Бомбей и его роман

[Корнак]

Дон Хуан взглянул мне прямо в глаза и улыбнулся. Видимо на моём лице было написано недоверие, смешанное с изумлением.
-   Второй путь, - после небольшой паузы продолжал дон Хуан, - предоставляет магу неисчислимое количество самых разных и самых изысканных смыслов существования. Здесь магу есть, чем заняться, есть, чем заполнить эту невыразимую пустоту. И он принимается перебирать эти смыслы, сравнивать их между собой и оценивать, складывать их в различные формы, подобно тому, как ребёнок складывает игрушечные кубики. Здесь маг наделяется не только смыслами, но и целями существования, которые могут быть порой самыми невероятными.
Эта дорога не такая спокойная и благостная, как первая. На этом пути маг становится раздражительным и капризным, необязательным и безответственным. Он беспрестанно ищет некий лучший, совершенный смысл. Но поскольку такого не находится, то маг часто изливает своё разочарование на окружающих, негодуя на их, как ему представляется, мелочность, тупость и нежелание ничего понимать. Можно сказать, что претензии такого мага к окружающим входят в дверь раньше его самого. В конце концов, этот путь чаще всего ведёт к полному безумию и безответственности. Хотя бывают и исключения.

Дон Хуан замолчал и уставился на меня. Мне нечего было сказать. Второй путь представлялся мне более реальным и возможным, чем первый, - путь возврата к обычной жизни. И я нетерпеливо ждал, когда же он опишет третью дорогу.
-   Ну, продолжай же уже! – проворчал я, когда пауза, по моему мнению, слишком уж затянулась.

Дон Хуан, будто нарочно испытывая моё терпение, поднялся на ноги и прошёлся по веранде, словно хотел размять уставшие ноги. Потом он подобрал сыр и тщательно упаковал его в тряпку. После чего скрылся в хижине.
   Наконец он вернулся и сел напротив меня. Сыра у него в руках уже не было.
-   Третья дорога одаривает мага одной единственной, но зато огромной, всепоглощающей, если так можно выразиться, - идеей, - продолжил он, словно и не было никакой паузы. - Идеей на всю оставшуюся жизнь. Эта идея захватывает мага целиком, всю его сущность без остатка. И вся дальнейшая жизнь такого существа отдаётся во власть этой единственной идеи. В ней он находит глобальный смысл своего существования. Без всяких сомнений. Без исключений…

Дон Хуан умолк и сидел, глядя куда-то мимо меня. Какое-то время я тоже молчал, делая вид, что правлю что-то в своих записях. Но потом не выдержал и спросил:
-   И это всё, дон Хуан?
-   Всё, - подтвердил он.
-   То ли я действительно чего-то не понимаю, то ли ты чего-то не договариваешь, - заявил я недоверчиво. – Какая-то бессмыслица получается со всеми этими смыслами!

Дон Хуан захохотал так, что вынужден был вскочить со своего места и прижать к животу руки. От смеха его буквально складывало пополам. Я не мог разделить его веселья и поэтому только наблюдал за ним, пытаясь сохранять иронично-неудовлетворённое выражение лица.
Наконец дон Хуан успокоился и, вытирая выступившие слёзы, сел.
-   Я тебе не один раз говорил, что смеюсь не над тобой, а над собой самим. Над тем собой самим, который переживал когда-то те самые чувства, которые одолевают и тебя теперь, - сказал он. – Только я был простой и прямой, как железнодорожная шпала, индеец. Поэтому, когда мой бенефактор закончил свой рассказ о Перекрёстке Трёх Дорог, я без обиняков обвинил его в том, что он поведал мне кучу ничего не значащей чепухи…

Он замолчал и выжидающе уставился на меня. Похоже, было, что он ждал каких-то моих комментариев. Но я не знал, что сказать.
Наконец я нашёлся и неуверенно начал:
-   Ты извини, дон Хуан, но сейчас я как-то лучше понимаю тебя тогдашнего, чем тебя нынешнего.

Это должно было быть шуткой, и поэтому я вымученно улыбнулся. Дон Хуан оставался серьёзным. Я продолжал:
-   Сейчас я уже не в том настроении, что было с утра. Но если я хотя бы как-то вспоминаю то состояние опустошённости, а потом накладываю на него твоё объяснение про перекрёсток, то у меня возникает ощущение, что этот Перекрёсток Трёх Дорог, - такое же надувательство, как…
-   Точно! – воскликнул, не давая мне закончить, дон Хуан и хлопнул себя по ляжкам. – Здесь ты попал в самое яблочко! Этот перекрёсток является таким же надувательством, как и всё остальное. Может быть, попробуешь сказать, почему это так? – предложил он.

Я отказался. Я заявил, что сейчас нахожусь не в самом лучшем состоянии ума, чтобы строить предположения насчёт того, что является совершенно непонятным и неприемлемым для меня.
-   Бозе, бозе! – словно какая-нибудь шепелявая умилённая леди воскликнул дон Хуан, и так же умилённо прихлопнул ладонями, - Карлитосу оно неприемлемо!

Он готов был снова расхохотаться, но сдержался.
-   Что ж. Я, конечно, не очень и надеялся, что ты сможешь это объяснить. Но поскольку я сам настоял, чтобы ты принёс свой блокнот, то… Пиши! – приказал он.

Я приготовился писать.
-   Когда, оказавшись в месте, называемом Пустым Тройником, маг осознаёт, что у него нет никаких сил, чтобы противостоять открывающейся ему пустоте, он прибегает к единственному средству, которое есть в его распоряжении, - уловке. И тогда маг надувает… самого себя!

Я прижал карандаш к блокноту и уставился на дона Хуана, пытаясь осознать то, что он сказал.
-   Пиши, пиши! – кивком головы подбодрил меня дон Хуан и продолжил диктовать:
-   В зависимости от количества личной силы, энергии и безупречности, надувательство магом самого себя выводит его на одну из трёх дорог, ведущих прочь от перекрёстка. Описание дорог смотри выше, - закончил дон Хуан совершенно протокольным тоном.

Я поспешно дописал и поднял взгляд на дона Хуана. Глаза его сияли.
-   Тебя всё теперь устраивает? – спросил он лукаво.
-   Честно говоря, - не очень.

[Корнак]

Я действительно чувствовал себя сбитым с толку. Что-то в объяснениях дона Хуана беспокоило меня. Но я никак не мог собраться, ухватить некую нить, за которую мог бы потянуть, чтобы выстроить в понятный и логический ряд мои сомнения.
-   Карлос! – торжественно произнёс дон Хуан. – Сейчас ты просто обязан задать все свои вопросы! В данный момент нам важно говорить хоть и до самой ночи, лишь бы ты как можно дальше отошёл от того состояния, которое было у тебя утром.
-   Это тоже твоя уловка? – недоверчиво спросил я.
-   Какой ты, однако, подозрительный! – укоризненно покачал головой дон Хуан, но не выдержал и улыбнулся. – Ты можешь называть это уловкой, надувательством или вообще прямым обманом с моей стороны, - мне всё равно. На самом деле, я просто пытаюсь утрамбовать некую площадку, на которую мог бы возвращаться твой разум, когда ему некуда будет вернуться. А на этой площадке его будут ждать хотя бы какие-то привычные для него игрушки. Поэтому задавай любые вопросы, не заботясь о том, насколько они правильные. Ну, же!

Своим последним восклицанием он словно пробил во мне какую-то плёнку, застилающую мои мысли, и я снова стал способен внятно мыслить.
-   Во-первых, мне остаётся неясным один момент, связанный с употреблением тобой слова маг, - заявил я. – Исходя из твоих объяснений, у меня возникло ощущение, что, выбирая одну из трёх дорог, маг, строго говоря, перестаёт быть магом. Но ты продолжаешь употреблять это слово, рассказывая о том, что происходит с человеком на том или ином пути…
-   Да, здесь действительно может возникнуть путаница, - согласился дон Хуан. – Но не позволяй словам сбивать тебя с толку! В данном случае, говоря, – маг, я только пытаюсь подчеркнуть, что, выбрав какую-то дорогу, человек всё равно не станет вполне обычным, совершенно нормальным человеком. Даже если он пойдёт по первому пути. Нечто неуловимое, какая-то трещина или раздвоенность навсегда останется с ним. А значит, его осознание не будет ровно таким же, как у окружающих. А человека, обладающего неким другим – неважно каким именно – осознанием по сравнению с обычными людьми я, в данном случае, и называю, - маг. Разумеется, это не то же самое слово, которое я употребляю по отношение, например, к Хенаро. Хотя и звучит настолько одинаково, что не различить.

Дон Хуан улыбнулся и спросил:
-   Ну, что там у тебя на второе?
-   Во-вторых, - продолжил я. – Меня, как и в случае с описанными когда-то тобою тремя типами личности людей, никак не удовлетворяет твоё утверждение, что дорог, - только три.
-   Это не моё утверждение, - возразил дон Хуан. – Так гласит Правило. И с этим согласны те, кому довелось оказаться на том перекрёстке и убраться потом оттуда.
-   Но это же ерунда! – уверенно заявил я. – Не может всё разнообразие путей складываться только в единственные три дороги!
-   Это ещё почему? – казалось, искренне удивился дон Хуан. – Только потому, что тебе такой вариант неприемлем?

Я уловил насмешку в его тоне, но это уже не могло сбить меня с мысли.
-   Ну, хорошо, - сказал я. – Возьмём, к примеру, магов древности. Они бывали на этом перекрёстке?
-   Я не могу знать обо всех магах древности, - спокойно ответил дон Хуан, - Но некоторые, безусловно, оказывались там. Думаю, таких было даже большинство…
-   Ага! – не дал я ему закончить. – Тогда почему же они не выбирали одну из трёх дорог?
-   А с чего ты взял, что они не сделали этого?
-   Но ни одно твоё описание тех дорог не подходит для пути магов древности! – решительно заявил я.

Дон Хуан укоризненно покачал головой и сказал:
-   Ты утверждаешь это с такой уверенностью, будто сам лично потёрся носами со всеми магами древности. Но поскольку такого эпизода наверняка не было в твоей биографии, я скажу тебе, что, насколько известно мне, практически все эти маги пошли по второму пути.
-   Второму пути? – изумился я, пропуская мимо ушей его колкость по поводу моего братания с магами древности. – Но в описании этой дороги нет ничего…
-   Тебя, в очередной раз, запутали слова, - перебил меня дон Хуан. – Наверное, отчасти в этом есть и моя вина. Возможно, я был не очень строг в выборе слов для описания этих дорог. Но я надеялся, что ты сможешь почувствовать или ощутить то, о чём я говорил. Суть второго пути, - в одержимости или помутнении разума. А именно это и отличало магов древности, несмотря на все их невероятные достижения. А может быть, именно благодаря своей одержимости они и сделали большинство своих открытий, - кто тут может судить?

Я молчал. Что-то вроде бы начало проясняться в моей голове, но до уровня понимания явно ещё не дорастало.
-   Так что второй путь, - он один такой. И вся разница между выбирающими его, лишь в степени их одержимости или безумия, - продолжал дон Хуан. – Чтобы тебе стало яснее, как обстоит дело с этими тремя дорогами, я попробую пофантазировать на твой собственный счёт и предположить, что стало бы с тобой самим, если бы ты отправился по одной из дорог. Можно?

Я посмотрел на него. Мне казалось, что он спрашивает моего позволения в шутку, но взгляд дона Хуана был серьёзным. Я кивнул, соглашаясь.
-   На этом пути ты, скорее всего, так и останешься антропологом, - начал дон Хуан. – Ты осознаешь, наконец, что время, проведённое со мной, хотя и нельзя назвать потраченным впустую, но оно явно угрожало твоему здравому уму и благополучию в жизни. Нет, ты не начнёшь меня ненавидеть или презирать. Скорее всего, ты так и не найдёшь объяснения и названия тому странному негативному чувству, которое возникнет у тебя по отношению ко мне и к тому, чему я тебя учил. Однако ты будешь признавать, что полученный опыт был, безусловно, ценным для тебя. И некоторые его моменты ты станешь использовать в своей дальнейшей жизни, что всегда будет выделять тебя из однообразной массы окружающих людей. Ты полностью погрузишься в науку, и будешь неустанно выискивать лишь проверенные факты и доказанные истины. И, так это незаметно для себя самого, особое внимание ты станешь уделять тем фактам и истинам, которые позволят тебе отрицать и опровергать всё то, что ты слышал от меня или свидетелем чему был во время наших блужданий по этой пустыне.
      Ты проживёшь долгую, интересную жизнь, наполненную приятными исследованиями, открытиями и событиями. А потом спокойно умрёшь, окружённый родственниками и друзьями. И они похоронят тебя со всеми подобающими слезами, чувствами и почестями в фамильном склепе…

Дон Хуан замолчал и посмотрел на меня. Мне нечего было возразить. Я прекрасно понял, что он описал меня самого, выбравшего первую дорогу у перекрёстка. И хотя мне казалось, что я никогда не смогу стать таким, каким описал меня дон Хуан, но сама возможность выбора магом первого пути уже не представлялась мне столь нереальной, как тогда, когда я слушал его объяснения насчёт трёх дорог.
-   Всякое может случиться… - словно бы вздохнул дон Хуан.

И тут внутри меня, будто молния, промелькнула одна мысль.
-   Погоди-ка! – требовательно попросил я и с силой захлопнул блокнот. Мне показалось, что теперь я, наконец-то, припру дона Хуана к стене. – Ты говоришь, что об этом перекрёстке гласит Правило, так?

Он кивнул, соглашаясь.
-   И ты говоришь, что те, кто были на том перекрёстке и ушли с него, с этим согласны, так?

Он снова кивнул и чему-то улыбнулся.
-   Хорошо! – воскликнул я. – Я готов даже допустить, что именно эти ушедшие и записали всё это в Правило. Но тогда получается, что они ушли оттуда каким-то иным путём! Не по одной из трёх дорог, а как-то иначе! В противном случае не могло бы существовать такого объёмного описания перекрёстка, поскольку, как я понимаю, любая из дорог поглощает человека полностью и бесповоротно…

Дон Хуан смотрел на меня и широко улыбался.
-   На этот раз ты меня поймал! – сказал он. – Но я только рад, что ты это сделал. Сам я, в своё время, оказался не настолько талантливым. А может быть, я просто был намного мрачнее тебя…

Дон Хуан поднялся на ноги и пару раз обошёл веранду. Я понял, что мой вопрос попал в цель и терпеливо ждал, когда же дон Хуан прояснит этот момент.
Дон Хуан сел на своё место и внимательно посмотрел на меня. Потом улыбнулся.
-   Думаю, следует начать с того, что я не говорил о том, что те маги, которые согласны с Правилом, ушли с перекрёстка…

Я запротестовал и стал перебирать сделанные мною записи, чтобы отыскать нужное место. Дон Хуан терпеливо ждал. Я нашёл и перечитал вслух его слова: «Поэтому маг прилагает все усилия, чтобы поскорее убраться с Перекрёстка Трёх Дорог».
-   И как? – взглянул я на дона Хуана с видом победителя.
-   Как я и сказал, - развёл он руками. – Я не говорил, что маг уходит оттуда.
-   Ты опять играешь словами! – обвинил я его. – Ушёл или убрался, - какая разница?
-   Для тебя, по всей видимости, - никакой, - ответил он. – Но она есть. Если бы я сказал - ушёл, то это означало бы, что он выбрал какую-то из трёх дорог. Ведь как иначе можно уйти с перекрёстка? Но поскольку я сказал, - убрался, то это указывает только на то, что такого мага больше нет там. Однако это не значит, что он ушёл по одной из дорог, понимаешь?
-   Выходит, нет никакой ещё одной дороги? – спросил я. – Нет никакого четвёртого пути?

