некий общий ритм, и я испытал прилив необычных ощущений, от которых, казалось, закружилась голова.
На какой-то миг мне показалось, что я потеряю сознание, но вместо этого я с изумлением обнаружил, что стою на ногах и выполняю те же движения, что и дон Хенаро. Взгляд мой был направлен прямо передо мной, в пустоту, но каким-то образом я знал, что выполняю эти движения синхронно с доном Хенаро. Краем глаза я заметил, что дон Хуан стоит рядом справа и тоже исполняет этот непонятный танец.

У меня возникло ощущение, что мы трое словно несёмся вскачь по необъятному пространству. Вытянутая вперёд левая рука будто придерживала или даже поглаживала ТО, на чём мы несёмся, а правой рукой, делая взмахи, мы как будто снимали некие пласты с пространства впереди, расчищая себе путь. Во всяком случае, как-то так я ощущал то, что происходит.
Воздух под моей левой рукой постепенно уплотнялся. И вскоре уплотнился до такой степени, что я реально ощущал, будто под рукой находится что-то тёплое и живое. В глазах начало темнеть. Возникло ощущение, что моё тело растягивается вперёд и назад, как если бы оно было почти бесконечной пружиной. Вот пружина вытянулась в прямую нить и, казалось, готова была порваться. Но вместо этого нить превратилась снова в пружину, только с более мелкими и частыми витками. Эта пружина тоже начала растягиваться. Наконец я вообще потерял ощущение тела и себя самого. И в этот момент я почувствовал давление рук на свои плечи.

Я рухнул вниз и тяжело задышал. Всё тело ныло. Казалось, что меня, на полном скаку, сбросило с лошади.
Дон Хуан помог мне сесть и выпрямил мою спину. Моментально стало легче. Мне хотелось что-нибудь спросить у дона Хуана, но я забыл, как надо разговаривать! В других условиях меня это должно было бы испугать, но сейчас испуга не было. Я находился в каком-то трансе. Возможно, причиной этого транса служил тот звук, который производила при полёте тыква дона Хенаро.

Я посмотрел на дона Хенаро. Он продолжал свой танец с удочкой.
Дон Хуан мягко обхватил мою голову ладонями и повернул её в сторону обрыва. Я решил было, что он хочет, чтобы я не смотрел на дона Хенаро, но дон Хуан, как только голова моя оказалась лицом к обрыву, начал разворачивать её в обратном направлении. В поле моего зрения опять оказался скачущий дон Хенаро, однако дон Хуан не прекратил поворачивать мою голову. Он, придерживая локтем мои плечи, чтобы они не разворачивались вслед за головой, отвернул её максимально назад, так, что я увидел пространство позади дона Хенаро.
Когда голова оказалась максимально развёрнутой назад, дон Хуан начал поворачивать её вперёд.
Он проделал это несколько раз. Я не мог понять, чего он добивается. И вдруг, в какой-то момент, у меня возникла странная оптическая иллюзия. Мне показалось, что дон Хенаро размножился. То есть, перед моими глазами на миг возникла целая цепочка из силуэтов дона Хенаро, которые, почти наслаиваясь друг на друга, уходили вперёд и вдаль.
Когда дон Хуан развернул мою голову в обратном направлении, я обнаружил, что такая же цепочка силуэтов возникла и позади дона Хенаро.

Дон Хуан продолжал вертеть моей головой, и силуэты эти всё яснее вырисовывались, пока я не начал воспринимать бесконечный ряд донов Хенаро, уходящий вперёд и назад. Эти силуэты были призрачными, но не одинаковой интенсивности. Чем ближе силуэт находился к настоящему дону Хенаро, тем он был менее призрачным, словно уплотнялся. А чем дальше от дона Хенаро находился силуэт, тем призрачнее он был. При этом возникала ещё одна странная оптическая иллюзия. Эти силуэты словно не подчинялись закону перспективы. То есть, их размер не уменьшался с расстоянием. И над всеми ними, по траектории бесконечно вытянутого эллипса, бешено носилась тыква-горлянка, издающая свист.

Дон Хуан остановил мою голову лицом к обрыву. Но к моему удивлению, силуэты эти никуда не исчезли.
Дон Хуан тихо сказал, что я не должен смотреть на дона Хенаро прямо, а лишь улавливать его боковым зрением. После этого он отпустил мою голову. От неожиданности я покачнулся, и по силуэтам дона Хенаро пробежала извилистая волна.
Восстановив равновесие, я старался сидеть прямо, наблюдая за происходящим боковым зрением.
Ритм движений дона Хенаро изменился. Теперь он прогибал колени только в тот момент, когда правая рука делала взмах назад, заставляя горлянку возвращаться. Это сразу отразилось и на том, что я видел.
Силуэты донов Хенаро, которые уходили вперёд от настоящего дона Хенаро, начали складываться, словно меха бесконечной гармошки. Складываясь, они одновременно уплотнялись, то есть, - теряли свою призрачность. При этом, прозрачность эта терялась тем быстрее, чем ближе силуэт находился к дону Хенаро.
Мне стало интересно, происходит ли то же самое с силуэтами позади дона Хенаро, но я не хотел оглядываться, опасаясь сбить фокус своего видения.

По мере того, как дон Хенаро подтягивал к себе силуэты, вокруг нас образовывалась как будто стена плотного и тёмного тумана. Возникла оптическая иллюзия, что вершина горы была освещена вечерним, но ещё не опустившимся низко к горизонту, солнцем. А весь остальной мир, отделяемый стеной тумана, был погружён в глубокие непроглядные сумерки.

Вскоре все силуэты слились с доном Хенаро, и в этот миг нечто произошло. Возникло ощущение, что в момент, когда силуэты исчезли, изменился и сам дон Хенаро. Мне трудно объяснить это вразумительно. Если бы вместо дона Хенаро был его дубль, как я подозревал утром, то можно было бы сказать, что в этот момент исчез дубль, а появился сам дон Хенаро. Но поскольку никакого дубля не было, то мне оставалось заключить, что вместо одного дона Хенаро просто появился… другой дон Хенаро.
Так который же из них настоящий? – пронеслась у меня мысль. Но мне не удалось на ней сосредоточиться.

[Корнак]

-   Карлитос! – прокричал вдруг дон Хенаро, не глядя на меня. – Не хочешь поймать самого большого духа?
Я вздрогнул. Голос дона Хенаро был обычным, с привычными дурашливыми интонациями.
Дон Хуан подтолкнул меня в бок:
-   Чего ты ждёшь? Хочешь, чтобы он тебе письменное приглашение прислал?
-   Но что я должен делать?
Я на самом деле не понимал, о чём говорит дон Хенаро, и чего от меня хочет дон Хуан.
-   Иди к нему! – снова подтолкнул меня дон Хуан.

Я поднялся и, на занемевших  от сидения ногах, какой-то неловкой трусцой подбежал к дону Хенаро. Он, казалось, уже полностью вышел из ритма, и сейчас стоял и взмахивал удочкой лишь для того, чтобы просто не дать упасть горлянке.
Дон Хенаро, по прежнему не глядя на меня, велел мне зайти слева и стать рядом с ним. Когда я сделал это, он, не прекращая взмахов, ловко перехватил удочку своей левой рукой.
-   Бери удочку, Карлос! – сказал дон Хенаро. – Только не хватайся за неё, как за рычаг стоп крана!
-   Как я должен её взять, дон Хенаро? – не мог понять я.
-   Трепетно! – улыбнулся он. - Возьмись за рукоятку, ниже моей руки.

Я неуверенно дотронулся до рукоятки удочки. Дон Хенаро, на миг, отпустил удочку, но тут же снова крепко ухватился за неё поверх моей руки. Управляя моей кистью, он пояснил.
-   Ты должен делать замах назад в тот момент, когда тыква почти достигнет крайней точки впереди. И делать взмах вперёд, когда она почти достигнет крайней точки сзади…
-   Но я не вижу тыкву, когда она влетает в этот туман! – завопил я, опасаясь, что он теперь отпустит мою руку. Я был уверен, что, без его помощи,  я моментально всё испорчу.

