хватит бояться

[Айвенго]

Путь воина представляет собой нечто большее, чем просто принцип.

 Это образ жизни; этот образ жизни является единственным средством, сдерживающим страх, и единственным каналом, с помощью которого практик может обеспечить свободное течение своей деятельности.

 Без концепции воина было бы невозможно преодолеть все камни преткновения на пути знания.

Дон Хуан определял воина прежде всего как бойца. Это особое настроение, которому способствует намерение шаманов древности, и любой человек способен перейти к этому настроению.

- Намерение тех шаманов, - говорил дон Хуан, - было таким отточенным, таким мощным, что уплотняло структуру воина, хотя сам практик мог об этом даже не подозревать.

Коротко говоря, для шаманов Древней Мексики воин был настолько согласованной с протекающей вокруг него битвой, настолько бдительной боевой единицей, что в его чистейшей форме воину не нужно было ничего лишнего для того, чтобы выжить.
 Не было необходимости делать воину какие-либо подарки, ободрять его словами или действиями или пытаться утешать и воодушевлять его - все это уже встроено в структуру самого воина.
 Поскольку эта структура определялась намерением шаманов Древней Мексики, они заранее позаботились о том, чтобы в нее вошло все, что только может понадобиться.
 Окончательным результатом стал боец, сражающийся в одиночестве и обеспеченный в рамках его безмолвных убеждений всеми побудительными силами, необходимыми для продвижения вперед без жалоб и потребности в одобрении.

Дон Хуан медленно и методично направлял мою осознанность ко все более сильной сосредоточенности на абстрактном уточнении той концепции воина, которую называл путем воинов.
 Он объяснил, что путь воинов представляет собой совокупность идей, утвержденных шаманами Древней Мексики.

 Они выстроили эту структуру благодаря своей способности видеть энергию так, как она течет во Вселенной.

 Таким образом, путь воинов представлял собой наиболее гармоничное сочетание энергетических фактов - несократимых истин, определяемых исключительно направлением течения энергии во Вселенной.

 Дон Хуан категорически заявлял, что в пути воинов нет ничего такого, что можно было бы оспорить или изменить.

 Он являлся единственной в своем роде совершенной структурой, и любой, кто следовал по этому пути, овладевал энергетическими фактами, не допускающими ни возражений, ни рассуждений в отношении их действенности и значимости.

Дон Хуан сказал, что шаманы древности назвали эту структуру путем воинов, так как она охватывала все яркие возможности, с которыми воин может столкнуться на пути знания.

 В своих поисках таких возможностей эти шаманы были чрезвычайно внимательными и методичными. По словам дона Хуана, они действительно были способны включить в свои абстрактные построения все, что в человеческих силах.

Дон Хуан сравнил путь воинов с величественным сооружением, любой элемент которого является опорным; единственная функция каждого элемента заключается в том, чтобы поддержать душу воина в его роли инициированного шамана и сделать его движения легкими и исполненными значения.

 Он недвусмысленно заявил, что путь воинов был жизненно важным построением, без которого новообращенные шаманы затерялись бы в беспредельности Вселенной.

Дон Хуан назвал путь воинов венцом славы шаманов Древней Мексики. Он считал его их важнейшим вкладом, самой сутью их трезвости.

- Неужели путь воинов так невероятно важен, дон Хуан? - однажды спросил его я.

- "Невероятно важен" - это просто слова. Путь воинов - это все.

 Это воплощение умственного и физического здоровья.

 Я не могу объяснить этого иначе.

 То, что шаманы Древней Мексики создали такое построение, означает для меня, что они находились на вершине своего могущества, на пике счастья, в высшей точке радости.

[Айвенго]

Мейстер (Иоганн) Экхарт (1260 —1328) «Об отрешенности»

Краткое изложение произведения мистического философа.

Экхардт искал лучшую и высшую добродетель, с помощью которой человек мог бы наиболее уподобиться Богу. И когда он углубился во все то, что об этом написано, то не нашел ничего иного, чем чистую от всего созданного свободную отрешенность.

Он ставит отрешенность выше любви, смирения и других добродетелей, сравнивая ее с «ничто».




Естественнейшее и собственнейшее место Бога это цельность и чистота. Они же основываются на отрешенности.
Поэтому Бог не может не отдаться отрешенному сердцу.

Если любовь приводит меня к тому, чтобы все претерпевать ради Бога, то отрешенность делает меня восприимчивым к одному только Богу.

 Это же самое высокое. Ибо в страдании человек обращает еще взор на создание, из-за которого он страдает, отрешенность же, напротив того, свободна от всякого создания.
А то, что отрешенность воспринимает только Бога, доказываю я так: что должно быть воспринято, должно быть чем-нибудь воспринято.

 Отрешенность же настолько близка к "ничто", что нет ничего достаточно тонкого, чтобы найти в нем место для себя, кроме Бога.

 Он так прост и так тонок, что находит Себе место только в отрешенном сердце. Воспринято и постигнуто может быть воспринимаемое только особым способом восприемлющего, так же, как все познаваемое постигается и понимается в зависимости от состояния того, кто это познает, а не таким, каково оно, взятое само по себе.

Так же и смирение ценят иные мудрецы более многих иных добродетелей.

Я же ставлю отрешенность выше всякого смирения.

 И вот почему именно: смирение может существовать без отрешенности, но совершенной отрешенности не может быть без совершенного смирения. Ибо последняя доходит до самоуничтожения. Отрешенность же так близко соприкасается с "ничто", что между ней и "ничто" не остается больше никакой разницы.

Совершенная отрешенность не ведает твари, ни склонения перед ней, ни самовозвеличивания, она не хочет быть ни выше, ни ниже ее, она хочет лишь покоиться в себе самой, ни ради чьей-либо любви или чьего-либо страдания.

 Она не стремится ни к подобию, ни к различию с каким-либо другим существом, она не хочет ни "того", ни "этого", она не хочет ничего другого, как быть одно с самой собой.
 Совершенная отрешенность хочет быть "ничем"! Поэтому она не обременяет ни одной вещи.