Дон Хуан, кивком головы, подтвердил.
-   Но тогда как именно такие маги убирались с того перекрёстка?
-   В каком-то смысле, они всё ещё там, - улыбнулся дон Хуан.

Я, с вздохом отчаяния, развёл руки в стороны и потом хлопнул ладонями себя по бёдрам. Мой жест рассмешил дона Хуана. Успокоившись, он сказал:
-   Твоя реакция вполне оправдана. Ведь ты пытаешься понять, отыскать во всём этом какой-то смысл. Однако это невозможно. Во всём этом нет смысла, который постигается пониманием. Поэтому остаётся только надеяться, что когда-нибудь ты узнаешь…

Дон Хуан выдержал паузу, словно давая мне возможность спросить ещё что-нибудь. Но я просто не знал, какой вопрос задать. Он снова меня запутал. Наличие четвёртого выхода с перекрёстка, для меня лично, всё расставляло по местам. Но если его не было, то…
Дон Хуан, не дождавшись моих вопросов, снова заговорил.
-   Я сразу предупредил тебя, что перекрёсток этот является бессмыслицей, - сказал он. – Поэтому и любые попытки внятно объяснить, что там и как, – бессмысленны. И в то же время все эти объяснения, не имеющие прямого смысла для нашего понимания, что-то делают с нами. Беда только в том, что невозможно рассказать, что же именно они делают…

[Корнак]

Он усмехнулся и посмотрел на небо. Опускались сумерки. Я, в очередной раз, подивился, как непредсказуемо ведёт себя время, когда я нахожусь в обществе дона Хуана. Ведь по моим внутренним часам, сейчас должно быть никак не больше четырёх пополудни…
Дон Хуан, с улыбкой, заявил, что нам пора бы уже позавтракать, а заодно и поужинать. Но перед этим он должен поставить хотя бы какую-то точку в нашем разговоре. Он устроился удобнее.
-   Нет никакого четвёртого пути, - повторил он. – И, как я уже сказал, некоторые маги, в известном смысле, всё ещё остаются на том перекрёстке. И в то же время они убрались оттуда. Скажем так: они остаются там, но в то же время убрали себя оттуда. Их личность становится абстрактной. И их разум больше не занят написанием бесконечных писем самому себе. Писем, которые начинаются всегда одной и той же фразой: Дорогой Хуан! Или: Милый Хенаро!

Дон Хуан засмеялся и, потянувшись ко мне, шутливо толкнул меня кулаком в бок.
-   Карлос, как начинаются письма твоего разума?

Я принуждённо улыбнулся. Меня беспокоил один вопрос. И воспользовавшись этой паузой в объяснениях дона Хуана, я задал его:
-   Но скажи, дон Хуан, как именно маги выбирают ту или иную дорогу? Или как они выбирают не идти по одному из трёх путей, а, как ты выразился, убрать себя из перекрёстка?

Он, склонив голову влево, посмотрел на меня. Потом почесал затылок, словно не знал, что сказать. И, наконец, ответил:
-   А никто ничего и не выбирает. Можно сказать, что всё случается само. А можно сказать, что решает здесь дух. Если что-то и зависит от мага, так это его личная сила, наличие энергии и безупречность.

Понятнее мне не стало, но я всё старательно записал. Дон Хуан поднялся на ноги и сказал, что пойдёт приготовить нам ужин, а я должен сидеть на веранде и позволить сумеркам успокоить мой разум.
-   Позволь ему стать более абстрактным, - сказал дон Хуан. – Уверяю тебя, ему это понравится!

Он засмеялся, а потом, без всякой видимой связи с предыдущим, заявил:
-   Нет никакого Правила, понимаешь?

Я удивлённо посмотрел на него.
-   Я постоянно пытался дать тебе возможность осознать это. Но твой разум упрямо цепляется за схемы и карты. Никто не записывал в Правило никаких сведений о Перекрёстке Трёх Дорог. И в то же время всё дело обстоит именно так, как я тебе рассказал.

Он прищурился, словно пытался получше сфокусировать взгляд в надвигающихся сумерках, и продолжил:
-   Маг, это словно капитан корабля. Или боцман, - он усмехнулся. – А Правило, - ветер. Ветра может и не быть. И тогда корабль ложится в дрейф. Ветер может быть спокойным и ласковым, как утренний бриз. И тогда корабль следует своим курсом радостно и уверенно, подняв все паруса. Ветер может превратиться в ураган. И тогда боцман велит убрать паруса, и корабль напряжённо сражается за свою жизнь…
-   Но ветер всё-таки существует! – возразил я. – Ты же утверждаешь, что Правило не существует.
-   Я не сказал, что оно не существует, - улыбнулся дон Хуан. – Я сказал, что нет никакого Правила. Это значит, что никто не может объяснить или понять ветер. И уж тем более записать на нём какие-то полезные сведения. Правило это не какая-нибудь Амбарная Книга Магов…

Он рассмеялся и, не говоря больше ни слова, ушёл в хижину, оставив меня одного на веранде.
Я бегло проглядел свои записи, - сумерки ещё не настолько сгустились, чтобы нельзя было читать. Но я не хотел читать. Захлопнув блокнот, я встал со своего места и прошёл в другой конец веранды, где и уселся, прислонившись спиной к стене.
Я понятия не имел, как я могу позволить своему разуму стать более абстрактным, но не беспокоился по этому поводу. Из опыта я уже знал, что дон Хуан никогда не говорит просто так. И в то же время я знал, что если в данный момент у меня нет никаких представлений о том, что мне следует делать, чтобы последовать его совету, то нечего и волноваться, вгоняя себя в бесполезную суетливость. В своё время всё прояснится само…
Я медленно обводил взглядом расстилающийся вокруг пейзаж, который погружался в сумерки. Мне захотелось посмотреть на тот холм, на котором мы вчера беседовали с доном Хуаном, но с места, где я сидел, его не было видно. А подниматься на ноги мне не хотелось.
Я принялся разглядывать веранду, и вдруг подумал, что, несмотря на то, что я столько раз смотрел на неё, я никогда по-настоящему её не воспринимал. Она была только местом. Таким же, как хижина дона Хуана. Таким же, как любое другое место этого мира.
Но в то же время, она ведь была не просто местом. Слишком многое связывало меня с этой верандой. Мне показалось, что я словно вижу все те следы, которые оставил на ней за все эти годы. Это было странное ощущение.
Потом я увидел, как на веранду наплывает время. Всё на ней, и она сама постоянно менялось. Приходили и уходили насекомые, иногда появлялись мелкие грызуны и ящерицы. Менялось количество и состав мусора. Менялись освещённость и влажность. Я явственно ощущал, как время течёт сквозь все поры веранды. Время не несло её на своих волнах. Оно только омывало веранду, изменяя её каждое мгновение. Так что, по сути, никакой определённой веранды не существовало…
Всё это было совершенно бессмысленно. В моём восприятии не было ничего важного, торжественного или значительного. Я просто сидел и просто смотрел на веранду. Пока дон Хуан не позвал меня ужинать…

На ужин у нас были куриные яйца, которые дон Хуан отварил вкрутую, чай, заваренный на травах, сыр, лепёшки и мёд. Лепёшки были ещё тёплыми, но на мой вопрос о том, не приготовил ли их только что сам дон Хуан, он не ответил. Только усмехнулся.
Ели мы молча. А когда закончили, я помог дону Хуану убрать посуду, после чего мы снова сели к столу, и я спросил:
-   Теперь, когда ты рассказал мне о Перекрёстке Трёх Дорог, значит ли это, что я смогу в дальнейшем как-то справляться с тем состоянием, которое на меня накатывает? Я имею в виду эту пустоту…

Дон Хуан улыбнулся и покачал головой. Я не понял, что это означало. То ли отрицание, то ли его неудовольствие от моей бестолковости.
-   Я понятия не имею, - после небольшой паузы ответил дон Хуан. – Могу только сказать тебе, что сам я ничуть не изменился после того, как услышал от моего бенефактора рассказ о Пустом Тройнике. И когда накатывала эта пустота, я страдал точно так же, как и раньше. И в то же время что-то изменилось во мне. Изменилось совсем не то, и совсем не так, как мне того хотелось бы. Со временем ты сам разберёшься. Или не разберёшься никогда…

Он снова улыбнулся, а потом поднялся на ноги и предложил мне опробовать, как будет работать вентилятор моей машины.
Мы вышли из хижины, и я завёл мотор. Дон Хуан посоветовал, чтобы я дал двигателю поработать некоторое время на холостом ходу, а потом начал ехать медленно, чтобы он поскорее нагрелся.
Мы молча сидели в машине, слушая работу двигателя. Потом я включил фары. Очень быстро в их свете начали виться насекомые, которых становилось всё больше. Однако вскоре количество их, видимо, доросло до какой-то критической массы и больше не увеличивалось. Я вдруг впервые осознал этот факт. И собирался поделиться своим открытием с доном Хуаном, который тоже рассматривал насекомых. Но он опередил меня.
-   Ты не знаешь, почему все они так стремятся к свету? – спросил он.
-   Понятия не имею, - признался я.
-   Я тоже, - кивнул головой дон Хуан и предложил: - Ну, поехали, что ли…

[Корнак]

Мы медленно выехали на грунтовую дорогу. Дон Хуан сказал, что нам следует ехать в сторону города. Я не знал, почему он выбрал это направление, но послушно повернул на развилке вправо.
Дон Хуан, периодически, поглядывал на стрелку датчика температуры. Я тоже. Минут через двадцать медленной езды, стрелка достигла отметки, за которой обычно включался вентилятор. И он включился. К моему облегчению, звук работающего вентилятора был совершенно нормальный.
-   Мы всё-таки сделали его! – довольным тоном проговорил дон Хуан и, потрепав меня по плечу, удобнее откинулся на спинку сидения. – Теперь можешь поддать газу. Только не слишком. Незачем пылить вбестолку.

Я сильнее придавил педаль акселератора, и машина резво набрала скорость. Слышно было, как мелкий гравий, вылетая из под колёс, лупит в днище кузова.
-   Куда мы едем, дон Хуан? – спросил я через какое-то время.
-   Никуда, - ответил он. – Просто прогуливаем твою лошадку.

Он улыбнулся и сказал, что сегодня особый день. Поэтому мы должны были совершить что-то особенное. Этим особенным действием и является наша поездка.
-   Ведь мы ещё никогда не ездили с тобой на машине просто так, без всякой цели, правда? – заключил он.

Я согласился, что это действительно так. И мне почему-то сделалось совсем легко на душе.
Вскоре в отдалении показались огни города. И тут же скрылись, поскольку дорога нырнула в лощину. А когда мы поднялись на холм за лощиной, с которого открывался вид на ночной город, дон Хуан попросил, чтобы я остановил машину на обочине, и мы вышли размять ноги.
Мы поднялись на самую вершину холма и сели там, обратив лица в сторону города.
Мне нравилось это зрелище. Свечение огней в далёких окнах и в городских фонарях было каким-то умиротворяющим. Но дон Хуан обратил моё внимание на дорогу, которая простилалась внизу.
-   Вот она, - дорога. Она выходит из ночи, из пустоты, и ведёт к свету. К жизни. К игре самых разных смыслов, которые, впрочем, подчинены одному большому смыслу, - рождению, развитию, умиранию…

Он сделал паузу, а потом сказал:
-   Посмотри, сколько там смыслов!

Дон Хуан указал рукой в направлении города.
-   За каждым пятном света, - свой смысл, свои цели, свои желания и надежды. Вон там кто-то качает колыбель. А там ищут куда-то запропастившийся ключ от входной двери. За тем оконцем Мария ласкает своего Хуана. А за соседним стеклом кто-то просто курит марихуану…

Дон Хуан, проговаривая всё это, менял положение руки, указывающей на город, как будто действительно показывал мне разные окна.
-   Вот здесь мясник принюхивается к окороку, вокруг которого целый день вились мухи. А этажом выше его жена расчёсывает на ночь волосы. Смотри, какая изношенная на ней ночная сорочка! Я бы не сказал, что они бедствуют. Скорее это мясник, - скупердяй… О! Видишь! Полицейский разговаривает со шлюхой! Что это она ему передала? А вон там, в доме у самой базарной площади, собрались игроки в карты. Но сегодня будут слабые ставки, - луна на ущербе… Тот малыш орёт и орёт. Мамаша думает, что у него режутся зубы. Но на самом деле ему просто тоскливо. И отчего-то страшно… А вот здесь, вон в том маленьком домишке на самой окраине, видишь? Ну, который над оврагом. Знаешь что там?

Я взглянул на дона Хуана и улыбнулся. Он улыбнулся мне, и я признался, что понятия не имею, что происходит в том домике. Тогда он, наклонившись к моему уху, прошептал, словно открывал главную тайну этого городка:
 - Там, за глухими ставнями, спят женщина и вор…

[Корнак]

Глава третья
… игра в мяч …




После завтрака мы с доном Хуаном занялись домашними делами. Он сказал, что возня с моей машиной ввергла его в хозяйственное настроение, и теперь нам предстоит разобрать инструменты и инвентарь, сваленные в небольшой хозяйственной постройке, располагавшейся в отдалённом конце его двора.
Мы провозились там до полудня. Метод дона Хуана по уборке был чрезвычайно прост. Сначала мы вытащили всё, что находилось в этом сарайчике во двор, не разбираясь, что это за предметы и насколько они необходимы. После чего я вооружился метлой и принялся смахивать пыль со стен и подметать пол, а дон Хуан приступил к сортировке своего имущества. Вещи, которые представлялись ему нужными, он откладывал в одну сторону, а ненужные сваливал кучей в другой стороне.
Я закончил уборку, а дон Хуан всё ещё разбирался с вещами из сарайчика. Поскольку в этом деле я не мог ему помочь, то, чтобы не стоять столбом рядом с ним, пошёл к колодцу и, с большим удовольствием, смыл с себя налипшую пыль.

Когда я вернулся, дон Хуан неподвижно стоял между двумя кучами вещей.
-   Я столько раз говорил тебе о необходимости избавляться от всего лишнего… - протянул он, когда я подошёл. – И вот взгляни на меня самого!

Он как-то застенчиво кивнул на кучу хлама. Я не выдержал и рассмеялся. Вид у дона Хуана и впрямь был обескураженный и виноватый.
Дон Хуан присоединился к моему веселью и мы, какое-то время, шутливо перечисляли предметы, которые могут только казаться воину ненужными, но на самом деле являются настоящими предметами силы.
-   Погляди на эту этажерку! – предложил дон Хуан, вытаскивая из кучи вещей старую деревянную книжную полку.
Она представляла собой четыре плоскости, скреплённые по бокам ажурными стенками. Снизу были круглые фигурные ножки.
-   Как можно обойтись без этого великолепия! – воскликнул дон Хуан, устанавливая этажерку на ножки и отходя на шаг в сторону, чтобы полюбоваться ею. – Куда же воин будет ставить труды по антропологии, философии и психологии? Складывать магнитофонные записи, статьи и письма коллег? Где он будет держать свою парфюмерию? В конце концов, куда он будет класть на ночь свои зубные протезы?

Мы посмеялись, и дон Хуан собрался уже было зашвырнуть этажерку в кучу мусора, но вдруг остановился.
-   Что это я? – спросил он сам себя удивлённо. – Действительно ведь нужная вещь!
И он бережно занёс книжную полку обратно в сарайчик.

