Украина и Россия. Вымыслы и реалии.

[violet drum]

Ще не вмерла Мумба-Юмба
16 мая, 15:08

Международный Валютный Фонд вновь озаботился финансовым здоровьем бывшей «украины». Озабоченность его выразилась а том, что данному покойному государству были озвучена условия, на которых упомянутая организация международных альтруистов готова сделать незалежной очередную финансовую инъекцию. Самостiйную срочно надо спасать – у неё ломка. Ну, что касается выдвижения условий и требований, то здесь МВФ нет равных – его креативность не знает границ. Вот и сейчас он блеснул тоже: основным условием предоставления кредита бывшей «украине» является «реструктуризация долга другим кредиторам». Иными словами, МВФ, что называется, «на голубом глазу» предлагает всех кредиторов, попросту, кинуть. Вот так просто и незатейливо.

Только кредиторы эти ведут себя, как форменные «клятые москали» - кидаться они не хотят и в том упорствуют. Да и было бы чему удивляться: в числе этих кредиторов, к примеру, транснациональный фонд «Франклин Темплтон Инвестмент» - организация, которая не привыкла списывать долги странам. Она привыкла их потрошить и выбрасывать, на что и в данном случае явно настроилась. И она не одна там такая. Реструктуризировать что-либо в интересы этих кредиторов не входит точно так же, как у грифов-падальщиков, сидящих перед свежей тушей антилопы гну, не возникает мысль стать вегетарианцами.

В связи с этим, картина метаний свiдомого правительства в Киеве, воистину, достойна кисти Сальвадора Дали. А то и Казимира Малевича. Вроде бы кредиторы все с благословенного Запада и хамить им не особо можно. Но, с другой стороны, это же сам МВФ повелел! И что прикажете делать? В итоге, украинствующий финансовый истеблишмент буквально разрывает на части. Причём, изнутри.

Дошло до того, что министр финансов бывшей «украины», г-жа Яресько даже попыталась пообщаться с кредиторами в том же стиле, в каком бандеровская хунта в Киеве пытается общаться с Москвой – угрожать. Недавно она высказалась в том смысле, что вы лучше реструктуризируйте, а то хуже будет. Даже не смотря на то, что г-жа Яресько является стопроцентной американкой, родилась в богоспасаемом штате Иллинойс и даже зовут её «Наталья Энн», но повела себя она как типичный представитель «западэньского» политического мейнстрима. Кто его знает, может в Киеве воздух такой и она его надышалась? Очень похоже на то.

Вот только толку от этого случилось ещё меньше, чем от хамства в адрес Москвы. А просто для Москвы, при всех нынешних «жизненных подробностях», украинцы имеют хоть какое-то фундаментальное отличие от мух. Но вот только для банды международных мародёров… то есть, пардон, комитета международных кредиторов, которому они задолжали, такого фундаментального отличия не существует.
 И жужжание г-жи Яресько они восприняли именно как акустическую вибрацию, издаваемую насекомым. Когда после этого г-жа Яресько попыталась связаться с одним из их высокопоставленных представителей, то его секретарша сообщила ей, что босс «вне зоны действия сети». Это даже не пощёчина. Это степень пренебрежения, которая даже не имеет обозначения в русском языке, не говоря уже о т.н. «украинском». Из всех языков мира подобное слово, пожалуй, есть только в японском. Есть там слово «макусатсу» - убить молчаливым презрением. To kill by silent contempt. Вот именно это с г-жой Яресько и проделали. И ей остаётся только радоваться, что они не потянулись за мухобойкой.

Казалось бы, выход очевиден: просто послать МВФ ко всем чертям и поискать других финансовых наркодилеров… то есть, пардон, другие источники займа. Тем более что уровень «благотворности» финансовых программ МВФ для экономик мира уже давно не является секретом. К примеру, министр финансов Греции совсем недавно выступил с очень подробным докладом о том, чего стоило его стране общение с этой восхитительной организацией. Но здесь на свет всплывает проблема, которая для украинствующией элиты является одной из основных. Как, впрочем, и для всех постсоветских элит в целом. Великая проблема. Стержневая. Фундаментальная. Сакральная. Та, что явилась, на самом деле, одной из главных причин начала войны на Донбассе.

Дело в том, что послать МВФ они просто не могут. И не потому, что над ними стоит надсмотрщик с топором. Он, может, и есть, но не в нём дело. Совсем не в нём. Они не могут этого сделать потому, что Запад для них – нечто метафизическое. Благодатное. В Католической Церкви есть догмат о непогрешимости Папы. А у постсоветских элит (да и не только у элит) есть ещё более жёсткий догмат о непогрешимости Запада. И вопрос их общения с МВФ не экономический, и даже не политический. Он религиозный. Причём, эта форма религиозности не квазихристианская. Она абсолютно примордиальная. Дологическая. Докультурная. Отсылающая к трайбалистическому мышлению первобытных людей. На актуальном культурном уровне такой стиль мышления сейчас, возможно, сохранился только в Африке и на некоторых далёких от цивилизации островах мирового океана.
И это ещё одна черта человеческой катастрофы на бывшей «украине»: произошла резкая, одномоментная деградация человека, как такового. Из 21 века человек там рухнул в век каменный. Не по уровню жизни. По уровню мышления. Хотя, и уровень жизни, похоже, на подходе.

Если исходить из этого, то всё мгновенно становится на свои места. Запад и всё, что с ним связано, является для них «белым» по умолчанию. Что бы ни происходило. Что бы этот самый Запад ни творил, в том числе и с ними самими. Ведь примордиальные культы воспринимают жестокость условно положительного начала, как нечто обыденное. А в них просто нет понятия о «добре» и «зле». Как такового. В принципе. Это абсолютно невменяемая, вывернутая на изнанку, уродливая система координат.

 И МВФ в ней – не финансовая организация. МВФ – коллективный верховный шаман, к которому нельзя проявлять ничего, кроме абсолютного рабского подчинения. Споры с ним – табу. И то, что сейчас пытается сотворить с бывшей «Украиной» оный верховный шаман – это жестокое ритуальное изнасилование, которое она сама почитает за великое счастье. Она его жаждет. Жаждет почти экстатически. Она с искренним духовным порывом стремится к тому, чтобы это изнасилование совершилось. Потому, что для неё оно – форма благодати. Для неё оно – метафизика. Похожие варварские обряды есть в некоторых африканских племенах. Что тут скажешь? Достаточно просто увидеть массовые камлания на майдане, чтобы понять: это не «цэ Европа» - это «цэ Африка». И актуально это утверждение отнюдь не только для рядовых свiдомых дикарей, но и для их вождей со жрецами.