Пророк говорит: "Я хочу молчать и слушать, что Господь и Бог мой во мне говорит".
 Как будто бы он говорил: "если Бог хочет говорить со мной, пусть войдет внутрь, я не хочу выйти наружу". И Боэций говорит: "люди, зачем вы ищите вовне того, что внутри вас, блаженства?"

Так же ставлю я отрешенность выше сострадания; ибо сострадание есть ни что иное, как то, что человек выходит из себя самого ради страданий своих ближних и оттого омрачается его сердце.

 Отрешенность же свободна от этого, и остается в себе самой и не дает ничему омрачить себя.

Одним словом, когда я рассматриваю все добродетели, я не нахожу ни одной, которая настолько была бы лишена всяких, недостатков и настолько уподобляла бы нас Богу, как отрешенность.

Один учитель, Авиценна по имени, говорит:
 дух, который пребывает отрешенным, настолько высок, что все, что он видит - правда, и все, что он желает, дается ему, и когда он повелевает, тогда надо ему быть послушным.

Поистине, знайте это, пребывающий в своей отрешенности дух привлекает к себе Бога; и если бы он мог лишиться облика и состояния, то он вырвал бы для себя самую сущность Бога.
 Но этого Бог никому не может дать, кроме как Себе Самому; поэтому Бог не может сделать для отрешенного духа ничего другого, как только дать ему Самого Себя.
Человек, который вполне отрешен, настолько восхищен в вечность, что ничто преходящее не может уже заставить его почувствовать плотского волнения; тогда он мертв для земли, потому что ничто земное ничего не говорит ему.

 Это разумел Св. Павел, когда говорил: "Я жив и все же не жив, Христос жив во мне".

Теперь ты спросишь: "что же такое эта отрешенность, что в ней такая власть?"

Истинная отрешенность не что иное, как дух, который остается неподвижным во всех обстоятельствах, будь то радость или горе, честь иди позор, как недвижима остается широкая гора в легком ветре.

Эта неподвижная отрешенность более всего уподобляет человека Богу.

 Ибо то, что Бог - Бог, заключается в Его неподвижной отрешенности и оттого Его чистота, Его простота, и Его неизменность. Поэтому если человек хочет уподобиться Богу (поскольку тварь может иметь подобие Бога), он должен стать отрешенным.
Отрешенность приводить его к чистоте, а эта к простоте, последняя же к неизменяемости.

 Эти качества осуществляют подобие человека с Богом.

 Благодатью может осуществиться это подобие. Только она подымает человека над всем временным и очищает его от всего преходящего.

Да, я утверждаю: всё молитвы и все добрые дела, который человек совершает во времени, трогают так мало Божью отрешенность, как будто бы ничего подобного не совершалось, и Бог оттого нисколько не благосклоннее к человеку, чем если бы тот не совершал ни молитвы, ни доброго дела.

Первым вечным взором Бог увидел все вещи, как они должны были совершиться, и увидел тем же взором, как и когда Он создаст творение; Он увидел так же малейшую молитву и доброе дело, которые кто-либо совершил, и увидел, какой молитве; и какому благоговению Он вомнет; Он видел, что ты завтра будешь взывать к Нему и усердно просить Его; и этот призыв и эту молитву Бог не услышит лишь завтра, Он слышал это в Своей вечности, прежде нежели ты стал человеком.

 Если же молитва твоя не честна и не подлинна, то Бог не теперь откажет тебе: Он отказал тебе уже в Своей вечности.

 Так Бог Своим первым вечным взором увидел все вещи, и Он действует не по какой-либо причине, но все уже предопределено, соделано впредь - совершенное дело.
Ибо для Него нет ничего прошедшего и ничего будущего: Он предвечно любил всех святых, как Он предвидел их, пока еще Мир не стал!

 И когда совершается во времени то, что Он предвидел в вечности, люди воображают себе, что Бог постиг новую любовь. Но когда Он гневается или когда творит добро - это мы изменяемся: Он пребывает неизменным, как солнечный свет приносить вред больным глазам и пользу здоровым, и все же остается тем же неизменным.
Бог не смотрит во время, и поэтому для Него не происходит ничего нового.

В каждом человеке два человека. Во-первых, внешний человек, чувственный; этому человеку служат пять чувств, но они получают силу свою от души; во-вторых - внутренний человек, это сокровенное человека.

 Знай, что человек, который любит Бога, употребляет не более душевных сил на внешнего человека, чем того требуют пять чувств: внутренний человек обращается ко внешнему только, поскольку он руководитель и наставник, который не даст им применять свои силы по скотскому.

Но избыток своих сил душа отдает всецело внутреннему человеку; и даже, если ему представляется более высокая и благородная цель, душа стягивает к себе так же и те силы, которые отдавала она пяти чувствам, и тогда такой человек восхищен и без сознания, ибо цель его безумный и все же имеющий смысл образ, или нечто разумное без образа.

Внешний человек может быть погружен в деятельность, в то время как внутренний человек остается свободным и неподвижным.

Вот тебе сравнение: дверь движется на крюке; дверную створку я сравниваю с внешним человеком, а крюк с внутренним. Когда дверь открывается и закрывается, движется створка, а крюк остается неподвижным на своем месте, и нисколько не изменяется от движения. Так и здесь.

Теперь я спрашиваю: что составляет цель чистой отрешенности?

 На это я отвечаю: ни "то", и ни "это" составляет ее цель, она покоится на чистом "ничто", ибо она покоится на высшем состоянии, в котором Бог совершенно по Своей воле может действовать в нас, Бог не может действовать в каждом сердце по своей воле.

Ибо хотя Бог всемогущ, Он все же может действовать лишь там, где находит или Сам создает готовность.

Бог действует по мере той готовности, которую Он находит.

 Его действие в человеке иное, чем в камне.