Мы принялись заносить туда все нужные инструменты и вещи и тщательно раскладывать их по местам. Один инвентарь дона Хуана удивил меня. Сначала я не сообразил, что это такое. Но когда мы взялись за края, чтобы занести его внутрь, я понял, что это был гончарный круг! На массивной раме, внизу, был укреплён толстый металлический диск, который следовало вращать ногами. От этого маховика, вверх, шла труба, передающая движение верхнему диску, который был не таким большим и массивным, как нижний.
-   Это твой? – спросил я дона Хуана, когда мы затащили круг и установили его в углу сарайчика.
-   Да, - ответил он.
-   Странно, как это я не обратил внимания на него, когда мы всё вытаскивали?
-   Это потому, что я один его выволок, - улыбнулся дон Хуан. – Он загораживал почти весь проход, и ещё на нём сверху была куча корзин... Да и вообще ты невнимательный!

Я стал оправдываться, что в том хаосе, который представляла собой хозяйственная постройка до нашего вмешательства, трудно было выделить какую-то вещь для индивидуального просмотра и оценки.
-   А ещё кто-то говорил мне, что остров тоналя должен быть тщательно вычищен и выметен! – не удержавшись, съязвил я.
-   А ведь чертовски удобно, когда есть чего возразить на замечание, а? – весело сказал дон Хуан. – Особенно, когда возражение звучит так авторитетно!

Мы посмеялись, а потом я спросил, для чего дону Хуану понадобился гончарный круг.
-   Когда-то я на нём выделывал замечательную посуду, - ответил дон Хуан. – Теперь он вроде как без надобности, но ведь жалко выбросить такую кучу железа!

Он улыбнулся, а я принялся расспрашивать, когда это он занимался гончарным ремеслом, что именно он делал, и не являлось ли это занятие для него способом зарабатывать себе на жизнь.
-   В тебе снова проснулся антрополог? – усмехнулся дон Хуан. – Нет, я не зарабатывал этим себе на жизнь. Хотя кое-что и удавалось продать. Но вообще, это было что-то типа, как говорят янки, - хобби. Думаю, я занялся всем этим из-за того впечатления, которое, в своё время, произвели на меня работы нагваля Элиаса.
-   Но почему ты оставил это занятие? – спросил я.
-   Это всё было не то, - похлопал меня по плечу дон Хуан.

Мы продолжили раскладывать вещи. По поводу некоторых из них дон Хуан делал шутливые замечания. А когда мы закончили, он удовлетворённо оглядел сарайчик и сделал заявление о том, что теперь он экипирован на случай любого непредвиденного сдвига его точки сборки. Я не понял и недоумённо взглянул на него. Он выразительно покрутил пальцем у виска и засмеялся.
Дон Хуан направился умываться, а я взял метлу и принялся подметать веранду.
-   Брось, это бесполезно! – заявил дон Хуан, когда вернулся.
-   Почему? – удивился я.
-   Потому, что нам ещё предстоит подправить рамаду, - объяснил он . – Так что намусорим ещё.
-   Я готов! – сказал я.

Меня просто распирала какая-то энергия. Работа не была мне в тягость и доставляла удовольствие. Но дон Хуан возразил, что теперь слишком жарко, чтобы торчать на крыше, и что мы займёмся этим ближе к вечеру. А сейчас я могу отдохнуть, а он отправится по каким-то своим делам. И, заодно, принесёт несколько прутьев для рамады.
Я предложил поехать на машине, чтобы ему не нужно было тащить эти прутья на себе, но дон Хуан возразил, что в этом нет надобности. Я настаивал. Мне просто не хотелось оставаться одному, - я не представлял, чем себя занять. Конечно, я мог бы сесть за свои записи, но в данный момент мне хотелось какой-нибудь физической деятельности.
-   Вот дурень! – вздохнул дон Хуан. – Я собрался посетить одну женщину, понимаешь?

Он сделал какой-то двусмысленный жест. Я, в удивлении, раскрыл рот.
-   А ты что там будешь делать? – не давая мне опомниться, спросил дон Хуан. – Отгонять от щели соседских детишек?

Я неуверенно улыбнулся. Эта новость привела меня в смятение. Дон Хуан раскатисто захохотал и, махнув мне рукой, ушёл.
Как только он скрылся за хижиной, до меня дошло, что дон Хуан меня попросту разыграл. Я рассмеялся. А потом, чтобы чем-то себя занять, решил всё-таки закончить уборку веранды.
Во время этой работы я размышлял о том, почему не могу допустить даже мысли, что дон Хуан отправился на свидание. В конце концов, он был мужчиной. И, несмотря на свой возраст, полный сил и энергии. Однако, картинка, как дон Хуан занимается любовью с какой-нибудь мексиканской крестьянкой, вызывала у меня только смех. Я и рассмеялся.

[Корнак]

Я закончил подметать веранду и потянулся. Мой взгляд скользнул по расстилающемуся пейзажу и невольно задержался на том холме, где дон Хуан пытался открыть мне тонкости понимания и узнавания. Этот холм по какой-то причине уже не в первый раз после нашего разговора притягивал мой взгляд. Я прикинул расстояние до него, набрал в тыквенную флягу воды, нахлобучил шляпу и отправился туда.
Зачем я туда иду, и чем буду там заниматься, я не представлял. Да меня и не волновал такой вопрос. Просто у меня было время до вечера, просто я не хотел сидеть и писать, просто мне хотелось двигаться…

Добрался я довольно быстро. Я совсем не устал и, как ни странно, даже не вспотел, хотя двигался в хорошем темпе.
Я устроился на том же месте, где в прошлый раз мы сидели с доном Хуаном. И только тут обратил внимание на перемену освещённости. Пока я шёл, откуда-то с восточной стороны наползли низкие кучевые облака. Они не покрывали всё небо, а висели, надвинувшись фронтом, над хижиной дона Хуана. Облака были плотные и тёмные. Казалось, что из них может хлынуть дождь. Но я знал, что этого не случится.
Я залюбовался игрой освещённости земли и неба. Глядя с того места, где я сидел, небо, начиная от хижины дона Хуана и почти до горизонта, было тёмным. И поверхность земли, освещённая солнцем, выглядела просто нереально. Казалось, что она светилась сама по себе, каким-то внутренним светом.
Мои мысли совершенно успокоились, а потом будто вовсе растворились в окружающем пространстве. И сам я, не то чтобы растворился, но словно влился в это пространство, став одним целым с ним.
Я был деталью пейзажа, не более важной или значимой, чем всё остальное, - небо, облака, высохшая трава и чапараль, хижина дона Хуана и моя машина. Мне показалось, что теперь я не просто понял, а и узнал, о чём именно пытался сказать дон Хуан, когда утверждал, что в этом пейзаже нет ничего лишнего…

Внезапно странный звук привлёк моё внимание. Он доносился откуда-то снизу холма и был странно знакомым. Я непроизвольно выпрямился, пытаясь вспомнить, когда и где мог слышать этот звук раньше. И сразу же вспомнил.
Я вспомнил своё свидание с бабочкой. Бабочкой, несущей, как уверял меня дон Хуан, золотую пыльцу знания на своих крыльях. Та бабочка издавала особый, беспокоящий и таинственный звук, который дон Хуан называл Зовом Бабочки.
Звук, который я слышал сейчас, не был похож на Зов Бабочки. Но он вызывал у меня те же чувства, которые возникали от звуков, издаваемых бабочкой. У меня появилась странная уверенность, что, по сути, это один и тот же звук, и что различаются они только потому, что тот Зов Бабочки я слышал ночью, а сейчас был день.
Наверное, именно потому, что сейчас был день, у меня хватило смелости подняться и двинуться на этот зов.

Я осторожно спускался с холма, останавливаясь и прислушиваясь, чтобы точнее определить место, из которого он доносится. Звук то угасал, становясь тише, то умолкал совсем, то возобновлялся с новой силой. И я останавливался и передвигался, следуя этим переменам его интенсивности.
У подножия холма я понял, что источник звука находится не прямо внизу передо мною, как мне казалось раньше, а располагается правее, с западной стороны холма. Вероятно, конфигурация ландшафта создавала своеобразное эхо, которое и ввело меня в заблуждение.
Я медленно двинулся в обход холма. Не пройдя и тридцати футов, я обнаружил источник. Не источник звука, а источник воды. Хотя я ещё не успел увидеть самой воды, но по зелени травы и кустов, окружающих источник, можно было быть уверенным, что она там есть.
Пройдя ещё несколько шагов, я разглядел и лужицу довольно прозрачной воды. И ещё заметил вытоптанное пятно возле источника. Оно было со стороны холма. Похоже, что отсюда подходили на водопой звери.
Звук донёсся от источника. Я на мгновение заколебался, пытаясь припомнить всё, что рассказывал мне дон Хуан о духах источников и их нравах, но тут какая-то странная решимость и отрешённость овладели мной, и я направился к источнику.

Зов больше не повторялся. Я осторожно подошёл почти к самой воде и остановился, прислушиваясь. Было тихо. Не было слышно даже журчания воды.
Вдруг, с левой стороны, на периферии моего зрения возникло какое-то движение в траве, и я моментально напрягся. Я испугался, что там может быть змея и, повернув голову и вытягивая шею, насколько это позволяла моя анатомия, начал пристально всматриваться.
Нет, это не было похоже на движение змеи в траве. Трава шевелилась только в одном месте и не откуда-то снизу, от корней, а лишь самыми верхушками. Успокоившись, я повернулся влево всем телом и сделал пару шагов в том направлении. У меня почему-то возникла уверенность, что я обнаружу там какого-нибудь неоперившегося птенца.
Когда я придвинулся ближе, моя уверенность в этом окрепла. Я начал различать нечто, напоминающее размерами и цветом птенца, который запутался в траве и, чтобы не провалится до самой земли, осторожно пытается балансировать, хватаясь лапками за упругие травинки.
Однако когда моё зрение полностью сфокусировалось на этом птенце, я понял, что ошибся. Передо мной было огромное насекомое, напоминающее саранчу. Только что-то в нём было не так. Я наклонился, чтобы разглядеть его поближе, но в этот момент насекомое буквально атаковало меня. Оно, с каким-то громким треском, прыгнуло, казалось, целясь мне в лицо. На какой-то миг я увидел его крылья, которые были цвета индиго, и тут же я упал. Упал не от удара насекомого, а потому что автоматически отпрянул от неожиданности и испуга, и потерял равновесие.
Упал я так неловко, что ударился о землю не только ягодицами и спиной, но и затылком. Больно не было. Но то ли от этого удара, то ли от резкой смены моего настроения и атмосферы окружающего, у меня возникло ощущение, что я сейчас потеряю сознание или провалюсь в сон. Я услышал звук автомобильного сигнала, словно кто-то тремя короткими сериями по три гудка требовательно нажал на клаксон. И тут же услышал встревоженный голос моей матери, которая сказала: Карлос, пойди, посмотри, кто там!

Я моментально вскочил на ноги. Меня охватила паника. Мне показалось, что я слышал реальный сигнал своей машины. Тут, словно в подтверждение этому, сигнал прозвучал ещё раз. На этот раз это была одна серия, состоящая из четырёх коротких, ритмичных гудков.

Я припустил по подножию холма в сторону хижины дона Хуана. Я понял, что что-то случилось. А тот факт, что я, то ли в полузабытье, то ли реально слышал встревоженный голос матери, убеждал меня, что случилось что-то трагическое.

Приезжая к дону Хуану я всегда запирал машину на ключ. Не потому, что боялся автомобильных воров, - их здесь просто быть не могло. Я делал это скорее по устоявшейся городской привычке. В принципе, если бы кто-то хотел угнать мою машину, он легко мог снять ключи с того гвоздика на стене в комнате, где я эти ключи оставлял, чтобы не потерять, когда отправлялся с доном Хуаном в походы по пустыне. Ведь хижина дона Хуана закрывалась снаружи на обыкновенную щеколду, которая служила не замком, а, скорее, только указанием визитёрам на то, что в данный момент внутри никого нет.
Разумеется, этими ключами мог воспользоваться и сам дон Хуан, чтобы подать мне этот знак, но он никогда не трогал моих вещей! И я даже не мог себе представить, что могло случиться, что заставило бы его проявить такое нетерпение.
Вдруг у меня возникло ещё одно подозрение, и я, на бегу, сунул руку в карман. Ключи были там! Очевидно, после вчерашней поездки я не повесил их на гвоздь. А поскольку нынешний мой поход на холм не являлся продолжительной прогулкой, то я даже не подумал проверить карманы на наличие лишних вещей.
Я ещё больше разволновался. По всему выходило, что тому, кто подавал мне сигнал, нужно было взломать замок на дверце или выбить стекло, чтобы дотянуться до клаксона. А это уже явно крайний случай!
Я начал подозревать, что это, скорее всего, не дон Хуан подаёт мне знак. И накачал себя до такой степени, что, подбегая к хижине, был уже почти уверен, что что-то трагическое случилось с самим доном Хуаном…
Но он сидел, целёхонький, на веранде и с интересом глядел на меня.
-   Дон Хуан! – выкрикнул я, задыхаясь. – Что, бога ради, стряслось?!

[Корнак]

Он недоумённо огляделся и пожал плечами:
-   Да вроде как всё на своих местах…

Я автоматически подбежал к машине и дёрнул дверцу. Она была заперта. И все стёкла были целы.
И тут со стороны веранды раздалась серия коротких звуков клаксона. Я резко обернулся и увидел дона Хуана, держащего у рта ладони, сложенные наподобие рупора.
-   Ты об этом, что ли? – весело спросил он.

Я только взмахнул руками. Потом прошёл на веранду и сел на пороге хижины.
-   Ты меня реально испугал почти до полусмерти! – укоризненно, но с облегчением, проговорил я.
-   Ну-ну! Не преувеличивай! – покачал головой дон Хуан. – Ведь Хенаро учил тебя, что когда воин реально напуган, то он делает в штаны.

Дон Хуан вытянулся по направлению ко мне и пару раз потянул носом воздух.
-   По тебе этого не скажешь, - заключил он. – Впрочем, оно ведь и к лучшему, правда?

Он засмеялся, а потом поднялся на ноги и объяснил, что он обнаружил облака в небе и решил, что благодаря их появлению, мы можем приступить к починке рамады, не дожидаясь вечера.
-   Вот я и поторопился вернуться. Заметил тебя торчащим на холме. Потом увидел, что ты спускаешься, чтобы вернуться. А когда ты не появился на пути к дому, я забеспокоился, что ты отправишься куда-нибудь дальше, и посигналил тебе, - закончил свои объяснения дон Хуан. – Я что, правда, тебя напугал? Вот уж не думал, что ты так трепетно относишься к своей машине! Ты примчался так, словно получил телеграмму с известием о том, что у твоего любимого ослика случился сердечный удар, и он нуждается в последнем причастии!
-    Да вовсе… - собрался обидеться я, но тут уловил озорной блеск в глазах дона Хуана и понял, что он просто подтрунивает надо мной.

Мы рассмеялись.
-   А как же твоя крестьяночка, дон Хуан, - не выдержал и поддел его я.
-   Она скончалась, - грустно промолвил он и, приложив к груди шляпу, застыл в скорбной позе. – Это только в сказках передозировка любовью заставляет летать. В реальной жизни она приводит к летальному исходу…

Он надел шляпу и заявил, что мне пора забираться на крышу. А он подаст мне нужные материалы, и будет регулировать процесс починки снизу.
Я принёс лестницу, которая лежала за домом, и взобрался на рамаду в том месте, где она примыкала к крыше хижины. Дон Хуан подавал мне прутья и, поддерживая и направляя их при помощи рогатины, помогал протиснуть эти прутья в нужные места.
Работы было немного, и мы довольно быстро со всем управились. Не успело даже стемнеть. Дон Хуан ушёл куда-то за дом, а я остался сидеть на крыше. На меня снова накатило настроение, похожее на то, которое возникло, когда я сидел на вершине холма и разглядывал тяжёлые тучи.
Теперь они куда-то исчезли, и я даже не успел заметить когда. Вместо них по небу были раскиданы лёгкие перистые облака, края которых становились оранжевыми от света уходящего на запад солнца. Я прислушался, в нелепой надежде ещё раз услышать тот непонятный звук и вдруг… узнал.