И начатая ими война против Донбасса – не просто война. Все, кто участвовал в региональных конфликтах на постсоветском пространстве, отмечают, что по жестокости и уровню ненависти она не имеет аналогов. А просто цели у неё не экономические и не политические. Более всего АТО напоминает войны, бушевавшие в империи майя в период её гибели. Войны, которые приводили в ужас археологов. Войны, где единственной целью была добыча живых людей для массовых кровавых жертвоприношений разгневанным майянским богам, наславшим чуму и мор, забравшим урожаи и выпившим воду из дождевых облаков. Войны, где мерилом успеха был захват как можно большего количества пленных лишь для того, чтобы вырвать им сердца на вершинах ступенчатых пирамид.

Такова теперешняя «украина». И не надо делать вид, что это не так.

Можно сказать, что нынешняя ситуация с требованиями МВФ и упорством кредиторов для бывшей «украины» куда более трагична, чем кажется. Для неё это не экономический спор. Для неё это конфликт между богами. Что поделаешь. Можно было бы ей посочувствовать, но я не буду. В конце концов, из, пусть и глубоко неполноценного, но европейского государства, она превратилась в «племя мумба-юмба» ПО СОБСТВЕННОЙ ВОЛЕ. Ей некого винить. И ей не за что сочувствовать. Тем более после того, что это племя дикарей сделало с Донбассом. Достаточно быть знакомым с любой мифологией, чтоб понять: в таких «конфликтах богов» крайними всегда оказываются их рабы. Они же и гибнут в итоге. А «боги» потом как-нибудь договорятся. Они ведь друг для друга люди, а не насекомые.

Павел Раста (позывной «Шекспир»)

[violet drum]

Майдаун

Есть одна штука (возможно, единственная), в которой майданутые не врут. На евромайдане действительно зародилась новая нация. Но не нация украинцев, а нация майданутых.

Хотите доказательств? Их есть у меня!

Какими чертами, согласно коллективным представлениям и литературным типажам, обладают традиционные украинцы? Это добрые, можно даже сказать ласковые люди, очень трудолюбивые и гостеприимные. Хозяйственность при этом зачастую уживается с показным презрением к вещизму (у Пантелеймона Кулиша в «Чёрной раде» есть эпизод о том, как запорожец в дорогих одеждах сидит на пыльной дороге, не щадя вещей, и это не единичный образ).

А какими чертами обладают майданутые? Агрессивность на первом месте, преклонение перед «богатыми», зависть, потребительство и мещанство. И тотальное нежелание работать, честно трудиться.

Вот мы с несколькими коллегами, для контраста, десять лет занимались общественной деятельностью. И всегда у нас была работа или бизнес, с которого мы жили, и отдельно общественная деятельность. Более того, мы деньги из бизнеса вкладывали в общественную деятельность, безвозмездно (просто, чтобы не зависеть от возможных спонсоров).

Ряды майдаунов же во многом формировались из профессиональных грантоедов, а пополнялись различными попрошайками. Да и сама идея еврохалявы никогда не была привлекательной для тех, кто привык зарабатывать самостоятельно.

Умные люди прекрасно понимали, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и не верили в привлекательность евроморковки.

Вот вам и практически готовый портрет среднестатистического майданутого: глупый, мракобесный, жадный, ленивый, подлый. А поскольку они жили на майдане на подачки спонсоров, то ещё и заискивающий перед теми, кто богаче (и втайне завидующий им и ненавидящий их).

Ещё доказательств? Их есть у меня!

В 2004 году я был координатором охраны порядка при проведении митингов. СПУ (Социалистическая Партия Украины) сказала «Надо!», Роджерс ответил «Есть!».

Предприниматели и просто граждане активно привозили для поддержки палаточного городка одежду, еду, карты пополнения счетов мобильного, телефоны и всякие прочие вещи. При этом мои бойцы всегда питались за свои деньги, а штабисты Ющенко жрали гуманитарку за обе щеки (хотя она официально собиралась для Киева).

Мне, как координатору охраны, приходилось много звонить каждый день – свыше 50 человек организовать не так уж и просто. Причём на разных операторов, деньги на счету уходили очень быстро. У штаба ющенковцев были сотни карт пополнения, которые им приносили люди. И ни разу они даже не подумали раздать хоть по одной охране – они их ПРОДАВАЛИ налево.


Впрочем, как и мобильные телефоны, одежду и всё остальное. Я как-то поймал одного «пориста» на горячем, побил его слегка за кражу, а потом увидел, что они ВСЕ так делают. Причём не считая это чем-то зазорным и не таясь (ржачно было слушать все эти пафосные заявления о борьбе с коррупцией на публике, глядя изнутри, как они непрерывно крысятничают). Более того, один из них мне пытался продать украденный из гуманитарки телефон. То есть даже не стыдился того, что я видел, как он его украл, и считал меня таким лохом, который готов за краденое платить. И это были особи, которые потом составили костяк нации евромайданутых.

Через несколько лет, во время «Майдана предпринимателей» (где я тоже был координатором охраны, пока не простудился под дождём), также собирали деньги для палаточного городка и оплаты аренды сцены. Потом руководство КУПРа (коалиции участников помаранчевой революции) закрывалось «посчитать» деньги, в результате чего от толстенных пачек оставались только бледные воспоминания.

Вам ещё мало? Хорошо, самая наглядная картинка, приберегал на десерт – «накраску»! Все эти сотни «патриотов», красящие заборы, мусорки и стены в цвета опозоренного кровью невинных флага. Никто из них не покупает краску «на свои». Никто из них не идёт днём на работу, чтобы заработать на семью и на краску, а вечером (или в выходной) идти и красить. Все они попрошайничают с нищенскими табличками на огрызках картона «На краску». За их «патриотизм» должен платить кто-то другой, кто-то, кто работает, кто-то, кто обладает «ватническим» менталитетом.