 Мы находим для этого сравнение в природе: когда топят печь и сажают в нее овсяное тесто, гречневое, ржаное и пшеничное, то жар в печи один, но действует он не одинаково в каждом тесте, - из одного хлеб выйдет хороший, из другого грубее, из третьего еще грубее. Жар здесь не при чем, дело в веществе, которое было не одинаково. Так же Бог не одинаково действует в каждом сердце, но по мере готовности, которую Он в нем находит.

В сердце, в котором есть и "то" и "это", может найтись и нечто, что мешает полному действию в нем Бога.
 Для полной готовности сердце должно покоиться на чистом "ничто", в этом заключено величайшее, что оно может дать.

 Возьми пример из жизни: если я хочу писать на белой доске, как бы ни было хорошо то, что уже написано на ней, это спутает меня, все же. Если я хочу хорошо писать, я должен стереть то, что на ней уже написано, и лучше всего, когда на ней ничего не написано.

И это так, если Богу надлежит совершеннейшим образом писать в моем сердце. Тогда должно быть изгнано из сердца все, что называется "то" или "другое", как это бывает с отрешенным сердцем. Тогда Господь может в совершенстве привести в исполнение Свою высокую волю.

Итак, цель отрешенного сердца ни "то" и ни "это".

Теперь я спрашиваю, какова молитва отрешенного сердца? На это отвечаю я следующее: отрешенность и чистота вообще не может молиться, ибо кто молится, тот хочет чего-либо от Бога, что было бы дано ему или отнято у него. Но отрешенное сердце не хочет ничего, и не имеет ничего, отчего хотело бы освободиться. Поэтому оно пребывает свободное от молитвы, и молитва его состоит лишь и одном: чтобы уподобиться Богу.

В этом смысле мы можем принять то, что сказал Дионисий по поводу слов Св. Павла: "Вас много, что ищут венца, и все же он будет дан лишь одному".

 Все силы души стремятся к венцу, но он будет дан лишь единой сущности. На это и говорит Дионисий: искание венца означает отрешение от всего созданного и слияние с несозданным. Когда душа достигает этого, она теряет свое имя: она вбирает в себя Бога, так что сама становится ничем, как солнце поглощает зарю, так что она исчезает.

К этому приводит людей только чистая отрешенность. По этому поводу можно так же привести слова Св. Августина: "Душа имеет тайный вход в божественную природу, где все вещи для нее становятся ничем".

Этот вход на земле - одна чистая отрешенность.

 И когда последняя достигает совершенства, душа становится от познания незнающей, от любви бесчувственной, от света темной.

Так мы можем понять то, что говорит один учитель: блаженны нищие духом, которые оставили Богу все вещи такими, какими они были, когда нас не было.

Только отрешенное сердце способно на это.

Что Богу лучше в отрешенном сердце, чем во всяком другом, замечаем мы вот почему: если ты меня спросишь, чего ищет Бог во всякой вещи, я отвечу тебе из книги мудрости, где Он говорит: "Покоя ищу Я во всякой вещи".

 Но нигде нет полного покоя, кроме как в отрешенном сердце.

Чем ближе человек к тому, чтобы стать восприимчивым к влиянию Бога, тем блаженнее он; кто наиболее готов для того, тот наиболее блажен.
 Но сделать себя восприимчивым к тому можно только уподоблением Богу, ибо поскольку человек уподобляется Богу, постольку он воспринимает Его.

 Это уподобление достигается тем, что человек подчиняется Богу.

 Поскольку он подчиняется твари, постольку он не подобен Богу.

Кто хочет вполне узнать пользу и цену совершенной отрешенности, пусть заметит себе слова Христа, которые Он сказал ученикам Своим, о Своем человеческом явлении: "Это хорошо для вас, что Я вас покидаю, ибо если бы Я не ушел от вас, то вы не смогли бы причаститься Святому Духу".
 Как будто бы Он говорил: "До сей поры вы видели слишком много радости в Моем видимом присутствии, поэтому не могли причаститься совершенной радости Святого Духа. И так отвергните все образное и соединитесь с сущностью, не имеющей лика и образа".

Ибо духовное утешение Бога нежно, и дается только тому, кто отказывается от утешения чувственного, осязаемого.
 Слушайте же вы, разумные люди: нет никого радостнее того человека, что пребывает в величайшей отрешенности.

 Всякая телесная и плотская радость приносит духовный вред, ибо плоть жаждет вновь духа, и дух жаждет вновь плоти, поэтому, кто посеет во плоти неправедную любовь, тот воззовет смерть, а кто посеет в духе истинную любовь, тот пожнет вечную жизнь.

Отрешенность самое лучшее, ибо она очищает душу, проясняет совесть, зажигает сердце и пробуждает дух, дает желаниям быстроту; она превосходить все добродетели: ибо дает нам познание Бога; отделяет от твари и соединяет душу с Богом.
 Ибо отделенная от Бога любовь, как вода в огне, а единая любовь, как сот, полный меда.

Вывод

Оставайся отрешенным от всех людей,
 пусть никакое воспринятое впечатление не волнует тебя,
 освободись от всего, что может иметь чуждое воздействие на твое существо,
 что может привязать тебя к земному и принести тебе горе,
 и обращай непрестанно твою душу на целительное созерцание,
 в котором ты несешь Бога в сердце, своем, как вечную цель,
 от которой твои глаза не отвращаются никогда!

 А другие упражнения, которые бывают: пост, бдение и молитва, все направь к той же цели, и пользуйся ими только поскольку они помогают тебе в этом; так достигнешь ты вершины совершенства.

Теперь кто-нибудь может спросить: кто мог бы выносить неизменное созерцание Божественного образа?

 Я отвечаю на это: никто, кто живет здесь во времени.

 Но это должно быть сказано только затем, чтобы ты знал, что есть высшее, к чему ты должен направлять твои желания и стремления.

