zolotoigorod
Гость
 |
 |
| |
« : 21 января 2015, 14:52:48 » |
|
http://rutracker.info/torrent/36795-aleksej-hvostenko-hvost-18-albomov-1982-2005-mp3.htmlhttp://fs11.www.ex.ua/show/7393319/7393319.jpg?1600Наиболее известным в творчестве Анри Волохонского является его стихотворение «Рай», написанное им 1973 г. ещё в Ленинграде. Вдохновленный средневековыми текстами, поэт Волохонский написал стихи на музыку одного из самых чтимых итальянских лютнистов XV-го века Франческо ди Милано. Аранжировщиком и первым исполнителем этой песни был старый друг и соратник Волохонского, Алексей Хвостенко, известный в кругах московских музыкантов как «Хвост». Произошло это незадолго до их практически одновременной иммиграции из СССР. А после их отъезда кассеты с записью песни стали гулять по Москве. Строчки «Над небом голубым, Есть город золотой» не могли не покорить быстро растущую аудиторию советского андеграунда. А спустя несколько лет эта песня была исполнена юным Борисом Гребенщиковым, лидером культовой рок-группы «Акварим», причём поначалу БГ выдавал её за свою собственную. Кто знает, стоит ли осуждать его за это, ведь знакомство с диссидентами-изгннниками, а тем более исполнение их произведений в СССР каралось жестоко. Люди надолго лишались работы, их подвергали унижениям. В те времена, духовным центром питерской молодежи была звукозаписывающая студия «Радуга». Это по её приглашению «Аквариум» осенью 1974 г. поставил свой первый музыкальный спектакль «Притчи графа Диффузора», который сыграл важную роль в жизни группы Гребенщикова. Там же произвучала и песня «Рай». Репетировалась она в стенах Ленинградского Государственного Университета, но после скандальной постановки, «хулиганов» попросили убраться из стен ЛГУ. Лишь в разгар Перестройки в 1987 г., песня Волохонского-Хвостенко в исполнении «Аквариума» была услышана всей страной благодаря тому, что попала на большой экран. В фильме Сергея Соловьёва «Асса» он удачно контрастировала с энергичным роком группы «Кино» Виктора Цоя, призывавшим к переменам. Вообще, поколение советского андеграунда 1970-х стало своего рода фундаментом, точкой опоры для всех перемен, которые стали происходить в стране всего лишь десятилетием позже. Жизнь Алексея Хвостенко тому яркое доказательство. Родился он в 1940 г. в Свердловске, но его молодость до эмиграции на Запад была связана с Ленинградом, где он стал известен как "первый русский хиппи". Писать стихи он начал в юности, но уже в начале 1960-х он увлекся живописью и современным искусством, а затем пошел учиться режиссерскому мастерству к знаменитому режиссеру и художнику Николаю Акимову в ЛГИТМиК. Хвостенко был одним из завсегдатаев легендарного кафе "Сайгон", который в 1960-х считался местом встреч поэтов и философов, а позже превратился в неформальный клуб звёзд питерского рока. Там же он познакомился с Анри Волохонским, который на долгие годы стал его другом и соавтором. Авторские права Волохонского на песню «Город золотой» в конце концов были признаны и несколько лет тому назад небольшая денежная компенсация была перечислена ему в Германию. Но старый и больной поэт, живущий отшельнической жизнью в «Чёрном лесу» Шварцвальд на самой границе с Францией, был рад и этому. Ведь для него самое главное, чтобы его творчество было принято и понято соотечественниками. Ради этого, люди искусства и творят, принося в жертву своё личное и финансовое благополучие. Этот трудный выбор рано или поздно встаёт перед любым художником, особенно если он на чужбине, в эмиграции. http://ic.pics.livejournal.com/rspasanu/16404481/42200/42200_320.jpg |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #1 : 21 января 2015, 15:05:33 » |
|
Возьмём, к примеру, упомянавшегося выше Алексея Хвостенко. Этот бард, живописец и скульптор был лишён советского гражданства в 1977 г. и уехал в Париж. По образу жизни, способу заработка, привычкам и пристрастиям он был свободным художником. Много пил, занимался самиздатом, писал песни и тут же исполнял их знакомым. С этой целью он открыл свой собственный театр в доме №14 на Rue de Parade, где вместе с группой актеров поставил спектакль «Драматическое явление Ионы». Но для настоящего артиста и этого было недостаточно. В начале 1990-х Хвостенко вместе с группой «АукцЫон» выпустил два музыкальных альбома. Именно тогда он триумфально ворвался в русскую поп-культуру и из поэта мгновенно превратился в рок-звезду. Один из его самых удачных альбомов, как он сам считал, был «Жилец вершин», созданный на основе творчества Велимира Хлебникова. Стихотворение Хлебникова «Семеро» датированное 1912 г. легло в основу совместной работы Алексея Хвостенко, Камиля Чалаева и специально приезжавшего из Нью Йорка джазового флейтиста-аранжировщика Анатолия Герасимова. Эта музыкальная поэма, а затем и целый альбом были созданы на одном дыхании в середине 1990-х в Париже, в крошечной студии, приютившейся на 7-м этаже в комнатке-мезанине. Выбор стихов был неслучаен. Поэт «Серебрянного века» Велимир Хлебников, был современником Бердяева, но в отличии от него, не покинул послереволюционную Россию и умер там от лихорадки и гангрены в том же 1922 г. Для своих соотечественников Хлебников навсегда остался видным деятелем русского авангардного искусства, основоположником русского футуризма, и реформатором поэтического языка. Он считал оживление интереса к мифу одним из отличительных черт новейшей поэзии. Наверное поэтому результаты его экспериментов в области словотворчества и «зауми» никогда не прекращали вдохновлять художников и музыкантов «поколения изгнания». Если в советские времена у Алексея Хвостенко не было шансов вернутся в Россию, то в постсоветские, всё упералось в брюрократические сложности. Получение российской визы, да еще такой, чтобы можно было заниматься трудовой деятельностью была задачей не из лёгких. Лишь с началом принципиально новой политики Москвы по отношению к соотечественникам проживающим за границей, Хвостенко смог снова обрести российское гражданство. В своём письме российскому президенту он написал: "Я прожил во Франции почти 30 лет, у меня здесь масса дел, масса связей, но основная моя аудитория находится в России, поэтому большую часть времени я буду, конечно, проводить на Родине". 21 января 2004 г. в Париже поэту вручили российский паспорт. В течение последующих десяти месяцев он словно наверстывал упущенное – выпускал в Москве один за другим музыкальные альбомы, печатал свои тексты, концертировал сольно и в компании с молодыми музыкантами, приготовил выставку коллажей и скульптур "Колесо времени". Эти художественные работы Алексея Хвостенко, в отличие от его песен и стихов, российской публике были совсем неизвестны. Однако, по печальному стечению обстоятельств, выставка открылась в Центральном Доме Художника, лишь спустя несколько дней после его смерти. 64-летний бард и художник умер в Москве от сердечной недостаточности 30 ноября 2004 г. http://rspasanu.livejournal.com/17970.html ПРОЩАНЬЕ СО СТЕПЬЮ Запись 1982 года. Эпиталама Симпозион Сучка с сумочкой Прославление Олега Соханевича Вальс-жалоба Солженицыну Прощанье со степью Стриптиз во вкусе ООН Песня о независимости Страшный суд Ностальгическая Пасмурный день Олимпийское проклятье Игра на флейте Чайник вина Эпиталама А.Х. Самарканд, 1971 г. Музыка народная, в обработке А.Х. Песня посвящена Геннадию Снегиреву, который задумал в Самарканде жениться на студентке. В альбоме "Прощанье со степью". Я говорю вам: жизнь красна В стране больших бутылок Здесь этикетки для вина Как выстрелы в затылок Здесь водка льется из обойм Похмельной пулей в небо Готов поспорить я с тобой Что ты здесь прежде не был Здесь овцы падают в окоп Поет снегирь в полете Из птички выросший укроп Молитва в миномете Верблюд прошедший сквозь коня Спросил подругу: Где мы? Накройте саваном меня Ведь я здесь прежде не был Она ж сказала: Для войны Ты пригодился б лучше Не прячь не прячь от всей страны Свое богатство лучник Тебе ж увы скажу я: Нет! Твой слишком лук натянут Могу играть с тобой в крокет Но жить с тобой не стану Симпозион А.Х.В. Тивериада, 1980 г. "Поехал охотник". Мотив простонародный, из репертуара семейских Забайкалья, в обработке А.Х. Расскажу я вам о том Как мы сели во чужом Во чужом пиру вина Выпить ни за грош Ой, что-то память слаба Ну да ладно уж я Расскажу вам, так и быть Ребята слушайте Ой, вина вина! Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам! Нас держали за столом Нас вязали пирогом Приговаривали нас Квасом поддавать Ох не давали нам встать Вдоль дороги пыль Поднимать, колеса портить Не путем домой Гайки рассыпать Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам Нам не мерой мерили Нас не пальцем пялили Хомутом охотили Пить до обручей Ой, коль налил доливай Пробку выбил — пена Пошла на волю Лаптем добавляли нам Шапку подставляй! Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам Шириной в две сажени Хорошо уложены Этого хозяина Пить не перепить! Ой говорю пусти! Отпусти вперед головой Ногами в доску Заколачивай Силы нет терпеть! Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам Приводили местного Мудака известного Доктора прелестного Нас лечить-сучить Ой голова-голова Ой ты врач-ветеран- Коновал-лепила- Лекарь недоделанный Рюмку наливай! Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам Закурлыкало мурло Я лечу на пару сто Мы ему на это — что? Колом забивай! Он нам лепил-говорил Пудрил-шил-гоношил- Донимал-лопатил Бороду окучивал С кумом поженить Ой ты, кума-куманек Старый хрыч, вампир Вурдалак легавый Бес пахан папаша пан Отдавай стакан! Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам Так-то вот зеленые Черви забубенные Буби зачумленные Пиковая масть! Ой ты, стакан-достекан Нам с тобой головой Поменяться — за любую Выпивку тебя Даром не отдам! Сучка с сумочкой А.