И это украинцы? Нет, это не украинцы. Я вам покажу портрет настоящего украинца! Мой первый шеф на госслужбе (отдел технического обеспечения статистики), будучи формально начальником, целый день пахал, паял, сколачивал стеллажи, носил мебель, сверлил дырки в стенах для проводов и так далее, не гнушался никакой самой пыльной работы. Хотя у него было четыре молодых пацана в подчинении, которых можно было припахивать вместо себя. А когда возвращался домой, то ещё несколько часов там возился по хозяйству. И сад у него был, и баня, и беседка для летних чаепитий, и гараж с машиной и куча всего другого. Хозяйственный, «домовитый». Вот это украинец!

А скачущие дебилы, которые хотят европейские зарплаты, но не хотят работать, радующиеся тому, что скоро дефолт – это не украинцы. Это отдельная «нация», паразитическая – майданутые.

Александр Роджерс

[violet drum]

Павел Раста: Народ уже всё решил
19 мая, 17:23

На днях в Сальске (Ростовская область) состоялись соревнования по рукопашному бою. Участвовала в них в том числе и Донецкая Народная Республика. Именно она, а не "украина" или "Донецкая область". Именно так решили организаторы мероприятия. Именно такое решение поддержали русские люди Сальска.

И этот случай - далеко не единственный, когда Республика признаётся по факту. Признаётся народом. Разумеется, Ростовская область (а так же Белгородская область и Краснодарский край) в этом смысле лидирует. Как приграничная территория, наиболее открыто сочувствующая национально-освободительной войне народа Донбасса, через которую идёт основной поток добровольцев и из которой эти добровольцы активно едут, по причине наличия здесь родных и близких. К примеру, на всех Ростовских вокзалах уже давно в расписаниях рейсов стоят отметки "ДНР" и "ЛНР". Мелочь, конечно, но таких мелочей там прорва. Однако, приграничными регионами этот процесс не ограничивается. Он во всю идёт в столицах и в русской провинции. Он начался уже даже в кавказских регионах.

Да, позиция федерального правительства в Москве до сих пор довольно выжидательна. Да, на официальном уровне Народные Республики признают ещё не скоро (будем реалистами). Но признание снизу идёт полным ходом. Решения не принял МИД, но решение принял народ. И с этим считаются. Оказывают помощь, поддерживают политически. Не так обширно, как хотелось бы, но поддерживают. Кстати, в связи с этим все разговоры о грядущем "сливе Новороссии" не представляются умными. И дело даже не в том, что сам народ Донбасса вряд ли захочет сливаться и возвращаться в состав бывшей "украины". Что очевидно, после всей пролитой крови и всей вылитой грязи. Дело в другом: такого "слива" не поймут внутри самой России. Не поймут настолько, что я искренне соболезную тому представителю власти, который дерзнёт совершить такую попытку. Взрыв народного гнева в России будет, в этом случае, просто запредельным. И в Москве это знают и понимают все. Так что слива не будет. Слив для них означает крах. Даже если бы они всерьёз его захотели, то быстро бы передумали.

Народ принял решение. И это звучит во всём: в разговорах на улицах, в отношении, в восприятии, в построении фраз. Даже в передачах официальных СМИ, соблюдающих определённый "политИк", это сквозит из всех щелей. Для русского народа Республики - реальность. Они - свершившийся факт. И большое личное счастье. Именно личное, потому, что совершившееся русский народ воспринял глубоко лично. Разумеется, 1-2% крыс и откровенных предателей в расчёт не идут. Они - мусор. Они - грязь под ногтями. Именно так их и воспринимают остальные 98-99% русского народа. И это справедливо, хоть и очень жёстко звучит.

Народ принял решение. А вместе с народом решение приняла история. Её ветер подул резко, неожиданно и расставил всё на свои места. И уже не важно, кто и какие фантазии питает о будущем Донбасса. НАРОД УЖЕ ВСЁ РЕШИЛ! И этого не изменить.

(с) Павел Раста (позывной «Шекспир»)

[violet drum]

ЗУБЧЕНКО Александр
ДНК нации: о великом Дне вышиванки

21.05.2015 - 17:12
ДНК нации: о великом Дне вышиванки | Русская весна

Сегодня, 21 мая, на Украине великий праздник, по своему значению уступающий разве что голодомору и дню Национальной гвардии. Это — День вышиванки.

Многие киевляне и гости столицы могли прямо с утра наблюдать прекрасных женщин бальзаковского возраста в национальных одеждах, с игривыми веночками на головах.

Вольготно прогуливающиеся по центральным улицам богатые таджики, одетые, несмотря на жару, в кожаные куртки от известных турецких брендов, одобрительно посвистывали.

Надо отметить, что вышиванка — это не просто важная деталь гардероба каждого патриотичного украинца. Как справедливо пишут особо продвинутые в данной теме особи, именно в вышиванке заключен генетический код нации. Что в очередной раз подтверждает исключительность украинских ученых, открывших геном человека и двойную спираль ДНК еще в те времена, когда отсталые русские валили дубинами гребаных мамонтов.

Особая концентрация вышиванок наблюдалась возле ресторанов крайне быстрого питания «Макдональдс» (их подогнали нам верные друзья из Америки) и в Верховной Раде.

Сессионный зал напоминал смешанный межполовой предбанник. Большинство самцов пришло в белых, свободно прикрывающих мотню белых рубашках с элементами вышивки. Их традиционно красные лица навевали мысль о парилке, бассейне, пивасе и веселых девочках. Девочки тоже были.

Ну как девочки… Их крепко потрепали суровые политические баталии, однако игривые рубашонки как бы намекали, что лучи достоинства еще могут озарить то, что озаряют в подобных случаях.

К сожалению, Виктория Сюмар на фоне этого национального разгула явно способствовала оскалу кремлевского империализма. С болью в сердце вынужден это констатировать.

Ее строгое коктейльное платьишко как бы кричало о потакании агрессии Путина. Вела себя Сюмар традиционно неадекватно. Она постоянно проникала в президиум Верховной Рады, поправляла там волосы, периодически наклоняясь к органам слуха то Парубия, то Гройсмана. Свою сестру по полу Сыроед из такой же фракции она подчеркнуто игнорила. Пребывая между Гройсманом и неправильным черепом Андрея Парубия, Сюмар зорко вглядывалась вдаль, выискивая прямую и явную угрозу, а также демонстрируя собравшимся свой «Айфон».