Дон Хенаро стал топтаться на месте. В первый момент я растерялся, поскольку не мог понять, должен ли я повторять и эти его движения. Но потом я каким-то образом узнал, что просто дона Хенаро рассмешили мои слова, однако он не решается смеяться, чтобы не отпустить мою руку.
Нам на выручку пришёл дон Хуан. Я не заметил, когда именно он оказался рядом с нами, но теперь вдруг почувствовал, что он ухватил меня за предплечье, направляя движения моей руки.
Дон Хенаро тут же отпустил меня и отскочил в сторону.
-   Грасиас! – кивнул он головой дону Хуану. – Представляешь, он тут какой-то туман нашёл!
Дон Хуан хмыкнул что-то неопределённое.
-   А мне и смеяться перехотелось! – огорчённо сообщил дон Хенаро после небольшой паузы. – Пойду поссать с горя!
И он на самом деле отошёл в сторону и отвернулся к нам спиной.

Я вдруг осознал, насколько нереальным было то, что проделывал с удочкой дон Хенаро. Моя правая рука уже начинала уставать, а ведь дон Хенаро отмахал удочкой весьма продолжительное время.
-   Не расслабляйся! – приказал мне дон Хуан. – Я сейчас отпущу твою руку, и ты должен будешь двигаться так, как двигался Хенаро. – Вспомни, как он работал ногами!
И чтобы напомнить мне это, дон Хуан прижался к моей спине и, подгибая свои колени, подталкивал ими мои в нужный момент.
Я понял, что мне надо двигаться в том самом сдвоенном ритме, в котором двигались недавно мы трое. То есть, ритм подгибания колен не должен совпадать с взмахами рукой.
-   Из-за этого тумана я не вижу, когда нужно делать взмахи! – пожаловался я.
-   Нет никакого тумана! – почти свирепо возразил дон Хуан. – И тебе не надо ничего видеть. Просто чувствуй!
И он сильно поддал мне коленями.

Мы выполнили ещё несколько приседаний.
-   Однако ж, как вы замечательно смотритесь! – услышал я голос дона Хенаро. – И как подходите друг другу… Вы случайно не родственники? Или…
Дон Хенаро не закончил фразы, а я вдруг осознал, как двусмысленно мы с доном Хуаном выглядим со своими приседаниями. Я едва не расхохотался, но тут дон Хуан отпустил мою руку и отошёл в сторону. Мне пришлось забыть о смехе, чтобы сконцентрироваться на ритме.
Я довольно быстро вошёл в него. Оказалось, что для того, чтобы правильно выполнять движения, мне нужно было вспомнить те ощущения, которые я испытывал, когда мы все трое исполняли этот странный танец.
Дон Хуан оказался прав, - мне совсем не нужно было наблюдать за полётом горлянки. Едва я поймал ритм и перестал беспокоиться, всё происходило само собой. Даже исчезла усталость руки и напряжение в коленях. Единственное, меня беспокоил звук, издаваемый горлянкой. Она летала в воздухе правее меня, и звук воздействовал на моё правое ухо сильнее, чем на левое. Это создавало какой-то дискомфорт.
Я вспомнил, что дон Хенаро запускал горлянку по траектории вытянутого эллипса, в центре которого находился он сам, и мне захотелось сделать то же самое. Я принялся, при замахе рукой назад, отводить кисть с предплечьем немного влево. И теперь, возвращаясь назад, тыква пролетала слева от меня. Издаваемый ею звук приобрёл стереоскопичность.
-   Смотри-ка! – донёсся голос дона Хенаро. – А Карлитос у нас находчивый сукин сын!

В его тоне звучала явная похвала. Мне стало приятно, и я в тот же момент выскочил из ритма. Пытаясь снова в него войти, я сильнее и резче сделал замах назад, и чуть было не выронил удочку. Шнур натянулся, словно струна и дёрнул удочку вперёд. Я машинально рванул её назад, но шнур оставался натянутым, будто горлянка зацепилась за что-то.
-   Не рви! Не рви! – закричал дон Хуан и, подскочив ко мне, крепко захватил мою руку.
Он опустил удочку в горизонтальное положение и велел мне наматывать шнур на катушку. К моему изумлению, шнур оставался натянутым и двигался из стороны в сторону, словно на другом его конце действительно было что-то живое, что сопротивлялось моим попыткам подтащить его. У меня даже мелькнула сумасшедшая мысль, а не зацепил ли я ненароком какую-нибудь птицу. А потом возникла иллюзия, будто я стою на мосту над рекой и, глядя вниз с моста, ловлю рыбу. Тёмный туман в этой иллюзии выглядел, как поверхность воды…
-   Я должен это увидеть первым! – воскликнул дон Хенаро и, трусцой, побежал вперёд.

Дон Хуан остался рядом со мной. Мне тоже не терпелось увидеть, что же там, - на другом конце шнура.
Дон Хенаро остановился у стены тумана и принял смешную позу, словно готовился вцепиться в то, что появится. Он согнул ноги в коленях, изогнул дугой спину и выставил вперёд полусогнутые руки с расставленными наподобие когтей пальцами.
Я каким-то образом почувствовал, что горлянка вот-вот появится из стены тумана. И в это время дон Хуан схватил мою руку и помог мне сделать подсекающее движение. Шнур вылетел из стены тумана, словно то, что его держало, не имело за этой стеной никакой силы.

Что-то шлёпнулось на камни, быстро пролетев мимо дона Хенаро. Шнур повис. Дон Хенаро моментально повернулся, одним прыжком покрыл отделяющее его от конца шнура расстояние и, словно большой кот, прыгнул на то, что было на конце шнура. Мне оно показалось белым и плоским.
-   Я поймал! – объявил дон Хенаро.
-   Что мне теперь делать? – посмотрел я на дона Хуана.
-   Пойдем, посмотрим что там, - пожал он плечами.

Я положил удочку на камни и пошёл следом за доном Хуаном. Дон Хенаро сидел на корточках и, держа перед собой то, что теперь мне виделось, как кусок белой глазурованной плитки, разглядывал его.

Я с удивлением обнаружил, что туман исчез. И солнце освещало теперь не только вершину горы, но и окружающий ландшафт. По моим прикидкам было около пяти часов вечера.
Мы подошли к дону Хенаро. Он протянул мне свою добычу. Это оказался обыкновенный лист бумаги. Я посмотрел на него и вдруг обнаружил, что это мой рисунок лошади. Тот самый, который я нарисовал по просьбе дона Хуана в последний свой приезд.
-   Странно… - произнёс дон Хуан, заглядывая через моё плечо.
Голос его звучал вполне серьёзно. Дон Хенаро тоже не проявлял своей обычной дурашливости. Оба они пристально смотрели на меня.
-   Но что всё это значит? – спросил я.
-   Ты поймал духа, - ответил дон Хенаро таким тоном, словно его слова сразу всё объясняли.
-   Это ты его прицепил? – подозрительно спросил я.
-   Я? – дон Хенаро казался искренне удивлённым. – Да я даже кактус не смогу нарисовать! А тут, - лошадь. Да ещё написано…
-   Это его рисунок, - сказал ему дон Хуан, кивая на меня.
-   Так это ты сам его прицепил? – как-то разочарованно уставился на меня дон Хенаро.
-   Это, наверное, он, - неуверенно кивнул я на дона Хуана.
Хотя это было невозможно. Ведь дон Хуан подошёл к дону Хенаро вместе со мной.
-   Прекрати эту разумную чепуху! – приказал дон Хуан. – Ни я, ни Хенаро ничего не цепляли. И так же, как и ты, мы понятия не имеем, каким образом здесь оказался твой рисунок и почему именно он.
-   Но как это всё получилось?
-   Боюсь, этого я не смогу тебе объяснить. А если бы и смог, то ты, наверняка, не понял бы.
-   Но объяснение всё-таки существует? – не унимался я.
-   Существует, - где? – взглянул на меня дон Хуан.
-   Что значит, - где? – не понял я.
-   Где существует это объяснение?
-   Вообще! – повёл я руками в воздухе. – Вообще, существует объяснение тому, что произошло?
-   Ты это серьёзно? – уставился на меня дон Хуан, как мне показалось, удивлённо.
-   Вполне! – подтвердил я.
-   Но объяснения не существуют сами по себе! – воскликнул дон Хуан. – Объяснения существуют где-то, например, - в книгах. Или у кого-то. Например, - у Хенаро.

