Проклятое семя (Ведьма)

[Соня (Bruja)]

1.
Скаска про то, как родилась ..... ведьма.
Обстоятельства и причины ее рождения, как человеческое дитя.

Зачатие

На краю теплого южного города, корчилась в родовых муках уже не молодая женщина.  
Это мать Ведьмы, которая вот вот должна появится на свет. Это была женщина, которой скоро стукнет сорок.
И это были ее вторые роды. Первой она родила девочку, плод своей влюбленности. Отцом же первого ребенка был человек, с которым она познакомилась в далеком северном городе, куда она отправилась учиться. Любимый беспробудно пил и жил за ее счет.
Видимо, нежные чувства между ними все таки были. Потому что вернувшись домой с "подарком в подоле", женщина обрекла саму себя на тяжелое испытание.
И надеюсь, что решение ее было осознанно.

Не прилично иметь ребенка вне брака для женщины, если она живет на кавказе. Самой женщине было плевать на мнения остальных. Но вот ее матери собственный имидж среди соседок был очень важен. Так что от матушки той женщине больше всего и досталось. Ребенок стал живым упреком. Люди вообще иной раз сами не осознают, что мучают друг друга. И называют это любовью к родственникам.
Вторую же дочь женщина рожала вступив в брак. И толкнул ее на брак социальный шаблон. Он был довольно простой - женщина должна быть замужем в ее возрасте. Это прикрыло бы ошибку ее молодости. Да и помощь будет мужская в доме. И одна не останется на старости лет. И смысл какой-никакой в ее жизни появится. И конечно же, что бы закрепить союз, женщина должна родить. Ведь потом уже будет безнадежно поздно. А дети, смысл и оправдание существования женщины. Это было мнение социума. А выражалось оно устами ее матери.
Надо сказать, что сама женщина умела о себе позаботится. Женщина имела хорошую работу и достаточную зарплату, что бы одной вырастить первую дочь. Ныне ее первеннице было двенадцать. И девочка уже скоро самостоятельно пойдет по жизни, займется устройством своей судьбы.

С мужчиной женщину "свели" соседские тетки. "Он мужчина работящий, не пьет. Но курит. Но в твоем то возрасте уже можно потерпеть", - увещевали старухи. "Не красавец, но ведь с лица воду не пить!, - продолжали они. И неизменно заканчивали, что мол "стерпится-слюбится", надо только привыкнуть друг к дружке.

Мужчина и впрямь был не красавец на лицо. У него был странный пристальный взгляд, смотрящий куда-то мимо тела, в самую душу. Под глазами лежали тени. Он был строен, немного выше женщины, загорелый, темноволосый. Нос прямой с небольшой национальной горбинкой.
И по возрасту на десяток лет старше нее самой. В той стране и в том городе такая разница считалась вполне допустимой.
У него не было бывших жен. Не было и детей, о которых бы он знал. "Родить сына" - было его основанием для того, что бы вступить в брак. Он вел скромную холостяцкую жизнь и имел скромную профессию. Но как мастер своего дела - высоко ценился. Ему часто предлагали "халтурку" по его специальности.
После одного ужасного происшествия, ему пришлось полностью отказаться  прежней работы. Годами раньше, он водил трейлеры на дальние дистанции. У него была высокая зарплата и определенный престиж в советском социуме. Но однажды вся его жизнь резко изменилась.