Х.В. Москва, 1970 г. Музыка А.Х. Около 67-го года А.В. написал короткую поэму или длинное стихотворение с таким же названием и забыл о нем. А.Х. его нашел у себя и переделал в песню, значительно сократив и приспособив к мелодии. Не закрывайте личико тряпицею Ведь ничего вам скоро не останется Я мог болтаться меж двумя столицами Но я не знаю с кем придется кланяться Приятели кругом одно невежество Неверие и нету информации Ах девушки ах прелесть вашей свежести Для истины еще одно препятствие Гремит ли барабан иль плачет дудочка Мне все едино если это правильно Но если рядом ходит сучка с сумочкой Я не уверен в том что это правильно Зачем скажи я не уверен в будущем? Ведь прошлое звучит струна нестройная А настоящее я встречу в булочной Ах новое, такое непристойное Но есть залог что все прекрасно в будущем Не пыль и зной а облачко приятное Волшебный миг - приходит сучка с сумочкой В ней каждое движенье непонятное Ах этот миг как горькое варение Пусть пиво бродит в бочке рядом с солодом Ведь жизнь могла быть чистое парение Но небо пролилось дождем и холодом Не стало наслаждений ни одежд Проходит мимо армия в сорочках Ее сердца расположились между Как будто звук в пяти линейных строчках В пяти концах растягивалась нить И насекомое не хочет жить Оно дышать не хочет тем не менее Никто не может знать его намеренья Прославление Олега Соханевича А.Х.В. Париж, 1977 г. Французская народная песня. Олег Соханевич, которого мы встретили в Вене, в 1967 г. утек из СССР при изложенных в нашей песне обстоятельствах. На сочинительство он подвинул нас сам, сетуя, что никто его не прославляет. Полное название: "Прославление американского гражданина Олега Соханевича и его доблестного побега с борта теплохода "Россия", о том как он попал в плен к туркам и был ими отпущен". В море Черном плывет "Россия" Вдоль советских берегов Волны катятся большие От стальных ее бортов А с советских полей Дует гиперборей Поднимая чудовищный Понт Соханевич встает В руки лодку берет И рискует он жизнью своей Как библейский пророк Иона Под корабль нырнул Олег Соханевич таким порядком Начал доблестный свой побег Девять дней и ночей Был он вовсе ничей А кругом никаких стукачей На соленой воде Ограничен в еде Словно грешник на Страшном Суде На турецкий выходит берег Соханевич молодой Турки вовсе ему не верят Окружая его толпой И хватают его И пытают его: Говори, говорят, отчего? Ты не баш ли бузук Ты нам враг или друг И откуда свалился ты вдруг? — Плыл-приплыл я сюда по водам Как персидская княжна От турецкого народа Лишь свобода мне нужна Я с неволи бежал Я свободы желал Я приплыл по поверхности вод Я не баш-не-бузук Я не враг и не друг И прошу не чинить мне невзгод Турки лодку проверяли Удивлялися веслам И героя соблазняли Чтоб увлечь его в ислам Если ты — говорят — Десять суток подряд Мог не есть и не пить и не спать То тебе Магомет Через тысячу лет Даст такое что лучше не взять — Не тревожьте, турки, лодку Не дивитеся веслам Лучше вместе выпьем водки Ведь свобода наш ислам В нашей жизни одно Лишь свободы вино И оно лишь одно мне мило Мне свобода мила Вот такие дела И прошу не неволить меня Возле статуи Свободы Ныне здравствует Олег Просвещенные народы, Мы друзья ему навек Лишь такими как он От начала времен Восхищается наша земля Он прославил себя И меня и тебя Смело прыгнув за борт корабля http://www.khvost.com/album02.shtmlПрощанье со степью А.Х.В. Москва, 1973 г. На пьесу "Тамбурин" из сюиты французского композитора Жана-Филиппа Рамо 1683 - 1764). Посвящается Л.Гумилеву, историку Великой Степи. Песня была написана А.Х.В для встречи с историком в доме Сергея Есаяна. Сын двух серьезных русских поэтов, Лев Николаевич утверждал, что в поэзии он ничего не понимает. "Больше всего мне понравилась строчка: Раз так..." сказал Гумилев, прослушав песню. "Впрочем, дуг у них не было, — добавил он, — и бурят-тангутская Си-ся — это ваша гипотеза". Степь ты полустепь полупустыня Все в тебе смешались времена Слава нам твоя явленна ныне А вдали Великая Стена-стена Поднимает ветер тучи пыли Огибает солнца медный круг Где же вы кто жили, что тут были Где же вы куда куда исчезли вдруг? Где телеги ваши и подпруги Недоуздки седла стремена Удила и дуги дуги дуги Где колена орды роды племена? Были вы велики непомерно Угрожали всем кому могли Много- многолюдны беспримерно На просто-то-торах высохшей земли Что же вы ужели на задворки Толпы куры-куры-курыкан? Туру-туру-тюрки-турки-торки Кераит-найман-меркит-уйгурский хан Где татаб-ойротские улусы? Где бурят-тангутская Си-ся? Ого-го-огузы-гузы-гузы Где тетепеперь вас много лет спустя? Вы же жу-жу-жу в Жуань-жуани Вы же ни-ни-ни-ни-никогда Вы же знаменитые жужане Что же вы уже — ужели навсегда? Как же вы лишь Гогам лишь Магогам Завещали ваш прекрасный край? Что же вы — раз так жужжите с Богом Ты струна моя одна теперь играй Степь ты полустепь полупустыня Все в тебе смешались времена Слава нам твоя явленна ныне А вдали Великая Стена-стена |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #2 : 21 января 2015, 15:23:08 » |
|
http://www.khvost.com/album02.shtmlСтрашный суд А.Х.В. Ленинград, 1963 г. "Burunkaka", индонезийская народная песня. Эту мелодию мы впервые услышали на пластинке немецкого джазового музыканта Альберта Манглсдорфа "Asia", 1961 г. Манглсдорф со своим квинтетом совершил в том же году гастрольную поездку по странам Азии. Его штаб-квратира располагалась при дворе непальского принца, тоже джазового музыканта. Придворные дамы также оказались большими поклонницами немецкой импровизации. Говорят, не так давно эту песню взяло в телевизионную программу о кафе "Сайгон" ленинградское "Пятое колесо". Принесли в цензуру. Цензор смотрит и спрашивает: "А при чем тут полковники?" Так и пошла песня без полковников. После августовских событий то же телевидение снимало фильм о путче и уже без цензуры пустило песню со всеми полковниками. Иван Тимашев, прозванный Богом, является автором еще по крайней мере двух куплетов этой песни: Увидав жену с младенцем Рассердился злой дракон Обвернулся полотенцем Поблевал и был таков Зверь большой с огромной раной Вышел с моря, стал скулить Лжепророку дал сопрано Господ-Бога чтоб хулить. Нам архангелы пропели Нас давно на небе ждут Ровно через две недели Начинаем Страшный Суд На суд на суд Архангелы зовут На суд на суд Нас ангелы зовут На суд на суд На самый страшный суд На самый страшный суд Две недели пролетели Наступил последний день Снова ангелы пропели Было небо стала темь На суд на суд Нас ангелы зовут На суд на суд На самый страшный суд На суд на суд Торопится народ А мы наоборот Михаил гремит тромбоном Гавриил трубит трубой Рафаил за саксофоном Уриил дудит в гобой На суд на суд Картавые идут На суд на суд Плюгавые идут На суд на суд Слюнявые идут Сопливые бегут Ну-ка грянь жезлом железным Да по глиняным по лбам По красивым по облезлым По повапленным гробам На суд на суд Покойники идут На суд на суд Полковники идут За ними под- полковники идут Хреновину несут В Вавилоне треснет башня Небеса стоят вверх дном Все дрожат а нам не страшно Пусть смолой горит Содом А нас а нас Давно на небе ждут Пускай еще Немного подождут Пускай сперва Гоморру подожгут А нам протянут жгут Мы невинные младенцы Двенадцать тысяч дюжин душ Чистой истины владельцы Мы всю жизнь мололи чушь А нас а нас Не тронут в этот час А нас а нас Сперва посадят в таз Потом слегка Водою обольют Вот весь наш Страшный Суд. Игра на флейте А.Х.В. Ленинград, 1963 г. Музыка скомпилирована нами из известных тем рок'н-рола 60-х годов. Настоящий текст является очищенным вариантом из более обширного свода куплетов. Уже в семидесятые годы эта песня считалась молодыми людьми народной и своей. На певшего ее Хвоста посматривали с недоуменьем. Хочу лежать с любимой рядом Хочу лежать с любимой рядом Хочу лежать с любимой рядом А расставаться не хочу Моя любимая прелестна Моя любимая чудесна Моя любимая небесна С ней расставаться не хочу Хочу любить трубить на флейте На деревянной тонкой флейте На самой новой новой флейте А на работу не хочу Пускай работает рабочий Иль не рабочий если хочет Пускай работает кто хочет А я работать не хочу Хочу лежать с любимой рядом Всегда вдвоем с любимой рядом И день и ночь с любимой рядом А на войну я не пойду Пускай воюют пацифисты Пускай стреляют в них буддисты Пускай считают каждый выстрел А мне на это наплевать Пойду лежать на барабане На барабане или в бане Пойду прилягу на Татьяне Пойду на флейте завывать Хочу лежать с любимой рядом Хочу сидеть с любимой рядом Хочу стоять с любимой рядом А с нелюбимой не хочу http://polit.ru/article/2004/09/24/tail/Один из новых дисков – “МОГИЛАLIVE”, записанный на “SKIFe” и выпущенный Андреем Тропилло. Там Хвостенко играет с рок-группой “Degenerators” из Иванова. Титульная песня диска – “Моя могила” – известный римейк не менее известной песни, легко узнаваемой по мотиву: “Моя могила, моя могила, моя могила примет меня… В могилу рано нам, в могилу рано нам, в могилу рано нам, рана моя…”. Хвостенко перепевает свои старые песни под скупой, нарочито примитивный и напористый рок. Иногда декламирует свои прозаические стихи в духе обэриутов и Хлебникова. Среди них “Говорящие птички” из одноименного альбома, сделанного в конце девяностых при участии Камиля Чалаева и Алексея Давшана (ex-Ялла). На этом странном диске, мало известном в России, можно было услышать пение настоящих птиц. Один из новых дисков – “МОГИЛАLIVE”, записанный на “SKIFe” и выпущенный Андреем Тропилло. Там Хвостенко играет с рок-группой “Degenerators” из Иванова. Титульная песня диска – “Моя могила” – известный римейк не менее известной песни, легко узнаваемой по мотиву: “Моя могила, моя могила, моя могила примет меня… В могилу рано нам, в могилу рано нам, в могилу рано нам, рана