Я взглянул на дона Хенаро, а он посмотрел на меня и состроил гримасу, которая должна была означать, что если объяснения у кого-то существуют, то только не у него.
-   И нет никаких объяснений, - вообще! – закончил дон Хуан, пародируя мой жест руками. – Это о мире ещё можно было бы сказать, что он существует вообще. А объяснения всегда принадлежат кому-то конкретному.
Я уже собрался что-то возразить, но меня опередил дон Хенаро.
-   Карлитос! – сказал он. – Вместо того чтобы спорить с ним, ты лучше подумай о том, как тебе отблагодарить это место!
-   Действительно! – подхватил дон Хуан. – Маг не должен быть неблагодарной свиньёй!
Мне вовсе не хотелось быть неблагодарным. Но я даже не представлял, как мне отблагодарить это место. Я спросил у них об этом.
-   Ну, поскольку тащить сюда какой-нибудь крестик было бы накладно, и поскольку у нас нет с собой барашка, чтобы принести его в жертву, то нужно выполнить какой-нибудь магический ритуал! – заявил дон Хенаро. И, обращаясь к дону Хуану, спросил:
-   У тебя есть на примете какой-нибудь подходящий случаю магический ритуал?
-   У меня – нет, - ответил тот. – А у тебя?
-   Тоже нет, - мотнул головой дон Хенаро. А потом, явно пародируя мою манеру задавать вопросы, спросил:
-   А не было ли у магов древности какого-нибудь подходящего случаю магического ритуала?

Оба они рассмеялись. Я уже готов был присоединиться к их веселью, как вдруг дон Хенаро воскликнул:
-   Стоп! А куда подевалась моя тыква?!
Действительно, тыквы-горлянки дона Хенаро не было на шнуре. Я посмотрел на свой рисунок. Лист был таким, каким я вырвал его из блокнота, - никаких лишних дырок или загибов. Было непонятно, каким образом он вообще удерживался на шнуре.
Дон Хенаро хмуро объявил, что он считает исчезновение горлянки невосполнимой утратой, и никуда не уйдёт отсюда, пока мы её не отыщем.
В поисках исчезнувшей тыквы мы осмотрели всё пространство от того места, где я стоял, до обрыва. Потом, на всякий случай, осмотрели пространство и позади. Тыквы нигде не было. Я высказал предположение, что она, скорее всего, упала на дно ущелья, поскольку загадочная смена тыквы на мой рисунок произошла где-то над обрывом, за стеной тумана.
-   Вот чёрт! – воскликнул дон Хуан. – Да не было никакого тумана!
-   Конечно, был! – возмутился я, - Даже дон Хенаро, когда готовился поймать рисунок, остановился у самой границы тумана, а не пошёл дальше!
Дон Хенаро промычал что-то неопределённое.
-   Хенаро, ты видел туман? – спросил его дон Хуан.
-   Никак нет! – вытянувшись по-военному, отрапортовал дон Хенаро, - Я не видел никакого тумана!
-   Но тогда почему ты остановился у самой его границы? – спросил я. – Почему не пошёл дальше?
-   Потому, что дальше идти было некуда! - преувеличенно угрюмо ответил дон Хенаро и посмотрел мне прямо в глаза.
-   Что ты хочешь этим сказать? – растерялся я и отвёл взгляд. Потом посмотрел на дона Хуана:
-   Что дон Хенаро имеет в виду, говоря, что дальше некуда было идти?
-   А что ты меня спрашиваешь? – скучным голосом сказал дон Хуан. – Спроси об этом Хенаро!
-   Что ты имеешь в виду? – спросил я дона Хенаро.
-   То, что и сказал, - пожал плечами дон Хенаро. – Дальше ничего не было.
-   Ты точно уверен, что видел туман? – спросил меня дон Хуан.

Я ответил, что я уверен в этом так же, как в том, что сейчас его перед собой не вижу.
Они рассмеялись. Видимо моё сравнение показалось им забавным. Потом дон Хуан сказал:
-   Хенаро не мог идти дальше потому, что дальше не было этого мира.
-   Но что же тогда там было? – изумился я.
-   Так ведь Хенаро тебе уже ответил! – воскликнул дон Хуан. – Там ничего не было! Или можно так сказать: там было, – ничего.
-   То есть, как? – совсем запутался я. – Что-то ведь должно было быть?
-   Именно поэтому ты и видел туман! – заявил дон Хуан. – Ты просто даже представить себе не можешь, как это может быть, чтобы ничего не было. И тогда твой тональ создал из этого ничего хотя бы что-то, - туман.

Я, кажется, начинал что-то если не понимать, то ощущать. Но не мог не задавать вопросов.
-   Ну, хорошо, дон Хуан, - проговорил я. – Пусть я видел туман на месте этого ничего. А что видел ты?
-   Я видел ничего, - медленно и настойчиво повторил дон Хуан.
-   Ладно, - вздохнул я. – Но в виде чего, какой формы было это ничего?
-   Карлос, ты спятил? – возмутился дон Хуан. – Какая ещё форма может быть у ничего?
-   Ты видел пустоту? – уточнил я.
-   Нет, чёрт возьми! Если бы я видел пустоту, то я бы так и сказал.
-   Но как можно видеть ничего?! – я начинал приходить в отчаяние от этого разговора.
-   Я знаю! – воскликнул вдруг дон Хенаро.

До сих пор он сидел с каким-то отсутствующим выражением лица, как будто что-то обдумывал своё и совсем не слушал нас с доном Хуаном.
Мы с доном Хуаном выжидающе уставились на дона Хенаро. Я ждал, что он объяснит мне, что же именно видели они с доном Хуаном там, где я видел туман.
Дон Хенаро какое-то время молчал, словно подбирая слова. Потом сказал:
-   Мою тыкву забрали духи! В качестве вознаграждения за то, что они сделали для Карлоса. Так что, ему теперь незачем совершать здесь благодарственный ритуал. Он им ничего не должен!
Дон Хенаро сделал небольшую паузу и закончил:
-   Зато теперь он должен мне! За мою тыковку…
При этом он состроил такую уморительную гримасу, что я не выдержал и рассмеялся.
Дон Хуан тоже засмеялся, а потом сказал дону Хенаро:
-   Теперь Карлос должен будет и тебе нарисовать лошадь!
-   Нет! – возразил дон Хенаро. – Не хочу лошадь! Меня устроил бы ослик. Только чтобы было точно видно, что это ослик, а не какая-нибудь ослица!
Мы все вместе посмеялись, а потом дон Хуан сказал, что нам пора возвращаться. Вдвоём с доном Хенаро они быстро собрали наши вещи, я взвалил на плечо сапоги, и мы пустились в обратный путь.

[Корнак]

То ли мы возвращались не тем маршрутом, которым пришли сюда, то ли просто потому, что мы не поднимались в горы, а спускались с них, обратный путь показался мне быстрее. И когда совсем стемнело, мы остановились на вершине того самого холма неподалеку от хижины дона Хуана, на котором дон Хуан когда-то объяснял мне разницу между пониманием и знанием.
-   Ты везунчик, Карлитос! Сегодня у тебя просто экскурсия по местам силы! – не преминул пошутить дон Хенаро.