Трейлер остановился в каком-то пригороде, на красный свет светофора. А когда двинулся на зеленый - то колеса его слегка подбросило пару раз. Мужчина остановил машину и вышел посмотреть, на что это он наехал. Лучше бы он этого никогда не делал. Потому что колеса машины стояли на том, что секунды назад было ребенком. Человек пережил первый в своей жизни инфаркт. И "потерял себя". От пережитого ужаса, он так и не пришел в себя. Поднявшись с колен, отведя пристальный взгляд от изуродованного трупа, он встал, отряхнулся и побрел по трассе. Его глаза были пусты. Его мир рухнул, разлетелся на осколки, вместе с его личностью.
Его искали два дня. А когда на третьи сутки нашли неподалеку, в горах, то это был уже совсем другой человек. Который не мог вспомнить инцидент с ребенком. С ним что то произошло в тех горах, недалеко от злосчастного городишки. За руль машины он больше никогда не садился, словно разучился водить. Хотя ранее был виртуозом и мог развернуть огромный трейлер с прицепом на таком маленьком пятачке, где это казалось просто не возможным. И трюк этот не мог повторить никто из его бывших друзей дальнобойщиков.

В конце концов, выяснилось, что дети в том поселке затеяли странную игру. Ребенку нужно было успеть пролезть под колесами больших трейлеров, пока те, проезжая это захолустье, останавливались на светофоре.
Храбрости тем детям было не занимать. Но одному из них в этот раз не повезло. А как показала судебная экспертиза, видеть то, что делалось под колесами прицепа трейлера, водитель никак не мог. Не мог он и предположить, что дети могут затеять столь опасные игры на проезжей части. Так что убийство водителю не повесили. Но вот за то, что он оставил машину с государственным грузом - дали срок.
Он отсидел полтора года, вместо положенных двух лет. Его выпустили досрочно, за хорошее поведение. Но человек после того случая изменился навсегда. Тот бесшабашный весельчак и шутник исчез, а его место занял угрюмый тип, мелочный и подозрительный. В ярости он был просто ужасен, но вывести его из себя после того случая стало очень сложно. А еще он перестал играть в карты, которые ранее были его болезнью. Доходило до того, что семье приходилось время от времени выплачивать его долги, продавая старинную мебель, персидские ковры или отдавая золото, которое передавалось из рода в род женщинами семьи. И казалось бы ничто не могло изменить страсти этого мужчины к азартным играм. Если бы не тот ужасный случай. Возможно это была единственная перемена, которая родственникам понравилась.
Эта трансформация его личности сильно обеспокоила его родню. Они всеми силами пытались выжать из него привычные реакции и действия. Спустя годы стало предельно ясно, что вернуть его, такого, каким они его знали прежде - не возможно. Новый человек был таки принят в семью. Но лишь как некий суррогат человека, которого они ранее знали и любили.

После того, как произошла его личная трансформация, родня решила от него тактично избавиться. Что бы не рвал им душу своим видом. Они решили, что его нужно срочно женить и желательно отправить к невесте. Дом их и так был полон.
Но оказалось, что найти невесту теперь этому новому человеку совсем не просто. Кто в здравом уме согласится выйти за такого отсидевшего неудачника замуж?
Тюрьма стала ужасным пятном на его личной истории. В те годы он был еше молод. Но хорошенькие и порядочные женщины отказывались, а всякие пьющие или проститутки не интересовали его. Так он и жил бабылем, позволяя себя развлекаться на морских курортах, где его истории никто не знал. И где женщине, с которой знакомишься вечером на танцах, можно рассказать любую сказку о себе.
А в своем городе на короткие связи он не шел. Так как несмотря на то, что город был не маленький, в нем все или почти все - друг друга знали. Ну а сплетни разносились со скоростью мысли, обрастая невероятными подробностями.

Так мужчина и жил, почти до самого своего юбилея, пятидесятилетия. И тут такое удачное стечение обстоятельств. Невеста нашлась сама, самым невероятным образом.
И хорошая невеста, не смотря на то, что растила "позор своей молодости". Хорошей она была потому, что имела престижную работу и отличный заработок. Она работала в очень важном месте. Не пила и не курила и была немногословна. И еще она была мастерица-рукодельница. Характером спокойная, не вздорная. Кожа ее была гладкой и шелковистой. Без единого волоска на руках и ногах. Многим женщинам, уроженкам кавказа, зачастую приходилось подбривать излишнюю растительность.
Невеста была белокожая, русоволосая и сероглазая. Мечта любого кавказского мужчины. Образ портил только ее строгий взгляд. Потому что наносил удар ее женственности в кавказском понимании. Женщина должна жеманно тупить глазки и улыбаться, когда ее знакомят с будущим мужем и его родственниками. Но женщина не выглядела счастливой и не лыбилась. Она была слегка угрюмой, как и сам жених.
Все сводники сочли, что они должны прекрасно ужиться вместе. Не смотря на разницу в культуре и традициях, к которым они принадлежали.