На этот раз я действительно узнал. Теперь я наверняка знал это. Как и знал то, что чувство, возникшее на вершине холма, ещё не было узнаванием. Можно было бы назвать его глубоким пониманием, но по-настоящему узнал я только теперь. Беда была только в том, что я не мог объяснить, что же именно я узнал.
Я просто сидел и пребывал в этом. И мир вокруг был тем же самым и в то же время совсем иным…

Я услышал шаги дона Хуан и, всего лишь на мгновение, меня охватило волнение, что его присутствие отвлечёт меня, вспугнёт моё узнавание. Но в ту же секунду я понял, что мне не о чем волноваться.
    Я перебрался к лестнице и спустился вниз. Дон Хуан  уже сидел на своём месте и будто ждал меня. Я подошёл к нему.
-   Дон Хуан, теперь я узнал, - сказал я спокойно.
-   Я вижу, - ответил он и улыбнулся.

Потом дон Хуан жестом указал мне на моё место на веранде, и когда я сел, он спросил:
-   И как? Теперь ты и понимаешь, не так ли?

Я развёл руками и улыбнулся. Сейчас я осознавал, насколько это неосуществимая задача, пытаться объяснить кому-нибудь при помощи слов разницу между пониманием и узнаванием.
-   Только есть одна проблема, дон Хуан. Я не могу объяснить даже себе, что же именно я узнал.
-   Так ведь об этом я тебе твержу практически каждый день! – весело сказал он. – Слова всегда оставляют нас на один шаг позади реальности!
-   Но ведь хочется! – искренне воскликнул я.
-   Я знаю, - согласился дон Хуан. – Что ж, в таком случае, - пробуй!
-   Что, прямо сейчас? – удивился я.
-   А почему бы и нет? – спросил он. – Мои уши целиком в твоём распоряжении!

[Корнак]

Он улыбнулся и кивнул головой, словно приглашая меня говорить.
Я не знал, с чего начать. Моя трудность усугублялась ещё и тем, что это моё узнавание не имело никакой утилитарной, практической ценности. Оно не касалось всего того, к чему стремятся люди, - материального благополучия, успеха в карьере и семейных делах, удачи, счастья. Оно не имело отношения даже к магии. Это узнавание лежало в некой «бытийной сфере». Но не в том смысле, что оно раскрыло мне какие-то законы бытия или некие «правила жизни», а… а вот тут-то мои слова и заканчивались.
Дон Хуан терпеливо и внимательно выслушивал мои попытки подобраться с разных сторон к объяснению того, что я узнал. И только временами подбадривал меня кивком головы.

Одна из моих попыток представлялась мне особенно удачной и поэтому я не жалел сил, стараясь наиболее красочно описать модель того, что я узнал.
Эта модель выходила какая-то многоярусная. Я пытался объяснить дону Хуану, что там, на крыше, я вдруг увидел, ощутил, узнал насколько многослойный, многоярусный этот мир. Я осознал одновременно весь прошедший день, и увидел «другой слой», который был скрыт за событиями дня.
Если представить, что на этот мир накинута некая сеть, которая являет собой границу повседневного, обычного осознания, то эти события или случаи, или происшествия, - я не знал, как точно их охарактеризовать, - словно «протыкают» эту сеть. Они прокалывают её и проявляют какой-то другой слой этого мира, другую реальность, которая… чёрт её возьми! Она ведь одновременно и та самая реальность!
Я бессильно развёл руками. А дон Хуан не проронил ни слова и только снова подбодрил меня кивком головы.

Я стал рассказывать, что для меня такими «событиями» сегодня явились: гончарный круг, его заявление о женщине, облака над хижиной, насекомое, которое атаковало меня. А после, - его имитация клаксона, голос моей матери, мой испуг…
В этом месте дон Хуан сделал какой-то жест, словно хотел что-то сказать, но сразу же покачал головой, давая понять, что всё в порядке и кивнул, чтобы я продолжал.
-   Все эти «события» - неважно насколько они просты или загадочны – протыкали ту ткань, что обозначает границу обыденного осознания, - продолжил я. – Только я не понимал, не осознавал этого. А они протыкали… И словно бы формировали другой слой. Хотя неправильно тут сказать, – формировали. Они будто создавали какое-то своё «поле», другую реальность, которая и не другая вовсе, и в то же время…

Я вздохнул. Слова действительно только всё запутывали. Но мне очень не хотелось потерять хотя бы тот кончик мысли, что ещё оставался у меня. Поэтому я поспешил продолжить.
-   Гончарный круг, - создавал её по-своему. – Он что-то сделал со временем. Я не могу выразить что именно. А то насекомое, оно просто вышвырнуло меня за эту сеть. Его напор был словно последней каплей… Хотя нет… Последней каплей, пожалуй, был твой сигнал… Или голос матери… А может всё сразу? Дон Хуан, я, правда, не могу этого объяснить!

Дон Хуан засмеялся и, поднявшись со своего места, принялся расхаживать по веранде. А я сидел и размышлял о том, что пробовать описать или объяснить моё узнавание можно десятком или даже сотней разных способов. Но ни один из них не отразит его даже приближённо. Это повергало меня просто в отчаяние.
И тут я вдруг осознал, что лишился своего узнавания!
Я понял, что просто рассеял его попытками всё объяснить. Не то чтобы оно исчезло совсем. Нет, оно оставило после себя будто некий «след», «осадок», какое-то новое ощущение. Но той полноты, того объёма и цельности, которые охватили меня на крыше, больше не было.
Я растерянно взглянул на дона Хуана. Он стоял прямо передо мной и смотрел на меня.
-   Ну, что? Закончилось, наконец? – спросил он спокойно.

Я понял, о чём он говорит.
-   Ты что, специально заставил меня объяснять? Почему ты хотел, чтобы оно исчезло?
-   Разве я тебя заставлял? – искренне удивился он. Но потом улыбнулся и признался: - Ну, скажем так, - я помог тебе на это решиться.

Он рассмеялся и объяснил, что пережитое мною чувство или ощущение, всё равно исчезло  бы, растаяло, отдалилось от меня. И он, зная на собственном опыте, что это неизбежно произойдёт, просто помог мне с пользой потратить отпущенное время.
-   Но какая польза от этих бестолковых объяснений?! – искренне возмутился я.

Дон Хуан рассмеялся, а потом сказал, что польза здесь уже хотя бы та, что я, пожалуй, впервые в жизни, назвал объяснения, - бестолковыми. А это большой прорыв!
Я вдруг понял, что он совершенно прав. И тоже рассмеялся. Потом дон Хуан проронил непонятную фразу:
-   Сейчас у тебя ещё мало личной силы и энергии, чтобы долго удерживать своё энергетическое тело. Да и в безупречности надо бы подтянуть кое-какие болты…

Я моментально ухватился за его слова, чтобы подробнее расспросить  об энергетическом теле, которое до сих пор оставалось для меня предметом или явлением весьма непонятным. Но он отказался обсуждать эту тему.
Он заявил, что сейчас для меня важнее начать самому утрамбовывать ту площадку для разума, которую он обозначил, рассказывая мне о Перекрёстке Трёх Дорог.
Тут я растерялся. Поскольку бывшее у меня узнавание не касалось этого перекрёстка. И я не видел тут никакой связи.
Дон Хуан сказал, что связи проступают не так быстро, как плодятся кролики. И поэтому мне следует набраться терпения и иной раз просто позволять событиям протекать своим чередом.

Он попросил, чтобы я подробно рассказал ему о том, что произошло на вершине холма. Особенно его интересовал голос моей матери. Тут только до меня дошло, что я ведь ещё ничего ему не рассказал о том, что произошло на вершине холма, хотя в своих объяснениях упоминал всё это как что-то, о чём он уже поставлен в известность.
Я подробнейшим образом рассказал ему о том, как увидел насекомое, как оно на меня прыгнуло, и как я услышал слова матери и его сигнал. Я описал все свои переживания, связанные с этими событиями. Когда я рассказывал о чувствах и подозрениях, которые охватили меня во время возвращения к его хижине, дон Хуан улыбался.
После моего рассказа он какое-то время молчал, а потом дал свои комментарии.
-   Начнём с того, что это было вовсе не насекомое, - сказал он. – Впрочем, на этот раз мне даже не нужно убеждать тебя. Теперь ты знаешь всё сам.

Дон Хуан пристально посмотрел на меня. Он был прав. Сейчас я действительно каким-то образом знал это. Хотя, даже под угрозой смерти, не мог бы определить, что же это было. У меня промелькнула безумная мысль, что это сама реальность атаковала меня, и, одновременно, это было насекомое.
Я просто кивнул, соглашаясь с доном Хуаном.
-   И это был важный знак, - продолжил он. – Можно сказать, что он является указанием на то, что ты, образно говоря, принят в игру. И теперь только от тебя зависит, насколько умелым и удачливым игроком ты окажешься, чтобы не вылететь из этой игры в первом же раунде.

Дон Хуан улыбнулся.
-   Но я уверен, что у тебя всё получится. Поскольку то, что ты подобрался к этому переживанию без моей прямой помощи, свидетельствует в пользу твоих возможностей…
-   Ты преувеличиваешь, дон Хуан! – перебил его я. – Всё произошло как раз при твоём прямом участии!

Я возражал совершенно искренне. В своём узнавании я отчётливо увидел те шаги, которые предпринимал он, чтобы столкнуть меня с этим переживанием. По сути, его действия были направлены как раз на то, чтобы помочь мне «проткнуть» ту ткань обыденного восприятия, о которой я говорил, когда пытался объяснить происходящее.
-   Это не совсем так, - возразил дон Хуан. – Тебя вводит в заблуждение то, что ты по-прежнему воспринимаешь процесс обучения, как некую игру в одну корзину, направленную на достижение конкретной цели. В действительности же всё обстоит несколько иначе. Это всегда игра в две корзины. При этом корзина у каждого игрока, - только своя.

Я не понял этой его метафоры и попросил объяснить.
-   Эта игра представляет собой такой же вызов для меня, как и для тебя, - сказал он. – Твой вызов заключается в том, чтобы воспринять происходящее на более глубоком уровне, чем слова, смыслы и понимание. А мой вызов состоит в том, чтобы, действуя безупречно, предоставить тебе возможность сделать это. Однако каким бы безупречным я ни был, но если ты окажешься неспособным, что называется дотянуться до мяча, то игра не случится. Понимаешь? Нет никакого безотказного метода или универсальной практики, нет какой-то волшебной последовательности шагов, которая обеспечивала бы успех. А, кроме того, многое, если не всё, зависит от главного игрока, - духа.

Дон Хуан посмотрел мне в глаза и улыбнулся.
-   Я ведь тебе уже говорил, что все мы связаны напрямую с намерением. И только опосредованно, - с человеком, который подводит нас к нагуалю. Так что не преувеличивай мою важность.
-   Может быть, правильнее было бы назвать духа арбитром, а не игроком, дон Хуан? – спросил я.
-   Нет, - решительно возразил он. – Судить, это из области человеческих фантазий. Намерение слишком абстрактно, чтобы допускать такую ерунду.

На каком-то глубинном уровне я без труда понял всё, что он сказал. И только мой оживившийся мыслительный процесс вносил сумятицу в моё состояние.
-   Как бы там ни было, но тебе было явлено важное указание, - продолжал дон Хуан. – Голос твоей матери тоже был важным знаком. Но сейчас мы не будем говорить об этом, чтобы не пугать тебя.
-   Но ты меня уже пугаешь! – воскликнул я.

Голос моей матери уже сам по себе вызвал у меня какой-то панический испуг, а слова дона Хуана только подлили масла в огонь.
Дон Хуан засмеялся. Я принялся настаивать, чтобы он объяснил мне, что это был за знак, но он наотрез отказался. Он сказал, что поскольку знак этот не несёт сейчас для меня прямой угрозы, то его можно рассматривать, как указание не столько мне, сколько ему. И что мы сможем вернуться к этой теме, если мне будет явлен ещё одно подобного рода указание, которое будет иметь для меня более внятное значение.
Дон Хуан сделал решительный жест, словно ставил точку на этой теме, и заговорил о другом.
-   Мне было интересно выслушивать твои объяснения, - сказал он. – Не потому, что я надеялся, что тебе удастся что-либо объяснить. Мне было любопытно сравнивать твои объяснения и тебя самого с другими магами, которые так же были предрасположены к объяснениям.

Я не понял и попросил объяснить это его высказывание.
-   Я тебе уже говорил как-то, что ты весьма напоминаешь мне моего бенефактора, нагваля Хулиана, - сказал дон Хуан. – Однако ты близок к нему лишь по темпераменту. По страсти к объяснениям ты похож скорее на меня самого и нагваля Элиаса. Мой бенефактор не особо был склонен к попыткам объяснять магический опыт логически. Если он это и делал, то весьма артистично. Ну, например, писал поэму.

Дон Хуан рассмеялся. Меня всегда почему-то беспокоило, когда он сравнивал меня со своим бенефактором. Но в этот раз я отнёсся равнодушно к такому сравнению.
Закончив смеяться, дон Хуан продолжил.
-   Нагваль Элиас объяснял мне всё спокойно, рассудительно и уверено. Без всяких эксцентричных выходок, к которым был склонен мой бенефактор. Именно нагваль Элиас был тем, кто, собственно, выковал мою рассудительность и окончательно укрепил мою внутреннюю предрасположенность всё объяснять. Что же касается тебя, то твоя страсть к объяснениям уже была одной из главных черт твоей натуры, когда мы с тобой встретились. Так что, в этом плане, можно уверенно утверждать, что я не оказал на тебя никакого серьёзного влияния. Дух просто свёл вместе двух ангажированных объяснениями идиотов.

Должно быть, моё лицо в это время и впрямь приняло совершенно идиотское выражение. Дон Хуан согнулся пополам от хохота.
Когда он успокоился, я спросил:
-   Но ты хотя бы что-нибудь понял после моих объяснений, дон Хуан?
-   Ровным счётом ничего! – улыбнулся он. – Ни твои, ни мои собственные объяснения не могут ничего прояснить в этом тёмном деле. Однако если бы я и не увидел сразу, как только ты слез с крыши, что тебя там коснулось, то теперь, слушая тебя, я бы это узнал. Поскольку это переживание знакомо и мне. Но что именно узнал ты или знаю я, не могут определить ничьи объяснения. Будь это даже самый гениальный объясняльщик…

Тут меня пронзила одна мысль.
-   Дон Хуан, это узнавание является безмолвным знанием? – быстро спросил я.

Дон Хуан хлопнул в ладоши и вскочил со своего места.
-   Точно! – подтвердил он. – Это и есть то самое безмолвное знание!
-   Но тогда зачем тебе понадобилось вводить эту концепцию понимания и узнавания. Почему мы сразу не говорили о безмолвном знании?
-   Я ничего не вводил, - возразил он. Меня не интересуют какие-либо концепции. Здесь всё просто. Со временем термин «безмолвное знание» превратился для тебя в какой-то жупел, пустое погоняло, которое – вот тут ты прав! – сделалось для тебя некой концепцией. И ты прикладывал все усилия, чтобы понять эту концепцию. Однако понять это невозможно в принципе! И чтобы выбраться из того тупика, в который ты сам себя благополучно установил, я решил зайти с другой стороны. Я ведь говорил тебе неоднократно, что магия, - сплошная импровизация.

Дон Хуан лукаво покосился на меня и сказал:
-   Я ни на что не надеялся. А, ухватив свой кубический сантиметр шанса, начал действовать. И на этот раз сработало! Не знаю, что именно: мои слова и действия, вершина того холма, насекомое или голос твоей матери, а может быть всё это вместе, включая и мой гончарный круг, но что-то сработало. И ты оказался в состоянии воспринимать то, к чему я тебя подталкивал практически с момента нашего знакомства.