 Если же это созерцание отнято у тебя, а ты хороший человек, то ты должен чувствовать себя так, как будто отнято у тебя твое высшее блаженство, и ты должен скорее вернуться к нему, чтобы оно было тебе дано вновь.

 Наблюдай себя непрестанно, чтобы твоя цель и убежище были насколько возможно там!

[Айвенго]

<a href="https://youtube.com/v/w2f0NOGnh-g" target="_blank">https://youtube.com/v/w2f0NOGnh-g</a>

https://rutube.ru/video/0ae3c2053d9afac1d1f3573925809b09/?r=plemwd

"Побег из курятника", 2000

[Айвенго]

Он взглянул на меня, скосив глаза, и повел рукой вокруг нас.
- Секрет всего этого - наше внимание, - сказал он.

- Что ты имеешь в виду, дон Хуан?
- Все это существует только из-за нашего внимания. Тот самый камень, на котором мы сидим, является камнем только потому, что мы были вынуждены уделить ему внимание как камню.

Я хотел, чтобы он объяснил эту мысль. Он засмеялся и погрозил мне пальцем.
- Это выводы, - сказал он. - Мы вернемся к этому позже.

Он убедительно объяснил, что благодаря его обходному маневру я заинтересовался стиранием личной истории и сновидением. Эффект этих двух техник был бы совершенно разрушительным, если бы они практиковались во всей их полноте.

И главной заботой каждого учителя является не дать своему ученику сделать что-либо такое, что швырнет его к помрачению разума и истощению.

- Стирание личной истории и сновидение должны были только помочь, - сказал он.

- Каждому ученику для страховки необходимы умеренность и сила.

Вот почему учитель знакомит ученика с путем воина или способом жить как воин.
Это клей, который соединяет все в мире мага.

 Мало-помалу учитель должен выковывать и развивать его.

Без устойчивости и способности держаться на плаву воину невозможно выстоять на пути знания.

Дон Хуан сказал, что при обучении пути воина внимание ученика скорее улавливалось, чем отклонялось.
 И он уловил мое внимание тем, что выбивал меня из привычных обстоятельств жизни каждый раз, когда я навещал его.

Например, мы с ним часто ходили в пустыню или горы.

 Но это были отнюдь не прогулки, а своего рода прием для изменения контекста моего обычного мира. Мне это, конечно, даже в голову не приходило.

 Такая перестановка в моем мире означала, что я, не подозревая об этом, сконцентрировал внимание на действиях дона Хуана.

- Каков трюк, а? - сказал он и засмеялся.

Я тоже засмеялся, но несколько испуганно. Я никогда не представлял, насколько он все осознает.

Затем он перечислил свои шаги в руководстве моим вниманием и улавливании его.
Закончив отчет, он добавил, что учитель должен быть сориентирован на личность ученика.

Со мной ему пришлось быть осторожным, поскольку в моей природе было много насилия и отчаяния, а в отчаянии я мог бы не придумать ничего лучшего, чем покончить с собой.

- Ну и непостижимый же ты парень, дон Хуан, - сказал я, шутя, и он расхохотался.

Он объяснил, что в помощь стиранию личной истории нужно было обучить меня еще трем техникам.

Они заключались в
 избавлении от чувства собственной важности,
 принятия ответственности за свои поступки и
 использовании смерти как советчика.

Без благоприятного эффекта этих техник стирание личной истории могло вызвать в ученике неустойчивость, ненужную и вредную двойственность относительно самого себя и своих поступков.

Дон Хуан попросил меня вспомнить, какой у меня была наиболее естественная реакция в моменты стресса и замешательства до того, как я стал его учеником.

Он сказал, что его собственной реакцией была ярость.
 Я ответил, что моей была жалость к самому себе.

- Хотя ты не можешь помнить этого, но тебе нужно было хорошо поработать для отключения своей головы, чтобы это чувство стало естественным, - сказал он.

- Сейчас ты и представить себе не можешь, какие бесконечные усилия тебе потребовались, чтобы утвердить жалость к самому себе как отличительную черту на твоем острове.
 Жалость к себе была постоянным свидетелем всего, что ты делал.
Она была прямо на кончиках твоих пальцев, готовая давать тебе советы.

Воин рассматривает смерть как более подходящего советчика и свидетеля всего, что ты делаешь, вместо жалости к себе или ярости.

После невероятной борьбы ты научился чувствовать жалость к самому себе.

Но точно так же ты можешь научиться чувствовать свой неизбежный конец, и теперь уже иметь на кончиках пальцев идею своей смерти.

Как советчик жалость к себе ничто по сравнению со смертью.

Затем дон Хуан указал на кажущееся противоречие в идее изменения.
С одной стороны, мир магов призывал к полной трансформации, с другой - объяснение магов говорит, что остров тоналя является цельным, и ни один из его элементов не может быть перемещен.

В таком случае изменение не означает уничтожения чего бы то ни было, а скорее замещение значения, которое мы придаем этим элементам.

- Жалость к самому себе, например, - сказал он.

- Нет никакого способа избавиться от нее, освободиться от нее с пользой. Она имеет определенное место и определенный характер на твоем острове, - определенный фасад, который видно издалека.
 Поэтому каждый раз, когда предоставляется случай, жалость к самому себе становится активной. У нее есть история.

Если ты сменишь фасад жалости к самому себе, то ты уберешь и ее выдающееся положение.

Я попросил его объяснить значение этих метафор, особенно идею смены фасадов. Я понял это как возможность играть несколько ролей одновременно.

- Фасады изменяешь, изменяя использование элементов острова, - сказал он.

Возьмем опять жалость к себе.

Она была полезной для тебя, потому что ты чувствовал свою важность, и считал, что ты заслуживаешь лучших условий, лучшего обращения.

Она, может быть, еще и потому имела значение, что ты не хотел принимать ответственности за поступки, которые побуждали тебя жалеть самого себя, или потому, что ты не был способен принять идею своей нависшей смерти как свидетеля твоих поступков и советчика.

Стирание личной истории и три сопутствующие ей техники являются средствами магов для изменения фасадов элементов острова.

