аналитег 
								Гость 
								
								
								 			 
						 | 
						
							
							   Я так смотрю опять у вас контакт не состоялся
  - Ну, как зачем... - я несколько растерялся, но меня тут же осенило. - мы скучаем без тебя. Нам без тебя плохо. нет удовольствия, понимаешь?      Малыш вскочил  и  сейчас же снова сел. Очень неудобно сел - я бы двух секунд так не просидел.      - Тебе плохо без меня?      - Да, - сказал я решительно.      - Феноменально, -  проговорил  он. -  тебе плохо без меня, мне плохо без тебя. Ш-шарада!      - Ну почему же - шарада? - огорчился я. - если бы мы не могли быть вместе, вот тогда бы была шарада. А сейчас мы встретились, можно играть... Вот ты любишь играть, но ты всегда играл один...      - Нет, -  возразил  Малыш. -  только сначала я играл один. А потом я играл на озере и увидел свое изображение в воде. Хотел с  ним  играть, оно распалось. Тогда я очень захотел, чтобы у меня были изображения, много изображений, чтобы с ними играть. И стало так.      Он вскочил  и  легко  побежал по кругу, оставляя свои диковинные фантомы -  черные, белые, желтые, красные, а потом сел  посередине  и горделиво огляделся. И должен вам сказать, это было  зрелище: голый  мальчишка на песке, и вокруг него дюжина разноцветных статуй в разных позах.      - Феноменально, -  сказал  я  и  посмотрел  на Майку, приглашая  ее  принять  хоть какое-нибудь участие в беседе. мне было неловко, что я все время говорю, а она молчит. Но она ничего  не  сказала, просто  хмуро глядела, а фантомы зыбко  колебались  и  медленно  таяли, распространяя запах нашатырного спирта. - Я всегда хотел спросить, - обьявил Малыш, - зачем вы заворачиваетесь? Что  это  такое? - он подскочил ко мне и дернул за полу дохи.      - Одежда, - сказал я.      - Одежда, - повторил он. - зачем?      Я рассказал ему про одежду. Я не Комов. Сроду не читал лекций, особенно об одежде. Но без ложной скромности скажу: лекция имела успех.      - Все люди в одежде? - спросил пораженный Малыш.      - Все, - сказал я, чтобы покончить с этим вопросом. Я не совсем понимал, что его, собственно, поражает.      - Но людей много! Сколько?      - Пятнадцать миллиардов.      - Пятнадцать миллиардов, -  повторил  он и, выставив перед собой  палец без ногтя, принялся сгибать и разгибать его. - пятнадцать  миллиардов! - сказал он и оглянулся на призрачные остатки фантомов. Глаза его потемнели. - и все в одежде... А еще что?      - Не понимаю.      - Что они еще делают? Я   набрал   в   грудь  побольше  воздуху  и  принялся рассказывать, что делают люди. Странно, конечно, но до сих пор я как-то не задумывался над этим вопросом. Боюсь, что у Малыша создалось впечатление, будто человечество занимается большей частью  кибертехникой. Впрочем, я решил, что для начала и это неплохо. Малыш, правда, не метался, как во время лекций Комова, и не скручивался в узел, но слушал все равно, словно завороженный. И когда я кончил, совершенно запутавшись   и   отчаявшись   дать  ему  представление  об искусстве, он немедленно задал новый вопрос.      - Так много дел, - сказал он. - зачем пришли сюда?      - Майка, расскажи ему, - взмолился я сиплым голосом. - у меня нос замерз...   - Ты сам видишь, - сказал я. - мы начали было большое дело, но как только  поняли, что твоя планета занята, мы сразу же отказались от нашей затеи.      - Значит, люди умеют узнавать, что будет? - спросил Малыш. - но это неточно. Если бы люди умели, они бы давно отсюда ушли.      Я  не  придумал, что  ответить. Тема  показалась мне скользкой.      - Знаешь, Малыш, - сказал  я  бодро, - давай пойдем поиграем. Посмотришь, как интересно играть с людьми.      Малыш молчал. Я свирепо поглядел на Майку: что она, в самом деле, не могу же я один тащить на себе весь контакт!      - Пойдем  поиграем, Малыш, -  без всякого энтузиазма поддержала меня  Майка. -  или  хочешь, я покатаю тебя на летательной машине?      - Ты будешь летать в воздухе, - подхватил я, - и все будет внизу - горы, болота, айсберг...      - Нет, -  сказал  Малыш. -  летать  -  это  обычное удовольствие. Это я могу сам. Я подскочил.      - Как - сам?      По  лицу  его  прошла  мгновенная  рябь, поднялись  и опустились плечи.      - Нет слов, - сказал он. - когда захочу - летаю...      - Так полети! - вырвалось у меня.      - Сейчас не  хочу, - сказал он нетерпеливо. - сейчас мне удовольствие с  вами. - он вскочил. - хочу играть! - обьявил он. - где?      - Побежали к кораблю, - предложил я.      Он  испустил  душераздирающий  вопль, и не успело эхо замереть  в  дюнах, как  мы  уже наперегонки неслись через кустарник. На Майку  я  окончательно  махнул рукой: пусть делает, что хочет. Малыш  скользил  меж  кустов, как  солнечный  зайчик. по-моему, он  не  задел ни одной ветки и вообще ни разу не коснулся  земли. Я  в своей дохе с электроподогревом ломил напролом, как песчаный танк, только трещало вокруг. Я все время пытался его догнать, и меня все время сбивали с толку его фантомы, которые  он  поминутно оставлял за собой. На опушке зарослей Малыш остановился, дождался меня и сказал:      - У тебя  так  бывает? Ты просыпаешься и вспоминаешь, будто   сейчас  только  видел  что-то. Иногда  это  хорошо известное. Например, как я летаю. Иногда - совсем новое, такое, чего не видел раньше.      - Да, бывает, -  сказал  я, переводя  дух. -  это называется сон. Ты спишь и видишь сны.  - Откуда это берется? - спросил Малыш. - что это такое - сны?      - Небывалые    комбинации   бывалых   впечатлений, - отбарабанил я.      Он не понял, конечно, и мне пришлось прочесть еще одну большую лекцию - о том, что такое сны, как они возникают, зачем они нужны и как было бы плохо человеку, если бы их не было.      - Чеширский кот! Но я так и не понял, почему я вижу во сне то, чего раньше не видел никогда.      Майка нагнала нас и молча пошла рядом.      - Например? - спросил я.      - Иногда мне  снится, что я огромный-огромный, что я размышляю, что  вопросы  приходят  ко  мне один за другим, очень  яркие  вопросы, удивительные, и  я  нахожу ответы, удивительные ответы, и я очень хорошо знаю, как из вопроса образуется ответ. Это  самое  большое удовольствие, когда знаешь, как  из  вопроса  образуется  ответ. Но  когда  я просыпаюсь, я не  помню  ни  вопросов, ни ответов. Помню только удовольствие.      - М-да, - сказал я  уклончиво. - интересный сон. Но обьяснить его я тебе не могу. Спроси у Комова. Может быть, он обьяснит.
  .... - Иди спать, - повторяет Малыш. - но только скажи мне сначала: пока ты спишь, никто не придет на этот берег?      - Никто, -   говорю  я, как  обычно. -  можешь  не беспокоиться.      - Это хорошо, - говорит он с удовлетворением. - так ты спи, а я пойду поразмышляю.      - Конечно, иди, - говорю я.      - До свидания, - говорит Малыш.      - До свидания, - говорю я и отключаюсь.      Но я знаю, что  будет дальше, и я не иду спать. Мне совершенно ясно, что сегодня я опять не высплюсь.      Он сидит  в  своей обычной позе, к которой я привык и которая уже не кажется мне мучительной. Некоторое время он всматривается в  потухший экран во лбу старины тома, потом поднимает глаза к небу, как будто надеется увидеть там, на двухсоткилометровой  высоте, мою  базу, состыкованную  со спутником   "странников", а  за  его  спиной  расстилается знакомый  мне  пейзаж запрещенной планеты Ковчег - песчаные дюны, шевелящаяся шапка  тумана над горячей топью, хмурый хребет   вдали, а   над   ним   -  тонкие  длинные  линии колоссальных, по-прежнему   и, может   быть, навсегда загадочных сооружений, словно гибкие, тревожно трепещущие антенны чудовищного насекомого.      Там   у  них  сейчас  весна, на  кустах  распустились большие, неожиданно яркие цветы, над дюнами струится теплый воздух. Малыш рассеянно  озирается, пальцы его перебирают отшлифованные  камешки. Он  смотрит  через плечо в сторону хребта, отворачивается и некоторое время сидит неподвижно, понурив голову. Потом, решившись, он протягивает руку прямо ко мне и нажимает клавишу вызова 
 
   |