Непонятность само собой разумеющегося. Г. Чернавин

[Пал Палыч]

Глава1
вовлеченность и подразумевание

                                                              Вклад феноменологии Гуссерля в философию состоял в том, что он выявил различные типы
                                                               слепой вовлеченности. 
                                                                                                                     Марк Ришир

Что-то маячит в густом тумане. Вроде бы человек, но я не готов дать руку на отсечение. Может быть, это мой друг? Я подразумеваю, что это человек, и на какое-то время это позволяет мне разобраться с тем, что передо мной. Се человек. Нет, это куст. В итоге это всё же был человек, корявый как куст. Пока я не разобрался, (что передо мной), подразумевание находится в своего рода взвешенном состоянии, "колеблется" между действительным и мнимым. Это человек или мне мерещится; это правда или только кажется. Но даже когда стало ясно, кто или что передо мной, взвешенное состояние (человек/куст) не исчезнет - скорее, оно будет оттеснено колебанием другого рода, например: это мой друг или посторонний человек. Если он заговорит со мной, то вряд ли он после этого обернется кустом; зато друг после многих лет знакомства может оказаться посторонний человек. Если он заговорит со мной, то вряд ли  он после этого обернется кустом; Зато друг после многих лет знакомства вполне может оказаться посторонним человеком. Кажется, что взвешенное состояние одного рода устранить можно, а другого - нет.Устранить его - значит перестать подразумевать; проблема только в том, что восприятие и даже знание - это по преимуществу подразумевание.
 Обычно подразумевание колебается, парит между бытием и видимостью, но оно либо не отдает себе в этом отчета, либо пытается это игнорировать. Такого рода олицетворение("оно не отдает себе отчета", " оно пытается игнорировать") звучит непривычно, если мы говорим по-русски на абстрактную тему. Возникает естественное возмущение:как же так, оно что, "пытается", само себе " не дать отчета"? Это справедливое возмущение я бы не хотел в дальнейшем использовать. Так вот, когда подразумеванию удается всех убедить, что оно прочно укоренено в бытии, оно становится само собой разумеющимся или, одним словом, самопонятностью. Самопонятность - это подразумевание, которое успешно выдает себя за что-то, чем оно не является: за восприятие или знание.
Точнее будет сказать - подразумевание, которое забывает то, чем оно всегда было: парением, взвешенным состоянием. Подразумевание забывает о том, что оно подразумевание, застывает в форме само собой разумеющегося. Оно не видит само себя, не помнит себя. Моя задача - напомнить ему об этом. Здесь-то и может сработать нарочитое олицетворение, которое призвало раздражать. Нужно напомнить подразумеванию, что оно только подразумевание, чтобы оно не застыло в форме самопонятности. Нужно напомнить само собой разумеющемуся, что никакого "само собой" нет, поэтому по гамбургскому счёту ничего не разумеется само собой. Напомнить кому-то , что его нет - это достаточно щекотливое задание.
  Итак, поначалу подразумевание парит между бытием и небытием (так был человек или не был?), между бытием и видимостью (куст казался человеком, человек казался кустом), хотя  и не отдает себе в этом отчета. В какой-то момент оно фиксируется в форме самодостаточности, теперь ничто уже не парит, подразумевание "застыло" и "осело" (Ну, конечно, куст - он всегда здесь рос). Тут подразумевание чересчур увлечено собой, слишком вовлечено во взаимосвязи, которые оно само же и учредило. Застыв в форме самопонятности, оно перехитрило само себя, само поверило в ту историю, которую разыскивало. Подразумевание привносит в опыт "членораздельность" и тем самым стабилизирует его. Но, взяв курс на стабильность, трудно остановиться. Выходит, самопонятности - это издержки стремления к стабильности опыта. Я исхожу из того, что через приустановку самопонятоности (Ханс Блюменберг придумал словесного монстра, позволяющего сказать это одним словом, - рассамопонячивание, можно вернуть опыту пластичность,  не потеряв его "членораздельности".
  Приостановка самопонятности - это, прежде всего, приостановка вовлеченности в неё. Более того, такого рода приостановка позволяет сделать вовлеченность проблемой.

[Пал Палыч]

... Проблема в том, что, когда привычная вовлеченность узнАет о себе и перестанет быть слепой вовлеченностью, у нас прибавится осознанности, а вот свободы не прибавится. Наоборот, прутья клетки/стены пещеры станут гораздо более ощутимыми. Проснуться и обнаружить себя в плену - таков условный сюжет истории о вовлеченности и подразумевании.