Новая невестка почти все время проводила на работе. Работала она много, ну настоящий трудоголик. С бабками на лавочке не сидела, лясы не точила, сплетни не собирала. Этот момент ее новую родню даже несколько огорчил. Так как невестка им показалась скучной персоной.
Существенный недостаток, это ее дочка, рожденная вне брака. "Довесок". "Безотцовщина". Но мужу в его положении было не выбирать. Родственники его сошлись на том, что и так ему Золотая Рыбка на безрыбье попалась. Не нуждается ни в чем, имеет свою жилплощадь. А так еще имеет доступ с "первых рук" покупать то, что "несуны" с фабрики тащили. А потом ее мать перепродавала товар соседям.

Её Мать!!! Вот это был самый омрачающий момент связанный с невесткой. Он родственников мужа приводил в уныние и беспомощность. Взять невестку под свой полный контроль после замужества, было бы очень легко, не живи она вместе с этой невыносимой женщиной. Невестка сама по себе была тихая как рыба. Но вот маменька ее имела лужёную глотку и невероятное самомнение. И была упряма и капризна.
Взять новую невестку под контроль - это негласное правило в разных кавказских традициях. Родственникам мужчины оставалось только надеяться, что эта самовлюбленная и вздорная баба, мать невесты, не возьмет под контроль их родственника, то есть новоиспеченного мужа. Его родня уже поняла, что к матери невесты нужно было подходить только с лестью на устах.
В общем отношения между родственниками с обоих сторон походило на некие соглашения, удобные обеим сторонам. Мнение новоявленной пары, вступившей в брак, вообще никого из родственников не интересовало. К ним относились как к "штрафникам". Социум им не простил ошибок. Он вообще наказывает тех, кто нарушает правила.

Мужчине инсталлировалась  необходимость заиметь своего ребенка. Женщине, у которой ребенок уже был - просто вправила мозги ее мать. Мать же ее старалась только ради самой себя.

У невесты и ее матери были сложные отношения и свой секрет, который они скрывали от посторонних. В нем то и таилось объяснение ее беспрекословного подчинения матери. Но родственники новоявленного мужа о том секрете конечно же не знали, поэтому просто не понимали поведения новой невестки.

Молодожёны жили себе не тужили, если бы не все те же внешние силы в лице их родни. Именно у родственников мужчины и матери той женщины нашла коса на камень. Причем довольно скоро после свадьбы.

Как бы то ни было, женщина рожала. Роды были сложными. Врачи - пьяными. Но когда из ее утробы вышло нечто - баговый окровавленный кусок мяса - женщина от ужаса и шока потеряла сознание. Это нечто - не было ребенком!
Не было ЕЁ ребенком!

Продолжение следует.

[Соня (Bruja)]

2.

Рождение

    Она лежала окровавленная с задранными ногами. Из ее недр вытекала сама жизнь. Сознание плыло в радужном мареве.
Маячившие в золотом сиянии демонические рожи ковырялись в ее утробе. Кто то на ухо сипел мужским голосом : "Тужься! Тужься, черт тебя побери!"
В другое ухо ласково но твердо шептал женский голос -" Дыши. Дыши!"
Они вытаскивали младенца, мелькнуло у нее в голове. Но тут же мысль расплылась в приступе тупой боли. Низ живота горел. Она не чувствовала своих бедер. Она потеряла сознание.