моя…”. Хвостенко перепевает свои старые песни под скупой, нарочито примитивный и напористый рок. Иногда декламирует свои прозаические стихи в духе обэриутов и Хлебникова. Среди них “Говорящие птички” из одноименного альбома, сделанного в конце девяностых при участии Камиля Чалаева и Алексея Давшана (ex-Ялла). На этом странном диске, мало известном в России, можно было услышать пение настоящих птиц. В “Клубе на Брестской” прошла презентация ещё одного старо-нового диска Хвостенко - “Последняя малина”. Это римейки блатных песен 20-30 годов. Мы знаем многие из них по альбому “Ночные фонарики”, который делался вместе с другим культовым персонажем эмигрантской богемы, живущим по ту сторону океана, Константином Кузьминским. Среди них – “Течет речка”, “Жили-были два громилы”, “Сидю я цельный день в темнице” и некоторые другие. Хвостенко писал “Малину” на своем старом лейбле ‘Racoon Records’ вместе с подгитарным “бардовским” альбомом “Прощание со степью”, теперь уже хрестоматийным и, возможно, самым главным. Тогда жизненные обстоятельства помешали Хвостенко выпустить “Малину”. Теперь она будет звучать очень ностальгически. Эти песни приоткрывают дверь в творческую кухню раннего Хвостенко. По ним видно, какая дополнительная каша варилась в его голове, когда он работал над “Прощанием со степью”. Сходный репертуар разрабатывался классиками одесско-ресторанной музыки, когда она ещё не называлась неточным термином “шансон”. Плеяду этих исполнителей можно не называть по именам, они и так известны – Северный, Беляев, братья Жемчужные. Ряд можно продолжить и закончить Гариком Осиповым, который сегодня воссоздает их “манерку”, сочетая иронию и интеллектуальность подачи с бережностью, присущей адепту. Хвостенко находится совершенно в другом музыкальном и концептуальном поле. Он интерпретирует тот же материал в духе, близком кантри и другой американской guitar poetry, а также в какой-то степени французскому шансону. Кстати, на “Ночных фонариках” с такими песнями соседствует перевод старой французской тюремной песни “Нантский узник”. И всё это с неизменным элементом какого-то фольклорно-примитивистского хоум-арта. Такое комнатное, домашнее исполнение, начисто лишенное одесских вибраций. Похожим образом поют Митьки, общий диск Хвостенко с которыми вышел недавно. И, конечно, Бедная Девушка, имеющая, кроме всего прочего, свой перевод песни “Хава Нагила”: “умру и-и отживею, умру и-и отживею…” Несколько питерских изданий, включая “Пушкинский фонд”, собираются подписать с Хвостенко договор на публикацию его новых и ранее не опубликованных стихов, пьес и художественных проектов. Некоторые пьесы будут поставлены в театре. Эксклюзивным небольшим тиражом выйдет серия дневников, скупо и лапидарно описывающих внутреннюю психическую жизнь Хвостенко. Они написаны от руки и дополнены наивными рисунками и наклейками, составляющими своего рода ассоциативный коллаж. Выставка работ Хвостенко “Вступая в XXI век”, проходящая в “Клубе на Брестской”, откроет серию выставок, представляющих его рисунки, инсталляции и скульптуры за многие годы. Эти презентации продемонстрируют синкретизм “русского Бориса Виана”, его способность работать в разных жанровых формах и сферах искусства. В деятельности Хвостенко воплотился дух целой эпохи. Поэтический мир Хвостенко, так же как и миры великих французских шансонье или русских бардов, был некоторой промежуточной средой, через посредство которой высокая культура сообщалась с популярной, массовой. На определенном этапе лучшие достижения этой части культуры канонизируются и сами становятся классикой. Символично, что Хвостенко вернулся в Россию именно теперь, когда он полностью вошёл в Большой Канон. “Над небом голубым”, “Хочу лежать с любимой рядом”, “Свет прольется над землей”, “Орландина”, “Конь унес любимого” – без этих и многих других текстов Алексея Хвостенко и Анри Волохонского нет русской культуры. А теперь я вам вот что скажу. Хвост – символ Богемы. В широком смысле. Его мелодекламации похожи на Dead City Radio. И голос похож. Когда это слушаешь, приходит ностальгия. По золотому веку Богемы. Когда зажигали Битники. И Хиппи. И Панки. И Митьки. И Растафары. И Цой. Который в пятнадцать лет убежал из дома. А я как раз учился в спецшколе. Я тех времен даже толком не знал. Знал только их тень. И сам в чем-то тоже являлся их тенью. А Хвост – не тень. Он человек судьбы. Его жизнь и творчество связано с духом Богемы. И он её символ. La Vie de Boheme. Её вибрации - не только в песнях. Они во всём Хвосте. Как он тихо поёт свои песни под свою же кассету. Иногда берет гитару. Иногда отдает её сидящему рядом за столом. Как он пьет вино, как курит, разговаривает, как обнимает и целует людей. Это Хвост. Его Симпозион. Его Эпиталама. Его жизненный ритуал. Без которого было нельзя. https://www.facebook.com/notes/аукцыон/жилец-вершин/134030020004034?ref=nf В мае 94го я впервые поехал с Аукцыоном на гастроли в Германию. Заехали в Мюнхен к Анри. "Замечательно, - искренне с порога обрадовался радушный хозяин, запуская в квартиру 11 голодных ртов. - Сегодня, как раз, Алеша из Парижа приезжает". Сказал так, как будто речь шла о соседе напротив, который зайдет вечерком, как обычно. Нельзя сказать, что все вдруг сели, сложив руки на коленках, в ожидании Хвоста. Каждый занимался своими делами. Я же, как ребенок в канун Нового Года,не сводил глаз с часов. Когда часы бьют 12, ребенку хотя бы дают чокнуться со взрослыми. Тут же - все сроки вышли, а Хвоста нет. Потихоньку, в легкой панике, начинаю наводить справки, а нет ли смысла куда-нибудь позвонить? Телефон зазвонил сам... "Алло? Алеша! Где ты?" - Анри после этой фразы замолчал минут на 15. "Хорошо, я позвоню им". И повесил трубку. Хвост, на каком-то немецком полустаночке вышел, извините, в туалет. Отстал от поезда, оставшись без билета, денег и документов. Все уехало в Мюнхен. Все - ржут.  |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #3 : 21 января 2015, 16:34:10 » |
|
http://lesgustoy.livejournal.com/2349105.htmlhttp://i069.radikal.ru/1101/4a/1c33e66a95b0.jpghttp://www.auctyon.ru/museum/lenia/hvost.htmhttp://www.auctyon.ru/museum/lenia/spinstar.gifhttp://www.khvost.com/http://www.khvost.com/photos/002.jpgОрландина А.Х.В. Псков, 1970 г. Мелодия песни Лео Ферре, посвященной Жоржу Брассансу. Сюжет нашей песни заимствован из книги Яна Потоцкого "Рукопись, найденная в Сарагоссе". Сочинять песню мы начали в поезде Ленинград – Псков и закончили в псковской столовой перед домом А. Славина, в то время бывшего художником в местном драматическом театре. В полночь я вышел на прогулку, Шел в темноте по переулку. Вдруг вижу — дева в закоулке Стоит в слезах. "Где, — говорю, — тебя я видел? Кто, мне скажи, тебя обидел? Забыл тебя? Ты Орландина, ты судьба моя, Признайся мне, ведь я узнал тебя" "Да, это я." "Да, мое имя — Орландина Да, Орландина, Орландина Знай, Орландина, Орландина Зовут меня. Где-то, сказал, меня ты видел? Знаешь что сам меня обидел? Забыл меня? Но для тебя забуду слезы я, Пойду с тобой коль позовешь меня, Буду твоя." "Ах как хочу тебя обнять я, Поцеловать рукав от платья. Ну, так приди в мои объятья..." И в этот миг Шерстью покрылся лоб девичий, Красен стал глаз, а голос птичий... И волчий лик. Меня чудовище схватило И сладострастно испустило Мерзостный крик. "Видишь ли, я не Орландина. Да, я уже не Орландина. Знай, я вообще не Орландина. Я — Люцифер! Видишь, теперь в моих ты лапах, Слышишь ужасный серый запах? И гул огня?" Так завопил он и вонзил свой зуб, В мой бедный лоб свой древний медный зуб Сам сатана. Сам сатана. Внутри собаки А.Х. Лениград, 1965 г. — Санкт-Петербург, 1992 г. Музыка А.Х. и "Аукцыон". Русский блюз. Каденции написаны Л.Федоровым. Опубликовано в книге А.Х. "Десять стихотворений Верпы, посвященных Игорю Холину". Вивризм. Париж, 1988. Внутри собаки Жуть и мрак Внутри енота Жуть и мрак Внутри рыбешки Пустота Внутри бутылки Пустота Внутри затылка Пустота Внутри коровы Жуть и мрак Внутри собаки Внутри собаки Внутри собаки Жуть и мрак Внутри собаки Внутри собаки Жуть и мрак Мы всех лучше А.Х.В. Париж, 1977 г. Американская мелодия. Эту песню под названием "Маленькие коробочки" сочинила почтенная преподавательница одного из университетов. В ней критиковалась обыденность американского образа жизни. В исполнении Пита Сигера она приобрела широкую известность. Мы решили придать песне другое значение. На пластинке она поется со значительными сокращениями. Полный текст приводится в статье «Тексты песен А.Х.