Например, стиранием личной истории ты отрицал использование жалости к самому себе.

Для того чтобы жалость к себе сработала, тебе необходимо быть важным, безответственным и бессмертным.
Когда эти чувства каким-либо образом изменены, ты уже не можешь жалеть самого себя.

То же справедливо и в отношении всех других элементов, которые ты изменил на своем острове.

 Без использования этих четырех техник ты бы никогда не добился успеха в перемене их. Смена фасадов означает только то, что ты отводишь второстепенное место первоначально важным элементам.

 Твоя жалость к себе все еще предмет на твоем острове.

 Она будет там, на заднем плане, точно так же, как идеи нависшей смерти, или смиренности, или твоей ответственности за свои поступки уже находились там раньше без всякого использования.

[Айвенго]

Учитель использует стоящего противника для того, чтобы заставить ученика сделать выбор в своей жизни.
Ученик должен выбрать между миром воина и своим обычным миром.

Но никакое решение невозможно до тех пор, пока ученик не поймет свой выбор.

Поэтому учитель должен быть потрясающе терпеливым и уверенной рукой, с позиции понимания вести своего ученика к такому выбору.
А превыше всего он должен быть уверен, что его ученик выберет мир и
жизнь воина.

Я добился этого, попросив тебя помочь мне победить Ла Каталину.

Я сказал тебе, что она собирается меня убить, и что мне нужна твоя помощь, чтобы освободиться от нее. Я честно предупредил тебя относительно твоего последнего выбора и дал тебе массу времени, чтобы решить, принимать его или нет.

Я ясно помню, что дон Хуан отпустил меня в тот день. Он сказал мне, что если я не захочу ему помочь, то свободен уехать и никогда не возвращаться назад.

В тот момент я знал, что свободен выбрать свой собственный путь и не имею по отношению к нему никаких обязательств.

Я покинул его дом и уехал со смесью печали и радости.
 Мне было жаль, что я покидаю дона Хуана, и все же я был счастлив, что разделался со всей этой деятельностью, которая приводила меня в такое расстройство.

Я подумал о Лос-Анжелесе, о своих друзьях, обо всем том порядке обычной жизни, который ожидал меня. О той маленькой повседневности, которая всегда давала мне так много приятного.
На некоторое время я ощутил эйфорию.

Сверхъестественные тайны дона Хуана и его жизни были позади, и я был
свободен.

Однако мое счастливое настроение длилось недолго.
Желание покинуть мир дона Хуана оказалось нестойким.
Моя рутина потеряла свою прелесть.

Я попытался подумать о чем-нибудь, что мне хотелось бы делать в Лос-Анжелесе, но там не было ничего.

Дон Хуан однажды говорил мне, что я боюсь людей, и научился защищаться тем,
что ничего не желаю.
Он сказал, что ничего не желать - прекраснейшее достижение воина.

Но я по своей глупости расширил это чувство нежелания и заставил его перейти в противоположное - что мне нравится все. Поэтому моя жизнь стала пустой и нудной.

Он был прав.

И пока я катил на север по шоссе, весь груз моего безумия, совершенно неожиданного, в конце концов, свалился на меня.

Передо мной открылся масштаб моего выбора.

Я в действительности променял волшебный мир непрерывного обновления на свою тихую и нудную жизнь в Лос-Анжелесе.
Я начал вспоминать свои пустые дни.

Особенно ясно вспомнилось мне одно воскресенье.

Весь день тогда я чувствовал беспокойство от того, что мне нечем заняться. Никто из моих друзей не пришел ко мне в гости, никто не пригласил меня на вечеринку. Тех людей, к которым мне хотелось пойти, не оказалось дома, и, что совсем уж плохо, я успел пересмотреть все фильмы, которые шли в городе.
К концу дня, в полном отчаянии, я еще раз взялся за список кинофильмов и нашел один, который раньше совсем меня не интересовал.
Он шел в городишке, находившемся в тридцати пяти милях отсюда. Я поехал туда. Фильм мне совершенно не понравился, но даже это было лучше, чем полное ничего неделание.

Под давлением мира дона Хуана я изменился.

С тех пор, как я встретился с ним, у меня не было времени скучать.
 Одного этого было для меня достаточно.

 Дон Хуан прав был в своей уверенности. Он знал, какой выбор я сделаю.

 Я развернулся, и поехал назад к его дому.

- Что случилось бы, если бы я выбрал ехать назад в Лос-Анжелес?
- Это было невозможно, - сказал он.
- Такого выбора для тебя не существовало. Все, что тогда от тебя требовалось, - это позволить своему тоналю осознать, что он решил вступить в мир магов.

Тональ не знал, что решение находится в царстве нагваля.

Принимая решение, мы только признаем, что нечто вне нашего понимания
установило рамки нашего так называемого решения, и мы просто идем туда.

В жизни воина есть только одна вещь, один-единственный вопрос, который действительно не решен:
 насколько далеко можно пройти по тропе знания и силы.

Этот вопрос остается открытым, и никто не может предсказать его исход.

Я однажды говорил тебе, что свобода воина состоит в том, чтобы или действовать неуязвимо(безупречңо), или действовать как ничтожество.

А поскольку неуязвимость(безупречность) - единственное, что дает свободу, то именно она является мерой духа воина.

[Айвенго]

– Но как бы там ни было, воин приходит в мир для того, чтобы учиться и в результате тренировки стать отрешенным наблюдателем, постичь тайну нашего бытия и насладиться торжеством знания нашей истинной природы.

В этом – высшая цель новых видящих.

И не каждому из воинов дано её достичь.

 Мы считаем, что нагваль Хулиан до неё не добрался. Он попал в ловушку.
 И ла Каталина – тоже.

 Затем дон Хуан сказал что несравненным нагвалем способен стать лишь тот, кто любит свободу и обладает величайшей отрешённостью.

 Путь воина являет собою противоположность образу жизни современного человека, и в этом – главная опасность этого пути.