     Брачная ночь... Не хотелось вспоминать. И беременнеть тоже ей не хотелось. Ее тошнило и рвало от очень многих продуктов. Ее выворачивало от самых неожиданных запахов, которых просто не существовало в ее мире до беременности. И она не могла сказать точно, усилилось ли ее обоняние, или эти запахи были только плодом ее ума. Но она практически не могла есть. А от тех продуктов, что могла удержать в себе - ее мучила изжога. Семечки и мел.... вот то, что она могла есть без проблем. И мандарины. Мандарины она ела до одури, пока ее ладони и подошвы стоп не окрашивались оранжевым цветом.
     Беременность... беременность ли?
     У нее регулярно шли месячные. И это было не правильно. Она не задумалась бы о беременности, если бы не набухающая грудь. Она даже к женскому врачу пошла, грудь проверять. А ее отправили к гинекологу и на эхоскопию.
      Нечто все таки росло в ее недрах. Но врачи опасались, что это излишнее мясо. Узи она сделала в конце четвертого месяца. А на пятом она собралась на аборт.
И все могло бы на этом закончиться. Если бы не паника, которую подняла ее мать.... мужа то легко было убедить в чем угодно, он в женских делах не эксперт. Но мать...
     Ох,черт бы ее побрал в тот злосчастный день! Мать запыхавшись догнала ее и вернула с полдороги. Все эти уговоры и религиозные запугивания. Давление на жалость и на совесть. Ответственность. Да, да! Мать так и выразилась, ответственность за УБИЙСТВО! Готова ли она с ним жить... а вдруг там все таки ребенок.
     И сколько она не уверяла матушку, что по показаниям врачей ничего хорошего в ее брюхе нет, она сама не чувствует что бы там что то шевелилось, у нее регулярный цикл  - мать не отставала. Она буквально вешалась на ее руку всей тяжестью тела, и тянула  домой. Редкие прохожие пялились на сцену разыгравшуюся на тротуаре, под старыми платанами.

      Даже сейчас она не знала точно, почему вернулась и досидела до положенных девяти месяцев. То ли из жалости к матери, то ли из-за стыда перед прохожими, которые стали свидетелями той некрасивой сцены. Мать бухалась перед ней на колени, прямо на улице, заламывала руки перед грудью. Христом Богом молила... Это при том, что она партийная и идейная комунистка. Это не мешало матушке посещать церковь в святые праздники и ставить там свечи. Хотя в доме иконы были спрятаны по укромным местам и не выставлялись на показ.
    Как бы то ни было, но что то внутри поддалось и сломалось. Ее решимость вдруг растаяла. Появилось сомнение. Она решила подождать еще, хотя сама очень боялась. Нет не из-за своего здоровья. Она верила в медицину и знала, что ей помогут. Опухоль была доброкачественная, хотя и странная. Больше всего она боялась, что ребенок, если он там вообще мог быть - умер или умрет. Родить мертвое дитя - это был ее самый страшный сон. И с недавнего времени она довольно часто просыпалась в холодном поту или с криком и слезами на глазах. Мертвый младенец, синюшный и хрипящий, покрытый лиловыми пятнами запекшейся крови преследовал ее из ночи в ночь.
     Но самое ужасное начиналось когда она хотела оживить его, взяв на руки. В некоторых снах у нее были такие порывы. И казалось что дохнув в открытый маленький рот - она сможет передать ему витальную силу. Оживить его. Иногда на такой попытке она и просыпалась, на подушке мокрой от слез.
     Хуже было когда она во сна, неожиданно для самой себя, вдруг решила хорошенько рассмотреть лицо младенца. Лучше бы она этого не делала. Это был просто кошмар.
      Лицо младенца размывалось и разъезжалось и никак не хотело удерживаться в фокусе. Более или менее стабильным оставался маленький носик. Губы ребенка постоянно кривились разъезжаясь в невероятную беззубую старушачью улыбку. А глаза.... да, у ребенка вообще не было глаз. Пустые черные провалы из которых что то темное вытекало на пухлые сизые щечки...

