Хермеус Мора
Гость
|
Любая диктатура, в том числе и откровенно террористическая, как правило, рано или поздно задумывается о том, чтобы создать легенду о собственной легитимности, так как управлять прямым террором — занятие чрезвычайно сложное и невероятно затратное.
Российская диктатура сформировалась из буржуазно-демократической республики, которая в целом к концу девяностых уже сложилась и начала структурироваться в классическую двухпартийную на основе базового противоречия России: противоречия между центром и регионами. В основе российской буржуазной демократии лежал договор о разграничении предметов ведения, который обеспечивал стартовую площадку для развития федерализма в стране, а партийные структуры начали тяготеть к разделению на федеральные и региональные элитные группы, чьи интересы стали представлять классические буржуазные партии «Единство» и «Отечество — вся Россия».
В начале нулевых к власти пришли гангстерские группировки, которые были аномалией с точки зрения буржуазной демократии. Они представляли собой уходящее сословное общество (по сути, любой криминал — это цеховая организация воров и преступников, то есть, классическая социальная организация традиционной фазы развития). Соответственно, неизбежно встал вопрос, что «в одной берлоге двум пернатым не ужиться». Кто-то должен был умереть. Вопрос о власти в таких условиях ставился предельно четко — либо диктатура криминала, либо буржуазная демократия. Совместить эти две организации государственного управления невозможно. Как мы теперь в курсе, победили на этом историческом этапе именно гангстеры, которые неизбежно довели страну до социальной, экономической и политической катастрофы и вынужденно перешли к прямому террору, как единственно возможному способу управления для удержания своей власти.
Ситуация для современного мира не уникальная, хотя и довольно редкая. В основном такого рода трансформации характерны для Латинской Америки, и не зря российский режим очень близок к наркорежиму Венесуэлы, который, в сущности, прошел через те же этапы от слабой буржуазной демократии через популистскую стадию относительно романтического боливаризма к прямой гангстерской диктатуре местного наркокартеля «Дель Соль». У нас наша диктатура выросла из такого же гангстерского объединения, которое мы называем «кооператив Озеро».
Тем не менее, прямой террор (который периодически дополняется внешнеполитической агрессией), как я уже написал — занятие чрезвычайно затратное в плане управления. Особенно если учесть, что гангстеры вообще управленцы слабые. Они психически несовместимы с госуправлением, так как нацелены исключительно на перераспределение, а это самая примитивная стратегия управления, соответственно, система просто вымывает всех, кто пытается помимо разворовывания бюджета направлять хотя бы часть его на развитие.
Как выглядит такая стратегия на практике? Абсолютно животрепещущий пример - коммунальные катастрофы, накрывшие страну. Выделяется бюджет на ремонт и модернизацию. Его нужно украсть. Поэтому на вторичном рынке закупаются трубы "б/у", проводятся как новые и закапываются в землю. Итог - фонтаны из-под земли при любом морозе. Но задача-то решена: часть бюджета украдена, а то, что было потрачено якобы "по назначению", ни к какому развитию отношения не имеет - это просто способ "отмыть" украденное. И так - по всей экономике. Никто даже не берется за проект, если в нем не предусмотрена возможность воровства (причем не жалкие 10-20 процентов, а 50-70)
Поэтому и возникает довольно удивительная картина избыточного внимания к вопросу легитимизации режима. Казалось бы, гангстеры спокойно могут управлять страной, не устраивая затратные и бессмысленные выборные процедуры, однако их интерес в данном случае прямой: одно дело, когда страной управляют захватчики и оккупанты, и совершенно другое, когда населению внушается мысль о том, что оно само дало им мандат на управление.