Дон Хуан решительно отмёл все мои дальнейшие вопросы и сказал, что пойдёт приготовить ужин.
Я остался на веранде. То, что узнавание, по сути, и есть то самое безмолвное знание, которое долгое время заводило меня в полный тупик от желания его понять, взбудоражило меня. Стараясь припомнить все эпизоды моего ученичества, которые были связаны с попытками дона Хуана столкнуть меня напрямую с безмолвным знанием, я начал расхаживать по веранде из угла в угол. А потом подобрал метлу и принялся веранду подметать. Однако осознал я, что делаю это только тогда, когда из хижины вышел дон Хуан и, смеясь, прикрепил к прутьям рамады две зажжённые керосиновые лампы, - было уже темно…

[Корнак]

Утром дон Хуан разбудил меня и сообщил, что мы проспали.
-   Куда? – не понял я.
-   На базар, - сказал он.
-   Какой базар? О чём ты говоришь, дон Хуан?

В моей голове царил полнейший хаос. Я никак не мог собрать мысли, и его слова о непонятном базаре представлялись мне каким-то просоночным бредом.
Дон Хуан рассмеялся и объяснил, что собирался рано утром съездить на базар в ближайший городок, чтобы купить несколько вещей, нужных в хозяйстве, а заодно и пополнить запас продуктов.
Теперь всё становилось на свои места. Я поднялся на ноги и спросил:
-   И что делать?
-   Всё равно поедем, - заявил дон Хуан. – Если и не попадём на базар, то закупим всё в городской лавке. Правда, будет несколько дороже, но…

Он вздохнул, будто его и впрямь заботила эта разница в ценах. Я недоверчиво посмотрел на него. Дон Хуан, перехватив мой взгляд, рассмеялся и поторопил меня:
-   Давай, давай! Собирайся скорее!

По пути дон Хуан шутливо рассуждал на хозяйственные темы. Он сетовал на то, что он – самый истинный индейский крестьянин – вынужден закупать в городе не только гвозди и свёрла, что ещё можно было понять, но и продукты питания.
-   Вот до чего доводит эта ваша глобализация! – заявил он торжественно, и строго поднял вверх указательный палец правой руки.

Я рассмеялся. А дон Хуан принялся фантазировать, каких успехов он мог бы добиться, если бы взялся за разведение свиней или, по примеру моего деда, леггорнских цыплят. А самым надёжным бизнесом, по его мнению, была бы страусиная ферма. Поскольку от страусов можно получать не только мясо и перья, но и яйца, которые являются великолепным, а главное – огромным диетическим продуктом. Дон Хуан заявил, что мог бы даже экспортировать страусиные яйца в Лос-Анджелес, и дать подзаработать и мне на этом деле.
Разумеется, всё это было чушью. Но дон Хуан веселился от души.
-   Ну, как? Пойдёшь ко мне в компаньоны? – спросил он, наклонившись и строго уставившись мне в глаза.
-   И где же мы возьмём страусов? – вместо ответа, весело спросил я.
-   Самое простое было бы закупить их в Австралии, - ответил дон Хуан. – Но маги никогда не идут по проторенным дорогам…

Он замолчал, и какое-то время сидел задумавшись. Я уже было решил, что с этой темой покончено, но вдруг дон Хуан сказал:
-   Есть один способ. Но он потребует от нас строжайшей дисциплины и несгибаемого намерения.

Я покосился на него. Дон Хуан выглядел вполне серьёзным. Мне стало интересно.
-   Мы начнём с леггорнских курочек, - заявил он. А когда они подрастут, то мы с тобой, каждый день, включая выходные и праздники, будем осторожно тянуть каждую из них в разные стороны. Я – за голову. А ты – за ноги. И через какой-нибудь десяток поколений, у нас появятся первые маленькие страусята. Что ты по этому поводу думаешь?

Я хотел засмеяться, но дон Хуан, похоже, всерьёз ждал моего ответа. Я растерялся.
-   Не знаю, дон Хуан… - пробормотал я. – Ты это серьёзно, что ли?

Он захохотал и несколько раз стукнул кулаком в крышу моей машины. Я тоже рассмеялся. А потом сказал, что его магический способ получения страусов не выглядит слишком действенным.
-   Вот ты смеёшься, - каким-то укоризненным тоном произнёс дон Хуан. – А ведь самое главное здесь то, что люди, в отношении магии, пользуются методами, которые как две капли воды схожи с моим методом выращивания страусов. И никто не смеётся!


Мы въехали в тот самый городок, на окна домов которого смотрели ночью. Я уже не раз бывал здесь, но теперь моё отношение к этому городу как-то изменилось. Он не представлялся мне таким унылым и запущенным, как прежде.
Я оставил машину на стоянке у муниципалитета, и мы направились к базарной площади. Базар практически закончился. Лишь несколько торговцев ещё стояло у своих лотков, поджидая возможных покупателей.
Дон Хуан велел мне подождать, а сам быстро обошёл базарную площадь. Вернувшись, он сообщил, что не нашёл ничего нужного, и что нам придётся пройтись по магазинам.
Поскольку спешить уже было некуда, мы шли размеренным шагом, и я, словно впервые, разглядывал дома.
-   Я никогда не возражал против того, что ты привозишь мне продукты или какие-нибудь подарки, - сказал вдруг дон Хуан. – Не возражаю я и когда ты оплачиваешь счета за наши с тобой обеды. Однако за те товары, которые мы приобретём сегодня, расплачиваться буду я сам.
-   Я не против, - пожал я плечами. – Но мне не тяжело было бы заплатить.
-   Я знаю, - кивнул дон Хуан.
-   В этом есть какой-то смысл, которого я не понимаю, дон Хуан? – спросил я.
-   Нет, - ответил он. – Можешь считать это моей прихотью.

Он улыбнулся, и мы зашли в первую лавку.
Дон Хуан быстро нашёл то, что ему было нужно, а потом начал торговаться с хозяином лавки. Делал он это так напористо, и так беспардонно преувеличивал не качественность приобретаемых им товаров, что я почувствовал себя неловко.
В следующем магазинчике всё повторилось. В какой-то момент я не выдержал и, шепнув дону Хуану, что мне не хватает воздуха, вышел на улицу.
Появившись на пороге магазина, дон Хуан вручил мне довольно увесистый свёрток и, словно бы между прочим, заметил:
-   Вот уж не думал, что ты до сих пор испытываешь неловкость по поводу поведения других людей…

Я не нашёлся, что ответить.
Мы зашли в продуктовую лавку. Там дон Хуан уже не торговался, молча расплатился, и мы пошли в сторону муниципалитета.
Когда мы загрузили покупки в багажник машины, я предложил позавтракать в каком-нибудь кафе, поскольку дома мы этого сделать не успели.
-   Хорошо, - согласился дон Хуан. И добавил небрежно: - Но платить будешь ты.

Я улыбнулся. Дон Хуан взглянул на меня и тоже улыбнулся. Потом он сказал, что знает одно кафе, где прилично кормят, но при этом цены там весьма умеренные.
Он повёл меня в это кафе. Когда мы вышли на улицу, примыкающую к небольшому парку возле церкви, мой взгляд вдруг привлёк человек, который сидел на скамье у недействующего фонтана. Через мгновение я уже узнал его и потряс дона Хуана за рукав.
-   Смотри-ка! Что это здесь делает дон Хенаро? – спросил я удивлённо и весело.

Дон Хуан посмотрел в направлении моей вытянутой руки, а потом предложил:
-   Давай спросим его самого!

Мы пересекли улицу, и пошли по пыльной тропинке парка. Дон Хенаро  сразу заметил нас. Он поднялся на ноги, а когда мы подошли ближе, он развёл руки в стороны, словно хотел обнять нас, и торжественно объявил:
-   Вот они! Вот они, всадники апокалипсиса! Покорители тьмы! Бесстрашные воины света!
-   Нет, нет! – откликнулся дон Хуан. – Это всего лишь мы, - твой Хуан и наш друг Карлос.
-   А, ну всё равно! – махнул рукой дон Хенаро. – Рад вас видеть!

Мы обменялись приветствиями и сели на скамью.
-   Что ты здесь делаешь, дон Хенаро? – сразу же спросил я.
-   Я здесь прячусь! – тихо ответил он и быстро огляделся.
-   От кого? – изумился я.
-   Ни от кого. Просто, – прячусь.

Видимо на моём лице было написано полное недоумение. И дон Хенаро объяснил:
-   Сегодня утром я проснулся, и вдруг вспомнил, что уже давненько не прятался. Поэтому решил, что нужно непременно хорошенько спрятаться. А то ведь так и все навыки можно растерять!

Я не понял, шутит он или говорит серьёзно. И взглянул на дона Хуана. Улыбка на его лице мне всё объяснила. Когда я снова обернулся к дону Хенаро, тот уже тоже улыбался.
-   И каковы твои успехи в этом деле? – весело спросил я его.
-   Отлично! – воскликнул он. – Меня никто не нашёл! Только вы, вот, как-то некстати появились…
-   Лично я тебя тоже не нашёл бы, - вставил дон Хуан. – Это Карлос тебя узнал!
-   Правда? – спросил меня дон Хенаро. – Это ты меня узнал?

Я кивнул.
-   И как ты это сделал? – с интересом спросил дон Хенаро.
-   Что сделал? – не сразу понял я.
-   Как именно ты меня узнал?
-   То есть, что значит, – как? – растерялся я. – А как ты сам нас узнал?
-   Я вас не узнавал! - возразил дон Хенаро. – Я подумал, что это всадники апокалипсиса и бесстрашные воины света приближаются ко мне. А потом он, - тут дон Хенаро ткнул пальцем в дона Хуана, - рассказал мне, кто вы такие.

Я от души расхохотался. Способности дона Хенаро к импровизации были выше всяких похвал. Иной раз мне казалось, что окружающее просто специально «подгоняется» какими-то силами под его шутки. Как вот и сейчас. Ведь не мог же он предусмотреть весь этот разговор прямо с того момента, когда увидел и, как он уверял, не узнал нас с доном Хуаном.
Дон Хенаро состроил обиженную гримасу и ворчливо пробормотал, что ему никогда не верят, когда он говорит чистую правду.
-   Карлоса теперь так просто не проведёшь! – многозначительно вставил дон Хуан. – Теперь он научился всё узнавать безошибочно. У него даже есть место силы, которое помогает ему в этом. Правда, Карлос?

Дон Хуан посмотрел на меня с выражением самого искреннего простодушия на лице. Я замешкался с ответом, пытаясь сообразить, отвечать ли мне серьёзно или обратить всё в шутку.
-   Я имею в виду тот холм, - подсказал дон Хуан.
-   Я бы скорее назвал крышу твоей хижины, - неуверенно промямлил я.
-   Ни в коем случае! – горячо возразил он. – Там ты только, как говорится, забросил мяч в корзину. Но все основные события происходили именно на холме!
-   О чём это вы тут шепчетесь? – нетерпеливо поёрзал на скамье дон Хенаро. – Может быть, и меня примете в свои игры?

Дон Хуан коротко, но ёмко, пересказал ему события последних дней, временами останавливаясь и запрашивая моего подтверждения его словам. Я кивал головой.
-   Во всём виноват холм! – безапелляционно заявил дон Хенаро, выслушав рассказ дона Хуана. – Крыша тут наверняка не при чём. Совсем не при чём!

Он вдруг поднялся со скамьи, встал напротив меня и, с чувством пожимая мою руку, сказал, что искренне рад за меня и поздравляет меня с достижением Перекрёстка Трёх Дорог.
Я растерянно пробормотал, – спасибо! Меня сбивал с толку этот чёртов перекрёсток, связь которого с тем, что произошло на крыше, я упорно не мог уловить.
-   Простым спасибо тебе не отделаться! – заявил дон Хенаро, усаживаясь обратно на скамью. – Ты теперь обязан как-то отметить своё место силы!

Он на мгновение задумался, а потом сказал:
-   Пожалуй, надо построить на том холме пирамиду. Маги древности всегда возводили пирамиды на таких местах!
-   Нет! – возразил дон Хуан. – Пирамида это слишком вальяжно и, к тому же, заметно. Начнут съезжаться туристы…
-   Ладно, - согласился дон Хенаро. – Пирамиды не надо. Но тогда нужно поставить хотя бы крестик.
-   Крестик подойдёт, - поддержал его дон Хуан. – Можно его даже не вкапывать, а просто положить на холме, чтобы он не так бросался в глаза. Только он должен быть достаточно тяжёлым, а не то кто-нибудь непременно утащит его к себе на могилу!
-   Решено! – заявил дон Хенаро, словно мы действительно здесь что-то решали.

Он поднялся со скамьи и велел нам идти за ним.
-   Куда мы пойдём? – вырвалось у меня.
-   Я знаю, где взять нужный крестик, - ответил дон Хенаро.
-   Погоди, дон Хенаро! – взмолился я. – Ты это серьёзно? Ведь мы собирались позавтракать!

Я взглянул на дона Хуана. Он пожал плечами, поднялся со своего места и пошёл вслед за доном Хенаро. Мне ничего не оставалось, как только последовать за ними.
Дон Хенаро, вышагивая впереди, рассуждал о том, что во всём можно найти свои выгодные стороны. В данном случае он видел выгодную сторону в том, что пока мы подберём нужный крестик, придёт время обеда. А стало быть, мы сэкономим на завтраке…

[Корнак]

Дон Хенаро привел нас к мастерской по изготовлению надгробий, которая располагалась на окраине городка. Здесь был большой двор, где стояло и лежало множество самых разных надгробных памятников, рассортированных по определённым признакам. В глубине двора находилась небольшая постройка, перед которой располагался широкий навес. Под навесом стоял допотопный компрессор для производства сжатого воздуха, валялись шланги и какие-то инструменты. Здесь же было несколько наполовину обработанных плит. С левой стороны постройки была свалена значительная куча каменных глыб.
У улицы стоял жилой дом, на первом этаже которого, по всей видимости, располагалась контора. Над входом висел рекламный щит, на котором говорилось, что в этом месте можно не только выбрать скорбный продукт по своему вкусу, но и заказать таковой по собственному проекту.
Мы прошли прямо во двор, и дон Хенаро потащил нас, как он выразился, в отдел надгробных плит. Однако здесь мы не задержались и очень скоро перешли в отдел крестов.
К нам вышел, судя по всему, сам хозяин мастерской. И оба дона едва не свели с ума его и меня той дотошностью, с которой они приступили к выбору нужного нам крестика.

Главным действующим лицом был, разумеется, дон Хенаро. Первым делом он поведал хозяину мастерской душераздирающую историю о том, что его брат задолжал национальному банку. И чтобы не залезть в петлю и не обречь на нищету пятерых своих детей, согласился, за очень значительное вознаграждение, стать одним из добровольцев в опасном медицинском эксперименте, который проводится в рамках правительственной программы по борьбе с эпидемиями. Однако существует большая вероятность, что это может плохо кончиться для него. Поэтому жена брата – жуткая стерва! – как доверительно сообщил хозяину дон Хенаро, выпроводила нас, чтобы мы заранее подыскали подходящее по цене надгробие.
Дон Хенаро представил дона Хуана, как младшего брата своего покойного отца, а меня, - как представителя страховой компании, которая, в случае трагического исхода, берёт на себя все расходы, связанные с погребением его бедного брата. На месте хозяина я бы ни на секунду не усомнился в правдивости этой истории. Он, похоже, ничуть и не усомнился.
Мы начали обходить ряды крестов, и я только облегчённо вздохнул о том, что нас не интересуют ещё и надгробные плиты. Стало ясно, что это надолго.