     Это были ужасные сны и она делала все, что бы побыстрее их забыть на утро. С мужем она не могла спать и стелила ему отдельно, на диване. На этой почве отношения между ними стали натянутыми. Возможно подсознательно она винила его и в ужасных снах, и в проблематичном физическом состоянии.
    После того, как ее вернула мать с аборта, женщина  стала охладевать к мужу. Ей казалось, что это именно ему нужны ее страдания. Не ее матери, а именно ему. У женщины уже была двенадцатилетняя дочь. Плод первой любви и ярмо на шее на всю оставшуюся жизнь. И, только когда у женщины стало отрастать пузо, она отчетливо поняла, что этот брак был самой ненужной вещью для нее на свете. Не смотря на все, что ей внушалось и чему ее учили. Не смотря на мнение общества. Ей на самом деле не хотелось никакого второго ребенка. И то, что находилось в ее животе - ощущалось посторонним. Инородным. Куском мяса, который вырежут и придет конец всему этому фарсу.
    Она осознала, что страстные ночи в первые месяцы после свадьбы - результат игры гормонов, а вовсе не сильные чувства. Это похоть, результат сдерживаемой естественной сексуальности. Это скорее грех, чем светлые чувства.
     Нет она не была религиозна. Убежденная материалистка, верящая в прогресс науки. Но возможно из за страшных снов, в ней стали всплывать какие то странные ассоциации. Она запрятывала их поглубже, как только замечала. Женщине казалось, что она перестает узнавать сама себя.