К счастью, черное пятно в лице Виктории Сюмар не испортило общую приподнятую атмосферу. В этот знаменательный день, когда все носят на себе генетический код нации, парламент, как всегда, принял ряд исторических решений. В частности, была дана четкая, однозначная и, главное, жесткая «видсичь» вторжению Кремля на Украину.

На второй год «бескомпромиссной войны» (выражение принадлежит Сюмар) с Российской Федерацией Рада без колебаний денонсировала целых пять соглашений с РФ в сфере военного сотрудничества.

Оказывается, пока «киборги» удерживали стратегически важный Донецкий аэропорт, «терминаторы» десятками сжигали новейшие российские «Арматы», а Национальная гвардия гнала бурятский спецназ и бронетанковые колонны алтайской полиции до Улан-Удэ, между Киевом и Москвой действовали исключительно предательские соглашения.

В частности, относительно украинско-российского развития систем военной связи, взаимного обмена разведывательной информацией, транзита по территории Украины российских военных формирований. Более того, действовал межгосударственный документ, который предусматривал защиту, сука, совершенно секретной информации. И это после того, как тот же Парубий в одиночку отразил вторжение Владимира Владимировича прямо из бункера?!

Чуть больше года понадобилось украинским патриотам, чтобы восстановить статус-кво и денонсировать позорные соглашения с северными исчадиями ада.

Символично и показательно, что сделали они это в вышиванках. Вне всякого сомнения, подобная консолидация в стенах парламента повергла в дрожь всех внутренних и внешних врагов нации.

Еще более прекрасный шаг сделали патриоты, приняв решение ограничить, сука, всех граждан Украины в гнилых конституционных правах. Теперь страна победившего евромайдана абсолютно не гарантирует соблюдение прав человека. Потому что идет бескомпромиссная война. В любой момент любого украинца могут изнасиловать, арестовать, избить или убить.

Виноват в этом Владимир Путин, который вторгся с агрессией.

Вот видите, как все просто. И не надо вводить никакое военное положение. Достаточно временно, то есть навсегда, приостановить действие абсолютной чепухи, которую почему-то называют «права и свободы человека». Главные права настоящего, я бы даже сказал, кондового патриота сводятся к свободе носить (надевать) вышиванку и быть призванным в зону АТО. Что еще нужно для абсолютного счастья?

Пока вышитые депутаты отражали агрессию РФ и денонсировали соглашения, под Радой бурлил традиционный митинг. На этот раз опять пришли участники кредитного и финансового майданов. Тоже в вышиванках, чтобы, не дай Бог, никто не заподозрил в них сепаратистов и агентов ФСБ.

Согласно древнему украинскому поверью, агент Федеральной службы безопасности просто физиологически не может надеть вышиванку. У него сразу начинает глючить генетический код.

Собравшиеся, не взирая на ограничение прав и свобод, пытались доказать, что нация их поимела с курсом доллара. К сожалению, их не разогнали по какому-то странному недоразумению. Видимо, МВД ждет окончательного принятия законов о «национальной полиции».

Как сказал Антон Геращенко, теперь каждый гражданин может открыть законопроект и прочитать, что может сделать милиция по отношению к тебе. Но главная изюминка заключается в том, что с помощью видеокамер можно поддерживать правопорядок. Так говорит Геращенко.

Пока пакет как бы реформаторских законопроектов принят в первом чтении. Я вообще удивляюсь, зачем они нужны, поскольку любого человека без вышиванки можно спокойно брать тепленьким в любом месте независимой Украины.

[violet drum]

Как убивали в Одессе. Новые подробности
22 мая, 22:20

Трагедия в одесском Доме профсоюзов для многих стала точкой невозврата, после которой прежней Украины больше нет. Материалов о тех событиях собрано не мало, однако в условиях пропагандистской войны важно восстанавливать правду до мелочей. Офицер МВД из Одессы, который был на службе в тот день, поделился со мной некоторыми важными деталями происходившего 2 мая 2014 г. чудовищного преступления, подтверждающими его спланированный характер:
 
«Для начала немного о руководителях одесской милиции, чьи фамилии упомянаются в связи с трагедией.  Начальник ГУМВД Одесской области Петр Луцюк, который был назначен к нам, в Одесскую область в конце февраля: он был восстановлен в органах внутренних дел, до этого уже был на пенсии. Дмитрий Фучеджи, начальник милиции общественной безопасности, проработал в МВД 28 лет - очень хороший профессионал и фанат своей работы.

1 мая я сменился с суток, служил в одесском гарнизоне милиции, офицер. Была информация что завтра футбольный матч, приезжает большое количество болельщиков, быть на связи, и т.д. И все... Силовиков, включая патрульную службу, "Беркут", и просто милиционеров было примерно 1000 человек. Но на охрану общественного порядка задействованы все без табельного оружия, максимум с дубинками. Остальные сотрудники - в дежурном режиме. Ожидалось, по примерным данным, от 7 до 12 тыс. фанатов.

Сразу хочу забежать вперед: после февральских событий по всей стране, во всех ведомственных службах, начиная от милиции и заканчивая СБУ, во избежание завладения оружием протестующими, его выдали на руки на постоянное хранение и ношение, а также спецсредства и средства индивидуальной защиты.

Незадолго до этого на одном из митингов сторонники "Самообороны", ПС, и других радикальных организаций договорились о встрече именно в этот день, и эта информация была в распоряжении у ГУМВД. Когда на Дерибасовскую начали стягиваться люди, в основном футбольные фанаты, "ультрас", как одесские так и харьковские, к ним пришли выяснить отношения "куликовцы". Честно говоря, не знаю о чем говорили, т.к. записи с городских веб-камер, а так же Куликова поля были потом удалены.

До определенного момента все шло довольно спокойно. Переговорили и разошлись, но после звонка "куликовцам" (это было на камере) занервничали и их оппоненты. Слушали милицейские частоты и те и другие, поэтому когда прошла информация, что сотрудники проезжавшего патруля на Жуковского, около офиса "Самообороны", доложили на штаб горуправления о выгрузке предметов, похожих на оружие, с Куликова поля выдвинулась подмога. Также после этого группы “ультрас” начали покидать стадион, молча, и все в оговоренное заранее место - Соборную площадь. Когда лидеры организаций разошлись, каждый в свою сторону, один из “ультрас” зацепил "куликовцев", и начал стрелять из травматического оружия, из какого не установили, т.к. они очень тщательно за собой заметали следы, так же как и на Куликовом поле.

