Если я правильно понимаю, подобные научные исследования называются фундаментальными и проводятся далеко не во всех странах, подобная деятельность рассчитана на дальнюю перспективу и не предполагает никаких сиюминутных и среднесрочных выгод.
, я вам хочу подкинуть материал древнего писателя и философа Лукиана (1-й-2-й век по Рождеству Х.), он как раз по теме и фундаментальных исследований, и по теме сталкеров к Добродетели:
...........................................
Ликин. Итак, слушай внимательно, да не насмехайся, если я буду рассуждать совсем не по-ученому. Hичего не поделаешь, раз ты, более знающий, не желаешь меня просветить.
22. Итак, допустим, что Добродетель представляет нечто похожее на город, обитаемый блаженными гражданами, - так начал бы речь твой учитель, прибывши когда-то из этого города. Граждане эти - существа высочайшей мудрости. Они все отважны, справедливы, благорассудительны и лишь немного уступают богам. В этом городе не увидишь, как говорят, ни одного из тех дерзких деяний, которые во множестве совершаются у нас, где грабят, насилуют и надувают, - нет, в мире и согласии протекает там совместная жизнь граждан; да оно и понятно: ибо то, что в других городах, как я думаю, возбуждает раздоры и ссоры, и то, из-за чего люди строят ковры друг другу, - все это убрано прочь с их пути. Эти обитатели уже не видят денег, не знают ни наслаждений, ни славы, из-за которых могла бы возникнуть рознь, но давно их изгнали из города, не имея нужды в них для жизни совместной. Итак, живут они жизнью ясной и всеблаженной, наслаждаясь законностью, равенством, свободой и прочими благами.
23.
Гермотим. Так что же, Ликин? Hе достойно ли всякого человека стремление стать гражданином такого города, невзирая на трудности пути и не отговариваясь длительностью срока, если предстоит по прибытии быть занесенным в списки и получить права гражданства?
Ликин. Бог свидетель, Гермотим, ради этого больше, чем ради чего другого, стоит постараться, и следует оставить все другие заботы, не придавать большого значения помехам, чинимым здешним отечеством. Hе следует склонять слуха к хныканью хватающих за плащ детей и родителей - у кого они есть, - а лучше и их звать с собою на ту же дорогу. Если же они не захотят или не смогут, то отряхнуть их с себя и не мешкая идти прямо туда, в тот блаженный город, бросив и плащ, если они, ухватившись, стащат его с плеч: ибо даже если ты придешь туда голым - не бойся: никто не захлопнет перед тобою дверей.
24. Говорю это уверенно, ибо я уже слышал когда-то рассказ одного старца про то, что делается там; старец и меня склонял последовать за ним в тот город: он-де лично меня проводит, занесет по прибытии в списки, сделает членом филы и включит в одну фратрию с собою, да разделю общее блаженство. Hо не послушался я по неразумию и молодости, - около пятнадцати лет мне было тогда,- а то, конечно, был бы теперь уже в предместье, у самых ворот. Вот он, этот старец, и рассказывал мне немало об этом городе и, между прочим, насколько припоминаю, говорил, что все население в нем - пришлое, из иностранцев; в городе нет ни одного местного уроженца - гражданами же являются в большом числе и варвары, и рабы, и уроды, и карлики, и бедняки, и вообще всякий желающий может вступить в общину. Ибо у них положено производить запись не по имуществу, не по наружности - по росту или красоте, - не по роду, не по знатности предков, - все это они не ставят ни во что, - но гражданином может стать всякий, кто обладает умом и стремлением к прекрасному, кто упорен в труде и не сдается, не раскисает при многочисленных трудностях, встречающихся в пути. Поэтому всякий, кто бы он ни был, проявивший эти качества и прошедший путь до самого города, немедленно становится гражданином, равноправным со всеми. А такие понятия, как "подлый" и "знатный", "благородный" и "безродный", "раб" и "свободный", отсутствуют в городе совершенно, и даже слов таких в нем не услышишь.
25.
Гермотим. Теперь ты видишь, Ликин, что я не напрасно, не из-за пустяков трачу силы, стремясь войти в число граждан такого прекрасного, блаженного города?
Ликин. Так я ведь, я сам, Гермотим, охвачен той же страстью, что и ты, и ничего так не желаю, как этого. И будь этот город расположен по соседству, на виду у всех, - можешь быть уверен: я бы не колеблясь давным-давно сам отправился туда и был бы теперь уже его гражданином; но вы - то есть ты с Гесиодом, рапсодом, - утверждаете, что он находится очень далеко. Поэтому приходится искать и дорогу к нему, и проводника самого надежного. Ведь надо? Как по-твоему?
Гермотим. Разумеется, надо: иначе не дойдешь.
Ликин. Так вот, обещающих проводить и заверяющих, что они знают дорогу, хоть отбавляй: столько их стоит, готовых к твоим услугам, и каждый твердит, что он - оттуда, из местных жителей. Однако оказывается, что дорога-то у них не одна и та же, но что имеется множество дорог, и все разные, и друг на друга ничуть не похожи: одна дорога ведет на запад, другая, по-видимому, - на восток, третья - на север, а четвертая - прямехонько к полудню. И еще: одна пролегла по лугам и рощам, с тенью и с ручейками, приятная и легкая дорога, без всяких препятствий; другая же кремнистая, жесткая, сулящая много солнца, жажды и трудов. И все же, по словам проводников, все эти дороги ведут к тому же городу - выходит, что он лежит в прямо противоположных направлениях.
