Корнак
Модератор своей темы
Старожил
 Offline
Сообщений: 90139
 |
Боровски
"Как я работал троллейбусной дугой
А дело было так. Пахомыч на утренней планерке поднялся во весь свой могучий рост и сообщил:
- Нам премии не видать, как своих ушей, если не выпустим на линию еще один троллейбус. А как мы его выпустим, когда у него штанг нет? И не будет до следующего месяца. Где же мы их возьмем?
Все посмотрели на Захара, который сидел в сторонке, виновато склонив голову к полу. Это он отнес весь токосъемный механизм 101-го в металлолом, пока тот стоял на техобслуживании. И главное, зараза, деньги пропил сам, никого не угостив. Такое в трудовом коллективе не прощается.
- Какие будут еще предложения? - спросил у присутствующих главный инженер Михайлов.
Ему-то все равно. Его премии с нашими не коррелируются.
Повисла тягостная пауза, в тишине которой явно послышалось злобное жужжание мухи. Это в декабре-то?
- Ладно, - сказал я, вставая и застегивая до самого ворота телогрейку. - Дайте мне две пары новых верхонок.
Ну, дальше понятно. Залез я на крышу 101-го с двумя башмаками в руках. Их, слава богу, у нас, как грязи. И в лом они не годятся. Керамика. Подсоединил контакты к оборванным проводам, уходящим вглубь машины. Ну и, прижал их, родимых, к сети.
- Давай, - говорю. - Трогай помалу.
Выехали из депо без приключений. У меня это даже как-то лучше получалось, чем у бездушной автоматики. Ни разу штанги не слетели на стрелках.
Водила поначалу осторожничал. Не гнал шибко. На поворотах притормаживал. Но я ему крикнул:
- Что ты, как кляча старая! Пошевеливайся! А то план не выполнишь!
А чего мне бояться? Меня мужики веревками прикрутили намертво. Стойку специально смастерили в виде высокого табурета. Приварили двойным швом, для верности.
И дело пошло скоро. Одно только беспокоило: ветер. И морозец крепчал. Я, конечно, обмотался, как мог, тряпьем всяким. Шерстяные носки в валенки надел. Шапку на уши натянул и тесемочки на подбородке завязал морским узлом. Но все равно часу к третьему езды слегка околевать начал, и руки мои ослабели. Снежком меня припорошило опять же. Вот и стал контакт временами отпадать. Да, сука, в такие неподходящие моменты иногда.
Бабку какую-то с мешком картошки в дверях зажало, а я как раз опустил один башмак - иней с бровей смахнуть. Ругалась она, стерва старая, минут десять, пока я ей не предложил место мое самой занять.
- Небось и часу не продержишься, - подтрунили над ней пассажиры, которые, конечно, все были на моей стороне, видя происходящее прямо у них на глазах трудовое геройство.
Ну, она и успокоилась. Перекрестила меня даже напоследок. Благословила.
А потом на перекрестке что-то вроде бы в глаз мне попало. Приказал себе мысленно: терпи, сволочь! Но инстинкты эти, куда против них попрешь? На секундочку буквалъно опустил башмак. И мы встали, как вкопанные. Вот тут этот чудила на грузовике и врезался троллейбусу в бочину. Соглашусъ, доля нашей вины тоже в том была - мы на слегка желтеющй уже зеленый проскочить хотели. Но он-то! Он! Видел же, что у нас проблема. Мог бы и подождать. Так нет же. Принципиальный, гад, попался. Мол, у меня зеленый. Имею право ехать. Давить таких надо.
Удар к счастью оказался не сильным. Пару стекол вылетело, да вмятина на два пальца в глубину, не больше. На выполнение плана это не влияет. И милиция быстро приехала. Составили протокол и поехали дальше.
Короче, до обеда я таким образом оттарабанил. Прихожу в столовку, а мужики мне уже и компот приготовили, и тарелку борща, и гуляш. Хлеб горчицей потолще намазали.
- Ешь! - говорят. - И денег не надо. Это тебе от коллектива благодарность.
Сам начальник депо, Громов, пришел на меня посмотреть.
- Молодец, - похвалил он меня. - Такие люди нам нужны.
Отогреться за час я успел хорошенько и снова на крышу.
Вторая часть смены далась мне гораздо труднее. Сказалась усталость. Да и темно к вечеру стало. Впрочем, какой там вечер? День-то короткий. В четыре уже хоть глаз выколи. Хорошо, что уличные фонари у нас кое-где все-таки работают. Не до всех до них хулиганы добрались.
Честно скажу, один раз я сильно струхнул, когда меня чуть веткой тополя не сшибло. Встал я на минутку в полный рост затекшие ноги размять. Еле увернулся. Но зато потом осторожнее стал.
К концу рабочего дня, правда, совсем что-либо соображать перестал. Ни сколько времени осталось не понимаю, ни где нахожусь. Отпусти меня сейчас одного, так я, пожалуй, и дороги домой не найду. Руки совсем перестали сгибаться в локтях. Но это даже к лучшему - так легче их держать поднятыми вверх.
Как смена закончилась, я толком и не помню. Как снимали меня с крыши товарищи - это последнее, что в памяти осталось. А после - будто провал черный какой. Очухался уже в бытовке, когда меня спиртом растирали, да его же в рот пытались залить через сжатые намертво зубы. Кто бы мне вчера сказал, что хлеборезка моя автоматически при этом не откроется, я бы не поверил.
И это еще не самое удивительное вышло из всего приключения.
Громов, начальник наш, сидит возле меня на стульчике и улыбается. Тепло так, по-отечески.
- Знаешь ли ты, душа твоя пропащая, что ты сегодня сделал?
Это он меня спрашивает, типа. А что тут знать? Любой бы на моем месте...
- Нет, - продолжает он гнуть свое. - Не знаешь.
И ребята вокруг него все столпились. Смеются.
- Когда ты башмаки-то потерял, помнишь?
Башмаки? Я не то, чтобы не помню, когда. Я вообще этот факт как-то упустил. Покрутил поэтому головой, в отрицательном смысле ответа.
- А руки свои видел?
Скосил я глаза, а там... Мама дорогая! Культи какие-то. Ободранные и обугленные. Это что же получается, я голыми руками за контактную сеть держался? И ток в троллейбус через меня все это время поступал? Ну дела!
- Двойную тебе премию выпишем, - пообещал Громов.
Хотел я ответить ему что-то в том духе, что, мол, не за деньги советский человек, и так далее. А потом думаю: а какого, собственно, хрена? Разве я не из-за ускользающей от коллектива премии все это утворил? Что ж отказываться-то? Заслужил. А Громов, он мужик слова. Как сказал, так и сделает." |
