| Корнак
|
Попав в загробный мир, ученый смог решить сразу несколько задач - откровения Владимира Ефремова о пережитом
"Я не думал о смерти, пока она не пришла"
"Я знал все, но не знал, откуда это знание"
"Материя подчинялась мысли"
Семнадцать лет молчания
Законы и переменные по ту сторону
До клинической смерти Владимир Ефремов не верил в загробный мир. Инженер и рационалист, он считал разговоры о душе и вечности уделом богословов и мистиков. Жизнь вращалась вокруг формул, расчетов и космических аппаратов. Конструктор участвовал в запуске первых советских спутников, работал над проектированием ракет, доставивших вымпел СССР на Луну. Но в 1983 году случилось то, что полностью перевернуло его мировоззрение.
О своем опыте Ефремов долго никому не говорил. Лишь в 2000-м, выступая на Международном физическом конгрессе, решился поведать о пережитой клинической смерти. Его рассказ потряс даже самых убежденных скептиков.
"Я не думал о смерти, пока она не пришла"
К тому роковому моменту Владимир Ефремов уже давно страдал от сердечных болей и хронического бронхита. Но, как и все увлеченные люди, ученый не придавал особого значения им. Жил, работал, проектировал и изобретал. Мысль о смерти казалась чем-то далеким и бессмысленным.
Двенадцатого марта 1983 года все изменилось. Во время сильного приступа кашля сердце внезапно остановилось. Ефремов успел лишь осознать, что не может вдохнуть. В следующее мгновение пришло ощущение невероятной легкости.
Позже он вспоминал: "Я подумал, что потеряю сознание и все исчезнет. Но вместо тьмы я почувствовал, будто лечу. Я оказался в каком-то пространстве, похожем на трубу, по которой меня несло вперед. И это чувство было удивительно знакомым, ведь во сне я не раз переживал подобные полеты".
То, что он когда-то считал глупыми сновидениями, оказалось подготовкой к "опыту". И теперь ученый называл его самым главным в своей жизни. Оказавшись в "потоке", Ефремов мог управлять своими движениями. Он попытался остановиться, осмотреться и понял, что мыслит — осознает себя. А значит, продолжает существовать.
Вокруг него раскрывалась странная "структура", напоминающая свернутый в спираль ландшафт. Цвета, формы, движения — все было иным и в то же время логичным в своей странности. Пространство не подчинялось привычным законам физики. Оно не имело начала и конца, но обладало упорядоченностью, которую ученый прекрасно осознавал.
Но главным открытием стало не само пространство, а изменения в собственном сознании. Ефремов был способен понимать суть вещей без усилий. Любой вопрос рождал мгновенный ответ. Знание приходило как озарение, будто кто-то незримый подсказывал смысл происходящего.
"Я знал все, но не знал, откуда это знание"
Поначалу он решил, что его интеллект просто вышел на новый уровень. Но вскоре стало ясно: источник этого знания — вне его самого.
В тот момент ученый вспомнил о земной жизни: недоделанных делах, неразрешенных задачах, сломанном телевизоре... Стоило только подумать о нем, как перед глазами возникла точная схема: сломанный транзистор — причина поломки найдена.
А затем в сознании всплыла проблема, над которой его конструкторское бюро ломало голову почти два года: техническая задача, связанная с крылатыми ракетами. И вновь решение пришло мгновенно.
"Мне не хотелось возвращаться, — говорил Ефремов. — Но я почувствовал, что это еще не конец. Я должен что-то понять и вернуться с этим знанием".
Сначала он думал, что находится в "пространстве" один. Но вскоре ощутил присутствие некой сущности — мягкой, не пугающей, но явно ведущей. Она не разговаривала, но Ефремов прекрасно понимал ее.
"Было бы глупо думать, что я здесь один, — вспоминал он. — Этот кто-то не имел формы, но обладал сознанием. Я чувствовал, что он знает все, может все. Он был Ведущим, а я ведомым. Все ответы, которые я получал, приходили от него".
Эта встреча изменила его восприятие. Он осознал, что мир, в котором оказался, устроен не на материальных началах, а на информационных. Все, что существует, — это данные, закодированные смыслы.
Возврат в тело стал настоящим шоком. Ефремов не хотел уходить. Когда он очнулся, врачи сказали, что его сердце не билось всего семь минут. По его же ощущениям, "путешествие" длилось как минимум час.
Он чувствовал себя не просто ожившим, а измененным. Мир стал иным: предметы, звуки, даже время ощущались по-другому. Ефремов долго не решался говорить о пережитом. Он боялся насмешек, опасался, что рассказ подорвет его репутацию.
Семнадцать лет молчания
Лишь спустя 17 лет он решился нарушить молчание. В 2000 году на международном конгрессе физиков Владимир Ефремов впервые публично рассказал о своем опыте клинической смерти. Ученый говорил спокойно, без пафоса, словно читал доклад о техническом эксперименте.
Он объяснил: то, что видел, не имеет аналогов в земном мире. Любые попытки описать его словами обречены на неточность. Но, по его убеждению, это был реальный уровень бытия — не сон, не галлюцинация, а форма существования, где человек продолжает мыслить после смерти тела.
Пытаясь осмыслить пережитое, Ефремов выдвинул гипотезу: и земной, и загробный мир — это части одной глобальной информационной системы. Все сущее, по его мнению, существует в виде информационных структур, обладающих заданными свойствами.
Он сравнивал эту идею с библейским выражением "В начале было Слово", считая, что "слово" в этом контексте — это и есть информация, первичная основа бытия. Материальный мир, по его словам, лишь отражает духовный — более сложный и тонкий.
Живая материя, утверждал Ефремов, не могла возникнуть из мертвой, потому что их молекулярное строение принципиально различно. Мертвая материя стремится к хаосу и не способна порождать структуру. Следовательно, жизнь должна иметь нематериальное, духовное происхождение.
По наблюдениям ученого, законы загробного мира отличаются от земных. Там нет постоянных величин — они подвижны, гибки, способны меняться по воле сознания. Пространство состоит из информационных образований, которые могут принимать любые формы.
Мысль, говорил Ефремов, обладает там невероятной силой. Она способна создавать образы, изменять их, наполнять смыслом. Человек видит именно то, что хочет увидеть, потому что восприятие становится инструментом созидания.
"Тот мир живой, — объяснял он, — но по-другому. Наш мир прост, его держат постоянные физические законы. Там же все подчинено информации. Это не фантазия, а иной уровень организации реальности".
Вернувшись, Владимир Ефремов попытался проверить свои открытия на практике. Все технические задачи, которые казались неразрешимыми до его клинической смерти, открылись просто, как ларчик. Коллеги отмечали: после пережитого он стал спокойнее и мудрее, больше не спорил о религии и не смеялся над верующими. Вопрос существования души перестал быть предметом дискуссий.
До конца жизни Ефремов сохранял осторожность в словах. Он не претендовал на истину, не навязывал свое видение. Но одно повторял всегда: смерть — не конец. Это переход в иную форму бытия, где энергия сознания продолжает существовать.
"В загробном мире тоже есть жизнь, — говорил он, — и она сложнее нашей. Там все держится на информации, а не на материи. Мы возвращаемся не в пустоту, а в мир, где мысль и есть основа реальности". |