                                                    Предвосхищение полагания бытия

                                    Всякое подразумевание (докса) - это притязание обладать, схватывать само подразумеваемое и это схватывание одновременно
                                                                                    есть предвосхищение.
                                                                                                                                   Эдмунд Гуссерль


Для начала неизбежен небольшой экскурс в проблематику подразумевания в работах классиков: в пассаже, приведенном в качестве эпиграфа, Гуссерль говорит, что для него подразумевание - это постоянное притязание обладать подразумеваемым, которое вместе с тем вызывает собой предвосхищение. Он подчеркивает, что опыт насквозь пронизан подразумеванием: притязанием и предвосхищением. "Внешнее восприятие - это постоянное притязание осуществить что-то, что оно по сути своей осуществить не в состоянии" (Гуссерль), а именно предоставить предмет как в полной мере существующий в действительности.
  Подразумевание, касающееся всего так или иначе существующего, постоянно находится под угрозой переворота в небытие или в видимость - это сущностная черта человеческого опыта, который строится на презумпциях и предвосхищениях (смысл выражения "дважды два - четыре" всё тот же, он не изменился у меня за спиной") " мир всегда уже здесь в качестве действительности: был, есть и будет" " проснувшись поутру, я буду самим собой, ведь я - это я". Всё, что дано в явлении, вплетено в сеть подразумеваний и тем не менее претендует на то, что существует само по себе. С точки зрения Гуссерля, всё таким образом данное находится во взвешенном состоянии между бытием и небытием, между действительностью и видимостью, поскольку притязание или предвосхищение всегда может обнаружить свою ложность или как минимум проблематичность. Для того чтобы проиллюстрировать колеблющийся характер подразумевания, вернусь к излюбленному примеру Гуссерля: я вижу фигуру, которую считаю человеческой, но затем понимаю, что это восковая фигура. Но в таком случае можно радикально поменять перспективу и сказать: сама по себе эта фигура не человек и не восковая кукла, а, скорее, смыслообразование, человеком или куклой ее делает подразумевание; но никто не может гарантировать, что подразумеванию не грозит очередной переворот (кукла - человек - смыслообразование - кукла).

[Пал Палыч]

Между притязанием и обладанием

"Трюк", который использует Гуссерль,  - это, так сказать, двойное зрение или "двойная бухгалтерия", он предлагает рассматривать подразумеваемое в двух установках. В одной ( так называемой "естественной") установке подразумевание воспринимается как действительное схватывание или обладание, в другой ( можно сказать "противоестественной") то же самое подразумевание рассматривается как притязание, например как " постоянное притязание на что-то, что оно по сути своей осуществить не в состоянии" в случае внешнего восприятия. Гуссерль совершенно не стремится отрицать "естественную" установку, которая, кстати, для него обладает неким исходным правом или изначальной правотой, - он скорее показывает, что она располагает только частичной ( хотя и крайней важной) истиной. Он предлагает "двойную бухгалтерию", жизнь в двух установках, предлагает рассматривать одно и то же подразумевание в двух перспективах.
  Эта стратегия показывает нестабильность подразумевания, "взвешенное состояние", в котором оно находится: между исполнением  и опустошением смысла, между самопонятностью и непонятностью самопонятного. Застывая в форме самопонятного подразумевание претендует на то, чтобы зафиксировать подразумевание вне всякого взвешенного состояния, остановить колебание, прекратить мецание (кукла - человек - .... - кукла); подразумевание застывает так, как если бы притязание или предвосхищение уже было удовлетворено/исполнено (чего на деле не происходит).
  Неправомерная подстановка, подмена или смысловой сдвиг - это ключевое событие, которое претерпевает подразумевание, фиксируясь в форме "самопонятности". Гуссерль обращает внимание на то, к чему тяготеет подразумевание - оно выстраивается как притязание на само собой разумеющееся знание/восприятие. Притязание на самопонятность: эта структура очень типична для подразумевания; подразумевание претендует на то, что оно уже в должной мере " застывшее" подразумевание, что оно уже что-то "само собой разумеющееся". Но если вместе с Гуссерлем сменить установку, то станет заметно, что подразумевание не настолько "застыло" как ему хотелось бы, станет заметно характерное для подразумевания "взвешенное состояние": то, что оно колеблется между выдвижением притязания и отказом от него.
  Это колебание - Schwebe, Schwanken, Schwingung - было обнаружено в немецкой философской традиции; но мало обнаружить его, нужно уметь управлять этим эффектом, быть в состоянии его произвести. В этом нам могут помочь работы современного бельгийского философа Марка Ришира.