В». Некоторые неправильно сомневаются, что восхваление самих себя вредит и никого не украшает. Мы думаем иначе. Мы всех лучше мы всех краше Всех умнее и скромнее всех Превосходим в совершенствах Все возможные хвалы Наконец-то всем на радость Мы теперь нашли слова такие Те что точно отвечают Положению вещей Славит Дева Козерога Хвалит Рыбу Водолей полезный Скорпиона тоже славят Лев Телец Овен и Рак Золотой Стрелец с Весами С Близнецами этой песней славят И мерцаньем восхваляют Высоту любой звезды Мы всех лучше мы всех краше Всех умнее и скромнее всех Превосходим в совершенствах Все возможные хвалы Водоплавающих малых И больших огромных чудищ моря Слышен рев самохваленья В этой песне к небесам: Мы всех лучше мы всех краше Всех умнее и скромнее всех Превосходим в совершенствах Все возможные хвалы Киви-киви моа-моа Дорогие птеродактили Вместе с птицей эпиорнис И веселой птицей дронт Золотыми голосами В трубы вечного великолепия Убедительно объявят Несомненную хвалу: Мы всех лучше мы всех краше Всех умнее и скромнее всех Превосходим в совершенствах Все возможные хвалы Те что с хоботом и с рогом Млеконепарнокопытные Ударяют в легкий панцырь Чтобы вновь провозгласить: Мы всех лучше мы всех краше Всех умнее и скромнее всех Превосходим в совершенствах Все возможные хвалы Человек — венец творенья Просто-напросто обязан славить Этой песней совершенства Что дарованы ему Этой песней этим гимном Громогласнейшим апофеозом Чудным звуком трубным гласом Должен славить сам себя Пойте с нами пойте с нами Пойте только так и не иначе Мы всех лучше мы всех краше Одаренней и скромней А когда мы засыпаем Вы проснитесь и хвалитесь нами Чтоб хвала не умолкала Чтоб всегда была слышна Наконец-то всем на радость Мы теперь нашли слова такие Те что точно отвечают Положению вещей http://www.library.ru/help/guest.php?PageNum=7118&hv=7125&lv=7116В незаконченном автобиографическом романе Алексей Хвостенко пишет: "Историю же своей семьи я знаю совсем плохо. Деда своего я знаю только по рассказам своей бабушки. В 37-м году во время Великого Террора он был ликвидирован как "враг народа". Основанием к такому определению послужило то, что он со всей своей семьей провел почти двадцать лет в эмиграции. Дед был по образованию горный инженер и, кроме того, выдающийся оперный певец. Как он совмещал эти свои занятия в дореволюционной России, я не знаю. За границей он вел исключительно жизнь профессионального артиста. Бабка тайком показывала мне чудом сохранившиеся афиши его выступлений в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и других городах Нового и Старого Света. Он был другом Шаляпина и его пламенным поклонником. Своими выступлениями он мог кормить семью". Будущий "гражданин мира" Алексей Хвостенко родился в 1940 году в Свердловске. Мама умерла рано, он ее практически не помнил. Отец – поэт и переводчик Лев Васильевич Хвостенко. "С самого раннего детства я жил в окружении книг..." — вспоминал при жизни художник. "В отцовской библиотеке было много иллюстрированных томов, по которым я изучал культуру Средневековья и Ренессанса. В литературе мне интересен период, начиная с трубадуров и заканчивая Данте. А потом, конечно, Шекспир. Поэзия трубадуров близка мне удивительной свободой импровизации и абсолютным владением темой. Если поэт хвалит патрона, то делает это мастерски. Впрочем, не будем забывать, что в этой области блистали и восточные поэты, особенно в жанре касыды. Это такой специальный жанр, когда поэт восхваляет владыку и просит что-то для себя. Однажды в шутку мы с Анри Волохонским*** сочинили касыду министру культуры Фурцевой. Не знаю, получила ли она ее. Учился я в привилегированной английской школе. Поэтому язык знаю неплохо, у нас в семье говорили на английском. Мой отец родился в Англии — его семья эмигрировала сразу после революции. В девятнадцать лет отца не стало. Я остался сиротой". http://www.bards.ru/Hvostenkohttps://lh6.googleusercontent.com/-o_zFbhAfwbE/T31uQO0MNYI/AAAAAAAABgI/ljGLMhJqvMs/s800/eaad7824d51e.jpg |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #4 : 21 января 2015, 17:01:22 » |
|
http://jaga-lux.livejournal.com/263001.html14 ноября поэту-авангардисту, автору песен, художнику Алексею ХВОСТенко, исполнилось бы 70 лет. Храните вечно тайну эту, не доверяйте никому. приносит ночь и блеск рассвета в прозрачных крылышках Амур. Не слышен звон его крыла. Ах, неужели ночь ушла?.. Звенят-звенят колокола, она была белым бела. Храните долго эту тайну, как долгий полдень голубой. Как взмах крыла, полет бескрайний над неподвижною волной. Пусть лучше киса-синева поет одна любви слова, Она по-прежнему твоя, она одна, всегда одна. Вы эту тайну сохраните, храните золото любви. А если спросят - повторите слова последние мои. Молчит заката красота, а в ней златая тайна та. Я вам скажу один секрет: "Кого люблю, того здесь нет." Dm Gm A7 Dm Алексей Хвостенко http://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1687487/1687487_original.jpgАлексей Львович Хвостенко, он же Хвост (14 ноября 1940, Свердловск — 30 ноября 2004, Москва Никого подобного этому поэту, музыканту, художнику, драматургу в современном искусстве нет и неизвестно, будет ли, и когда? Уникальность Алексея Хвостенко - в особом понимании мира и себя в нем, а также продолжении ныне совсем уже, кажется, утерянной традиции отношения к творчеству, античной традиции дионисийства во всем, - и поэтому он оказывал на людей магическое воздействие, как некое сверхъестественное существо, олицетворяющее жизненную силу.. Жизнь воспринималась им как праздник, яростное бурление, всеобщий пир, всепьянейшее братство свободных людей. Его открытость в своих жизненных позициях и взглядах миру и городу необыкновенны тем, что всё, выраженное в них, по сути есть слово, без допущений; Хвостенко жил по собственному своему слову. Вернее, как хотел, и как сказал. Он видел себя поэтом на пиру, кифаредом и вагантом, и потому самые знаменитые его произведения - песни. Друзья рассказывают, что сам поэт называя себя Хвостом, и придумал расшифровку своего псевдонима. "Хвост - как Христос Воскреси, "ост" - как Восток и "о" - как горловина гитары посередине..." - говорил он. — Вы человек больше диалогического или монологического склада? Вам нужны собеседники? — В смысле собеседников мне хватает самого себя — это гораздо удобнее, надежнее и комфортабельнее. Иногда себя хвалю, иногда ругаю, иногда восхищаюсь, умиляюсь, иногда в полном негодовании от своих сочинений. Но тем не менее для того, чтобы продолжать то, что я делаю, мне хватает самого себя. — Из «литературных» друзей есть люди, которые по-прежнему для вас много значат, с которыми вы ведете внутреннюю полемику?.. — Самый главный и абсолютный мой адресат — Анри Волохонский. Несколько человек уже умерли — Иван Алексеевич Лихачев, Юрий Домбровский. — А общение с Бродским много для вас значило? На Пряжке вы на одной койке лежали — вначале он, потом вы. — С Бродским мы совершенно не похожи. Тем не менее в молодости, в начале 1960-х, мы с ним были довольно близкими друзьями. Я учил его английскому. — Он брал у вас уроки? — Не то чтобы уроки… Я ему давал английские книжки, иногда помогал в переводах, которыми он начал заниматься. ........................... — Что он, по-вашему, делает с языком? — Хлебников или я? — В ком вы компетентнее, о том и расскажите. — Хорошо, скажу и за себя, и за Хлебникова. Главное, что определяет поэта, — не авангард сам по себе, авангардом можно считать все, что угодно, — а желание проникнуть в первозданную сущность языка, в его архаическую историю. Ведь за каждым обыденным словом стоит породивший его миф. http://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1687833/1687833_original.jpghttp://magazines.russ.ru/nlo/2005/72/hv19.htmlhttp://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1689072/1689072_original.jpghttp://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1689883/1689883_original.jpgТема свободы была главной в истории жизни Хвостенко, для которого, как пояснил Кедров, было важно быть свободным во всех отношениях. "Он таким и был, поэтому и стиль его музыкальный совершенно свободен - голос, неотделимый от человека, песня неотделима от общения, которая не поется, а проговаривается", - уверен поэт. "Это человек-праздник. Как только он где-то появлялся, все вокруг сразу начинало кипеть и бурлить. Но себя он не жалел, потому и уход такой скоропостижный и преждевременный. Я видел его за месяц до его неожиданного ухода, когда он простудился и вот", - заключил писатель. Кира Сапгир, сценарист, детский писатель, поэт, журналист, переводчик (в ее квартире состоялась первая в СССР персональная выставка Хвостенко): "День первый. Прихожу домой с работы и вижу, что моя комната превращена в выставочный зал. Со стен сняты все ранее висевшие картины, и вместо них красуются незнакомые абстракции, коллажи, рисунки тушью, какие-то чугунные ядра, разбивающие храм. Ночью - шквал звонков: ревнивые дамы требуют к телефону Алешу, а меня чуть не к барьеру - и не верят, когда я говорю, что его нет. День второй. Валит народ. В квартире яблоку негде упасть. Соседи грозятся вызвать милицию: в коридоре коммуналки проложены тропки меж бутылок, как в луговой траве. В центре «выставочного зала» и всеобщего внимания два странных человека - никогда таких не видела! Один, в бархатном темно-зеленом берете, смахивающий на средневекового ваганта, - поэт Анри Волохонский. Другой менестрель, в широкополой шляпе с заткнутой за тулью веткой цветущей бузины, - Алексей Хвостенко, Хвост, перебирающий струны кифары (так на античный лад зовет он гитару). Звучит дуэт: Степь ты полустепь, полупустыня" http://www.leonidfedorov.ru/hvost.htm Как рассказал РИА Новости шоумен группы "АукцЫон" Олег Гаркуша, музыканты рок-коллектива также познакомились с Хвостенко в Париже. "Мы с ним познакомились, по-моему, в 89-м году в Париже. Он сразу произвел впечатление искреннего и харизматичного человека. Он очень хорошо относился ко мне. Добрый, отзывчивый, удивительный гений", - рассказал Гаркуша. "В Хвосте будто уживались два совершенно разных человека: один - жизнерадостный, абсолютно непосредственный, даже ребячливый, а другой - по-настоящему умный, зрелый. Он мог, прихлебывая вино, всю ночь петь на кухне какие-то совершенно дикие, глупые песни, а мог долго и невозмутимо рассуждать об очень серьезных вещах - о религии, о политике, о культуре. Еще - это сейчас большая редкость, по-моему, - он бьи наделен неподдельной человечностью: был чуток, внимателен, милосерден. Мы познакомились году в 89-м, когда АукцЫон впервые приехал с концертами во Францию. Нам всем тогда не было еще и тридцати - то есть разница в возрасте была на самом деле весьма приличной, лет 25, - но что странно, она совершенно не чувствовалась." "Трудно его описать. Он был светлым человеком, без пальцев, гонора и гордыни. Как правило, такие люди себя так и ведут - такие по-настоящему талантливые и гениальные, в отличие от других - бездарных и наглых", - считает музыкант. http://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1692339/1692339_original.jpg |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #5 : 21 января 2015, 17:17:20 » |