26. Вот в этом и заключается для меня все затруднение; в самом деле: в начале каждой тропинки, к которой ни подойди, стоит при входе муж, внушающий всяческое доверие, протягивает руку и приглашает идти по его стезе; причем каждый из них утверждает, что только он один знает прямой путь, другие же все - блуждают, потому что и сами не нашли дороги, и не пошли за другими, которые могли бы их провести. Подойдешь к соседнему - и он сулит то же относительно своей дороги, браня остальных: то же и следующий; и так все, один за другим. Вот это множество дорог, таких непохожих друг на друга, смущает меня безмерно и приводит в недоумение, а еще больше - проводники, которые из кожи лезут, восхваляя каждый свое, - потому-то я не знаю, куда же обратиться и за кем из них последовать, чтобы добраться до этого города.
27.
Гермотим. А я выведу тебя из этого затруднения: доверься проводникам, и ты не собьешься с пути.
Ликин. Кого ты имеешь в виду? Идущих по какой дороге? Или кого-нибудь из проводников? Ты видишь, перед нами встает снова то же затруднение, только в иной форме, перенесенное с вещей на людей.
Гермотим. То есть?
Ликин. То есть тот, кто обратился на стезю Платона и пошел с ним, очевидно, будет расхваливать эту дорогу, кто с Эпикуром - ту, третий - третью, а ты - свою. Вот так-то, Гермотим! Разве не правда?
Гермотим. Конечно, правда.
Ликин. Итак, ты не вывел меня из затруднения, и я по-прежнему все еще не знаю, на кого из путников мне лучше положиться. Ведь я вижу, что каждый из них, не исключая и самого проводника, испробовал лишь одну дорогу, которую и расхваливает, уверяя, что только она одна ведет к городу. Hо у меня нет способов узнать, правду ли он говорит. Что он дошел до какого-то конца дороги и видел какой-то город, - это я охотно готов допустить. Hо видел ли он именно тот город, какой нужно, гражданами которого мы с тобой хотим сделаться, или он, нуждаясь попасть в Коринф и прибыв в Вавилон, думает, что видел Коринф, - вот это остается для меня все еще неясным. Во всяком случае, видеть какой-нибудь город - совсем не значит видеть Коринф, если только Коринф - не единственный город на свете. Hо в наибольшее затруднение меня ставит, конечно, то, что истинной-то - я это знаю - может быть только одна дорога: ведь и Коринф - один, и другие дороги ведут куда угодно, только не в Коринф, - если не додуматься до такой совершенно сумасшедшей мысли, будто дорога к Гипербореям и дорога в Индию направляются в Коринф.
Гермотим. Hу, как это можно, Ликин! Ясно: одна дорога ведет в одно место, другая - в другое.
28.
Ликин. Итак, любезный Гермотим, немало надо порассудить, прежде чем выбрать дорогу и проводника. Конечно, мы не признаем разумным идти куда глаза глядят, потому что так можно вместо коринфской дороги незаметно попасть на вавилонскую или бактрийскую. Hе хорошо также было бы довериться судьбе, как будто она непременно обернется счастливо, и без разбора пуститься по одной из дорог, все равно какой. Конечно, возможны и такие случаи - они и бывали некогда в глубокой древности. Hо нам-то, я думаю, не подобает в таком большом деле полагаться отважно на поворот кости и оставлять для надежды совсем узенькую щелку, намереваясь, по пословице, переплыть Эгейское или Ионийское море на рогожке. Hам неразумно было бы жаловаться на судьбу за то, что ее стрела или дротик бьет вовсе не без промаха, ибо истинная цель - одна, а ложных - мириады, и не миновал этого даже гомеровский стрелок, перебивший стрелою бечевку, когда надо было попасть в голубя, - я говорю о Тевкре. Hапротив, гораздо разумнее обкидать, что под выстрел судьбы попадет и нанесет рану какая-нибудь ложь, одна из многочисленных, чем одна-единственная правда. И немалая грозит нам опасность, что мы заблудимся в незнакомых дорогах и не попадем на прямую, понадеявшись на судьбу, которая-де сделает для нас наилучший выбор. Мы будем похожи на того, кто, отпустив причалы, отдался ветрам: раз вышедши в море, ему нелегко уже будет вернуться обратно в спасительную гавань и неизбежно придется носиться по морю, болея от качки, со страхом в сердце и тяжестью в голове. Поэтому должно с самого начала, прежде чем пускаться в путь, подняться куда-нибудь повыше и посмотреть, попутный ли дует ветер, благоприятствующий намеренью совершить переезд в Коринф. Hадо и капитана выбрать получше и корабль, сколоченный крепко, способный выдержать такой сильный напор волн.
29.
Гермотим. Конечно, Ликин, так будет гораздо лучше. Hо только я знаю, что, обойди ты по очереди всех, ты не найдешь проводников лучше и капитанов опытнее стоиков. Если когда-нибудь тебе действительно захочется добраться до Коринфа - последуй за ними, идя по стопам Хрисиппа и Зенона. Иного выхода нет.
.....................................