Дон Хуан предложил отдохнуть у подножия холма. И хотя до хижины оставалось совсем немного, я обрадовался его предложению. С того места чуть ниже вершины холма, где мы присели отдохнуть, открывался прекрасный вид на пустыню и хижину дона Хуана, которые были залиты фосфоресцирующим лунным сиропом.

Мы удобно расположились в небольшой ложбине на склоне холма. Фактически, это углубление в холме позволило нам принять весьма комфортную полулежащую позу. А я ещё и пристроил сапоги себе под шею, что создало дополнительное удобство.

Я закрыл глаза и почувствовал, как уже и раньше случалось, что земля несётся вокруг солнца. Каждой своей частью я ощущал это её движение. Мне было спокойно и хорошо. А всё, что произошло за этот странный день, я оставил для обдумывания на потом. Сейчас меня не волновало ничто. Даже то ничего, которое видели дон Хуан с доном Хенаро на месте тумана…

-   Кого это принесло, интересно? – услышал я голос дона Хуана и открыл глаза.
Я сидел крайним слева. Дон Хуан был справа от меня. Я посмотрел на него. Дон Хуан пристально смотрел вперёд. Я перевёл взгляд в том же направлении и увидел, что в хижине дона Хуана светятся все окна.
-   Может, это Висенте приехал? – предположил дон Хенаро.
-   Висенте никогда не является без предупреждения! - возразил дон Хуан. – Скорее всего, это эти мужеподобные бабы. Вот уж кого мне сейчас меньше всего хотелось бы видеть.
Я догадался, о ком говорит дон Хуан, и ухмыльнулся. Некоторые из женщин его отряда, на самом деле, были пугающе мужеподобными.
-   Карлос, - обратился ко мне дон Хуан. – Можешь сходить посмотреть, кто там? И если это они, скажи им, что я ушёл в горы на всю неделю. Пусть убираются.
-   А если там кто-то другой? – спросил я, поднимаясь на ноги.
-   Да кто ж там ещё может быть! Наверняка, - они! – поддержал дона Хуана дон Хенаро.
Внутри я тоже почему-то был уверен, что в хижине сейчас женщины из когорты дона Хуана. Только не знал, кто именно из них. Я начал спускаться вниз.
-   И скажи им, пусть выключат свет! – крикнул мне вслед дон Хуан. – Жгут электричество, а платить мне приходится…

Я, лёгким бегом, быстро преодолел расстояние до хижины и остановился у самой веранды.
Первым делом я обошёл хижину вокруг, пытаясь заглянуть в окна. Но все окна были плотно зашторены. Изнутри не доносилось ни звука.
Я, стараясь не создавать шума, зашёл в дом и, миновав прихожую, оказался в гостиной. Здесь никого не было. Всё было так, как мы и оставили перед уходом. Скатерть со стола была не убрана. Посуда, оставшаяся после нашего завтрака была сгружена в рукомойник. Моя походная сумка висела на вешалке у зеркала.
Я открыл дверь на мужскую половину. Здесь тоже горел свет, но никого не было. Впрочем, у меня возникло какое-то нервирующее ощущение, что я здесь не один. Чтобы прогнать его, я подошёл к своему небольшому письменному столу, который привёз как-то из Лос-Анджелеса, чтобы не возвращаться туда всякий раз, когда у меня возникало желание записать очередную главу для книги или отредактировать уже написанное.
Над столом висел мой рисунок лошади в широкой, но изящной раме. Я сам выбирал раму, стараясь, чтобы она не была слишком тяжёлой для моего скромного рисунка. И в то же время мне хотелось как-то отметить рисунок, - слишком большую и важную роль он сыграл в моей жизни. Именно поэтому я оставил его здесь, где и происходили связанные с ним события. Мне казалось, что в Лос-Анджелесе он утратит некую свою сакральность.

Из задумчивости меня вывел взгляд, брошенный на мою пишущую машинку. С неё был снят кожаный чехол, защищающий её от пыли. Я разозлился. Теперь я знал, кто был или до сих пор находится в доме. Все, кто бывал здесь, знали, что мою пишущую машинку трогать запрещено. Для всех это было словно табу. И только Зулейка позволяла себе забавляться с нею, печатая одним пальцем какие-то нелепые стихи на бумаге, которую у меня же и таскала из ящика.
Я перевёл взгляд на ящик, где хранил бумагу для машинки. Так и есть! Ящик был прикрыт не плотно. Я никогда его так не оставлял.

Миновав гостиную, я решительно прошёл на женскую половину дома. Но там тоже никого не было. Тогда я вышел в кухню. Там, у стола, сидели Зулейка с Зойлой и играли в карты.
Я принялся отчитывать их за то, что они оставили зажжённым свет во всех комнатах и за то, что пользовались моей машинкой. Я пылал праведным гневом, но они не обращали на меня никакого внимания. Это меня начинало бесить. Мне хотелось оттаскать их за волосы, но я сдерживался. Хотя дон Хуан, в качестве специальной практики, и приказал всем членам своей партии слушаться меня так, как будто я являюсь их новым нагвалем, я старался держаться на расстоянии от женщин. Особенно от этих двух, которые, по моему мнению, были совсем безумны. С мужчинами было значительно легче. Они добросовестно играли свои роли, а я никогда не злоупотреблял своим положением.
Зулейка сердито швырнула карты на стол и вышла из кухни. Я догадался, что она отправилась выключать свет в других комнатах.
Сообщив Зойле, что дон Хуан с доном Хенаро будут отсутствовать всю неделю, я велел им в течение часа убраться из дома, поскольку их присутствие является помехой моим занятиям сновидением. После этого я вышел из дома через чёрный ход.

Я был уверен, что женщины послушаются моего указания. Как бы они не относились ко мне лично, но они соблюдали требование дона Хуана подчиняться мне, как нагвалю.