|
Из произведений Волохонского наибольшую известность получило стихотворение «Рай» («Над небом голубым…»), написанное на музыку Владимира Вавилова и, как уже упоминалось, впоследствии исполненное Алексеем Хвостенко, а потом Борисом Гребенщиковым в фильме "Асса". «Песня прозвучала на всю страну и стала, как это не забавно, своего рода гимном поколения, знаменем русского рока. БГ получил всенародную известность. И не только как исполнитель, но и как «автор». Музыкальный редактор фильма Мина Бланк не сочла нужным указать в титрах настоящих авторов песни, что, впрочем, частично оправдывает её (времена были еще советские), а исполнитель не был против такого положения вещей. Мне, скажу честно, было весьма странно все это наблюдать. В 1992 на одну из программ «Петербургского ангажемента» был приглашен режиссер Сергей Соловьев. Была съемка, банкет и продолжение банкета в номере отеля, где режиссер остановился. Там-то я и спросил его по поводу «Ассы» и авторства песни. Выяснилось, что все были в курсе дела. Но… «так было нужно». http://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1693051/1693051_original.jpgВ перепевке БГ предлог НАД в первой строчке изменился на предлог ПОД, что исказило смысл стихотворения, но, правда, Волохонский такую переделку позже благословил. Кстати, «Академия» сопроводила ноты пометкой: «Произведение, на которое БГ положил слова "Под небом голубым..."» Да уж положил, положим… Прямо под небом голубым и положил. А настоящая история этой песни уходит своими корнями в 1972 год, когда советская фирма грамзаписи «Мелодия» выпускает альбом «Лютневая музыка XVI-XVII веков» с именем Владимира Вавилова на обложке. На пластинке 10 произведений и лишь три из них исполнены Вавиловым. Среди них такие известные сейчас, как Аве Мария Джулио Каччини и Ричеркар Николо Негрини. Лишь три композиции действительно, исполняет В. Вавилов (лютня). Так почему же только его фамилия на обложке?.. Но именно Владимир Вавилов — настоящий автор «средневековой лютневой музыки». В советские времена композитор без высшего музыкального образования предпочел выяснению отношений с худсоветом невинную мистификацию, состоящую в преписывании собственных мелодий малоизвестным музыкантам эпохи возрождения. И так родилась эта мелодия. Через год после выхода пластинки 11 марта 1973 г., умер ее настоящий автор Вавилов. Примерно в это же время не выходит эта музыка из головы поэта с инженерным образованием, автора песен Анри Волхонского. На телефоне – Анри Гиршевич Волохонский: «Я услышал эту пластинку [Вавилова - З.Г.], где было написано, что это музыка - Франческо ди Милано. Ходил ее и мурлыкал. Был я тогда в подавленном настроении, так как Хвостенко, с которым мы написали много песен, уехал в Москву, а я остался в Питере. С мыслями "Как же я теперь песни буду писать?" я ходил по Питеру и зашел в мастерскую своего друга Акселя [замечательного художника Бориса Аксельрода, благословенна его память, недавно умершего в Израиле - З.Г.], и минут за 15 написал этот текст. Было это в ноябре-декабре 1972 года.» Волхонский не скрывает, что заимствовал образы для стихотворения из ветхозаветных преданий: "Аксель делал тогда это самое «Небо на земле»… А мы делали вид, что помогаем Акселю — кололи смальту и составляли куски мозаик по его росписям, впрочем довольно бездарно. Акселю приходилось нас поправлять. А я вообще по большей части лодырничал. В прямом смысле слова он мне ничего не говорил и не советовал, но атмосфера была та самая." http://ic.pics.livejournal.com/jaga_lux/16148852/1693418/1693418_original.jpg |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #6 : 24 января 2015, 15:05:59 » |
|
— В стихотворении Бродского 1961 года есть такие строки: «Как хорошо, что некого винить, / Как хорошо, что ты никем не связан, / Как хорошо, что до смерти любить / Тебя никто на свете не обязан». Вам знакомо ощущение самодостаточности? — Да. Ощущение самодостаточности во мне полное. — Вы вообще долго работаете над своими вещами в разных жанрах? После того, как стихотворение напечатано или спектакль поставлен, остается ощущение неудовлетворенности? — Когда стихотворение напечатано, оно уже отошло, я о нем не думаю. Потом прочитаешь и удивляешься: кто же это написал? Неужели ты? А на концертах петь приходится то, что любят и ценят зрители. То, что мне, разумеется, уже неинтересно. Гораздо интереснее создавать новые вещи. А самым любимым детищем для меня был и останется театр. — Ваша театральная «ипостась» реализовалась только в Париже? — В Париже, да. Хотя первая моя пьеса «Запасной выход» прошла в Америке, в городе Нортхемптон, на первом русском фестивале визуальных искусств. Ее мы написали с Анри Волохонским еще в 60-х. Она прошла на английском с большим успехом. — Как у вас распределялись роли в тандеме с Волохонским? — Никак. По-дружески. Тексты мы сочиняли совместно, а музыку — в основном я. Один пишет одну строчку, другой — вторую, и обсуждаем. Писать вдвоем очень просто. — Существуют два противоположных взгляда на соотношение поэзии и автора. Одни считают, что произведение поэта — это нечто большее, чем он сам. Другие полагают, что в поэзии выше головы не прыгнешь. А вы как считаете? — Наши предки говорили: «Поэт — это рупор Бога». Я считаю, внутри меня сидит какой-то демон. Сократ говорил: «Я ничего не знаю, но мой внутренний даймон объясняет, что нужно делать и говорить». Поэтическое творчество свободно от всяких догматов — и это самое главное. Поэт в первую очередь — создатель языка. Думаю, язык создали первые поэты. Хотя мы и знаем, что вначале было Слово. Новый Завет мне вообще ближе, ведь он подарил человеку свободу. — Как в 1960-е вы и ваши знакомые представляли себе Ренессанс? Эпоха многогранных личностей должна быть близка вам по духу. Или у вас в то время сложилось «школьное» восприятие: Средневековье — «темные» века, а Возрождение — «рассвет»? — В отцовской библиотеке было много иллюстрированных томов, по которым я изучал культуру Средневековья и Ренессанса. В литературе мне интересен период, начиная с трубадуров и заканчивая Данте. А потом, конечно, Шекспир. Поэзия трубадуров близка мне удивительной свободой импровизации и абсолютным владением темой. Если поэт хвалит патрона, то делает это мастерски. Впрочем, не будем забывать, что в этой области блистали и восточные поэты, особенно в жанре касыды. Это такой специальный жанр, когда поэт восхваляет владыку и просит что-то для себя. Однажды в шутку мы с Анри Волохонским сочинили касыду министру культуры Фурцевой. Не знаю, получила ли она ее. — Гомер и Шекспир были разрешены советской властью. А были ли в вашей юности книжки обэриутов? — Стихи обэриутов я открыл для себя, когда мне было лет двадцать, не больше. В самиздате ходило много их текстов. Меня очень удивила схожесть того, что делали они, и того, что пишу я. К этому времени я хорошо знал Заболоцкого и Хлебникова. Для обэриутов Хлебников был кумиром, как и для меня. С него началась новая эра в истории не только русского, но и мирового стихосложения. — Что он, по-вашему, делает с языком? — Хлебников или я? — В ком вы компетентнее, о том и расскажите. — Хорошо, скажу и за себя, и за Хлебникова. Главное, что определяет поэта, — не авангард сам по себе, авангардом можно считать все, что угодно, — а желание проникнуть в первозданную сущность языка, в его архаическую историю. Ведь за каждым обыденным словом стоит породивший его миф.  |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #7 : 24 января 2015, 17:21:38 » |
|
http://magazines.russ.ru/nlo/2005/72/hv20.htmlАлексей Хвостенко Максим (отрывки из неоконченного романа)версия для печати ( Да что там “молодых гениев”! Советская власть и ученых не жалела. В середине 60-х годов я работал некоторое время с академиком Кнорозовым. В то время как раз вышел огромный том о письменности индейцев майя, а я по своей любви к текстам первоисточников не смог удержаться, чтобы не купить его. В то время я жил со своей подружкой, настоящего имени которой никто не знал. Я же называл ее Дуськой (от русского ласкательного словечка “дуся”), и этим именем мои друзья ее и называли. Она, просмотрев эту книгу, очень увлеклась ею (она почти во всем разделяла мои вкусы). И вот ей пришла в голову мысль расписать в нашей комнате копиями “иероглифов” майя стенку, испачканную какой-то дрянью. Она покрыла ее какой-то краской и черной сверху повторила эти “иероглифы”. Тогда же я ни о каком Париже не думал, а хотел всего-навсего познакомиться с Кнорозовым. И вот в случайном разговоре с Сашей Кондратовым выяснилось, что наш Битов (не путать с нынешним писателем Андреем Битовым) лично знаком с Юрием Валентиновичем, и пообещал как-нибудь привести его ко мне. Я и думать забыл про этот разговор, как однажды, примерно в час ночи, раздался звонок в моей коммунальной квартире, и я поспешил открыть дверь, чтобы не переполошились соседи. Выйдя на лестничную площадку, я увидел картину, достойную известного автора шедевра “Не ждали”! Впереди стоял Сэнди, а за ним какой-то тип в шапке, надвинутой на глаза, и в грязном пальто. Я был в полном недоумении, но тем не менее посторонился и пропустил их внутрь. В коридоре я тихо спросил Сэнди: “Кто это?” “Тс-с, — сказал он, — это академик Кнорозов”. “Ну и ну”, — подумал я, но все-таки пропустил их в комнату. При свете я разглядел академика получше. Он был с головы до ног покрыт грязью, на лице кровавые подтеки, вид совершенно невменяемый. “Это он упал в лужу”, — оправдываясь, прошептал Сэнди. Они принесли с собой бутылку водки, и, когда мы допили ее, Кнорозов уже был неспособен пошевелить ни рукой, ни ногой. Его уложили на пол, Сэнди пристроился рядом, а мы с