Интересен тот факт, что в это время, несмотря на то, что был выходной день, было назначено совещание силовиков ведомств в прокуратуре области, с юродствующим контекстом - охрана общественной безопасности. Все первые лица и замы находились там, при этом перед входом их в принудительном порядке попросили сдать средства связи, как служебные так и личные. Совещание продолжалось до 19.00, точнее их никто не выпускал оттуда.Единственный из руководства, кто присутствовал в районе стадиона (конфликт в полной мере еще не начался), был Дмитрий Фучеджи. Т.е. фактически никого из руководства, кроме командиров рот ППС и "Беркута", а также ответственных от райотделов, не было.

Вернемся к конфликту. После стрельбы из травмата стрелявшего задержали сами "куликовцы" и вызвали милицию. Его, естественно, забрали. В дальнейшем он как и многие погромщики, он бесследно пропал. После этого прошла информация ультрасам, что "куликовцы" выдвинулись в центр для выяснения отношений, и заломали ультраса (стрелка), после этого и началось все движение.

Начиная с Греческой площади вооруженные “ультрас” и националисты открыли огонь из различного оружия. Нигде в СМИ не мелькало, что тогда погибло 4 сотрудника милиции и 26 было ранено.
К Греческой площади были переброшены силы с стадиона, и то только та группа, которая была в экипировке и с щитами, остальные были почему-то направлены не на Cоборную площадь, а к городскому и областному управлению милиции (все были без оружия). Еще очень напрягали, что ни одна линия экстренной помощи не работала - МЧС, МВД, "скорая"... и даже СБУ.

Лишь после 7 часов вечера, когда все каналы уже транслировали происходящее, основные силы милиции  начали действовать, при этом в центре города, в то время как футбольные “ультрас” и сопутствующие им силы уже двигаются через весь город на Куликово поле.

К 20.30 на Куликово поле Луцюк направляет 5 машин патрульных, и кого бы вы могли подумать? - курсантов школы милиции (они также были безоружны)! На Куликово прибыли и "Правый сектор", и "автомайдан", и кого только не захочешь из националистической нечести. Потом я смотрел видео у курсантов, которые прятались в кустах от двухтысячной агрессивной толпы. Когда прибыли “ультрас” и остальные на Куликово поле и начали все громить, подтянулись "самообороновцы" и ПС, которые все были с автоматами, и охраняли по периметру поле, не пуская ни пожарных, ни "скорую".

По приблизительным подсчетам, курсантов и патрульных только на Куликовом поле было убито националистами до 40 человек, и до 15 с тыльной части здания Дома профсоюзов. Несколько сотрудников МЧС были ранены из огнестрельного оружия при попытке прорваться и приступить к тушению пожара.

По поводу других погибших. Смотрел видео одно у курсанта, до общения его с сотрудником СБУ, которые заставляли удалить записи: люди были убиты по-разному - колотые раны, огнестрельные, у многих размозжена голова от нанесения ударов топорами, битами, арматурой. Людей убивали прямо на площади, непосредственно около палаток и здания.

Только 3 мая в 00:45 была объявлена тревога по всем подразделениям, хотя все сидели и ждали в полной амуниции, и с оружием, когда дадут команду.

После 2 мая доступ к Куликову полю охраняли националисты с оружием, и не пускали следственные группы прокуратуры и милиции, т.к. майданщики вывозили тела в крематорий. Никто не давал приказ разогнать этих уродов, так как руководство откровенно боялось. Характерно, что генерал Луцюк покинул город уже в ночь на 3 число.

Впоследствии общался с человеком, который приезжал забирал тела, работник крематория. По его подсчетам, только с Дома профсоюзов вывезли до 140 тел. Практически у всех были огнестрельные раны и разбиты головы. Националисты ушли только 4 мая. Ни на одного майданутого по итогам событий не было заведено ни одно дела, ни в МВД, ни в СБУ. Наоборот, дела открывались сугубо по "куликовцам" и их сторонникам.

Очевидно, акция устрашения была запланирована изначально. Об этом говорит все:  становление на должность некомпетентного начальника ГУМВД, странный сбор всех руководителей 2 мая. Они аккуратно обезвредили милицию, дав тем самым зеленый свет погромщикам. Многие, как и я, сидели дома у экранов, в полной экипировке, с оружием в руках, и ждали команду для сбора. Мы созванивались между собой, уже сами звонили в дежурные части города и области, но линии были отключены. Оставалось лишь сжимать кулаки от бессилия.»

Андрей Песоцкий

[violet drum]

РОДЖЕРС Александр
Об очень тайных переговорах, — Роджерс

26.05.2015 - 18:38
Об очень тайных переговорах, — Роджерс | Русская весна


Об «успешности» переговоров между пани Яресько и комитетом кредиторов может говорить сразу несколько фактов.

«Переговоры» в общей сложности идут уже больше двух месяцев. Результата пока ноль.

Пани Яресько неоднократно заявляла, что они ведут переговоры каждый день. А на днях агентство «Bloomberg» сообщило, что за последний месяц не было ни одной встречи между представителями комитета кредиторов и советниками украинского Минфина. С кем (или с чем) весь месяц вела переговоры пани Яресько — непонятно.

И только вчера пани Яресько УЗНАЛА названия части компаний, владеющих украинскими евробондами — Lazard Ltd., Blackstone Group International Partners LLP, BTG Pactual Europe LLP, TCW Investment Management Co., T.Rowe Price Associates Inc. и, конечно, фонд Franklin Templeton.

Как можно вести переговоры, не зная с кем и не проводя встреч — я не знаю. Разве что проводя спиритические сеансы.

Также вчера пани Яресько подала как «перемогу», что «Советники Минфина надеются запланировать встречу с кредиторами». Не «договорились о встрече», а «надеются договориться». Это, безусловно, гигантский прорыв.

При этом пани Яресько даже примерно не смогла назвать дату подобной встречи.