Дон Хенаро с доном Хуаном тщательно осматривали каждый крест, они едва ли не обнюхивали их, споря между собой о том, что же именно следует выбрать. Один крест дон Хенаро попробовал даже укусить, чтобы доказать дону Хуану, что камень, из которого был вырезан крест, мягче, чем тот, из которого был вырезан крестик, приглянувшийся самому дону Хенаро. Тут вмешался хозяин мастерской и клятвенно заверил, что дон Хенаро совершенно прав. Однако это не говорит о значительно худшем качестве камня, - разница в твёрдости была незначительной.
Дон Хуан затеял с ним выяснения по поводу твёрдости разных камней. К счастью, этот спор быстро закончился, так как дон Хенаро обнаружил лежащий крест и подозвал нас к нему, чтобы попробовать его поднять. Он попросил и хозяина мастерской помочь нам.
-   Нам ведь нужно знать, какого размера должен быть крестик, чтобы его не смогли так просто утащить с холма! – шепнул он мне на ухо, когда мы выстроились у лежавшего на земле креста.
Забавно, но к тому времени я уже почти забыл, для чего мы вообще ищем этот крест! Похоже, я и сам начал верить в историю о брате дона Хенаро.

Вчетвером мы едва оторвали крест от земли. Возможно не только из-за его веса, но и потому, что пальцы плохо держали полированную поверхность камня.
Дон Хенаро заявил, что нам нужен крест никак не меньшего размера. Это сужало круг поисков. Но мы всё равно проторчали в той чёртовой мастерской не менее часа. По ходу дела дон Хенаро успел рассказать хозяину мастерской насколько стервозной и бессердечной женщиной является жена его брата и какая доля её вины в том, что брата дона Хенаро постигла такая незавидная участь, - быть подопытным в сомнительном эксперименте. Хозяин сочувствующе кивал. А я сам вдруг поймал себя на том, что, невольно, прикидываю, какого цвета должен быть камень, чтобы крест гармонично выглядел на вершине холма.

В конце концов, мнения дона Хенаро и дона Хуана совпали по поводу одного из крестов. Выбор был сделан в его пользу, и дон Хуан поинтересовался, сколько будет стоить выбить на нём надпись. Хозяин мастерской ответил, что это зависит от длины надписи и её глубины. Дон Хенаро, на лету, сочинил какое-то состоящее из трёх частей имя своего брата и годы жизни. Хозяин назвал сумму. Дон Хуан обратился ко мне с вопросом, оплатит ли страховая компания эти дополнительные расходы. Я легкомысленно ляпнул, что страховая компания оплатит всё, что угодно.
Глаза дона Хенаро алчно сверкнули, и он стал прицениваться к более длинной надписи, включающей в себя какое-нибудь прощальное изречение. Тут проявил легкомыслие и хозяин мастерской. Он сказал, что такая надпись будет выбита слишком мелкими буквами, иначе для неё просто не хватит места на выбранном крестике. И поиски креста едва не начались по второму кругу.
Мне пришлось прибегнуть к уловке. Я сказал дону Хенаро, что разумнее было бы остановить свой выбор именно на этом кресте, а остающиеся деньги потратить на приобретение более пышного гроба и на размещение скорбного объявления в местной газете.
К нашему с хозяином облегчению, дон Хенаро принял моё предложение. Он попросил хозяина мастерской не продавать этот крест три-четыре дня, пока мы не привезём для его осмотра и утверждения жену брата. В качестве компенсации возможности потерять за эти дни покупателя этого креста, дон Хенаро вручил хозяину мастерской немного денег. Тот был очень тронут такой заботой о его интересах. Мы тепло распрощались…


-   Почему мы не могли забрать этот крест сегодня? – спросил я, когда мы втроём свернули в боковую улицу.
Они хохотали так, что я начал опасаться, что теперь сюда сбежится весь квартал. Краем глаза я заметил несколько любопытствующих лиц, появившихся в окнах.

Дон Хуан хохотал, опираясь обеими руками о стену, словно ему тяжело было устоять на ногах. А дон Хенаро присел на корточки и закрыл лицо ладонями. Я понял, что они и не собирались покупать никакого креста. Но мне почему-то не стало смешно.
-   Карлос! – проговорил дон Хуан, когда они успокоились, - Хенаро просто показал тебе, как действует воин, когда он…

Дон Хуан замолчал и движениями бровей словно подталкивал меня закончить его фразу. Я не знал, что сказать.
-   Когда он… - снова повторил дон Хуан и опять выжидающе замолчал.
-   Когда он не собирается получить никакого результата, - подсказал мне в ухо дон Хенаро.

Я недоумённо взглянул на него, а потом перевёл взгляд на дона Хуана.
-   Именно так! – подтвердил он и пошёл по улице.

Когда мы прошли несколько шагов, я спросил:
-   Но если мы не собираемся покупать этот крест, тогда зачем дон Хенаро оставил деньги хозяину мастерской?
-   Таков Хенаро, - пожал плечами дон Хуан. – Он, в отличие от меня, более склонен сочувствовать окружающим. Ведь мы получили хотя бы удовольствие от этой сделки. А хозяин мастерской лишь напрасно потратил на нас своё время. Так что это ему типа компенсации…

Я посмотрел на дона Хенаро. Он вздохнул и сделал такое виноватое лицо, что я рассмеялся.

Вскоре мы подошли к кафе, перед которым была большая крытая веранда с белыми, обшарпанными столиками на ней. Мы устроились за одним из столов. Я всё никак не мог успокоиться и сказал, что действительно поверил, что мы собираемся купить крест. А россказни дона Хенаро о его брате я принял за уловку, - ведь не объяснять же хозяину мастерской, что нам нужен крест, чтобы установить его на месте силы.
-   Похоже, что узнавание не добавило тебе умственных способностей, - улыбнулся дон Хуан. – Впрочем, это ведь и не его забота…

Подошёл официант. Мне почему-то показалось, что это сам хозяин кафе. Мы выбрали обед. Все мы остановились на тортильях с мясом, и только салаты выбрали разные. Я выбрал салат с сыром.
-   Пойду-ка я прослежу, чтобы повар не наплевал в тарелку Карлоса! – вскочив с места, сказал дон Хенаро. – Они здесь не очень-то доверяют янки!

Он скрылся в кафе, а я удивлённо посмотрел на дона Хуана. Он сиял.
-   Хенаро великолепен! – сказал он, улыбаясь. – Он лучше всех!

Я легко с ним согласился. Дон Хенаро действительно был самым неординарным человеческим существом, из всех, кого я знал. Разумеется, если не принимать в расчёт самого дона Хуана.

В проёме входа появился дон Хенаро. Он вытирал руки бумажной салфеткой, которую потом швырнул в ящик для мусора. Я догадался, что он просто ходил в уборную.
Дон Хенаро сел на своё место и сообщил, что с моей тарелкой всё в полном порядке, и что в салат мне кладут самый настоящий сыр, а не какую-нибудь заплесневелую брынзу.
Потом он, с видом заправского фокусника, взмахнул рукой и добыл откуда-то из-под одежды листок бумаги.
-   Смотри, что у них там раздают, - сказал он дону Хуану и протянул ему этот лист.
-   Это в туалете, что ли? – ухмыльнулся дон Хуан.
-   Нет, этого добра у них целая стопка лежит на стойке бара, - спокойно сказал тот. – Бери - не хочу!

Дон Хуан пробежал глазами по листу, и выражение его лица изменилось. Оно вмиг сделалось серьёзным и сосредоточенным.
-   Это знак! – произнёс он твёрдо.
-   Это знак? – переспросил дон Хенаро.
-   Да, - подтвердил дон Хуан. – И очень важный знак.

Он внимательно посмотрел на меня и сказал, что даже не может себе представить, с чего это в моей жизни пошла такая полоса удачи.
-   Берегись! – предупредил он. – Когда в жизни воина наступает подобный период, то он легко может расслабиться и пропустить удар!

Я ничего не понял и попытался заглянуть в листок, который дон Хуан держал в руках. Но он тотчас положил листок на стол, лицевой стороной вниз. Я только успел заметить, что это какая-то рекламная или информационная листовка. Мне показалось, что, среди прочего, там была фотография индейца в праздничном уборе.
Появился официант. Пока он расставлял тарелки, мы молчали.
-   О чём ты говоришь, дон Хуан? – спросил я, едва официант отошёл от нашего столика. – Какая ещё полоса удачи? Что за период?
-   Можно сказать, что тебе просто повезло, - задумчиво произнёс он. – А можно сказать, что сама сила расставила обстоятельства таким образом.

Он опять замолчал. Я сгорал от нетерпения и посмотрел на дона Хенаро. Тот пожал плечами и кивнул на дона Хуана, словно желая сказать, что сам он тоже не понимает, о чём речь.
-   Я тебе однажды рассказывал, что в определённый момент магические линии отделились одна от другой и приняли решение иметь как можно меньше контактов между собой. Или не иметь их вовсе, - наконец-то начал дон Хуан, и я весь обратился во внимание.
-   Тебе уже однажды повезло, и ты встретился с представителем нашей родственной, параллельной линии. Я говорю, конечно, о Ла Каталине.

Разумеется, я прекрасно помнил Ла Каталину. Та стычка с нею, которую спровоцировал сам дон Хуан, едва не свела меня с ума. А игра, в которую мы с Ла Каталиной позднее вступили в пустыне в облике каких-то экзотических существ, была для меня одним из самых ярких и фантастических переживаний.
-   Это большая удача, - иметь подобный опыт, - продолжил дон Хуан. – Но завтра тебе предстоит нечто, что, возможно, потрясёт тебя до самой твоей основы…
-   У тебя есть основа? – заинтересованно спросил меня дон Хенаро.

Дон Хуан строго взглянул на него.
 - Я только уточнил, - виновато сказал дон Хенаро и сделал рукой жест, словно застёгивал свои губы на застёжку-молния.
-   Несмотря на то, что магические линии разошлись в разных направлениях, одна линия была оставлена как бы общей, доступной для контакта любой другой линии. Иначе говоря, магические линии не могут сообщаться друг с другом. Но любая из этих линий, в любой момент, может иметь любого рода контакты с той особой линией, о которой я сказал.

Дон Хуан снова задумался. Дон Хенаро ждал продолжения его рассказа, казалось, с не меньшим нетерпением, чем я сам.
-   Эта особая магическая линия доступна не только остальным магическим линиям, но и любому желающему. И, разумеется, все индейцы яки знают о её существовании. Каждые десять лет избирается нагваль этой линии. В данный момент её возглавляет дон Гуйтимео.
-   Дон Тезлкази Гуйтимео, - строго уточнил дон Хенаро.
-   Да, дон Тезлкази Гуйтимео, - поправился дон Хуан.

Меня одолевало жуткое любопытство и мне не хотелось перебивать его, но я не смог не уточнить:
-   Но ведь ты всегда утверждал, дон Хуан, что нагваля никто не выбирает и никто не может назначить человека нагвалем!
-   Это всё так, - согласился дон Хуан. – Но тогда, поскольку ты был ещё не готов, мы не касались в разговорах этой особой линии. А здесь уже несколько иные правила. Эта линия является своего рода имитацией некой общественной организации. Это необходимо, поскольку эта линия имеет дело не только с магами, но и с обычными людьми, которые не готовы к восприятию магического мира. Она оставлена такой, чтобы обеспечивать магам контакт с социумом. Впрочем, завтра ты сам сможешь всё увидеть и во всём разобраться. Поскольку завтра мы отправимся на фиесту, которая знаменует собой определённый период развития…

Я хотел уточнить о периоде развития кого или чего именно он говорит, но дон Хуан сделал мне жест помолчать, и сказал:
-   Наши друзья тоже будут там.
-   Наши друзья тоже будут там? – эхом переспросил его дон Хенаро.
-   Разумеется, - кивнул дон Хуан. – Это только мы могли бы пропустить такое событие, поскольку сидим безвылазно в пустыне и не интересуемся происходящим вокруг.
-   Разумеется, наши друзья будут там, - глядя на меня, подтвердил дон Хенаро таким тоном, словно переводил слова дона Хуана с иностранного языка. – Ни Сильвио Мануэль, ни Висенте Медрано ни за что не пропустят такого события!

Только тут до меня дошло, о каких именно друзьях говорит дон Хуан. К моему любопытству добавилось и нетерпение. Я понял, что предстоящее событие действительно является значительным.
-   Когда же мы поедем, дон Хуан? – спросил я. – Это далеко?
-   Не очень, - ответил он. – Мы поедем на север. И вполне успеем, если отправимся завтра утром.

После этого дон Хуан предложил нам всё-таки пообедать, что мы и сделали в полном молчании.

После обеда мы вышли из кафе и направились к моей машине. Дон Хенаро пошёл проводить нас. Он сказал, что переночует в городе, а завтра на рассвете будет ждать нас у выезда на шоссе. Я хотел уточнить, в котором часу он там будет. Дон Хенаро ответил, что в любом случае он будет в условленном месте раньше нас, так что его ждать нам не придётся.
На щите для местных объявлений, который стоял неподалеку от здания муниципалитета, я заметил такую же листовку, что принёс дон Хенаро и собрался незаметно улизнуть, чтобы взглянуть, что же на ней написано. Однако дон Хуан быстро раскусил моё манёвр и, придержав меня за рукав, спросил, куда это я собрался.
-   Прояви терпение! – сказал он. - Завтра сам всё увидишь…

[Корнак]

Глава четвёртая
… обмен мнениями …



Я провёл беспокойную ночь. Предстоящая поездка настолько возбудила мой интерес, что мне никак не удавалось расслабиться. Поэтому, когда утром дон Хуан позвал меня завтракать, я поднялся довольно тяжело. Но, умывшись, и приступив к завтраку, я снова испытал прилив сил, нетерпения и любопытства.
К моему разочарованию, дон Хуан наотрез отказался обсуждать хотя бы какие-то детали предстоящей поездки. И весь путь до развилки у города, где нас должен был ждать дон Хенаро, мы проделали в полном молчании.

Дон Хенаро, как он и обещал, уже ждал нас. Я лишь притормозил ненадолго, чтобы он успел прыгнуть в машину, и мы поехали дальше.
Дон Хенаро был так же сосредоточен и тих, как и дон Хуан. Он лишь изредка указывал мне, какой делать поворот, и по какой дороге ехать. Я спросил его, бывал ли он раньше в том месте, куда мы едем.
-   Да, - коротко ответил дон Хенаро.

Через некоторое время он вдруг произнёс:
-   Я думаю, ты должен знать ещё кое-что об этой запутанной истории…

Он выдержал паузу, а потом спросил у дона Хуана:
-   Как ты думаешь, ему надо это знать?
-   Смотря, что именно ты собираешься рассказать, - сухо ответил дон Хуан.
-   Я думаю, - проговорил дон Хенаро, обращаясь ко мне, - тебе следует знать, какое значение эта поездка имеет для самого Хуана.
-   И какое же? – равнодушно спросил дон Хуан, но мне показалась, что в его тоне проскользнуло скрытое любопытство.

Дон Хенаро видимо воспринял его вопрос, как разрешение продолжать, и стал рассказывать мне об отношениях нагвалей магических линий с нагвалем той особой, открытой линии.
Дон Хенаро объяснил, что каждый из нагвалей магических линий обязан хотя бы один раз встретиться с нагвалем открытой линии. Это такая неписаная обязанность, некий договор, соблюдать который, - долг каждого нагваля любой из закрытых магических линий.
Никто никому ничем не обязан. В конце концов, магия, это ведь не Католическая Церковь. А дон Тезлкази Гуйтимео, - не Папа Римский. Но особая этика и безупречность нагвалей  побуждает их исполнить этот свой долг.
Нагвали всех скрытых магических линий уже получали аудиенцию у дона Тезлкази Гуйтимео. И только дон Хуан до сих пор избегал этого.
-   Ты ведь знаешь, какой он у нас упрямый, - сказал дон Хенаро. – И я, и Сильвио Мануэль и Висенте и даже все женщины и курьеры уже бывали на подобных фиестах. Только этот старый осёл всё пытается сохранять нашу, якобы, независимость. Ведь для него авторитеты, – ничто. Пустой звук!