Дуськой расположились на единственной тахте. Утром, когда я проснулся, мой приятель уже успел сбегать за водкой и закуской и расталкивал непробудного академика. Дуська отвела его в ванну и кое-как отмыла. Потом она усадила его на табуретке посередине комнаты. Он не мог поднять головы (похмелье давало себя знать) и смотрел в пол. Сэнди тем временем готовил бутерброды и разливал водку. Мы выпили по первой и со второго раза прикончили бутылку. Сэнди достал вторую. Тут Кнорозов стал приходить в себя и огляделся вокруг. Взгляд его упал на стенку, расписанную Дуськой мотивами майя. Не знаю, о чем он подумал, но весь его вид выражал явное недоумение. “Что это?” — спросил он. Я взял том, написанный им, и, указывая на Дуську, сказал: “Вот, она срисовала”. На лице академика обозначилось явное облегчение. Он отхлебнул еще водки и вдруг обратился ко мне: “Ты знаешь языки?” “Английский, — ответил я, — ну и русский, разумеется”. “В вашей монографии много интересных текстов и репродукций. Я поэт и художник, так что и то и другое мне крайне интересно”, — добавил я. Юрий Валентино-вич оживился. “Хочешь работать со мной? — спросил он. — Я сделаю из тебя отличного дешифровщика”. Я с радостью согласился. Через некоторое время я пришел к нему в Академию наук, что была выстроена на Неве еще при Петре. Кнорозов поручил мне интереснейшую работу: делать сводную таблицу текстов мифов, сказок и легенд туземцев Океании. В то время он занимался дешифровкой письменности вымерших или переселившихся куда-то аборигенов острова Пасхи. Но о самой работе я рассказывать не буду — это другая тема. А вот как протекал наш рабочий день — это интересно. Утро начиналось с закупки портвейна. 2, 3 или 4 бутылки в зависимости от нашего материального состояния. Мы поднимались наверх в Кунсткамеру с заспиртованными монстрами, начало собиранию которых опять же вышло еще при Петре. Я — с увесистыми томами, Кнорозов — с “листингами”. Я читал, он считал непонятные мне цифры, которые выдавал ему допотопный компьютер. Бутылки мы приканчивали до обеда. В обед покупалась бутыль водки, но раскрывалась уже в академической столовой под научную закуску. Потом закупалась еще пара бутылок портвейна, и к вечеру мы их приканчивали, продолжая наши научные занятия. Протянув таким образом год, я научился пить и работать одновременно. Надо отдать должное Кнорозову — я никогда больше не видел его в таком состоянии, как в первую ночь нашего знакомства. Он всегда сохранял ясную голову, знал и помнил все на свете, терпеть не мог своих коллег за слабоумие, и помощников всегда брал себе со стороны. |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #8 : 26 января 2015, 15:10:20 » |
|
Кира Сапгир, сценарист, детский писатель, поэт, журналист, переводчик (в ее квартире состоялась первая в СССР персональная выставка Хвостенко):
"День первый. Прихожу домой с работы и вижу, что моя комната превращена в выставочный зал. Со стен сняты все ранее висевшие картины, и вместо них красуются незнакомые абстракции, коллажи, рисунки тушью, какие-то чугунные ядра, разбивающие храм. Ночью - шквал звонков: ревнивые дамы требуют к телефону Алешу, а меня чуть не к барьеру - и не верят, когда я говорю, что его нет. День второй. Валит народ. В квартире яблоку негде упасть. Соседи грозятся вызвать милицию: в коридоре коммуналки проложены тропки меж бутылок, как в луговой траве. В центре «выставочного зала» и всеобщего внимания два странных человека - никогда таких не видела! Один, в бархатном темно-зеленом берете, смахивающий на средневекового ваганта, - поэт Анри Волохонский. Другой менестрель, в широкополой шляпе с заткнутой за тулью веткой цветущей бузины, - Алексей Хвостенко, Хвост, перебирающий струны кифары (так на античный лад зовет он гитару). Звучит дуэт: Степь ты полустепь, полупустыня"
Михаил Гробман, поэт, художник:
"Как-то в 60-х на домашней выставке Хвоста у Киры Сапгир я напился, залез на стол, меня пытались удержать. - В квартире недавно кончился ремонт, и рабочие оставили там ведра с краской. В итоге ведра были перевернуты, и краска оказалась повсюду. Все гости были в краске. Я снял свой шикарный пиджак, а под ним у меня была рваная майка, как будто в меня стреляли шрапнелью. Хотя все были пьяные, но все равно было смешно. Он всегда много пел и играл для друзей. Когда Хвост живет у тебя в доме, его не слышно и не видно. Он не мешает. Он лежит где-то на кушетке, курит, потягивает вино, пишет стихи. Иногда это все выливается в совместное написание стихов. И он не обижается, когда его ругают. Несколько месяцев он жил у нас в доме в Израиле, и ему захотелось обратно в Париж. Самый дешевый билет стоил 200 долларов. И мы устроили ему концерт в клубе "Цавта" в Иерусалиме. Это было в 70-х. Он дал несколько концертов, собрал денег и полетел в Париж через Лондон, где задержался на два года. Там он успел выпустить пластинку "Прощание со степью" и подружиться с русской женщиной, у которой был английский муж и подвал, полный вина. Алеша там жил, пока не выпил все вино, запасов которого хватило на два года. Выпив последнюю бутылку, Хвост уехал в Париж".a@ |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #9 : 26 января 2015, 16:44:37 » |
|
ГЛАВА 6, ГДЕ СЛОВО СТАНОВИТСЯ ДЕЛОМ… ИЛИ НАОБОРОТ? Разобравшись с автором, решим еще несколько филологических проблем. Прежде всего – каков аутентичный текст песни? Открываем, например, 156-ю страницу сборника "Анри Волохонский. Стихотворения" 1983, HERMITAGE USA и читаем (сохранена пунктуация автора): Над небом голубым Есть город золотой С прозрачными воротами И яркою стеной А в городе том сад Все травы да цветы Гуляют там животные Невиданной красы Одно как рыжий огнегривый лев Другое – вол, исполненный очей Третье – золотой орел небесный Чей там светел взор незабываемый А в небе голубом Горит одна звезда Она твоя о Ангел мой Она всегда твоя Кто любит тот любим Кто светел тот и свят Пускай ведет звезда твоя Дорогой в дивный сад Тебя там встретят огнегривый лев И синий вол исполненный очей С ними золотой орел небесный Чей так светел взор незабываемый Теперь – о названии. БГ называл песню «Город». За последние 20 лет эта песня прозвучала, по моим подсчетам, примерно на 100 концертах Гребенщикова. Плюс – пластинки, кассеты, диски, передачи на радио, не говоря уж о культовом фильме (недавно узнал, что там играет родной брат моего одноклассника – но это так, к слову). Название устоялось, но… сам Волохонский назвал ее иначе – «Рай». Вообще-то хозяин (текста) – барин. Правда, в данном случае… В данном случае речь идет о Городе, с заглавной буквы. Точнее – об образе, причем однозначном – «Небесного Иерусалима». На всякий случай я спросил А. Волохонского, и он подтвердил: «Разумеется, я имел в виду Небесный Иерусалим. Реального Иерусалима я тогда (в 1972 г.) еще не видел». А как же родились другие варианты текста? Скорее всего (судя по воспоминаниям разных людей, да и просто по логике), БГ просто плохо расслышал запись на кассете. Так, например, полагает Хвостенко: «Да, подпортил текст – он ее, наверно, усвоил на слух. Слух у парня так себе – что же делать...» (inostranets.ru/cgi-bin/materials.cgi?id=14543&chapter=20) Впрочем, тот же Волохонский допускает и менее энтропийную версию: «Видимо, у Гребенщикова была плохая копия [записи исполнения Хвостенко - З.Г.]. Что-то он, возможно, заменил ради музыкального благозвучия, как он его видел. А вот что касается "Над небом голубым" - мне кажется, что они опасались антирелигиозной цензуры, вот и заменили это...» ВМЕСТО ЭПИЛОГА Итак: Автор слов – Анри (Андрей) Волохонский. Слова написаны в ноябре 1972 г. на услышанную с пластинки музыку. Навеяны атмосферой в мастерской Б. Аксельрода. Автор музыки – Владимир Вавилов. Музыка написана примерно в 1967-68 гг. Более точно – определить не удалось. Первый исполнитель – Алексей Хвостенко. Все остальные варианты исполнения генетически восходят к его, хвостенковскому, и генерируются по нехитрой формуле «услышал – и сыграл по-своему». Так что АХ имел право на фразу, которую проговаривал как-то скороговоркой: «наша с Андрюшей Волохонским песня». Вот мы и подошли к концу нашей истории – светлой и грустной. Светлой – потому что вот уже более 30 лет живет в мире Песня, у которой меняли и название, и слова, и музыку, и исполнителей (и даже язык) – а она живет, и поет ее вот уже совсем-совсем новое поколение… Счастливая судьба у песни! А грустная – по причинам противоположным. Как-то остались в тени ее два подлинных автора. То есть поискав по Интернету – можно найти робкие упоминания о каждом из них, но чтобы вот так просто: «авторы песни – А. Волохонский и В. Вавилов» - нет такого. А в сознании народном – и вовсе тишина по их поводу… При всей разнице между судьбами композитора и поэта - есть даже какая-то удивительная параллель между их желанием «главное – чтоб услышали…» Я не знаю, сможет ли наш маленький экскурс в историю Песни что-то изменить. На своих концертах, исполняя Песню на иврите, я называю ее подлинных авторов: Анри Волохонского и Владимира Вавилова. И позволяю себе только одно изменение: я все-таки называю ее «Карта», что на армейском языке (который был разговорным для пророка Йехезкиэля) означает «Город». И в качестве заставки для Песни, которая вместе со словами проецируется на экран во время исполнения, - взял фотографию Старого Города в Иерусалиме: ночью, в подсветке снизу: http://www.israbard.net/israbard/pressview.php?press_id=1049809437https://www.youtube.com/watch?v=1zPQdV4BKEA |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #10 : 26 января 2015, 20:54:47 » |
|