Вместо этого она сдуру заявила: «Теперь, когда имена группы кредиторов были обнародованы, что означает преодоление нами барьера и то, что переговоры могут начаться должным образом».

Как «начаться»? Вы же их уже больше двух месяцев «ведёте», причём «успешно»?! Если поднять архив новостей, то пани Яресько практически каждый день рапортовала, что «переговоры идут в конструктивном ключе».

Как в таком случае трактовать заявления пани Яресько о том, что «мы на пути к результату»? «Нас послали, и мы в пути»?

[violet drum]

Зачем нам это нужно?
сегодня, 14:54
Павел Раста

Несколько дней назад в районе Широкино погиб мой земляк, русский доброволец из Ростова-на-Дону Евгений Владимирович Черников. Когда-то, в прежней жизни, он был крупным ростовским предпринимателем, хозяином собственной торговой сети, складов, логистики. И в один день, бросив всё это, он приехал сюда и взялся за оружие. В тот день его должны были награждать медалью и после боевого задания его ждали на торжественной церемонии. Он поехал пополнять запасы воды своего подразделения и, на Мариупольской трассе, попал в засаду бандеровского ДРГ. Он уже ехал обратно. Ехал получать награду. А получил вечность. В минувшую среду он был похоронен в нашем родном городе. И, по утверждению очевидцев, у большинства пришедших в глазах был один единственный немой вопрос: «Зачем ему это было нужно?».

А ведь и правда: зачем? У него ведь было всё: деньги, общественный статус, положение. У него было то, что ныне называется «большими перспективами в бизнесе». А он взял и оставил всё это, ни на секунду не задумываясь. Не глядя, обменял все эти «большие перспективы» на автомат и место рядового бойца в армии защитников Донбасса. Что о нём думали? О, я вполне могу это предположить. Думали, что «сошёл с ума». Что «с жиру бесится». Что «ищет какую-то скрытую выгоду», непонятную для средних умов. А что ещё может думать обычный среднестатистический «дорогой россиянин», отравленный четвертью века «дорогого россиянства», в котором всему, кроме «удачных перспектив бизнеса», просто не было места. Вообще. А ведь это действительно интересный вопрос: зачем?

Каждому из нас, русских добровольцев, этот вопрос задавали хоть раз. И я постараюсь ответить на это, как его брат по оружию. Как один из тех, кто «бесится с жиру», «сходит с ума» и «ищет скрытую выгоду»: ему это было нужно затем, зачем и всем нам, в разное время оставившим мирное, спокойное и невообразимо, невероятно гнилое бытие обывателя большой России (которое, сказать по чести, очень мало чем отличается от бытия довоенной бывшей «украины»). Оставил и перешёл границу Донбасса, как тысячу лет назад переходили воды Иордана.

Сразу скажу, что со временем эти причины неизбежно меняются. Эта война очень быстро становится глубоко личным делом. У кого-то гибнут друзья. У кого-то на Донбассе появляются близкие люди, за жизнь которых он готов отдать собственную жизнь. А кто-то просто видит творящийся кошмар и просто уже не может не реагировать на него, как на что-то отдельное от собственной души. Всё это так. Но это происходит уже потом. Через месяц, два, три. Сначала же причины совсем иные.

Для начала, вот, что написал сам Евгений Черников в своём последнем письме с фронта: «Наш самый первый и самый страшный враг - это страх. Лишь победив страх, обретаешь свободу и чувствуешь себя счастливым. Мне не страшно отдать жизнь за будущее своей страны! Учитесь побеждать страх! Будьте патриотами своей страны!» (с). Сильные слова сильного человека. И в них изложена одна из главных причин. Патриотизм… Любовь к своей стране. Любовь к своему народу. Высокие чувства, которые 25 лет пытались в нас истребить, искоренить, выжечь. Слово «патриот» употреблялось т.н. «властителями дум» из числа т.н. «интеллигенции» либо как ругательство, либо сопровождалось характерными интонациями и выражениями лиц, невербально маркирующими нечто, чего «приличные люди» должны стесняться. Нечто постыдное, неприличное. С некими молчаливыми извинениями, мол что взять с убогого. И это чувство спряталось. Оно было загнано в самые потаённые уголки личности. Но не умерло. Потому, что в русском сердце патриотизм не может умереть. Ибо тогда это будет уже не русское сердце. Ведь русское сердце само умрёт вместе с ним. А пока оно бьётся – в нём всё равно будет жить это чувство. Пусть и спрятавшееся, уснувшее глубоким спасительным снов. Оно спало долго. Но оно проснулось! С первым человеком, вышедшим на бунтующие улицы Севастополя. С первым российским флагом, поднятым над Харьковом. С первым кораблём, поднявшим Андреевское знамя на черноморском рейде. С первым зовом восставшего Донецка. С первой каплей русской крови, упавшей на мостовые стонущей Одессы. Оно проснулось и заявило о своих правах громким, раскатистым голосом пробудившегося титана, рвущего цепи, которыми он был скован, и поднимающего голову навстречу Солнцу. И этому голосу уже никто не мог противостоять. Те самые «властители дум» мгновенно превратились в жалких, пищащих крыс, трусливо бегающих вокруг пробуждающегося русского великана, пытающихся в последнем приступе бессильной злобы цапнуть его за пятку и ломающие об неё свои жёлтые, кривые зубы. Крысы пришли в ужас от того, что, казалось бы, окончательно сломленные русские люди вдруг вспомнили, что жить можно не только ради денег и скотских увеселений. И (о, ужас!) вспомнили о том, что жизнь можно ДАЖЕ за что-то отдать. За нечто большее, чем эта самая жизнь. За нечто великое и светлое. Именно этого крысы испугались до панического оцепенения. И их больше нет. Теперь они – не более, чем грязь под ногами. Патриотизм более неподвластен их жалким речам. Он восстал и поднял многих людей на борьбу. Он – одна из главных причин того, что люди, бросив всё, ушли воевать за свободу Донбасса. Одна из основных, но не единственная и не главная.