Я взглянул на дона Хуана. Он сидел, едва сдерживая улыбку. Но потом не выдержал и расхохотался. К моему удивлению, дон Хенаро остался серьёзным.
-   Вот так всегда, - хмуро сказал он мне. – Он всегда отделывается смехом, когда речь заходит о вполне серьёзных вещах.

Дон Хенаро подался вперёд и, просовывая голову между спинками наших сидений, спросил дона Хуана:
-   Тебе разве трудно хотя бы раз встретиться с доном Нагвалем?

Я обратил внимание, что он назвал дона Тезлкази Гуйтимео не просто нагвалем, а доном Нагвалем. Вероятно, такое обращение подчёркивало его статус.
-   Чего ты хочешь? – повернулся к нему дон Хуан. – Мы ведь едем туда, не так ли?
-   Конечно, едем! – иронично воскликнул дон Хенаро. – Только это уже давным-давно следовало проделать!

Он тронул меня за плечо и сказал, что я должен осознать, насколько удача улыбается мне, если ради меня дон Хуан решился, наконец, на такой поступок.
-   Ты преувеличиваешь! – возразил дон Хуан. – Я делаю это не ради Карлоса. Точнее, не только ради него. Этот знак был дан, как ему, так и мне. Я не представляю, что этот знак значит для него, но для меня самого это было явное указание, что пора смириться и принять свою судьбу такой, какой она есть.
-   Но почему ты раньше не хотел встречаться с доном Тезлкази Гуйтимео, дон Хуан? – спросил я заинтересованно.

Он не ответил. Тогда я повернулся к дону Хенаро и спросил:
-   Что происходит во время такой встречи?
-   Происходит то, что дон Нагваль как бы подтверждает полномочия нагваля магической линии…

Он запнулся, словно не знал, что сказать ещё. Тогда заговорил дон Хуан.
-   Во время такой встречи происходит энергообмен. Очень важный для обеих сторон. Нагвали магических линий передают часть той энергии, которую они накопили во время своей магической практики во втором внимании. А дон Нагваль наделяет их той энергией первого внимания, которую собирает открытая линия. Таким образом, в скрытые магические линии поступает свежая струя трезвости, струя первого внимания, без которой эти магические линии уже давно оказались бы увязшими в безвыходном лабиринте второго внимания.
-   Но что плохого в таком обмене? – искренне удивился я. Мне такое положение вещей представлялось довольно разумным и правильным.
-   А я разве говорил, что в этом есть что-то плохое? – посмотрел на меня дон Хуан.
-   Но тогда почему ты до сих пор избегал встреч с доном Нагвалем?
-   Это запутанный вопрос, - медленно проговорил дон Хуан.
 Казалось, он был близок к тому, чтобы поведать мне, в чём состояла его запутанность, но потом передумал.
-   Мы поговорим об этом позднее, когда ты будешь готов услышать то, что я скажу, - проронил он.

[Корнак]

Я не настаивал. Оставшуюся часть пути мы проделали молча.
За всё время поездки мы останавливались лишь дважды: один раз, чтобы заправиться и второй раз, - чтобы выпить воды в какой-то придорожной таверне.

Около пяти часов вечера мы были, по моим прикидкам, где-то не так уж далеко от границы Мексики и Соединённых Штатов. Дон Хенаро велел мне свернуть с шоссе на просёлочную дорогу и после непродолжительной поездки по ней, мы выехали к большому озеру.
Берега озера были скалистыми, покрытыми выгоревшей на солнце травой, местами рос довольно зелёный кустарник. Здесь я уже понял, куда нам ехать. Начались самодельные указатели в виде стрелок, укреплённых на шестах. В одном месте стрелка указывала, что надо свернуть с дороги. Я, обернувшись, взглянул на дона Хенаро. Он кивнул головой. Я свернул и повёл машину по бездорожью.
Впрочем, это нельзя было назвать в полном смысле бездорожьем. Было видно, что сегодня здесь проехала уже не одна машина.

Мы обогнули большой скалистый холм и оказались у импровизированной стоянки машин. Тут было, на первый взгляд, не меньше сотни автомобилей и несколько туристических автобусов.
Я занял свободное место, мы выбрались из машины и направились в сторону озера. В этой местности было ощутимо прохладнее, чем там, откуда мы приехали.

Стоянка находилась на своеобразном плато, от края которого нам открылся величественный вид на озеро. К нему, вниз, вела довольно широкая тропинка, по которой, при желании, легко мог проехать какой-нибудь джип.
Берега озера были пустынными, - никаких построек, по крайней мере, с того места, где мы стояли, видно не было.
Дон Хенаро сказал, что это особое озеро. И что его выбрали для места проведения фиесты не случайно. С высоты полёта орла, это озеро своими очертаниями напоминает фигуру танцующего шамана.
-   Ну, Хуан, ты ведь знаешь, ты же летал! – толкнул он в бок дона Хуана, словно желал, чтобы тот подтвердил его слова.

Дон Хуан улыбнулся, но сделал это как-то автоматически. Он был чрезвычайно сосредоточен и сказал, что нам пора спуститься вниз.

Внизу, в небольшой долине на берегу озера, был разбит своеобразный лагерь. Там находился огромный шатёр, напоминающий цирк-шапито, который располагался в левой части долины. Не очень далеко от него и ближе к берегу озера, был ещё похожий шатёр, но меньшего размера. И ещё один такой же шатёр находился почти посередине долины.
У самого берега озера виднелось с десяток индейских вигвамов, а ближе к скалам, окружающим долину, располагались импровизированные торговые ряды.
Обнаружил я и три открытых площадки. Одна из них напоминала летнюю эстраду, - на ней была сцена и ряды сидений перед нею. Две других представляли собой обычные деревянные настилы, а зрители вокруг сидели, кому как вздумается, или просто стояли.
Вход в долину обозначали два высоких и массивных деревянных столба, украшенные резьбой. Между ними было натянуто несколько рядов разноцветных флажков. Впрочем, подобные флажки и гирлянды растений на шестах были разбросаны по всему пространству.
Правее столбов, у самых скал, стояло около полутора десятка небольших грузовичков и фургонов.

Мы спустились вниз и прошли между столбами. Никто нас не встречал и не приветствовал. Похоже, что если у этой фиесты и были организаторы, то они проделывали всё ненавязчиво, предоставляя посетителям самим разбираться, что и где происходит.
Впрочем, за столбами мы обнаружили большой щит, к которому были приклеены несколько листовок, которые, по всей видимости, являлись своеобразными указателями куда направиться и чем заняться гостям. Там была и такая же листовка, которую дон Хенаро вручил дону Хуану в кафе.
Поскольку оба дона остановились у этого щита, изучая написанное, я тоже, наконец, удовлетворил своё любопытство и прочитал то, что было написано в той листовке.

[Корнак]

Проходящая фиеста описывалась в ней, как уникальное событие, позволяющее людям, придерживающимся различных духовных традиций, собраться вместе и обменяться мнениями по поводу важных для всех вопросов. А присутствие здесь дона Тезлкази Гуйтимео объявлялось уникальной возможностью получить урок, который сможет оказать влияние на всю дальнейшую судьбу.
О доне Тезлкази Гуйтимео в листовке говорилось следующее:
«Он величайший шаман в мире. Он самый настоящий во всех значениях этого слова: он читает мысли и будущее, является гидом в духовном мире и во всех других мирах, обладает глубокими знаниями по древней Монгольской медицине, знаниями толтеков и яки, знаниями символов, тайных знаков и многое другое. Он несёт знания Атлантиды и Сибири».
Упоминание Атлантиды меня несколько обескуражило, хотя, проведя с доном Хуаном не один год, я уже и привык не удивляться ничему.
Зато меня возбудило и восхитило то, что дон Тезлкази Гуйтимео в этой листовке прямо назывался, - дон Нагваль. Я перечитал это место три раза. И никак не мог поверить, что слово нагваль, которое, после моего знакомства с доном Хуаном приобрело для меня характер чего-то сакрального, необъяснимого и почти запретного, написано так просто и ясно. Это было восхитительно! 
Ниже в листовке шёл перечень почётных гостей. Среди них были православный священник, тибетский лама, два монаха бенедиктинца, писатель из России, представители нескольких общественных организаций, об одной из которых я был наслышан. К своему удивлению, я обнаружил в этом списке и фамилии двух профессоров из моего университета. С одним из них я был знаком довольно близко, с другим мы лишь обменивались короткими приветствиями при встрече.

Рядом с этой листовкой я обнаружил обычный лист писчей бумаги с указанием каких-то цен. Это был план встреч с доном Тезлкази Гуйтимео. Там говорилось, что первое знакомство с ним состоится в большом шатре. Вход – 20 долларов. На эту часть мы уже опоздали, поскольку она начиналась в десять часов утра.
Затем следовал тренинг, на котором, как объяснялось в листовке, - дон Нагваль даёт медитации, задачи и цели. И объясняет знаки. В этом пункте указывалось, что дон Тезлкази Гуйтимео сможет принять лишь двадцать пять человек. Тренинг будет длиться в течение шести часов и стоит пятьдесят долларов.
Я подумал, что и тут я оказался вне игры, поскольку даже если тренинг ещё и продолжался, то у меня, скорее всего, уже не было возможности на него попасть.
А вот следующий пункт внушал надежду. Там говорилось, что после тренинга будут даваться индивидуальные консультации, которые стоили по сто долларов с человека. Все цены были указаны в американской валюте.

Дон Хуан заметил, что я изучаю этот прайс лист, и сказал, что мне не нужно об этом беспокоиться, и что он устроит мне аудиенцию у дона Нагваля без всяких денег.
-   Эти цены для простачков! – подмигнул мне дон Хенаро.

Я заметил, что мне не жалко заплатить за встречу с таким человеком. Дон Хуан сказал, что прекрасно понимает меня, но что нет нужды становиться в общую очередь, когда у него есть особый подход к дону Тезлкази Гуйтимео.
Тут я вспомнил, что оставил свой блокнот в машине и попросил дона Хуана и дона Хенаро подождать, пока я принесу его. Дон Хуан удержал меня.
-   Не спеши! Я ведь предупреждал тебя, что в такие моменты воин может легко расслабиться и пропустить удар. Сейчас нет никакой необходимости в твоём блокноте. Но если ты очень хочешь, то, разумеется, можешь сходить за ним. Однако прежде я должен тебя проинструктировать, как тебе следует себя вести в этом месте.

Дон Хуан отвёл меня в сторону, и мы сели прямо на траву.
-   Сейчас мы разойдёмся, – сказал он. – Мы с Хенаро отправимся улаживать свои дела, а ты будешь предоставлен сам себе. Ты можешь делать всё, что угодно: ходить, совать свой нос во всё, что здесь происходит, разговаривать с людьми, в общем, - что твоя душа пожелает. Строжайше тебе запрещается только одно, - узнавать кого бы то ни было!

Дон Хуан требовательно посмотрел на меня. Я не понял его последней фразы и попросил объяснить, что он хочет этим сказать.
-   Здесь ты можешь встретить знакомых тебе людей. Как уже сказал Хенаро, здесь находятся и некоторые наши друзья. Если ты увидишь их, ты ни в коем случае не должен подходить к ним и тем более вступать в разговор. Если же ты встретишься с ними неожиданно и прямо нос к носу, то должен просто пройти мимо, словно не знаешь их. Можешь быть уверенным, они сделают то же самое.

Я спросил, какой во всём этом смысл. На что дон Хуан ответил, что в этом есть огромный смысл, но о нём сейчас не стоит говорить. Тогда я сообщил ему, что обнаружил в списке почётных гостей фамилии знакомых мне преподавателей, и спросил, что мне делать в том случае, если я встречу кого-нибудь из них. Дон Хуан на мгновение задумался, а потом сказал, что будет правильнее и лучше, если я и с ними не стану вступать в контакт и вообще постараюсь остаться незамеченным. Он потребовал, чтобы я отнёсся к его словам со всей ответственностью, какими бы странными не казались его рекомендации.
-   Мы встретимся с тобой через час-полтора у этих столбов, - сказал в заключение дон Хуан. – Только не торчи тут, словно третий столб. Если нас ещё не будет, то устройся неприметно где-нибудь возле скал. Мы встретимся, и я отведу тебя к дону Нагвалю.

Дон Хуан поднялся на ноги, сделал знак дону Хенаро, который не участвовал в нашем разговоре, а стоял, словно на страже, поодаль и внимательно наблюдал за местностью, и они ушли. Я остался один.

Предупреждение дона Хуана несколько остудило меня и умерило мой пыл. Ведь я готов был броситься в происходящую здесь фиесту, словно в объятия любимой женщины. Я чувствовал, что теперь я наконец-то нашёл или найду то, к чему давно стремился. Я был уверен, что люди, собравшиеся здесь, занимаются как раз той деятельностью, которой мне всегда недоставало, деятельностью, направленной на беспристрастное исследование и изучение глубоких корней шаманизма и магии. В глубине души даже промелькнула надежда, что после встречи с доном Тезлкази Гуйтимео, и сам дон Хуан в чём-то пересмотрит свой взгляд на мир, и будет уже не так отрицательно настроен к возможности написания им самим книги о магии. Возможно, та струя энергии первого внимания, которую он получит в результате обмена энергией с доном Нагвалем, как раз и явится той последней каплей, что повлияет на его решение.
Я подумал даже о том, что, возможно, дон Хуан упрямо избегал этой встречи именно по причине бессознательного опасения, что такая встреча заставит его заняться своего рода переоценкой ценностей, выведет на какой-то иной рубеж в познании и деятельности.
Ни от Перекрёстка Трёх Дорог, ни от узнавания во мне не осталось и следа…

[Корнак]

Я сбегал к машине за блокнотом. Заодно я прихватил и свою штормовку. Меня почему-то слегка знобило. То ли потому, что температура воздуха здесь была ниже, то ли по причине моего возбуждённого состояния.

Вернувшись в долину, я прошёл между столбами и внимательно осмотрел окружающее пространство, пытаясь разглядеть, нет ли в пределах видимости знакомых мне людей. Сделать это было трудно, - гости на фиесте представляли собой довольно пёструю, постоянно перемещающуюся массу людей. В конце концов, я решил затесаться в эту массу и просто не забывать время от времени направлять внимание на осмотр ближайшего пространства, чтобы избежать нежелательных встреч.

Первая группа людей, к которым я подошёл, собралась вокруг четырёх девушек в индейских костюмах, но сами девушки, по виду, были явно американками. Они пели индейскую песню. Пятая девушка танцевала. Я какое-то время глазел на них, а потом отправился дальше.
Как я понимал, здесь собрались люди самых разных интересов. Эти девушки, судя по всему, принадлежали к той категории людей, которые интересуются индейским фольклором. В круг моих интересов он не входил. А если бы и входил, то я предпочёл бы послушать песни, исполняемые самими индейцами.

Я направился к вигвамам на берегу. Это было что-то типа театрализованной индейской деревни. Или, правильнее, поселения индейских ремесленников. Видимо так было задумано, чтобы дать возможность посетителям ознакомиться с индейским бытом, каким он был в прошлом или позапрошлом веке. Здесь ткали и вышивали, изготавливали луки, стрелы и ножи, плели корзины и делали одежду из шкур. Возле одного вигвама двое мужчин резали из дерева маски, а около соседнего вигвама готовили на костре пищу. Здесь хозяевами были в основном индейцы. И только там, где изготавливались ножи, я заметил мастеров европейской наружности.