Я, так же легко, пробежал расстояние до холма.
Дон Хуан и дон Хенаро дремали. Я рассказал им, кто находится в доме, и сказал, что мы сможем вернуться через час.
Устроившись на своём месте, я закрыл глаза.
И тут же буквально распахнул их и, вскочив на ноги, начал выполнять бег на месте, чтобы придти в себя.
Меня охватило жуткое возбуждение. Я не мог понять, что только что произошло.
Бежать на месте на пологом склоне холма было крайне неудобно, и я очень скоро остановился.
-   Если тебя ужалила змея, то надо бежать к доктору, а не на одном месте! – услышал я голос дона Хуана.
Он и дон Хенаро сидели и с интересом наблюдали за мной. Я тоже сел.
-   Где я только что был? – произнёс я растеряно, не обращаясь ни к кому конкретно.
-   Только что ты исполнял танец посвящения в мужчины нанайских мальчиков, - авторитетным тоном объявил дон Хенаро.
-   Если под «только что» ты имеешь в виду минуту назад, - отозвался дон Хуан, - то могу сказать, что ты лежал. А потом подскочил, словно тебя кто укусил.
-   А до этого? Что я делал до этого? – возбуждённо спросил я и даже ухватил дона Хуана за рукав.
-   Да что с тобой? – удивился он и мягко освободил свою руку. – Мы сели здесь. Ты пристроил себе под голову сапоги, полежал так минут пять, а потом вскочил, будто сумасшедший. Что стряслось? Тебе кошмар приснился?
Я задумался. То, что со мной произошло, не было похоже ни на сон, ни на сновидение. Эти состояния я мог отличить от реальности. Даже когда сновидел наяву. То, что я пережил, было абсолютно, совершенно реально!
Дон Хенаро пересел так, чтобы видеть меня. Они с доном Хуаном явно ждали, что я расскажу, что со мной произошло.
Больше всего меня самого поразило то, что я в течении этого происшествия, - чем бы оно там ни было, - никак не среагировал на те несоответствия реальности, которых было более, чем достаточно.
Во-первых, никакого электричества в хижине дона Хуана никогда не было. Во-вторых, хижина в этом «видении» была больше похожа на дом. Она была гораздо просторнее и благоустроеннее. Более того, в хижине дона Хуана на самом деле не было никакой мужской или женской половины, никакого стола со скатертью, никакого рукомойника, зеркала и уж тем более моего письменного стола с пишущей машинкой. Рисунок… В этом месте своего пересказа я сунул руку в карман. Рисунок лежал там. Я даже вынул его, чтобы в лунном свете убедиться, что это тот самый рисунок.
Дальше. В хижине дона Хуана, кроме дона Хенаро, никогда никто не бывал из членов его партии. Ни мужчины, ни женщины. Во всяком случае, я лично никогда их там не видел. Никогда дон Хуан не устраивал этой нелепой игры со мной в роли главного нагваля. И никогда дон Хуан не называл женщин своего отряда бабами.
-   Что это было, дон Хуан? – спросил я, закончив рассказывать. – Это могло быть каким-то необычным сновидением?
-   Хенаро, могло это быть каким-то необычным сновидением? – переадресовал мой вопрос дон Хуан.
-   Я не знаю, - пожал плечами дон Хенаро. – Может быть, и могло. Но я бы не стал это так называть.
-   И я бы не стал, - поддержал его дон Хуан, глядя на меня. – Но ведь ты и сам не очень уверен, что это было сновидение, правда?
-   Я просто не знаю, что и думать! - признался я.
-   А ты не думай! – посоветовал дон Хуан. – Ты попробуй вспомнить.
-   Вспомнить? – удивился я. – Что я должен вспомнить?
-   Вспомни то, что тебя больше всего поразило.
-   Но в том и дело, что в тот момент меня ничто не поражало! – возразил я возбуждённо. – Всё было очень естественно. Поэтому я и думаю, что это было какое-то необычно мощное сновидение.
-   Ну-ну! Спокойнее! – осадил меня дон Хуан. – Давай-ка, вспоминай опять. Всё было естественно?
-   Более чем! – уверенно ответил я.
-   Всё выглядело реально?
-   Всё было очень реально! – горячо подтвердил я, делая акцент на слове очень.
-   А ты? – спросил дон Хуан.
-   Что, - я?
-   Каким был ты?

Вопрос дона Хуана застал меня врасплох. Я не знал, что сказать. И вдруг ответ вылетел из моих губ, словно помимо моей воли:
-   Меня там не было! – воскликнул я.
-   Карлитос рехнулся! – констатировал дон Хенаро и, «застрелив» себя пальцем в висок, покатился вниз по холму.
Я думал, что мы начнём смеяться, но дон Хуан совершенно серьёзно смотрел мне прямо в глаза.
-   Дальше! – каким-то шипящим голосом потребовал он.
Я уже хотел было признаться, что сам не знаю, почему так сказал, как вдруг меня пронзило осознание, что вылетевшие из меня слова были правдой. Меня не было там. Там был какой-то другой я. Я, для которого понятным и естественным было всё то, что для меня казалось несуразностью. Там был я, который на самом деле привёз письменный стол и машинку в хижину дона Хуана. Я, который зачем-то вставил в рамку свой рисунок и, главное, он знал, почему он это сделал, а я, - не знал. Там был я, который являлся нагвалем в непонятной игре дона Хуана с членами его отряда. Но это не был я!
-   Там был мой дубль? – хрипло спросил я у дона Хуана.

Дон Хенаро, который уже почти вскарабкался по склону холма, покатился обратно, завывая от хохота. А дон Хуан, тоже посмеиваясь, провёл ладонью по моей голове от макушки до лба, словно хотел натянуть мне на глаза козырёк воображаемой кепки.
-   Ты просто гений в деле одурачивания себя! – сказал он, покачивая головой. – Сначала туман, теперь, – дубль…
-   Но кто же тогда это был? – спросил я.
-   Это был ты, кто же ещё?! – воскликнул дон Хуан.
-   Я? Но это был не я!
И тут вдруг меня осенило:
-   Это был другой я? Да, дон Хуан? Это был я из будущего?
-   Прекрати молоть чепуху! – строго остановил меня дон Хуан. – Нет никакого будущего! Но если тебя утешит и на время успокоит твой разум, можешь считать, что это действительно был другой ты. Только имей в виду, что таких «других ты», - много.
-   Как много? – спросил я.
Дон Хуан приставил свой лоб к моему лбу и прошептал:
-   Бесконечно много…

По моему телу пробежали мурашки. И я вдруг почувствовал бесконечную усталость. Этот день, похоже, всё-таки измотал меня. Я представлял себя айсбергом, подводная, скрытая часть которого была огромной по сравнению с верхушкой. И эта подводная часть, тот невыразимый опыт, который я получил сегодня и ещё не успел осознать, давил меня. Верхушка айсберга просто хотела спать…

Я прилёг, устроив голову на сапогах. Дон Хенаро вскарабкался наконец-то на холм и сел рядом с доном Хуаном. Я воспринимал окружающее в какой-то сладостной полудрёме. Дон Хуан говорил:
-   Я ведь уже предупреждал тебя, что следующая твоя книга будет ни о чём ином, а о реальности. И, возможно, это будет жизненно важно для тебя. Сегодня весь день ты сталкивался напрямую с эффектами, фокусами или проделками этой самой реальности, - называй, как хочешь. Ты мало что понял, да тут и невозможно что-либо понять. И если ты станешь пытаться что-то объяснить, примешься рассуждать о «другом я» и о бесконечном множестве этих я, если ты будешь рисовать какие-то схемы и выстраивать разумные гипотезы, чтобы прийти, как ты любишь говорить, к определённым выводам, то эта глава твоей книги выйдет никуда не годной. И когда всё это прочитают твои умные сограждане, то начнутся бесконечные разговоры о том, что реальность многомерна или многомирна…
-   И ещё, что она эта… ну, как оно? – вставил дон Хенаро. – Что реальность, типа…
Он щёлкал пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить нужное слово.
-   Фрактальна, - вяло подсказал я.
Я понятия не имел, ни откуда я знал это слово, ни о том, что оно означает. Но я знал, что дон Хенаро хотел произнести именно его.
-   Точно! – подтвердил дон Хенаро.
-   Но самое паршивое и, одновременно, самое загадочное то, - продолжал дон Хуан, и голос его звучал, как колыбельная для меня,   – Что действительность этих разговоров и споров про реальность, как обычно, перевесит таинственность и непостижимость самой реальности. И даже ты сам, что весьма вероятно, будешь захвачен этой действительностью. Она истощит тебя, вынуждая поддерживать её всеми силами. И в итоге у тебя не будет не только ответов. В итоге, у тебя не останется силы даже для вопросов. Как сейчас. С единственной разницей, что теперь у тебя остаётся энергия, хотя и нет никаких вопросов.
-   Есть… - вяло возразил я, почти засыпая. – Один есть… Ты не знаешь, на кой чёрт я целый день таскал за собой эти дурацкие сапоги?

[Корнак]

Глава девятая
… ползущий по склону …



Меня разбудила песня.
За какой-то миг до того, как открыть глаза, я осознал, что лежу на спине, ощутил странную тяжесть у себя на животе и ещё понял, что моя правая рука расположена так, что предплечьем закрывает глаза. Последнее было весьма кстати. Потому что рука создавала тень и, когда я открыл глаза, свет утра не ослепил меня.

Я, всё ещё не снимая с глаз руки, осторожно посмотрел вправо. Рядом со мной никого не было. Дон Хуан и дон Хенаро, видимо, уже успели проснуться и ушли. Я огорчился, что они меня не разбудили.