Чудовище Жилец Вершин http://www.youtube.com/watch?v=IsdMiQrKDOwтекст В. Хлебников речитатив А. Хвост. музыка АукцЫон http://static2.insales.ru/images/products/1/7758/3587662/large_default.jpeg«Жилец вершин» — альбом российской группы АукцЫон, записанный совместно с бардом Алексеем «Хвостом» Хвостенко. Все тексты написаны поэтом начала XX-го века Велимиром Хлебниковым. После записи альбома осенью группу покинул переехавший в Канаду гитарист Дмитрий Матковский. Список композиций Мешок. Бобэоби Благовест Иверни, Выверни Три и два Призраки Гроб Утопленники Могатырь Кузнечик Боги Чудовище Боги II Нега-Неголь Весёлое Место Бобэоби Жилец вершин Исполнитель: Алексей Хвостенко (Хвост), АукцЫон 1996Аукцыон, Геометрияавторская песня http://music.yandex.ru/album/298440Из интервью с О. Гаркушей, 2003: - Вышедший в феврале 1996 года альбом «Жилец вершин» сразу был причислен в ранг шедевров и назван лучшим альбомом 90-х. Легко ли было работать с Хвостом и чем он вообще сейчас занимается? О.Г.: - На записи альбома я практически не присутствовал, поэтому мне трудно ответить. В принципе альбом записывался долго — порядка 9 месяцев. Он вообще дался нелегко и поэтому я думаю, что та домашняя обстановка в которой он записывался была оптимальной; мелодии и аранжировки постоянно менялись и поэтому он получился такой вот хороший. Из интервью Л. Федорова для ТРК РиФ и Интернет-Издания ПроРок, 12.08.2006: Леонид Федоров: - ...Поэзию практически не читаю. А как получилось с Хлебниковым? Прочёл несколько его текстов и ощутил некое внутреннее состояние, которое было близко мне. Понял, как это можно сделать конкретно для себя. Я же не литератор. Я слышу, как это звучит. Для меня достаточно одного звука. Хлебников меня и поразил тем, что я впервые услышал поэзию, в которой ритм, звук и глубинная энергия первична, чем вещи, которые мы привыкли считать смыслом. Вот мы сейчас как раз с Мартыновым беседовали. Он высказал классную мысль, что с Пушкина на самом деле началась болтовня в нашей литературе. Вся русская нация была молчаливой, были знаковые вещи, которые не надо было объяснять. А "Евгений Онегин" - светская болтовня, которая в большинстве не несёт в себе ничего. Кроме каких-то единичных моментов. А Хлебников как раз тот человек, которой этой болтовни избегал. Он понимал, что прочее болтовня, а то, что пишет он - не болтовня. Вначале было слово. Хлебников это прочувствовал для себя и сочинял тексты совершенно другого уровня, которые и являются новой эпохой в поэзии. Рок-музыка - это продолжение тех футуристических исканий. http://www.ytime.com.ua/img/forall/rocktolk/aukcion/auction_hvost/hlebnikov1.JPGРазвивая мысль Озерского о том, что "Птицей" для "Ы" завершился некий этап, вслед за которым "началось совершенно другое", можно подойти к утверждению, что упомянутый альбом вообще подытожил эволюцию "АукцЫона" как коллективной единицы. Вся дальнейшая история группы это, если хотите, движение по "тропику Федорова" с заездами на "запасные" пути. Пользоваться уже изведанным Леня, выпустив "Птицу", категорически не хотел. Однако быстро отыскать новую, заманчивую, "непаханую территорию" после записи четырех разноплановых альбомов за пять лет Федорову самостоятельно не удавалось. К накатившему на него тогда состоянию подошла бы формулировка "кризис как предчувствие". Лидер "Ы" внутренне был готов к переходу на другой уровень творческой реализации, но для такого шага ему, видимо, требовалась чья то подсказка. И она прозвучала из уст "доброго сказочника" (как выразился однажды музкритик Сергей Гурьев), парижского друга "аукцыонщиков" Алексея Хвостенко. Седобородый пиит из содружества "Хеленкутов" поведал Лене о том, что мировая литература делится на три эпохи. Раньше была эпоха Гомера, затем Данте, а теперь эпоха Хлебникова, в которой, собственно, Хвост с Федоровым и имеют счастье обитать. Следовательно, нет ничего естественнее и интереснее, чем запеть на велимировском языке. К тому же никто еще не доказал, что это возможно. О поэзии Хлебникова, равно как и о самом алхимике славянской фонетики, Леня знал крайне мало, точнее - почти ничего. Сей пробел федоровской эрудиции Хвост ликвидировал в ресторане поезда Петербург Москва, где за бутылкой водки подробно рассказал своему молодому соавтору музыканту о гении русского футуризма. И тут Федорова "как ударило". Он "вдруг понял, что из всего этого может получиться что то необычное. И для нас необычное, и вообще…". "Вернувшись в Питер, я созвонился с нашими и сказал: "Тащите все идеи, у кого что есть. Все что угодно…"" - вспоминал Леня в интервью Андрею Бурлаке. - О Хлебникове я знал и до того, как мы приступили к "Жильцу вершин", - говорит Рубанов. - Поэтому, честно говоря, сильно удивился, когда услышал, что Хвост предлагает сделать пластинку на хлебниковские стихи. Совершенно не представлял, что из такой затеи выйдет. А кто представлял то? По теперешнему преданию альбом созревал символический срок - девять месяцев, и все это время в отечественных околомузыкальных кругах раздавалось немало скептических высказываний. Мол, куда то "АукцЫон" совсем в дебри понесло. Как можно Хлебникова спеть? Кто это станет слушать? Оттягиваются ребята с Хвостом сами для себя и т. п. Естественно, звучал и эпитет "заумь", когда то щедро употреблявшийся в отношении самого Хлебникова. С позиции прагматиков действия "Ы" смотрелись вообще дико: коллектив никак не развивает успех "Птицы", чего то два года ждет и в 1995 м преподносит поклонникам полубезумный, фри джазовый альбом с голым юношей на внутреннем развороте обложки и инопланетными причитаниями заклинаниями "Проум. Праум. Приум. Ниум. Взум. Роум. Заум. Выум. Воум. Боум. Быум. Бом!.."; "…кучери тучери, мучери ночери, точери тучери, вечери очери…". Что бы это значило? Что? Вероятно, первое соприкосновение Федорова с бесконечностью, выход за края искусства, преодоление всех прежних форм. - Для меня "Жилец вершин" - куда более этапный наш альбом, чем все остальные, - заявляет Леня. - Он многое во мне перевернул. "Жилец…" в сто раз сложнее любых записей, что мы сделали до него. Однако, создавая именно эту пластинку, мы находили массу простых ходов и решений, которые отлично работают. Благодаря "Жильцу" потом появились "Анабэна", "Зимы не будет"… У нас изменился подход к песням. http://www.xorosho.com/uploads/posts/2009-11/1259146659_aukcyon.jpg |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #11 : 26 января 2015, 21:07:41 » |
|
ЖИЛЕЦ ВЕРШИН Альбом записан в 1995 году Алексеем Хвостенко совместно с группой «Аукцыон». тексты песен http://www.khvost.com/album06.shtml |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
хахохахо
Гость
|
|
| |
« Ответ #12 : 01 февраля 2015, 01:35:56 » |
|
|
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #13 : 02 февраля 2015, 09:39:44 » |
|
Велими́р Хле́бников (в ряде прижизненных изданий — Велемір, Велемир, Velimir; настоящее имя Виктор Владимирович Хлебников; 28 октября [9 ноября] 1885 — 28 июня 1922) — русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда.  София Старкина Велимир Хлебников http://www.litmir.me/br/?b=111045 |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #14 : 02 февраля 2015, 14:24:17 » |
|
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Облакини сени кидали
Над печальными далями далей.
Облакини сени роняли
Над печальными далями далей…
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Неологизмы, которыми пользуется Хлебников, в основном построены по единому принципу: поэт берет русские, славянские корни и суффиксы и соединяет их так, как раньше никто не соединял. Например, неологизм облакиня образован от основы — облак— с помощью суффикса— ин(я) по аналогии со словами «богиня», «княгиня». Таким образом, облакиня — это облачная богиня, богиня облаков. В другом стихотворении, посланном Иванову, встречается неологизм времиръ. Он образован от корня — врем— с помощью концовки— иръ
В эту жизнь включился и Хлебников. Он любил работать в Чернянке. Там была большая семейная библиотека, которой Хлебников пользовался. Часто экономка видела, как далеко за полночь Хлебников с книгой в одной руке и свечой в другой брел по аллеям парка. Прочитав страницу, он вырывал ее и бросал на дорожку. Экономка спросила его, зачем он рвет книги. «Раз она прочитана, мне более не нужна», — отвечал Хлебников, но обещал более книг не рвать. Возможно, в одну из таких ночей у него сложились строки:
Ночь, полная созвездий.
Какой судьбы, каких известий
Ты широко сияешь, книга?
Свободы или ига?
Какой прочесть мне должно жребий
На полночью широком небе?
Интересен набор предметов, представляющих ценность для поэта, предметов, которыми он — бессребреник — обставляет свою жизнь. Орлиное перо служит ему орудием письма. Позже перо заменят игла дикобраза и ветка вербы, и это также отразится в творчестве Хлебникова. Снимок с черепом (фотография 1909 года сохранилась) — излюбленный антураж для студента тех лет и одновременно отсылка к сюжету о докторе Фаусте. Осознанно или нет, но Хлебников проецирует свой автопортрет на образ героя немецких легенд и великого творения Гёте. Вслед за Фаустом Хлебников отрицает книжное, кабинетное знание. Важнее книг для него зубы ската и раковины, разбойничий кистень и такая идиллическая пастушеская свирель.
Правда, в письмах Александра Хлебникова эта поэтическая свирель оказывается всего лишь дешевой дудкой. «Теперь его увлечения распределяются между часами, кистенем и пастушеской дудкой, которую купил за гривенник под Ардатовом», — сообщает он родителям о Викторе. Несколькими годами позже внимание поэта привлекут копеечные игрушки из Сергиева Посада. Эти игрушки он носил с собой, их взял в последнюю поездку в Санталово (они теперь хранятся в Доме-музее В. Хлебникова в Астрахани). Поступки, которые перечисляет Хлебников, как и вещи, не совсем обычны. Характерно, что слово и дело для него существенно не различаются. «Я сказал», «я воскликнул» не менее действенны, чем «я переплыл», «я перенес».