Я подошёл к кромке обрывистого берега, начинающейся за вигвамами. Отсюда стало видно, что внизу, на небольшом пляже у самой воды, тоже происходит какое-то действо. Я не понял точного его значения. Скорее всего, там разыгрывался некий ритуал.
По колено в воде стояла обнажённая девушка с прекрасными рыжими волосами. А четверо девушек, облачённых в простые белые туники, горстями захватывали воду озера и плескали её на обнажённую. На берегу прыгал мужчина, колотя в бубен и распевая какие-то песни.
Я залюбовался рыжеволосой девушкой. Тело её было совершенно белым. И по этому сочетанию белизны кожи и изысканной рыжеватости волос, я почему-то определил, что она была родом из Англии или Ирландии. В моём сознании чаще всего возникал именно такой образ, если я слышал или читал о европейских ведьмах или колдуньях.
Я мог бы смотреть на эту девушку без конца, но мне нужно было найти то, что я искал, и я отправился дальше. Я предчувствовал, что непременно найду здесь тех людей, интересы которых совпадают с моим собственным.

Войдя в самую гущу людского скопления, я вскоре оказался у одного из  шатров, того, что располагался ближе к центру долины. Это был одновременно и своеобразный информационный пункт и лекционный зал. У входа, задёрнутого массивными брезентовыми шторами, стояли две девушки, - опять-таки американки, одетые в индейские костюмы. Едва я остановился, раздумывая, куда мне направиться, они подскочили ко мне и принялись весело объяснять, что в этом шатре в данный момент проходит лекция человека, который является одним из наиболее значительных исследователей тех знаний, которые даёт дон Тезлкази Гуйтимео. А вечером, во время концерта, который состоится на главной площадке, в этом шатре будет происходить встреча и свободный обмен мнениями между другими выдающимися исследователями, которых, как утверждали девушки, на эту фиесту приехало пять человек.
-   Все они из разных стран! – торжественно заключили девушки.

Я спросил, а где в данный момент находятся все эти люди, но девушки не могли этого сказать. Понятно было, что сейчас я могу послушать только одного из них. Я выразил желание это сделать и одна из девушек, приглашающим жестом, указала на вход в шатёр. Я достал из кармана бумажник, полагая, что нужно заплатить за входной билет, но девушки улыбнулись и сказали, что вход свободный. Я вошёл.

Внутри всё было обставлено уютно и разумно. Слушатели расположились на свободно проставленных складных стульях, окружив небольшое возвышение, на котором стояла белая доска на треноге. Организаторы, видимо, позаботились даже о каких-то мобильных генераторах электричества, поскольку доска на возвышении была освещена двумя лампами с рефлекторами, а лектор держал в руке микрофон. Громкость микрофона была отрегулирована очень правильно, - голос лектора перекрывал шумы, доносящиеся снаружи, но в то же время не резал слух.
Я присел на свободное сидение, и уже буквально через пару минут моё безраздельное внимание было отдано лектору.

Этот человек говорил поразительные вещи! Он рассказывал о законах бытия, постоянно рисуя фломастером на доске схемы и какие-то математические графики, иллюстрирующие те знания, которые он почерпнул от дона Тезлкази Гуйтимео.
Больше всего меня поразило и восхитило, с какой простотой и лёгкостью, на доступном и понятном всем языке лектор рассказывал о нагуале и тонале, об их уровнях, о том, для чего нужны сталкинг и сновидение. Он рассказывал об Абстрактном и про установление связи с ним, о Духе и изучении Намерения, об Абстрактных Ядрах, которых, в отличие от меня, он знал больше шести…

Я был буквально ошарашен всем услышанным. Но одновременно с радостью и возбуждением, я испытывал и некоторую горечь. Ведь я столько лет провёл с доном Хуаном, безуспешно пытаясь понять его  знание, а оказывается всё давно уже известно, исследовано, объяснено, разложено по уровням, распределено по вертикалям и горизонталям. Судя по всему, эта открытая линия, которую возглавлял дон Тезлкази Гуйтимео, обладала более обширными и внятными знаниями, чем линия дона Хуана. Мне нестерпимо захотелось побыстрее встретиться с самим доном Нагвалем.

К моему огорчению, лекция скоро закончилась. Посетители стали расходиться, некоторые подошли к лектору с вопросами. Я не стал этого делать. Этот человек настолько доходчиво всё объяснил, что к нему у меня вопросов не возникало. Мне нужно было непременно увидеться с доном Тезлкази Гуйтимео!

После полумрака шатра, солнечный свет на мгновение ослепил меня, и я брёл между людьми почти наугад. Но потом спохватился, что так ведь недолго наткнуться на кого-нибудь из знакомых. Я остановился и опустил глаза вниз, давая им время привыкнуть к свету. А потом огляделся. И вдруг поймал себя на странной раздвоенности. Я послушно выполнял предписание дона Хуана, однако сейчас я уже не так слепо верил ему самому!
Действительно, эта лекция что-то поколебало во мне. Не то чтобы я сердился на дона Хуана, который на протяжении всех этих лет так и не смог настолько доходчиво описать мне все эти уровни тоналя и нагуаля, объяснить законы бытия, тонкости взаимодействия с Духом и изучения Намерения, - нет! Дон Хуан оставался для меня безупречным воином и магом, который несёт ответственность за все свои решения и поступки. Но в то же время, я начинал осознавать, насколько мои собственные интересы были бы полнее реализованы, если бы я, в своё время, столкнулся с доном Тезлкази Гуйтимео и людьми, которые его окружают.
Я был растерян. У меня вдруг возникло чувство, что я словно предаю дона Хуана. Но я не мог ничего с собой поделать, - мне хотелось найти ещё кого-нибудь из тех исследователей, о которых говорили девушки у шатра, и к числу которых принадлежал тот лектор. Я заранее верил им, поскольку чувствовал, что в них есть та мера разумности и рациональности, которой мне так недоставало у дона Хуана.

[Корнак]

Я побрёл наугад.
Через какое-то время во мне возникли сомнения другого рода. Что-то не складывалось. Я снова и снова перебирал в памяти то, о чём услышал в шатре и пытался сопоставить его с тем, что сам узнал за время моего знакомства с доном Хуаном. И концы не сходились. Точнее, никаких концов как будто не было вообще.
Возникало чувство, что лектор говорил о каком-то другом нагуале и другом тонале. Во всяком случае, мои собственные, основанные на практике и разговорах с доном Хуаном, ощущения и догадки относительно этих двух «столпов» знания магов как-то не соответствовали тем понятиям, которые возникли у меня в то время, когда я слушал лектора в шатре. И это было причиной того, что не складывалась вся остальная мозаика. Сталкинг, о котором говорил лектор, был совсем не тем сталкингом, о котором знал я, его сновидение было вовсе не сновидением, а чем-то другим, а слова лектора о дубле или, тем более, духе, представлялись, с позиций учения дона Хуана, какой-то ерундой.
С другой стороны, как только я принимал позицию лектора, ясным и понятным становился весь окружающий мир, - он обретал вполне определённую форму, иерархичность и смысл. И всё это можно было изучать и исследовать научными методами. А ведь именно этого мне всегда и недоставало в мире дона Хуана, - возможности применить научную методологию…
Я был в смятении. И очень надеялся на предстоящую встречу с доном Нагвалем. По непонятной причине я был уверен, что он окажется ближе мне по темпераменту и интересам, чем даже сам дон Хуан…

Незаметно для себя, я оказался у торговых рядов. Это был небольшой рынок, где продавали всякую всячину, - от продуктов до сувениров. Мне захотелось пройтись вдоль рядов, чтобы поглазеть на товары, но вдруг в одном из торговцев я узнал дона Висенте!
Моментально нырнув в сторону, я расположился у одного из прилавков таким образом, чтобы мог видеть дона Висенте, а он не имел бы возможности меня случайно обнаружить.
Дон Висенте торговал лекарственными растениями. Он нараспев расхваливал свой товар. Я смотрел на него, и меня охватывало какое-то чувство, похожее на печаль или ностальгию. Только совершенно непонятно было, по какому поводу эта ностальгия. Своим присутствием здесь дон Висенте включил в мою раздвоенность какое-то третье состояние, которое не поддавалось описанию. Я ощущал себя так, словно вот-вот потеряю что-то крайне важное и значимое для меня…
Я смотрел на дона Висенте и испытывал просто адские муки, вызванные непонятно чем. Мне вдруг стало необъяснимо его жаль. Мне безумно хотелось подойти к нему, обнять его, поговорить о каких-нибудь пустяках. Но предостережение дона Хуана удерживало меня на месте. У меня возникали неудержимые порывы плюнуть на это предостережение и, слегка померкший после лекции образ дона Хуана, был только на руку такому решению, однако я сдерживал себя. Я не представлял, что именно знал дон Хуан такого, что заставило его дать мне подобные инструкции, но сам я, где-то в глубине души, ощущал, что если я их нарушу, всё обратится в такую пустоту, которую мне не выдержать.

Я решительно направился прочь. Обогнув по дуге торговые ряды, я оказался где-то недалеко от большого шатра. Здесь, образовав кольцо, в центре которого что-то объяснял собравшимся человек средних лет, стояла группа людей. Некоторые записывали в блокноты. Я ощупал в кармане свой блокнот. Это простое действие как-то успокоило меня, и я присоединился к группе слушателей.
Очень быстро я догадался, что это, скорее всего, был ещё один из тех исследователей, о которых упоминали девушки. Его речь воспринимать было труднее, поскольку она была пересыпана научными терминами. Я даже осторожно осмотрелся, опасаясь, что как раз здесь у меня есть шанс столкнуться с моим коллегой из университета.
Говорящий, определённо, внушал доверие. То, что он рассказывал относительно тоналя или нагуаля, не настолько противоречило тому, что было известно мне, насколько противоречили высказывания лектора из шатра.

Мне вообще понравился подход этого человека. Он был лишён каких-либо метафизических спекуляций и базировался на строго научной основе. Когда речь зашла о пейоте, я даже достал блокнот и записал несколько фраз, надеясь когда-нибудь позже привести их дону Хуану, чтобы внести ясность в вопрос о растениях силы. В этом пункте у меня до сих пор не было определённой позиции.
Дон Хуан всегда настаивал, что, например, Мескалито является некой абсолютно реальной сущностью. Этот же человек представил всё в несколько ином свете. Я записал то, что он говорил:
-   Употребление психоактивных веществ вызывает своего рода реимпринтирование личности. Можно смело утверждать, что подобное воздействие эти вещества оказывают на любого человека. Но! Строго говоря, психоделики скорее создают условия для реимпринтирования, а настоящего эффекта можно добиться только в том случае, если рядом с человеком находится опытный реимпринтатор, в совершенстве владеющий необходимыми техниками для сдвига точки сборки.
В этом месте я даже согласно кивнул, поскольку слова человека только подтверждали моё подозрение о том, что всё со мной происходящее во время принятия растений силы, в значительной мере является и результатом воздействия на меня самого дона Хуана.
Дальше тот человек сказал:
-   В действительности не существует какого-то Дымка или Мескалито. Всё это только некая «архетипическая настройка», только мифы. Мифы, необходимые для общего соглашения участников церемонии относительно присутствия некоего мифического существа и даваемого этим существом урока. На самом же деле всё весьма просто. В пейоте содержится алкалоид - мескалин. А, например, в грибах – буфотенин. И именно алкалоиды, содержащиеся в растениях, вызывают все эти видения. Не какие-то абстрактные мифические сущности, а конкретные алкалоиды!

Дальше он сказал, что его слова не нужно расценивать, как попытку обесценить исследования, посвящённые растениям силы. Он подчеркнул, что хотел бы только внести ясность и трезвость в понимание этого вопроса, чтобы избежать ненужной мистификации.

Я был согласен с ним полностью! Его научный подход покорил меня. Мне он представлялся образцом трезвости и здравомыслия. И в то же время, где-то глубоко внутри, я снова ощущал, что какие-то концы не сходятся. Мой собственный опыт, пусть ещё и не настолько большой и глубокий, как мне хотелось бы, не позволял уложить себя в рамки неких «неисследованных феноменов психики». А именно к таким вот неисследованным феноменам, по сути, сводилась вся магия в изложении этого человека. И меня с новой силой начали раздирать противоречия.
Я уже заготовил несколько вопросов, которые хотел задать ему, когда он закончит говорить, но тут к нам подошёл, по всей видимости, тот самый православный священник, имя которого я прочитал в списке почётных гостей. Он что-то спросил, и человек ответил. Так, слово за слово, между ними возникла своеобразная перебранка. Поскольку оба они были явно интеллигентными людьми, то всё это не выливалось в банальную склоку, а протекало на уровне приличных интеллектуальных дебатов. Но мне стало скучно.
Понимая, что в данный момент я не смогу вставить в их разговор свои вопросы, я решил переждать какое-то время и отошёл в сторону. У меня возникло желание подойти к большому шатру. Я полагал, что именно там находится сам дон Тезлкази Гуйтимео. Но моё внимание привлекли юноши, облачённые в буддистские одеяния.

Мне почему-то всегда импонировал буддизм, и я направился за юношами, полагая, что здесь есть какое-то место, которое отведено для их лекций или медитаций. Мне хотелось услышать, как относятся к дону Нагвалю буддисты, и как они воспринимают магию или шаманизм.
Но юноши, казалось, тоже бродили без всякой цели. Они остановились у очередной небольшой кучки слушателей, и я, воспользовавшись случаем, зашёл сбоку, чтобы разглядеть их лица. До сих пор я видел их лишь со спины.
К моему разочарованию, юноши оказались американцами или европейцами, выбритыми наголо и одетыми в оранжевые тоги.

Я хотел было отойти, но моё внимание привлёк местный оратор. Он, вероятно, тоже был из числа тех особых исследователей, о которых говорили девушки.
Этот человек явно был склонен к эпатажу. Правда, на мой взгляд, весьма примитивному. Он говорил нарочито грубо и требовал от слушателей беспрекословного соглашения с его мнением. Он утверждал, что учение толтеков не является набором психотехнических манипуляций. В этом я легко мог с ним согласиться. Но когда оратор пытался подать собственный взгляд на учение дона Тезлкази Гуйтимео, то сам скатывался в какое-то болото из невероятной смеси психоанализа, терминов из восточных религиозных школ, аналогий с компьютерными играми и фильмами, сдобренную движениями из восточных же боевых искусств. Кроме того, практически каждую минуту этот человек отвлекался на то, чтобы напуститься с критикой на каких-то других исследователей наследия дона Нагваля. Чаще всего я понятия не имел, о ком он говорит. Но несколько раз мне показалось, что он злопыхал по поводу идей лектора из шатра и того человека, которого я слушал недавно. В отношении последнего изливалось особенно много желчи.
То ли в результате таких критических отступлений, то ли в силу несостоятельности идей самого оратора, но мне никак не удавалось понять, что, собственно, он хочет сказать. Очевидно, что в кругу слушателей я был такой не один. Однако когда кто-либо пытался задавать оратору конкретные вопросы, тот напускался на вопрошающего, провоцируя склоку и крича, что знание не даётся даром, и что нет дураков раздавать важные наработки бесплатно. Я так и не понял, хотел этот человек денег или только внимания. А может, – и того и другого.
Мне он напомнил рыбку, которую я когда-то содержал в аквариуме. Эта рыбка была пёстрой и украшена большими плавниками и хвостом. Мы с подругой называли её – Петушок. Она не терпела никаких конкурентов, поэтому невозможно было подселить к ней никакую другую рыбу. Даже такого же вида. Иногда, ради развлечения, подруга подносила к аквариуму своё маленькое зеркальце, и тогда рыбка атаковала своё собственное отражение…