     Женщина продолжала ходить на работу. Она выходила очень рано и шла пешком. Вдоль трассы по тротуару, а потом перейдя на другую сторону - через парк. Парк заканчивался довольно близко от здания, где она работала. Парк был довольно диким, заросшим местом. Там не было детских игровых площадок или широких площадей. Это можно назвать куском лесополосы, ограниченной трассой с одной строны и глубоким оврагом с другой.
      Меж деревьями были протоптаны широкие тропы, а некоторые даже зацементированны и обложены бардюром. Ей нравилось ходить под соснами. Тут она отдыхала душой, становилась частью природы. И все ее печали и тревоги растворялись в окружающем спокойствии. Выходя из лесопарка она чувствовала себя обновленной. А утренний воздух пронзал ее душу чистотой.
    Как то она забрела в довольно глухое место, не совсем понимая как это произошло. Она просто наслаждалась как обычно прогулкой. Погружаясь в состояние сна на яву. Счастье омывало ее волнами. Она шла улыбаясь и щуря глаза в утреннем свете.
      От этого состояния ее пробудила смена освещения. Она словно проснулась и оглянулась вокруг. Место ей было не знакомое и она никак не могла вспомнить, где же она сошла с привычной тропы. Под ногами вилась тоненькая тропинка. На такие узкие тропы она никогда не сворачивала. Они уводили в глубину парка, куда то в глушь, к оврагу. И туда люди предпочитали не ходить.Там просто ничего не было. Только лес. Возможно несколько частных домиков, раскиданных на отшибе. Ведь тропки кто то в эту глушь проложил...
     Нет ей решительно не хотелось идти дальше. Высокие сосны буквально смыкались над головой, а дальше впереди, по бокам тропинки росли эти отвратительные кладбищенские деревья. Кипарисы. Похожие на гигантские темные свечи. Она не любила их. Они ее вгоняли в уныние и грусть. Тропа перед ней буквально протискивалась сквозь стены кипарисовых деревьев, неизвестно откуда тут взявшихся. И чем глубже тропа уходила, тем темнее на ней становилось. Тропа убегала в какую то темную серую хмарь.
     Она точно знала, что в этом парке нет и не может быть никаких кипарисов. Кипарисы росли на кладбище у отца, и в ботаническом саду. Именно такой высоты.
Здесь, в парке,  их быть не должно. Иначе, они были бы заметны с трассы.
Парк не настолько широк, что бы скрыть эти тошие мрачные деревья совсем.
      Но не успела женщина задуматься об этой странности по настоящему - как внимание ее привлекло какое то движение в самой глубине тропы. Кипарисы колыхались. Шевелились их нижние ветви. Ветерок проносился над тропой, взметая над тропой пыль и сухие тростинки. Ветерок мел поземку из мелкой пыли и трухи прямо к ней.
     Глазами она отчетливо видела небольшой вихрь, который закручиваясь приближался к ее ногам, прямо по тропе. Но каким то иным восприятием чувствовала, что это небольшая воронка закручивающая воздух вокруг. Высотой по ее колени. По спине побежали мурашки и волосы на загривке предательски встали дыбом. Словно воздух вокруг был наэлектризован до предела.
     Ее пробил страх, хотя она не могла логически объяснить почему. В самом воздушном потоке не было ничего страшного, если отбросить странности с его поведением и восприятием. Эта двойственность восприятия немного ее пугала. Было что то странное с этим ветром. С этим вихрем, микроскопическим смерчиком, взметающем мусор над землей и несущимся прямо на нее.
     А потом она заметила это.... Каким то боковым зрением она отметила, что в глубине тропы нечто движется. Сначала женщина не придала внимания, сочтя это качающимся кипарисом. Чем дальше в глубь тропы, тем темнее на ней становилось. Казалось там просто терялись цвета и мир превращался в черно-серый. И вот оттуда, из этой монохромной глубины, выдвинулось Это. Ей было сложно назвать это существом. Но и кипарисом оно не было, и размерами до них не дотягивало. Нечто,  под два с половиной метра высотой. Это больше всего походило на высокий узкий конус, расширяющийся книзу. Темного, не понятного цвета. Оно - то казалось объемным, то плоским как тень.
     Женщина просто старалась не поднимать глаз, что бы не посмотреть на Это прямо. Хотя всей кожей ощущала на себе его внимание. Чувство страха усилилось. Страх  был настолько телесным, что она мгновенно вспотела и ее затрясло. Странная вибрирующая сила где то в ее копчике. Именно там этот страх и зарождался. Но ум оставался полностью спокоен, словно отстранен от реакций тела.
      Вихрь под ногами был просто милым котенком, судя по ощущениям, перед этим темным существом. Именно существом, потому что оно откровенно на нее пялилось, ощупывая ее нутро своим .... взглядом?  Нет, нет, она могла бы поклясться, что глаз у существа не было. Как не было в его форме ничего человеческого. И все же, оно воспринимало, в этом у нее сомнений не было. И это отличало его от камней или кипарисов. Да и от ветряного завихрения тоже.
     Это длилось какие то секунды. Конус остановил свое движение довольно далеко от нее и замер на время. Замерло все. Исчезли звуки птиц. Воцарилась звенящая тишина. Мир остановился.

      Потом все вновь пришло в движение. И вернулись звуки. Конус "позвал" к себе ветряную воронку, и та как собачка, умотала к его "ногам". Ветер обвернулся вокруг " юбки" конуса тьмы.
     Нет никто не издавал звуков или каких то там жестов. Но она телом ощущала, что внимание конус с нее перенес на крутящий вихрь перед ее ногами. Что то произошло меж этими двумя. А потом ветер убрался к конусообразному существу. И парочка стала удаляться, возвращаясь в глубину тропы. Во тьму кипарисов. А потом в ее глазах потемнело, и мир провалился во мрак.