Проснулся не только патриотизм. Проснулись и более глубинные чувства и эмоции. Такие как совесть и самоуважение. Которые в один прекрасный момент встали перед каждым из нас и сказали, что происходящее терпеть нельзя и что если ты, дорогой наш человек, немедленно не начнёшь давать отпор нахлынувшему злу, то больше НИКОГДА не будешь себя уважать. Просто не сможешь. Будешь смотреть на себя в зеркало с презрением до корца дней своих. Каждый принял это решение не вдруг. Каждый шёл к нему. Пути были похожие. Сначала помощь в сборе и провозе гуманитарной помощи. Потом помощь другим добровольцам, переходящим через границу. А потом и собственный выбор. Сделанный потому, что всё человеческое, всё лучшее, что было в сердце, этого требовало. Это ещё более важная причина. Но тоже не главная.

А какая же главная? Хм… Гораздо лучше, чем могу это сделать я, об этой главной причине полвека назад сказал другой доброволец. Не русский. Не правый. Но испытывавший те же чувства человек, по имени Эрнесто Рафаэль Гевара де ла Серна. Известный всему миру, как Че Гевара. Когда ему задали вопрос, каково главное качество истинного революционера, она неожиданно ответил: «Это любовь. Я кое-что расскажу вам: каждого революционера ведёт огромное чувство любви. Любви к человечеству, справедливости и правде. Невозможно воспитать настоящего революционера без этих качеств» (с). Да, как бы странно для кого-то это не звучало, но именно любовь двигает нами. Каждым по-своему. И она касается не только человечества, справедливости и правды. Но в основе всего именно она. В фундаменте всего, что делают здесь добровольцы, лежит именно любовь. Именно она не даёт отступать. Именно она заставляет биться до последнего. Она – главное чувство на планете. Она – та, которую Иисус Христос назвал главной сущностью Бога.

И, если разобраться, то вопрос «зачем?» просто не имеет смысла. Он подразумевает некую выгоду, которой нет. Те, кто становятся добровольцами здесь, просто перестают мыслить подобными категориями. Куда точнее было бы спросить: ПОЧЕМУ.

А вот именно поэтому. Других причин нет, друзья. Если кому-то они до сих пор непонятны, то ничего страшного. Для того чтобы это понять – это надо прочувствовать. И только в результате этого происходит тот самый тектонический сдвиг в сознании, после которого люди отказываются от прошлой жизни и берутся за оружие. Идут воевать, считая это огромной честью и даже счастьем, хоть в войне ничего хорошего и нет.

От себя и от имени всех русских добровольцев приношу глубокие и искренние соболезнования родным и близким нашего брата Евгения Черникова. Покойся с миром. Мы тебя никогда не забудем. И народ Донбасса тоже не забудет тебя никогда. Не волнуйся, брат: святое дело, за которое ты отдал свою жизнь, победит и восторжествует. Ведь то, ради чего ты был здесь, не уйдёт с твоей смертью.

Это больше, чем жизнь.

Павел Раста (позывной «Шекспир»).

[violet drum]

Павел Раста: "Госпиталь им. Вишневского" часть 1
сегодня, 16:32

«Записки международного террориста»

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Снова после долгого перерыва я продолжаю серию статей «Записки международного террориста». Мой сегодняшний рассказ относится ко времени окончания зимней кампании 2015 года. И освещает он ещё одну сторону войны. Ту, о которой я до этого не говорил и, очень надеюсь, что снова говорить о ней у меня не возникнет повод. Но она существует, эта сторона. И она совершенно неотделима от любой военной реальности, точно так же, как фронт и тыл.

ГОСПИТАЛЬ ИМ. ВИШНЕВСКОГО


- Даже и не мечтай, Шекспир. – Медсестра Маша смотрит на меня с непреклонностью танка. – Какой, на фиг, Углегорск? У тебя 38 и 5.

Рассматривает градусник, который я пять минут назад сам ей вручил. Лучше бы с собой унёс. Ну, вот за каким лешим меня понесло в медпункт? Сутки после Песок нормально же всё было, вроде. Отлежался слегка. Малость полегчало. Ну, да, штормило. И даже где-то «вертолётило». И что с того? Думал, какая разница, всё равно пять суток отдыха. Вот что мешало Варягу объявить срочный набор добровольцев в сектор Дебальцево на полчаса раньше – до того, как я дошёл до Маши с её градусником?

- Мария. – Пытаюсь включить обаяние. – Слушай, ну я нормально себя чувствую. Через пару дней оно само пройдёт. И потом, на фронте всё быстрее вылечивается за счёт напряжения возможностей организма…

- Шекспир! – Танк превращается в батарею гаубиц. – Ты свой кашель слышал? А какого ты цвета видел? Ты, вообще, когда в зеркало смотрел крайний раз? В общем, некогда мне с тобой спорить. Завтра поедешь на госпиталь, пройдёшь осмотр у военврачей, вот им и будешь рассказывать про «напряжение возможностей».

Спорить бесполезно. Понимаю это и решаю не тратить дальше силы на эту Брестскую крепость. Тем более, что их и правда как-то не особо много. Выхожу на лестницу и вижу добрую половину отряда, несущуюся вниз в полной боевой. У половины цвет лица не лучше моего. Но им хватило ума не приближаться к медпункту. Тихо матерюсь.

А быстро они собрались, однако. И правда там в Углегорске что-то случилось. Подхожу к Кипишу. Он тоже не уехал, но по другой причине: Варяг оставил его на расположении за старшего.

- Что за дела, Кип? Что за аврал у них там? Мы ж Углегорск уже взяли и, вроде как, даже плотно зачистили.

Обычно нехорошо улыбающийся и полные ехидства Кипиш мрачен и погружён в себя.

- Шекспир, там задница полная. Укропы пошли на прорыв. И, по ходу, у них получается. Сейчас срочно собирают подкрепление по всем подразделениям. Ну, ты сам не салага уже. Понимаешь, что это значит, если идут только добровольцы.

Я понимаю. Очень хорошо понимаю.

- И что за позиция?

- Позиция… - Кипишь со вздохом вспоминает чью-то мать. – Да залюбоваться, а не позиция, Паша. Два холмика. Разведданных ноль. БК – по минимуму. Одна граната на пять человек. Три подствольника на всю толпу. Холмики надо занять и перекрыть местность. А они сами по себе – та ещё прелесть. Терриконы, грунт сам понимаешь, какой, да ещё и поросли лесом. Успели уже. Чего там, никто не знает. Там вообще вся укропская армия сидеть может. А делать нечего. По ходу, там сейчас вообще других вариантов нет.