Хлебников обосновался со своими рукописями в сарае, но местные жители отнеслись к нему без должного почтения и часто использовали листы хлебниковских рукописей для самокруток. Рядом с братом работала и Вера.
На этом состязание не закончилось. Борис по-прежнему пытался облагодетельствовать своего кузена и передал Виктору наследственные золотые часы дедушки с просьбой не закладывать и не продавать их. С этими часами позже вышла целая история. Через полгода Хлебников заложил их. Он заложил их Давиду Бурлюку, получил за них двадцать рублей и на эти деньги издал в Херсоне свою первую книгу «Учитель и ученик», посвященную поиску числовых закономерностей. Надо ли говорить, что реакция и семьи, и прочих родственников не заставила себя ждать. Еще до выхода книги Хлебников желал, чтоб она вызвала взрыв негодования или же равнодушия. Но, видимо, этот «взрыв» был такой сильный, что Хлебников растерялся и обиделся и в очередной раз попытался объясниться с родителями, братом и сестрами (к чести Веры, надо сказать, что она была целиком на стороне Виктора). Ему, кто работал днями и ночами, забывая поесть и поспать, так нужна была поддержка близких! Каждый раз, посылая родным свою новую работу и рассказывая о своих новых выводах, найденных закономерностях, он надеялся, что теперь-то они оценят, теперь-то они поймут, что он тоже по-своему много работает и что «пользу» обществу можно приносить по-разному. Как доказать, что если ты сидишь с книгой в руках или с листом бумаги, то ты работаешь? Как измерить труд мыслителя, поэта, ученого? Неужели служба в какой-нибудь конторе, где создается только видимость деятельности, лучше этого? Отец считал, что взрослый сын должен зарабатывать деньги. Виктор же предлагал измерять каждый труд ударами сердца как денежной единицей будущего, которой равно богат каждый живущий. Тогда в некоторых случаях окажется, что «лень» — вовсе не лень, а очень тяжелый труд, где человек растрачивает себя и часто платит за это ценой своей жизни.
Хлебников и Крученых провозглашали:
«Чтоб писалось туго и читалось туго неудобнее смазанных сапог или грузовика в гостиной… Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами, а будетляне речетворцы разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык). Этим достигается наибольшая выразительность, и этим именно отличается язык стремительной современности, уничтоживший прежний застывший язык» (из манифеста «Слово как таковое»).
«Есть два положения:
1) Что настроение изменяет почерк во время написания.
2) Что почерк, своеобразно измененный настроением, передает это настроение читателю, независимо от слов. Так же должно поставить вопрос о письменных, зримых или просто осязаемых, точно рукою слепца, знаках. Понятно, необязательно, чтобы речарь был бы и писцом книги саморунной, пожалуй, лучше, если бы сей поручил это художнику» (из манифеста «Буква как таковая»).
Впечатление «скоморошьих альбомчиков» усиливалось эпатажными названиями книг. Это было характерно для издательской деятельности многих футуристов. Эпатирующие названия «Пощечина общественному вкусу», «Затычка», «Дохлая луна» сразу предупреждают читателей, что ждет их внутри книги.[49]
На этом фоне и куда менее шокирующие названия («Молоко кобылиц», «Изборник стихов»), если они выходили под маркой «Гилея» или «ЕУЫ», приводили читателей и критиков в негодование.
На самом деле за этими эпатажными выходками стояла очень серьезная работа. |
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
zolotoigorod
Гость
|
|
| |
« Ответ #15 : 02 февраля 2015, 17:04:32 » |
|
Манифест писали целый день, непрерывно курили. Узкая комната наполнилась дымом. Сквозь дым можно было видеть стол с листами черновиков новых, небывалых идей. Все четверо были настроены победно и празднично. Расходились уже поздно, уставшие, но сделавшие дело, как пишет Крученых. Далее он говорит, что сразу поспешил обедать и съел два бифштекса сразу — так обессилел от совместной работы с великанами. Вот каков был результат совместного творчества:
«Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?
Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!
Мы приказываем чтить права поэтов:
1) На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово — новшество).
2) На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3) С ужасом отстранить от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4) Стоять на глыбе слова „мы“ среди моря свиста и негодования.
И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших „здравого смысла“ и „хорошего вкуса“, то все же на них трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Д. Бурлюк, Александр Крученых, В. Маяковский, Виктор Хлебников».
Почти половину сборника составляли произведения Хлебникова. Там были напечатаны его знаменитые «Кузнечик» и «Бобэоби»:
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
* * *
Бобэоби пелись губы
Вээоми пелись взоры
Пиээо пелись брови
Лиэээй пелся облик
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо
Впервые читающая публика имела возможность познакомиться с творчеством Хлебникова в таком объеме. В книге были представлены его мелкие стихотворения, поэмы, рассказы, статьи, причем как самые ранние, так и написанные недавно. Кончалась книга небольшой таблицей: «Взор на 1917». Там был приведен ряд дат, когда погибли великие государства прошлого. Последняя строка гласила: «некто 1917». Это свое пророчество Хлебников повторил дважды, первый раз — в книге «Учитель и ученик», изданной летом 1912 года в Херсоне. Там он высказался еще яснее: «Не стоит ли ждать в 1917 году падения государства?» К сожалению, тогда его пророчества никто не заметил. Не заметили его и позже. В 1919 году Хлебников с горечью вспоминал об этих своих трудах: «Блестящим успехом было предсказание, сделанное на несколько лет раньше, о крушении государства в 1917 году. Конечно, этого мало, чтобы обратить на них внимание ученого мира».
В одной из своих статей он скажет: «Хочу, чтобы слово смело пошло за живописью…» В другой статье, озаглавленной «Художники мира!» (это обращение к художникам), Хлебников говорит, что нашел достойную задачу, которая сможет объединить «художников кисти» и «художников мысли». Эта задача — создание мирового, научно построенного языка. Мыслители должны создать «азбуку понятий», а художники — придумать для них письменные знаки.
Такую «азбуку понятий» Хлебников создавал всю жизнь, и в 1919 году у него уже кое-что начало получаться. Он заметил несколько вещей: во-первых, очень часто в слове первая согласная «приказывает» всем остальным, определяет смысл слова; во-вторых, слова, начатые одной и той же согласной, нередко имеют что-то общее в своем значении; в-третьих, это общее значение можно обнаружить и в других языках. Например, «в» на всех языках значит вращение одной точки кругом другой, или по целому кругу, или по части его, дуге, вверх и назад. Отсюда вир, вол, ворот, вьюга, вихрь, санскритское слово «вритти», поэтому «в» можно изобразить в виде круга и точки в нем. Или другой пример: сравним слова: хата, хижина, халупа, хутор, храм, хранилище. Мы видим, что значение «х» — «черта преграды между точкой и движущейся к ней другой точкой» (постройки, начатые с «х», защищают точку человека от враждебной точки непогоды, холода или врагов). Кроме того, «хата» значит «хата» и по-египетски. Поэтому «х» можно изобразить как сочетание двух черт и точки (черта отделяет точку от другой черты). Такие письменные знаки будут понятны всем народам земли.
Но в 1913 году Хлебников еще так четко не сформулировал свои принципы и был представлен в сборнике «Союз молодежи» другими произведениями. Это была загадочная поэма «Война — смерть», пестрящая неологизмами, и две статьи, написанные в жанре философского диалога: уже публиковавшийся ранее «Учитель и ученик» и новая статья «Разговор Олега и Казимира». Как позже вспоминал Крученых, на самом деле поэма должна была называться «Революция», но цензура, конечно же, такое название не пропустила. Впрочем, это был достаточно своеобразный взгляд на революцию:
Немотичей и немичей
Зовет взыскующий сущел,
Но новым грохотом мечей
Ему ответит будущел.
Сумнотичей и грустистелей
Зовет рыданственный желел
За то, что некогда свистели,
В свинце отсутствует сулел
……………………………….
Железавут играет в бубен,
Надел на пальцы шумы пушек.
Играя, ужасом сугубен,
Он мир полей далеко рушит —
и так далее. Эту поэму очень любил Маяковский. Он говорил: «Железавут… звучит для меня такой какофонией, какой я себе представляю войну. В нем спаяны и лязг „железа“, и слышишь, как кого-то „зовут“, и видишь, как этот позванный „лез“ куда-то… Мне дорог пример из Хлебникова не как достижение, а как дорога».[59]
В «Бродячей собаке» на самом деле случались не только скандалы. Там шла очень серьезная работа. Тогда же, в конце 1913 года, в «Собаке» молодой филолог Виктор Шкловский читал доклад «Место футуризма в истории языка». Это было его первое выступление и практически первый серьезный разговор о футуризме и о зауми. Шкловский показал, что заумь, заумный язык на самом деле достаточно распространены в культуре. Можно назвать заговоры и заклинания, где, как правило, используются непонятные слова, детский фольклор, различные считалки и прибаутки, наконец, явление глоссолалии, то есть «говорение на языках», распространенное у сектантов. Шкловский говорил, что задача футуризма — воскрешение вещей, возвращение человеку переживания мира. Народу на лекцию пришло мало. Оппонентом Шкловскому выступил поэт, переводчик, ученыйассириолог Владимир Шилейко, сравнивший футуризм с чернокнижными операциями.
Руахадо, рындо, рындо.
Шоно, шоно, шоно.
Пинцо, пинцо, пинцо.
Пац, пац, пац.
………………………..
Между вишен и черешен
Наш мелькает образ грешен.
Иногда глаза проколет
Нам рыбачья острога,
А ручей несет и холит,
И несет сквозь берега.
Пускай к пню тому прильнула
Туша белая овцы
И к свирели протянула
Обнаженные резцы.
Руахадо, рындо, рындо.
Шоно, шоно, шоно.
Пинцо, пинцо, пинцо.
Пац, пац, пац.
Первые и последние строки — почти точная цитата из чародейской песни русалок, помещенной в книге И. П. Сахарова «Сказания русского народа», которую принес ему Якобсон.
|
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
ghjkl;
Гость
|
|
| |
« Ответ #16 : 02 февраля 2015, 23:21:49 » |
|
|
|
|
|
|
Записан
|
|
|
|
|