Солнце едва поднялось над горизонтом, но уже раскаляло пустыню.
Я неуклюже сел. С моего живота скатился весьма увесистый булыжник и, прокатившись по промежности, упал в высохшую траву. Я придержал булыжник пяткой левой ноги, не дав ему скатиться дальше вниз по склону холма.
Под рубашкой, в районе живота, я обнаружил горсть листьев и сообразил, что дон Хуан и дон Хенаро, должно быть, ушли ещё ночью. Обычно, если я начинал мёрзнуть во время наших ночных походов, дон Хуан давал мне подержать за пазухой горсть листьев. Вероятно и на этот раз он, перед уходом, положил мне на живот листья. Меня тронула его забота. Только булыжник оставался непонятным для меня явлением.

Дон Хуан и дон Хенаро забрали с собой все вещи. Не взяли они только сапоги, которые лежали у меня под головой.
Снова послышалась песня. Звуки доносились явно с той стороны, где была хижина дона Хуана. Я принялся всматриваться туда, прикрывая ладонью глаза от света солнца, которое всходило левее хижины и било прямо в глаза.
Мне показалось, что на веранде хижины я различаю какие-то силуэты. Однако я не мог сказать этого наверняка. Возможно всё дело было в причудливой игре света и тени.

Песня звучала странно. С такой громкостью и отчётливостью её явно не было бы слышно, если бы она пелась у хижины дона Хуана. Казалось, что певец должен был располагаться в каких-нибудь ста ярдах от холма. И, одновременно, у меня была полная уверенность, что звуки доносятся именно из хижины дона Хуана.

Меня мучила жажда. И я решил сходить к источнику у холма, в надежде, что найду там пригодную для питья воду. Но, едва поднявшись на ноги, я тотчас упал. Видимо во время сна я отлежал ноги, и теперь, на покатом склоне холма, они мне плохо повиновались.
Вообще, я чувствовал себя не отдохнувшим, а каким-то разбитым. Возможно причина была в том, что я успел перегреться на солнце.

В каком-то полусогнутом положении, почти на четвереньках, я начал огибать холм. Преодолев таким способом десятка полтора ярдов, я вдруг передумал и решил возвращаться к хижине.
Тут я вспомнил, что оставил сапоги на том месте, где спал. Мне пришлось вернуться за ними. После чего, волоча за собой сапоги, я сполз с холма и побрёл в сторону хижины. Песни больше не было слышно…

На пороге хижины сидел дон Хенаро. Он театральным жестом снял и надел свою шляпу, приветствуя меня. Я вяло махнул ему рукой, бросил сапоги у веранды и направился к колодцу.
Вода привела меня в чувство. Правда, выпить пришлось едва ли не полведра. Оставшуюся воду я вылил себе на голову.
Вернулся на веранду я уже совершенно бодрый. Дон Хенаро велел мне сесть под рамадой и сообщил, что сейчас принесёт мне завтрак. Он скрылся в хижине.
-   А где дон Хуан? – крикнул я ему вслед.
-   Твоя сиська потерялась? – преувеличенно обеспокоенным тоном спросил дон Хенаро, выглянув из дверного проёма. Но не сдержался и рассмеялся:
-   Хуан ушёл. А если честно, так он просто сбежал!

Я хотел узнать, от чего именно сбежал дон Хуан, но дон Хенаро уже исчез. Кричать я не стал.
Дон Хенаро принёс чай на травах и горячие тортильи с сыром и помидорами. Это было удивительно, - словно он знал, что я скоро приду, и заранее всё приготовил так, чтобы ничего не успело остыть.
Дон Хенаро видимо почувствовал моё удивление.
-   Я специально начал петь, чтобы ты поскорее проснулся! – сказал он и подмигнул мне.
-   Так это ты пел! – изумился я, вспомнив про разбудившую меня песню.
-    Кто же ещё? – словно бы слегка обиженно ответил он. – Хуан ведь удрал!
Я закашлялся. И рассмеялся над своей реакцией. Мне захотелось сразу спросить, от кого удрал дон Хуан, и каким образом дону Хенаро удавалось петь так, что его пение разбудило меня на холме. Кроме того, одновременно с этим у меня, при виде завтрака, начала обильно выделяться слюна. В итоге, вместо вопросов, у меня получился кашель сквозь смех.

Дон Хенаро похлопал меня по спине и помог снова принять вертикальное положение.
-   Давай-ка, поедим, - предложил он.
-   Погоди, дон Хенаро! - попросил я хрипло. – Скажи только, что это значит, что дон Хуан, - удрал?
-   Это значит, что сегодня я буду твоим наставником! – важно выпрямился дон Хенаро.
Я забеспокоился. Наставничество дона Хенаро не несло с собой ничего утешительного для меня. И хотя сейчас был день, а наиболее пугающим для меня дон Хенаро становился в сумерках или ночью, но я ведь не знал, вернётся ли дон Хуан до наступления темноты.

Я испуганно посмотрел на дона Хенаро. Он глядел на меня с самым невинным выражением лица. И это меня ещё больше испугало.
Наконец дон Хенаро не выдержал и рассмеялся:
-   Может тебе уже начать снимать штаны?

Потом он успокоился и объяснил, что дон Хуан ушёл, предвидя те вопросы, которые посыплются из меня после всего пережитого, как зёрна из пересохшего стручка бобов.
-   Кстати, именно поэтому я и начал тебя будить песней, - чтобы ты не слишком пересох на солнце! – улыбаясь, закончил он.
-   Дон Хуан не хотел отвечать на мои вопросы? – огорчённо спросил я.
-   Этот старый чёрт придумал ещё хуже! – почему-то вполголоса доверительно сообщил мне дон Хенаро. – Он оставил меня. Чтобы на твои вопросы ответил я! Ты можешь себе такое представить?
Я довольно откровенно заявил, что такого я себе представить не могу. А потом спохватился, что мог ведь обидеть дона Хенаро своим непризнанием его мастерства по части объяснения чего-либо.
Но он улыбался.
-   Давай, в конце концов, завтракать! – словно спохватился дон Хенаро. – А то придется снова всё разогревать…

[Корнак]

Мы поели в полном молчании. После того, как мы позавтракали, дон Хенаро собрал посуду и унёс её в хижину. Вернувшись, он уселся напротив меня и, потирая ладони, словно его охватило нетерпение, предложил:
-   Ну, начинай же уже свои вопросы!

Я улыбнулся. Дон Хенаро походил на ученика, которому преподаватель, в своё отсутствие, поручил провести занятия в классе. Но вопросов у меня как будто и не было. Или просто ещё не успел включиться некий мой механизм, который побуждал меня задавать вопросы. Поэтому, чтобы просто не расстраивать дона Хенаро, я задал вопрос, на который даже не надеялся получить ответ.
-   Что такое реальность, дон Хенаро? – спросил я.
-   Н-даа… - протянул он. – Хуан, конечно, предупредил меня, что ты станешь задавать совершенно дурацкие вопросы. Но не настолько же!

Он, склонив голову влево, взглянул на меня, словно обескураженная птица. Потом улыбнулся.
-   Но поскольку я взялся на них отвечать, то я тебе так скажу. Никто и никогда не объяснит тебе, что такое реальность. Ты мог бы уже и сам догадаться! Ведь если необъясним нагуаль, который, вне всякого сомнения, является реальным, то, что можно сказать о самое реальности? Ничего! Но ты ведь даже не сумел вчера увидеть это самое ничего. Так чего ж ты ждёшь от моих объяснений? Ещё большего тумана?

Он вдруг вскочил на ноги, изобразил звук гонга и, выскочив на площадку перед верандой, принялся изображать тренировку боксёра. Он, какое-то время, весьма мастерски колотил невидимую боксёрскую грушу, потом попрыгал на невидимой скакалке, а затем принялся бежать на месте, потряхивая опущенными вниз кистями рук, словно расслабляя их. После чего он издал ещё один звук гонга и крикнул мне:
-   Итак, - второй вопрос!