Конечно, захвативший власть в стране криминал отдает себе отчет в том, что никаких свободных выборов быть не может, и все двадцать с лишним лет режим «улучшал» избирательное законодательство, закрывая любые возможности для политической конкуренции. Список «улучшений» можно издавать многотомным трудом. Исчезла графа «против всех», был снят порог явки, исчезла норма об обязательном большинстве голосов «за» для победителя, были созданы непроходимые фильтры и барьеры для кандидатов, взята под непрозрачный контроль процедура как самого процесса голосования, так и процедура подсчета голосов, позволяющие в самом широком диапазоне «корректировать» любые результаты.
Математик Шпилькин, который сейчас объявлен врагом государства, публиковал неоднократно графики и модели, неопровержимо доказывающие методом математической статистики масштабные фальсификации, достигавшие 30-40 процентов от заявляемых результатов.
Тут же и «голосование на пеньках», и переход к трехдневному голосованию, в общем, всё на виду, нет никакого смысла досконально разбирать каждое «улучшение», тем более, что все они преследуют единственную цель — упростить манипуляции и если потребуется, то прямые фальсификации любых результатов.
Только в таких условиях гангстерский режим может гарантировать свои «победы» на «выборах». Не зря Симоньян как-то в припадке откровенности сказала, что на первых же свободных выборах к власти тут же придут «фашисты», которые их и повесят. Кто тут фашист на самом деле, вопрос дискуссионный, но то, что шансов у криминала на выборах (без кавычек) ровно ноль — факт. У самих гангстеров на этот счет никаких иллюзий нет, поэтому пока они у руля, никаких выборов в стране, конечно же, быть не может. Будет процедура голосования, находящаяся полностью под их контролем и соответствующий спущенным ими же показателям результат. И никак иначе.
Поэтому любые призывы какого-нибудь Навального прийти и «сломать» результат каким-то якобы хитрым ходом, работают только на одно — легитимизацию «выборов». Хотя бы потому, что раз ты на них пришел, ты уже согласен с ними. Практического результата никакие «хитрые ходы» дать не могут по понятной причине — любой результат может быть (и будет) сфальсифицирован, и в существующей системе нет механизма, позволяющего оспорить такую фальсификацию.
Так или иначе, но задачу легитимизации своей власти режим выполняет. Как говорил гениальный Лобановский, создавший вначале в «Динамо» (Киев), а затем и в масштабах всей страны тотальный футбол (причем даже пораньше, чем во многих ведущих европейских футбольных державах): «Игра забудется, счет на табло останется». Немного цинично, но именно в этом и заключается суть любого тотального процесса — результат. Киевская машина перемалывала противников, как промышленный шредер.
Проблема здесь понятна. Государство — это не футбол. Экстремальные методы работают для решения экстремальных задач. Когда таких задач не только нет, но они даже не ставятся, такое управление быстро приводит к катастрофе, что мы и наблюдаем у всех без исключения криминальных режимов. А катастрофа рано или поздно, но обнуляет все механизмы экстремального управления, которые перестают работать в хаотизированной обстановке. Историю обмануть невозможно: любое замкнутое на себя управление деградирует, и если нет механизма регулярного обновления, возникают механизмы принудительной смены власти. Что и реализуется через внутренние противоречия в самой гангстерской среде. Внутренние конфликты и противоречия могут быть источником развития, но если развитие как цель не ставится, то они неизбежно приводят к распаду сложившейся системы.
В этом смысле нынешний режим нежизнеспособен. Но его крах произойдет точно не на выборах, что, кстати, для его деятелей плохая новость: принудительная смена власти всегда сопровождается эксцессами в отношении её представителей. Нормальная система смены власти всегда сопровождается гарантиями уходящим. А вот та, через которую будет проходить нынешний режим, таких гарантий не дает, наоборот — есть гарантии того, что нынешняя знать лишится вообще всего и не просто уйдет, а исчезнет.
Это не означает, что на смену ей придет что-то лучшее. Но возникает шанс, что сменщики окажутся умнее. И сделают верные выводы из краха, к которому пришли их предшественники. Рассчитывать на то, что поумнеют нынешние, точно не приходится — таких там не держат.
|