      В себя она пришла в себя в парке, недалеко от выхода. Ее заботливо усадили на лавочку и обмахивали свежей газеткой. Газета невыносимо воняла типографской краской. Но женщина терпела. Несколько человек суетились вокруг нее. Ну подумаешь. Бывает. Беременные иногда падают в обморок.
    Она совершенно не слушала чушь которую несли заботливые прохожие. Что то автоматически им отвечала. Но при этом она полностью погрузилась в себя. Все произошедшее стояло перед глазами.
     Вокруг был светлый и обычный парк, самая его окраина. Практически выход. В голове роились вопросы без ответов:" Что это было? Где я была? Когда это происходило? На яву или во сне? Я наверное схожу с ума? "
    Этот случай стал еще одним секретом. После этого случая она больше не углублялась в парк. А ходила по пешеходной дорожке, рядом с трассой. Что бы не оставаться одной. Если раньше одиночество ее радовало, то теперь появился страх. Страх еще раз сойти с ума.

     Она прекратила пользоваться транспортом где то с четвертого месяца беременности. Ее и раньше укачивало, но теперь у нее начинались рвотные порывы. Ее тошнило от паров бензина и пыли. Ее тошнило от того, что она начала различать людскую вонь. Это было совершенно ошеломительно для нее самой. Она и представить не могла что можно различать столько тонкостей и деталей. Она могла запросто сказать, что кушал перед поездкой человек сидящий рядом. Состояние его здоровья. Настроение. Отношения личного характера, есть они или нет.
     Больные тоже пованивали по разному. По запаху она могла распознать, хроническая и медленно текущая болезнь у человека или обострение. Конечно с обострением попутчики встречались редко. Но все таки встречались. Причем сами они пока не чувствовали плачевного своего состояния.
     Сначала женщина относила все это к обонятельным  галюцинациям. А знание того, что запах означает - своими фантазиями. Пока на практике сама не убедилась, расспрашивая разных знакомых. Проверяя свои ощущения, сверяя с фактическим состоянием людей.  А молодого соседского паренька, от которого несло обострением - вскоре увезли в больницу, с приступом аппендицита.

      Но хуже всего был мрачный и тяжелый душок смерти. Гнилая кровь, тлен. Вот как бы она его назвала.  По силе запаха она могла предсказать, сколько примерно осталось человеку жить, пока его не заберет костлявая.
      Она не могла объяснить откуда она знает то что знает. Запахи можно было объяснить беременностью или женской болезнью, от которых могут быть гормональные скачки и связанные с этим всякие сдвиги в восприятии. Но знание того, что почуянный запах означает - просто появлялись внутри. Нет не в уме. Это не было результатом ее мыслей. Знание приходило откуда то из безмыслия. Из самых недр ее живота.

     Все это ее пугало. Она не узнавала сама себя. Иногда ей казалось, что ее сознание затирает некто иной. Отодвигает в глубину, на задний план, оставляя свидетелем на то время, пока сам пользуется ее органами чувств. Наслаждается ее телом. Некто смотрел ее глазами, слушал ее ушами. Чувствовал через ее кожу. Обонял ее носом. И распознавал вкусы ее языком. И это не ее тошнило от разных продуктов и запахов, а именно этого подселенца. Который был совершенно не привычен к такого рода ощущениям и отторгал их полностью. Этот некто был ее мучителем. Он был чужим. Паразитом в ее теле и сознании. Она старалась очень себя контролировать, что бы никто не заметил, что с ней происходит. Что бы никто не догадался, что она сходит с ума. Не даром на одном из древних языков беременную женщину называют двухдушная. Имеющая две души. Нет, это просто какая то шизофрения.

      Ни в коем случае нельзя допустить, что бы ее раздвоение и странности кто то заметил. Нельзя уронить свой имидж. Некий образ самой себя, который образовался у тех, с кем ей приходилось общаться. Все знали ее как уравновешенную персону, не склонную ко всякой чуши. Независимую, уверенную в себе. И таким образ должен остаться. А все свои переживания она закроет на замочек где то глубоко внутри. Навсегда.
      Ее имидж напрямую связан с ее работой. Ведение бухгалтерии на крупном предприятии. Приход и расход, дебит и кредит, и сведение баланса. Постоянная концентрация и бесконечные цифры, цифры, цифры.
     Цифры были всем. И материалом, который завозился, и разнообразными продуктами переработки. Готовой продукцией.
     Цифры были ценами, рыночными и себестоимостью. Цифры были людьми работавшими на предприятии, и зарплатами. Цифры были целым миром, когда она находилась на работе. Конечно она давала себе отдыхать и даже умудрялась слегка флиртовать с начальником. Но сейчас ей стоило большого труда сохранять сосредоточенность. Голова была ватная и она боялась наделать ошибок.
      Она не выходила в декрет. Работала пока ее не увезли на машине скорой помощи в больницу.