Я улыбнулся. Пантомима дона Хенаро, как обычно, была выше всяких похвал. Во всём этом было что-то чрезвычайно серьёзное, изящное и, одновременно, очень комичное.
-   Ладно, дон Хенаро, - сказал я. – Раз уж ты сегодня взялся отвечать на вопросы, то может быть объяснишь мне, как это могло случиться, что вчера на холме я каким-то образом раздвоился? И кто был этот другой я?
-   Иди сюда! – велел дон Хенаро, который всё это время не прекращал своей «разминки». В данный момент он снова колотил боксёрскую грушу.

Я поднялся на ноги и спустился с веранды.
-   Ближе! – приказал дон Хенаро.
Я обратил внимание, что он на самом деле полностью выкладывался в этой своей тренировке. Голос его звучал тяжело, а на лбу выступил пот.
Я подошёл ближе, и вдруг стал опасаться, что дон Хенаро примется, вместо боксёрской груши, лупить меня. Но он только крепко ухватил меня за плечи и, надавливая их вниз, вынудил меня прогнуться в пояснице. Сам он принял такую же позу.

Мы стояли, точно два борца, готовые к схватке. Наши головы почти соприкасались. Дон Хенаро прочертил на земле носком ноги линию, проходящую между нами.
-   Теперь хорошенько упирайся в землю! – приказал он. – Расставь ноги и закрепись так, чтобы я не мог сдвинуть тебя ни вправо, ни влево.
Я старательно выполнил то, что он сказал. Дон Хенаро попробовал сдвинуть меня в одну, потом в другую сторону и, убедившись, что я всё понял и выполнил правильно, похвалил:
-   Вот, какой ты крепкий! Вот, какой упёртый! Ты ощущаешь, как сама земля держит тебя за ноги?
Я не успел ничего ответить, как дон Хенаро, вдруг, резко толкнул меня назад, а потом ещё резче рванул вперёд и, одновременно, вверх и в сторону. Мне показалось, что на какой-то миг я взлетел в воздух и тут же снова опустился на землю, словно ничего не произошло. Но на самом деле произошла какая-то странная перестановка, - мы с доном Хенаро поменялись местами!

От неожиданности я выпрямился и огляделся. Я действительно стоял теперь на месте дона Хенаро, - лицом к веранде. А он был спиной к ней, на том месте, где до этого находился я.
Дон Хенаро, тяжело дыша, смотрел на меня и улыбался. Я не знал, что сказать. У меня было только одно логическое объяснение: когда он рванул меня вверх и в сторону, то, одновременно, подпрыгнул сам и, разворачивая меня на сто восемьдесят градусов, он точно так же, в прыжке, развернулся и сам. Но у меня не укладывалось в голове, как ему удалось проделать всё это настолько быстро и ловко, что я ничего не успел осознать, а просто оказался поставленным перед свершившимся фактом.
-   Как ты это сделал, дон Хенаро? – восхищённо спросил я.
-   Это что, - уже третий вопрос? – лукаво покосился он на меня.
-   В каком смысле? – не понял я.
-   Твой второй вопрос был о том, как произошло то, что вчера ночью ты раздвоился. Я ответил на него?
-   Это и был ответ? – удивился я.
-   А что же это, по-твоему, было? – казалось, обиделся дон Хенаро. – Брачный танец погонщиков мулов?
-   Но что твой ответ объясняет?
-   Он объясняет, как случилось то, что ты вчера раздвоился, - терпеливо ответил дон Хенаро.
-   Но я ровным счётом ничего не понял! – возразил я.
-   Я тоже! – пожал плечами дон Хенаро. – Но между тем, такое случается.

[Корнак]

Он направился на веранду. Я пошёл следом.
Мы устроились на прежнем месте под рамадой. Я ожидал, что дон Хенаро вскоре продолжит свои объяснения, подобно тому, как это делал дон Хуан, который тоже иногда продолжал говорить после довольно продолжительной паузы.
Но дон Хенаро, казалось, вовсе не собирался продолжать разговор. Он фальшиво насвистывал, не обращая на меня никакого внимания, а потом разулся и, подобрав небольшую щепку, принялся вычищать ею грязь из-под ногтей пальцев ноги. Увидев это, я не выдержал:
-   О, боже! Дон Хенаро, ты ответишь на мой вопрос?!
-   О, боже! Карлитос, я ведь только что на него ответил! – подражая моему тону, воскликнул дон Хенаро.
-   Но я совершенно не понял твоего ответа! – заявил я.
-   Тогда мы в похожей ситуации. Я точно так же не понимаю твоих вопросов.

Дон Хенаро отшвырнул щепку, обулся и уставился на меня с совершенно невинным выражением лица. Я понял, что попал. Дон Хенаро не обладал даже сотой долей способности дона Хуана всё объяснять. И я не мог представить, зачем вообще дон Хуан оставил его отвечать на мои вопросы.
-   Я не представляю, зачем Хуану понадобилось оставить меня в качестве твоего наставника, - словно прочитав мои мысли, сказал дон Хенаро. – Пожалуй, лучше было бы, если бы ты теперь отправился в свой университет и поговорил обо всём этом со своими профессорами.
-   О чём? – изумился я.
-   Ну, о реальности, например.
-   Но ты ведь сам сказал, что её нельзя объяснить! – возмутился я.
-   Ну… - дон Хенаро сделал какое-то виноватое движение плечами. – Я всего лишь простой индеец. К тому же, ты сам видишь, какой из меня объясняльщик. Но я не могу поверить, что твои учёные до сих пор ничего не поняли про реальность. Неужели совсем нет никаких идей?

Выражение его лица и тон, которым дон Хенаро говорил всё это, были совершенно искренними. И я вдруг почувствовал, что мы с ним, образно говоря, - в одной лодке. В том смысле, что дон Хуан знал больше не только меня, но и больше дона Хенаро. Следовательно, сам дон Хенаро, хотя может быть и в гораздо меньшей мере, чем я, но тоже нуждается в объяснениях дона Хуана. Но его сейчас не было с нами. И мы сидели, словно два школьника, которые без преподавателя, оказались неспособными решить задачу.

Дон Хенаро, казалось, знает, о чём я размышляю. Он вздохнул, виновато пожал плечами и, с надеждой глядя мне в глаза, неуверенно повторил:
-   Неужели у твоих учёных совсем нет никаких идей относительно реальности?
Я ответил, что идей, разумеется, хватает. Но что они могли объяснить в моей ситуации? Ведь одно дело, находясь в привычном мире, который непрерывен, последователен и подчинён закону причины и следствия, выводить идеи и теории о природе реальности. И совсем другое дело, - на собственном опыте убедиться, что реальность не собирается втискиваться ни в какие рамки, которые мы предлагаем ей. И что все наши идеи и теории описывают не реальность, а только отражение нас самих.

Я выпалил всё это на одном дыхании и готов был продолжать говорить дальше, но вдруг наткнулся на насмешливый взгляд дона Хенаро. И тут до меня дошёл весь абсурд этой ситуации. На самом деле, я ведь и сам прекрасно всё осознавал. Я осознавал неописуемость и необъяснимость реальности, и ограниченность наших идей и мнений о ней. Но словно какой-то бес сидел внутри меня и побуждал задавать бессмысленные вопросы и искать объяснений, которые ничего не могли объяснить в принципе. Я понял, что дон Хенаро просто провоцировал меня, чтобы я наконец-то осознал то, что где-то глубоко внутри знал без тени сомнения.
-   С добрым утром! – улыбнулся дон Хенаро.

Я улыбнулся ему в ответ. Теперь мне был отчётливо виден весь идиотизм моих недавних рассуждений о том, что мы с ним, - в одной лодке.
-   Но разве тебе самому, дон Хенаро, никогда не хотелось найти какие-то объяснения происходящему? – спросил я, уверенный, что мне не нужно объяснять, к каким выводам я только что пришёл, поскольку он и так всё знал.
-   Мне самому? – переспросил он. – Нет. Мне самому не хотелось. Честно говоря, мне просто было не до того. Однако если предоставлялся случай послушать чьи-то объяснения, то я никогда не отказывался.
Он улыбнулся, а потом добавил:
-   Но тебе не стоит брать меня в пример. Мы с тобой слишком разные.