 Современный человек покинул пределы неизвестного и таинственного, утвердившись в функциональном. Повернувшись спиной к миру предчувствия и торжества достижения, он с головой погрузился в мир тоскливой повседневности.

– И шанс вернуться в мир тайны, – продолжал дон Хуан, – иногда становится слишком тяжёлым испытанием для воина. И воин не выдерживает.

Я бы сказал так: он попадает в ловушку захватывающих приключений в неизвестном. И забывает о поиске свободы, забывает о том, что должен быть отрешённым наблюдателем.

Воин тонет в неизвестном. Воин становится жертвой любви к неизвестному.

– Чтобы стать отрешённым наблюдателем, необходимо прежде всего понять вот что: каким бы ни был наблюдаемый нами мир и чем бы мы сами в нём не являлись, всё это – лишь результат фиксации в определённом месте сдвинутой туда точки сборки.

– Новые видящие говорят: когда нас учат разговаривать с самими собой, нас учат становиться скучными, чтобы зафиксировать точки сборки в каком-то одном месте.

Потом дон Хуан объяснил:

– Позиция точки сборки на человеческом коконе сохраняется за счёт внутреннего диалога. Поэтому позиция эта в лучшем случае – не слишком прочная.

 Теперь понятно, почему многие мужчины и женщины так легко сходят с ума, в особенности те, чей внутренний диалог постоянно вертится вокруг одних и тех же вещей, в результате чего он тосклив и не обладает глубиной.

– Новые видящие говорят, что наибольшей гибкостью и устойчивостью обладают те человеческие существа, чей внутренний диалог более текуч и разнообразен.

– Позиция точки сборки воина неизмеримо более прочна, поскольку, начав сдвигаться в коконе, точка сборки создаёт в светимости углубление, в котором с этого момента и пребывает.

– Именно по этой причине нельзя сказать, что воин теряет рассудок. Если он что-то и теряет, то только своё углубление.

[Айвенго]

Сейчас я кое-что расскажу тебе, чтобы ты уяснил, почему и для чего находишься здесь.

Заметь, ты все время приезжаешь ко мне.

Что бы ни случилось, как бы я тебя в очередной раз ни обидел, ты возвращаешься.

Причина предельно проста.

При каждой нашей встрече твое тело учится определенным вещам.
Даже вопреки твоему желанию. Так было с самого начала.

И теперь твое тело постоянно нуждается в освоении новых и новых знаний, и каждый раз требует возвращения ко мне.

Скажем так: твое тело знает, что его смерть неизбежна, хотя ты об этом никогда не задумываешься.
И я рассказал твоему телу, что моя смерть так же неизбежна, и что прежде чем я умру, я хотел бы показать ему кое-что такое, чего сам ты дать ему не можешь.

Ну, например, твоему телу нужен испуг. Ему нравится пугаться.
Твоему телу нужна тьма, и ему нужен ветер.
Теперь оно узнало походку силы и ждет не дождется случая, как следует испытать этот способ передвижения.
То есть твое тело возвращается меня навестить, потому что я - его друг.

Дон Хуан молчал довольно долго, словно собираясь с мыслями.

- Я говорил тебе; секрет сильного тела не в том, что ты делаешь, а в том, чего не делаешь, - проговорил он, наконец.

- И теперь пришло время не делать то, что ты привык делать всегда.
Так что до нашего ухода сиди здесь и не-делай.

- Я не понимаю, дон Хуан.
Он забрал у меня блокнот, аккуратно закрыл его и перетянул резинкой, а потом запустил его, как диск, куда-то в колючки. Блокнот скрылся в кустах.

Я был в шоке, и начал было возмущаться, но он закрыл мне рот ладонью.

Потом указал на большой густой куст и велел сосредоточиться на нем. Но не на самих листьях, а на их тенях.
Он сказал, что бег во тьме не обязательно должен быть действием гонимого страхом человека.
Это может быть самая естественная реакция ликующего тела, которому ведомо искусство "неделания".

Снова и снова дон Хуан шептал мне в правое ухо:
- Не-делать то, что ты хорошо умеешь делать, - ключ к силе.
Ты знаешь, как делать то, что умеешь делать.
И это нужно не-делать.

В случае созерцания дерева я знал, что смотреть нужно на листья, и, естественно, немедленно фокусировал на них взгляд.

При этом тени и промежутки между листвой никогда меня не интересовали.
Последнее, что сказал дон Хуан, была инструкция начать созерцать тени от листьев на одной ветке и постепенно перейти к такого рода созерцанию всего дерева, не давая глазам возвратиться в привычный для них режим созерцания листьев.

Первый сознательный шаг в накоплении личной силы - позволить телу "не-делать".

Наверное, причиной тому явилась моя усталость или нервное перевозбуждение, но я настолько погрузился в созерцание теней, что к тому моменту, когда дон Хуан поднялся на ноги, я мог формировать тени в зрительно воспринимаемые массивы настолько же свободно, насколько обычно в массивы формируется листва.
 Эффект был поразительный.

Я сказал дон Хуану, что хочу посидеть так еще.

Он засмеялся и похлопал по моей шляпе:
- Я же говорил. Тело любит такие штучки.

Потом он велел мне позволить накопленной за время созерцания силе вывести меня к блокноту, и легонько подтолкнул меня к чапаралю.
Некоторое время я шел бездумно и бесцельно, а потом обнаружил, что стою перед блокнотом.
Я решил, что подсознательно запомнил направление, в котором дон Хуан его метнул.

Но дон Хуан объяснил случившееся иначе.

Он сказал, что я вышел прямо на блокнот потому, что мое тело в течение нескольких часов пребывало погруженным в "неделание".

[Айвенго]

- Постоянной задачей учителя является делать все, чтобы разум чувствовал себя в безопасности, - сказал он.

- Я трюком подвел твой разум к вере в то, что тональ объясним и предсказуем.