     В очередной раз она пришла в себя от того что вокруг все затихло. На момент все прекратили дышать, а потом послышались выдохи и причитания. Врач смачно ругнулся.
     "Ложная беременность", - констатировал он отбрасывая окровавленную плоть в эмалированное ведро для биомусора. Туда же полетели и снятые им перчатки.
Он не оглянувшись на роженицу ушел мыться и пить дальше. Его тянуло обратно в орденаторскую. Столько труда и все напрасно. Ему хотелось вернуться к початой бутылке и столу. Стол накрыли на деньги, которые в "подарок"  передали родственники роженницы.

     Мед персонал начал утекать потихоньку вслед за ним. Осталась только жалостливая немолодая уже санитарка. Сентиментальностью она не страдала и сказала женщине: " Ну что поделать, бывает и так. Миома у вас милочка разрасталась, а не плод. Ну а чего вы в таком возрасте себе мечтали?".  
     Она принялась за свои прямые обязанности, собирать инструменты.
После того как санитарка ушлепала из родильного бокса - время для роженницы остановилось.

     Ее, заледеневшую в луже собственной крови нашел случайно вернувшийся из ординаторской подвыпивший стажер. Увидев заброшенную и истекающую кровью женщину он поднял шум, что мол там женщина умирает. Из орденаторской с явной неохотой выползли оторванные от застолья медики.
Пока они занимались несчастной, стажер решил не терять времени даром. Посвятить его практическим занятиям. Он вытащил из мусорки миому, которая была причиной  этого ужасного зрелища. На женщину ему совсем не хотелось смотреть. Больно. Жалко. Печально. Страшно.... страшно из за оплошности врачей.
      Поэтому он погрузился полностью в изучаемый предмет, таким образом ставя преграду между собой и всем остальным, что происходило в родильном отделении.
Омыв усеянный венами кусок плоти, он уложил его на другой стол. А затем взяв скальпель неуверенной рукой сделал надрез. Другой. И в шоке замер....

      Ребенку повезло, что подвыпивший молодой стажер не поранил его. Пузырь, в котором располагался ребенок был покрыт довольно толстым слоем наросшего мяса. Жидкости в околоплодном пузыре было мало. Вообще не понятно было, как ребенок мог выжить и развиться внутри этого образования.
      Удивленный молодой человек вынул начавшее синеть крошечное тельце и стал пытаться реанимировать его. Инициативу перехватила пожилая санитарка, схватив ребенка за ножки и встряхивая его.
     Принесли два таза. Налили воду, горячую и холодную. Полудохлого новорожденного окунали то в один, то в другой таз, до тех пор, пока он не закричал. Крик был неожиданно громким.

     Честно говоря ребенку вовсе не хотелось рождаться. Но его никто не спросил.
     Рождение его было настоящим чудом. Но чудом столь мрачным, что о нем старались не вспоминать.
     Мать ребенка выжила, но после всего пережитого, ей совсем не хотелось брать ребенка на руки. В тайне она возможно жалела, что это все таки ребенок, а не миома. Но ответственность за новорожденное дитя взяла на себя. Она делала все что могла для ребенка, что бы загладить внутреннее чувство вины. За то, что не испытывала привязанности или какой то большой любви, как было с первым ребенком. За то, что хотела убить эту розовую кроху. Тело которой было  покрыто белым шелковистым пушком.
    Да, ведьма родилась покрытой белым пухом, как цыпленок, с волосами цвета коньяка.