Я понимал, о чём он говорит. Между нами была огромная и практически непроходимая разница. Мы с ним были словно совершенно отдельными мирами или даже вселенными. И я вдруг впервые осознал, что, фактически, ничего не знаю о нём. Всё, что у меня было, это некий образ, который я сам себе создал за годы нашего с ним знакомства.
Мне было известно, что его зовут Хенаро Флорес, и что он индеец из племени масатек. Кроме того, я знал, что он является соратником дона Хуана и моим бенефактором. Ещё он обладал феноменальными артистическими способностями и способностью выталкивать меня в совершенно пугающие состояния. А ещё, - смешил меня порой до колик в животе… Всё. На этом мои познания о доне Хенаро заканчивались. Однако же, если бы кто-нибудь спросил меня, знаком ли я с доном Хенаро Флоресом, я бы, без тени сомнения, ответил: Разумеется! Я очень хорошо его знаю!

Я посмотрел на дона Хенаро. Он сидел напротив и, по-птичьи склонив голову, меня разглядывал. На лице его не отражалось никаких эмоций. Он просто сидел и смотрел, как если бы разглядывал не меня, а камень или дерево. Его взгляд был ни приветливым, ни хмурым, ни пронизывающим, - никаким. Он не беспокоил меня, и я мог спокойно разглядывать дона Хенаро, точно смотрел на его фотографию.
Это было как-то непривычно. Необычные ощущения стали накатывать на меня. Я пытался пробиться за тот образ дона Хенаро, который создал себе, но у меня ничего не получалось. Я вспомнил, как когда-то дон Хенаро рассказывал мне о своём путешествии в Икстлан. Но и это воспоминание не помогло, - оно только добавило красок в уже сложившийся образ. Но не более того. Я по-прежнему не знал дона Хенаро. Передо мной сидело некое существо. И это всё, что я реально знал.

Это было необычно и восхитительно. И, одновременно, пугающе. Пугающе, потому что я вдруг ощутил ту пропасть, что лежит между мной и другими людьми. Пропасть, которую все мы, люди, научились игнорировать, создавая себе образы друг друга и затем старательно помогая друг другу соответствовать этим образам. Мы научились прикладывать все силы, всю энергию на то, чтобы отождествляться с этими образами, соответствовать тому, чего от нас ожидают окружающие.
Я вдруг подумал о том, что ровно такая же пропасть, если даже не бОльшая, лежит и между нами и миром, реальностью. Разумеется, я уже не один раз слышал об этом от дона Хуана, размышлял об этом сам, беседовал на эту тему со своими студентами, но, пожалуй, впервые, я осознал это так мощно и, одновременно, спокойно, без интеллектуального возбуждения.

Дон Хенаро продолжал рассматривать меня. Я был уверен, что наверняка знает, что я сейчас ощущаю. Мне захотелось сказать ему что-нибудь.
-   Знаешь, - сказал я. – Мне иногда представляется, что моя жизнь, это сплошное ползание по склону какого-то заколдованного холма. И я уже сообразил, научился, что мне нужно всё время удерживать какое-то равновесие, чтобы не скатиться вниз. Меня этому научили. Научили окружающие люди, их школы, их знания… Но они же научили меня тому, что не нужно, ни в коем случае нельзя взбираться на самую вершину холма. Потому что там, - опасно. Там непредсказуемо и совсем непохоже на то, что здесь, - на склоне… Но иногда, благодаря тебе или дону Хуану, я, даже как будто помимо своей воли, оказываюсь на вершине. То, что там, - ослепляет меня, шокирует. Слишком много ветра, света, свободы. Там нет спасительной тени и сырости, нет затишья, там не за что ухватиться… Но зато там я, вдруг, словно бы вижу всё. Это восхищает меня и в то же время пугает до умопомрачения. Потому что я не умею, не знаю, как мне там, - быть… И я снова сползаю ниже. На спасительный холм. И снова начинаю искать объяснений, задавать привычные вопросы… Когда это кончится, дон Хенаро?

Он улыбнулся. В его глазах, вдруг, появилось какое-то тепло и, как мне показалось, что-то похожее на сочувствие.
-   Я не знаю, - покачал он головой. – Я, правда, не знаю этого, Карлитос. Но я знаю, что это непременно кончится. Только никто не может предсказать наверняка, - как именно кончится. Варианта здесь два. Либо ты, наконец, отпустишь свои якоря и подставишься безумному ветру беспредельности, либо ты окончательно утвердишься на своём склоне и начнёшь проклинать Хуана за то насилие, которое он над тобой совершил.
-   О каком насилии ты говоришь, дон Хенаро? – спросил я тревожно. Его слова испугали меня.
-   А вот это тебе когда-нибудь должен будет объяснить сам Хуан, - ответил дон Хенаро таким тоном, что я понял, что больше не должен спрашивать об этом.

Какое-то время мы сидели молча, уже не глядя друг на друга. Потом дон Хенаро, вдруг, вскочил на ноги и зашёл в хижину. Он вернулся, неся что-то между сложенными ладонями.
-   Чуть не забыл! – сказал он, протягивая ко мне ладони. – Хуан велел показать тебе это, перед тем, как ты уедешь.
Я не знал, как мне быть. Тогда дон Хенаро, словно фокусник, раскрыл ладони. Там был сложенный вдвое лист из моего блокнота. Я неуверенно взял его и развернул. Это был мой рисунок лошади.

Машинально я полез в карман. Рисунок лежал там! Я разглядывал оба рисунка и ничего не понимал. Потом меня пронзила одна догадка. Я сложил рисунки и посмотрел на них на просвет. Но листы моего блокнота были слишком плотные, а свет на веранде слишком яркий. Тогда я вскочил на ноги и направился в хижину дона Хуана. Остановившись так, чтобы оставаться в тени входа, я снова поднял к солнцу листы. Но рисунки не совпадали! Моя идея о том, что дон Хуан зачем-то перевёл рисунок на другой лист, не сработала. Несмотря на то, что на обоих листах была изображена та же лошадь, в том же ракурсе и с одинаковой подписью, это были разные рисунки. Хотя и, вне всякого сомнения, нарисованные моей рукой.
-   Как это понимать? – растерянно спросил я я подошедшего ко мне дона Хенаро.
-   Даже не представляю! – признался он.
Но по лукавым искоркам в его глазах, я заподозрил, что он прекрасно всё понимает. Мне вдруг захотелось уехать. И единственное, что меня сдерживало, было отсутствие дона Хуана. Я ведь никогда ещё не уезжал, не попрощавшись с ним.
-   Думаю, сейчас тебе лучше будет уехать, - произнёс дон Хенаро. Он снова словно бы прочёл мои мысли.
-   А как же дон Хуан? – спросил я. – Когда он вернётся?
-   Об этом не беспокойся! – улыбнулся дон Хенаро. – Я его встречу, приготовлю яичницу к его возвращению, и даже передам твой прощальный поцелуй!
Он смешно изобразил очень чувственный воздушный поцелуй. Я улыбнулся.
-   Я могу это оставить себе? – спросил я, указывая на рисунок, что принёс дон Хенаро.
-   Не думаю, - покачал он головой. – Во всяком случае, у меня нет инструкций на этот счёт. Так что будет лучше, если мы оставим всё, как есть. А кроме того, у тебя ведь уже есть один!

Он лукаво посмотрел на меня. Я вернул ему рисунок и вошёл в хижину, - собрать свои вещи. Впервые в жизни я уезжал, не попрощавшись с доном Хуаном. Это было очень странно. Очень…