Мы с Хенаро очень потрудились, и у тебя создалось впечатление, что только нагваль находится за границами объяснения.

Доказательством успеха наших маневров служит твоя уверенность в
существовании какого-то центра, который ты можешь назвать своим собственным, своим разумом.

И это несмотря на все, что ты уже прошел. Это мираж.

Твой драгоценный разум является только центром сборки, зеркалом, которое отражает нечто, находящееся вне его.

Прошлой ночью ты был свидетелем не только неописуемого нагваля, но и неописуемого тоналя.

В последнем кусочке объяснения магов говорится, что разум только отражает внешний порядок, ничего не зная об этом порядке, и он не может объяснить его точно так же, как не может объяснить нагваль.

Разум может только свидетельствовать эффекты тоналя, но никогда не сможет понять его или разобраться в нем.

Уже то, что мы думаем и говорим, указывает на какой-то порядок, которому мы следуем, даже не зная, ни как мы это делаем, ни того, чем является этот порядок.

Тут я привел концепцию исследований западного человека о работе мозга и о возможности объяснения природы этого порядка.
 Он заметил, что все эти исследования сводятся лишь к признанию, что что-то происходит.

- Маги делают то же самое своей волей, - сказал он.
- Они говорят, что через волю они могут быть свидетелями эффектов нагваля.

Я добавлю только, что через разум, вне зависимости от того, что мы делаем и как мы это делаем, мы просто свидетельствуем эффекты тоналя.

В обоих случаях нет никакой надежды понять или объяснить, чему именно мы являемся свидетелями.

Прошлой ночью ты в первый раз взлетел на крыльях своего восприятия.
 Пока ты еще очень боязлив и отважился только на полосу человеческого восприятия.
 Маг использует эти крылья, чтобы коснуться и иных ощущений.

 Например, вороны, койота, сверчка, или порядка других миров в этом бесконечном пространстве.

- Ты имеешь в виду другие планеты, дон Хуан?
- Конечно.

Крылья восприятия могут унести нас в отдаленнейшие пространства нагваля или невообразимые миры тоналя.

- И что, маг может, например, отправиться на Луну?
- Конечно, может, - ответил он. - Но он не сможет принести оттуда мешок камней.

Мы посмеялись и пошутили об этом, но его заявление было сделано совершенно серьезно.

- Мы прибыли к окончанию объяснения магов, - сказал он.
- Прошлой ночью мы с Хенаро показали тебе две последние точки, образующие целостность человека, - нагваль и тональ.

Однажды я говорил тебе, что эти две точки находятся вне нас, и в то же время это не так.
Это парадокс светящегося существа.

Тональ каждого из нас является просто отражением неописуемого неизвестного, наполненного порядком,
а нагваль каждого из нас является только отражением неописуемой пустоты, которая содержит все.

Теперь ты должен сидеть на месте предрасположения Хенаро до сумерек. К тому времени ты камня на камне не оставишь от объяснения магов.

Теперь у тебя нет ничего, кроме силы жизни, которая связывает пучок ощущений.

[Айвенго]

Нагваль снова и снова говорил тебе, что свобода для воина - это быть
безупречным.

Она рассказала мне, что Нагваль требовал от них понимания того, что безупречность является не только свободой, но и единственным способом вспугнуть человеческую форму.

Я описал ей, каким способом Нагваль заставил меня понять, что имеется в виду под безупречностью.

Мы шли с ним однажды через очень крутое ущелье, как вдруг громадная каменная глыба отделилась от стены, покатилась вниз и с невероятным грохотом упала на дно каньона в двадцати-тридцати ярдах от места, где мы стояли. Падение этой глыбы было впечатляющим событием.

Тут же дон Хуан увидел возможность извлечь драматический урок.

Он сказал, что сила, которая правит нашими судьбами, находится вне нас и не обращает внимания на наши действия или волеизъявления.

 Иногда эта сила заставляет нас на нашем пути наклониться, чтобы завязать шнурки на ботинках, как это только что сделал я.
И, заставив нас остановиться, эта сила заставляет нас добраться до точно определенного момента. Если бы мы продолжали идти, этот огромный валун явно раздавил бы нас насмерть.

Однако в некоторый день, в другом ущелье, та же самая руководящая сила вновь заставит нас наклониться и завязать шнурки, в то время как другая глыба сорвется в точности над тем местом, где мы будем стоять.
Заставив нас остановиться, эта сила заставит нас упустить точно определенный момент. На этот раз, если бы мы продолжали идти, то спаслись бы.

Дон Хуан сказал, что поскольку у меня полностью отсутствует контроль над силами, которые решают мою судьбу, моя единственная свобода в этом ущелье состоит в безупречном завязывании своих ботинок.

[Корнак]

"хватит бояться"
Айвенго, я не до конца понял - ты себя, или своих читателей пытаешься успокоить?

[Айвенго]

хватит бояться, это призыв к действию

[Айвенго]

<a href="https://youtube.com/v/A-rEb0KuopI" target="_blank">https://youtube.com/v/A-rEb0KuopI</a>

In The Fall

[Айвенго]

- Тебе пора начать один из самых больших магических проектов, - сказал дон Хуан.

- О каком магическом проекте ты говоришь, дон Хуан? - спросил я.
- Он называется перепросмотром, - древние маги называли его пересказыванием событий своей жизни, и для них это началось как простая техника, вспомогательное средство для вспоминания того, что они делали и говорили своим ученикам.
Для их учеников эта техника имела ту же ценность: она позволяла им вспоминать, что их учителя сказали и сделали.

Потребовались ужасные социальные потрясения, например, несколько раз быть завоеванными и побежденными, прежде чем маги древности поняли, что их техника имеет куда более далеко идущие последствия.

- Дон Хуан, ты говоришь о завоевании испанцами? - спросил я.
- Нет, - сказал он. - Это было только завершающей нотой.

Были и другие потрясения до этого, более разрушительные.

Когда испанцы сюда добрались, магов древности уже не было.
Их ученики, пережившие другие потрясения, были к тому времени очень осмотрительными. Они знали, как о себе позаботиться.

Именно это новое поколение магов переименовало технику магов древности и назвало ее перепросмотром.

- Время необыкновенно дорого стоит, - продолжал он.

 - Вообще для магов время материально.

Для меня вызов в том, что за очень сжатое время я должен впихнуть в тебя все, что известно о магии как абстрактном занятии, но, чтобы это сделать, мне нужно построить в тебе необходимое для этого пространство.

- Какое пространство? О чем ты говоришь, дон Хуан?
- Маги исходят из того, что, для того чтобы внести что-то, должно быть пространство, куда это вносить, - сказал он.

- Если ты наполнен до краев предметами повседневной жизни, то нет места ни для чего нового. Это пространство нужно построить.

Ты понимаешь, что я имею в виду?

Маги древности считали, что перепросмотр своей жизни создает это пространство. Он действительно делает это и, конечно, еще очень многое.

- Сила перепросмотра, - сказал дон Хуан, - в том, что он расшевеливает весь мусор жизни человека и выносит его на поверхность.

[Айвенго]

Он объяснил, что маги древней Мексики увидели, что вся Вселенная состоит из энергетических полей в форме светящихся нитей.

В какую бы сторону они ни смотрели, они видели мириады этих нитей.

Они также увидели, что эти энергетические поля структурируются в потоки светящихся волокон;
потоки, которые являются постоянными, вечными силами Вселенной, и что эти маги назвали поток или струю нитей, относящуюся к перепросмотру, темным морем осознания, или Орлом.

Он сказал, что еще эти маги выяснили, что каждое живое существо во Вселенной прикреплено к темному морю осознания круглым световым пятном, которое было заметно, когда эти существа воспринимались как энергия.



Дон Хуан сказал, что в этом световом пятне, которое маги древней Мексики назвали точкой сборки, собирается восприятие с помощью загадочного аспекта темного моря осознания.

Дон Хуан заявил, что в точке сборки человека сходятся и проходят через нее мириады энергетических полей со всей Вселенной в форме светящихся нитей.

Эти энергетические поля преобразуются в сенсорные данные, а сенсорные данные затем интерпретируются и воспринимаются как известный нам мир.

Кроме того, дон Хуан объяснил, что именно темное море осознания превращает светящиеся нити в воспринимаемую информацию.

Маги видят это превращение и называют его свечением осознания - это сияние, которое распространяется как гало вокруг точки сборки.

Тут он предупредил меня, что сейчас скажет то, что, по мнению магов, важнее всего для понимания масштабов перепросмотра.

Необычным образом подчеркивая свои слова, он сказал, что то, что мы называем чувствами организмов, - не что иное, как разные степени осознания.

Он настоял на том, что если мы согласны, что наши чувства - это темное море осознания, то нам нужно признать, что интерпретация, которую чувства создают из сенсорных данных, - тоже темное море осознания.

Он подробно объяснил, что то, как мы встречаемся с окружающим миром, - результат человеческой системы интерпретаций, которой оснащен каждый человек.

Он также сказал, что каждому живому организму нужно иметь систему интерпретаций, которая позволяет ему функционировать в окружающей обстановке.

- Маги, которые появились после апокалипсических потрясений, о которых я тебе рассказал, - продолжал он, - увидели, что в момент смерти темное море осознания, так сказать, всасывает через точку сборки осознание живых существ.

Они также увидели, что темное море осознания на мгновение, так сказать, колеблется, когда встречается с магами, которые выполнили пересказ своей жизни.

Не зная об этом, некоторые сделали это настолько тщательно, что море осознания взяло их осознание в форме их жизненных переживаний, но не коснулось их жизненной силы.

Маги обнаружили колоссальную истину о силах Вселенной:

 темному морю осознания нужны только наши жизненные переживания, а не наша жизненная сила.

[Айвенго]

- Маги считают, - продолжал дон Хуан, - что по мере того, как мы перепросматриваем свою жизнь, весь мусор, как я уже говорил, выходит на поверхность.

Мы осознаем свои противоречия, свои повторения, но что-то в нас оказывает огромное сопротивление перепросмотру.

Маги говорят, что дорога свободна только после колоссального потрясения; после появления на экране воспоминания о событии, которое сотрясает наши основы с ужасающей отчетливостью деталей.

Это событие поистине тащит нас к тому самому моменту, когда мы его пережили.

Маги называют это событие проводником, потому что после него каждое событие, к которому мы прикасаемся, переживается заново, а не просто вспоминается.

- Ходьба всегда погружает в воспоминания, - продолжал дон Хуан.

 - Маги древней Мексики считали, что мы храним все, что пережили, в виде ощущений с задней стороны ног.
 Они считали задние стороны ног складом личной истории человека.
 Так что давай сейчас пройдемся по холмам.

Мы ходили, пока не стало почти темно.

- Я думаю, что достаточно долго заставлял тебя ходить, - сказал дон Хуан, когда мы вернулись в дом, - чтобы ты был готов начать этот маневр магов по обнаружению проводника: события в твоей жизни, которое ты вспомнишь с такой отчетливостью, что оно послужит прожектором для освещения всего остального в твоем перепросмотре с такой же или сравнимой отчетливостью.

Сделай то, что маги называют перепросмотром частей головоломки. Что-то приведет тебя к воспоминанию события, которое послужит тебе проводником.

Он оставил меня одного, дав одно последнее предупреждение.
- Попади точно в цель, - сказал он. - Сделай все, что в твоих силах.

Какое-то мгновение я был очень спокоен - наверное, из-за тишины вокруг меня. Затем я испытал вибрацию, нечто вроде толчка в груди.

 Мне было трудно дышать, но вдруг в моей груди раскрылось что-то, позволившее мне глубоко вдохнуть, и вся панорама забытого события из моего детства ворвалась в мою память, как будто ее держали взаперти и вдруг освободили.