За окнами раздаётся грохот. Довольно близко: стёкла в рамах завибрировали так, что у меня загудели зубы. Сегодня стрельба по городу напоминала настоящий шквал и основным сектором их огня был наш район. Кипиш снова вспомнил чьих-то родственников, после чего добавил:

- Сказали, что едут не надолго. Сутки – это максимум. Отгонят салоедов обратно и вернутся назад.

- Уверен?

- Издеваешься? Конечно нет.

«To arms! To arms! And conquer peace for Dixie!» - звучит откуда-то мелодия гимна Конфедерации американского Юга. Я вдруг понимаю, что на несколько минут впал в ступор и это мой собственный телефон в кармане горки настойчиво требует внимания. Стою в курилке. В пальцах наполовину истлевшая сигарета. Как я сюда попал, вообще? Н-да. Надо бы пойти прилечь, а то как-то я и правда неважно себя ощущаю. Достаю трубку. Звонит Шах. Он двадцать минут назад уехал вместе со всеми в Углегорск.

- Шекспир! – фоновый звуковой ряд в трубке не лучше, чем за окном. – Слушай… По-братски… Я там в стиральную машину свою горку засунул. Она достирается через пару часов, достань её оттуда, а? Ну, и сушиться повесь. А то это всё так быстро… Ну, ты в курсе, в общем.

- Не вопрос, брат. Сделаем.

- Спасибо, Шекс. От души…

Связь вдруг прерывается. Одновременно с этим грохот за окном перерастает в рёв. Здание дрожит и я, на всякий случай, хватаюсь за дверной косяк. Свет гаснет. Понятно. Опять в подстанцию попали, гады. Выбрасываю сигарету в окно и решаю помыть руки. Краны отзываются хриплым шипением. Воды в них нет. Так. Вот это уже плохо. Если ещё и насосы вырубились - значит попали серьёзно. На улице уже стемнело. Захожу в свою комнату и зажигаю свечку, оставшуюся здесь ещё от Серёги Таксиста. Царство ему Небесное. А телефон почти сел. Вот это плохо. Совсем плохо. Мне оставаться без связи никак нельзя. Впрочем, есть вариант… Коварно ухмыляюсь и достаю из сумки ноутбук. А заодно и USB-шнур, через который, обычно, перекачиваю фотографии с телефона на компьютер. Мало кто в мирной жизни обращает внимание на то, что у этого шнура есть ещё одна функция, дополнительная и такая полезная в реальности войны – через него мобильный телефон подзаряжается от батареи ноутбука. Медленно, отнюдь не резво, но всё же это совершенно незаменимый резерв электричества в ситуациях, подобных этой. Серебристый прямоугольник с надписью «VAIO» кладётся на кровать Шаха. Сегодня она ему всё равно не нужна. Я подсоединяю телефон к батарее. И ложусь на свою кровать, громко скрипя металлическими пружинами сетки. Полежу часок. Может даже вздремну, если «саундтрек» за окном мне это позволит. И если я вообще переживу эту ночь. В чём, если честно, у меня далеко не стопроцентная уверенность. Как и у всех жителей Донецка в эти часы.

***

В комнате светло. Резко поднимаюсь с кровати и тут же едва не падаю. Голова как-то нехорошо кружится. Похоже, я отрубился до утра. Как-то даже и не заметил. Смотрю на время. Как раз начинается завтрак. Но есть, почему-то, совершенно не хочется. Света в казарме по-прежнему нет. Как и во всех домах квартала. А может и не только квартала? Беру телефон и пытаюсь позвонить.

«Абонент отключен или находится вне зоны действия сети» - сообщает мне бесстрастный женский голос из динамика. Да уж. Похоже, весь Киевский район без света. По крайней мере, мне очень хочется верить, что причина именно в этом. Выхожу из комнаты и сталкиваюсь с Кипишем и Балу.

- Здорово, парни.

Жмём друг другу руки.

- Ну, что, за пацанов что-нибудь слышно?

- Да нифига. – Балу невесел. – С ними ещё вчера вечером связь пропала. Наглухо. Где-то через полчаса, как они в Углегорск приехали. Начали выдвигаться, и всё, тишина.

- А что вообще оттуда слышно?

- Да ничего хорошего, Паша. Хохлы в прорыв танки кинули и несколько батальонов нацгвардии. Там сейчас такое шапито, что вообще непонятно, чего и где происходит.

Я ничего не отвечаю. Танки, значит… И одна противопехотная граната на пять человек.

- Шекспир. – Кипиш смотрит на Балу – Мы, собственно, к тебе шли. Давай собирайся по быстрому. Балу тебя в госпиталь отвезёт. Или ты пешком туда идти хочешь? Положат – отзвонишься.

- А если не положат?

- А если не положат, вот тогда пешком обратно доберёшься. Транспорт не ходит.

Понятное дело. Здесь ведь, в основном, троллейбусы. А они без электричества ездить не умеют.

Быстро собираю вещи и выхожу из комнаты, торопливо запирая дверь. Через десять минут мы уже подъезжаем к приёмному покою военного госпиталя имени Калинина. Выхожу и умиляюсь полёту местной дизайнерской мысли: прямо перед входом стоит урна, сделанная из хвостовой части ракеты «Ураган». Бытие определяет сознание.



Входим в приёмный покой и на доске объявлений видим жизнерадостный плакат: «Отважные бойцы, наденьте бахилы и хорошее настроение». А настроение и вправду поднимается. Тем более что на улице аномально тихо. Никто не стреляет. То ли хохлы устали, то ли ещё не проснулись. Иногда так бывает. Даже убийцам бывает нужна передышка.

Рядом ещё одно объявление, извещающее нас, что сегодня приёма пациентов нет. Причины не озвучиваются, но мы и не спрашиваем. Здесь вообще не принято спрашивать в таких случаях: война, знаете ли, и если военный госпиталь не принимает, значит причины для этого есть.

Балу задумался.

- Ну, что, Шекспир, значит, повезу тебя в «Вишневского». Это госпиталь гражданский, но наших там тоже много.

Доезжаем быстро. Балу, удостоверившись, что здесь пациентов принимают, уезжает по своим делам. Я захожу в смотровую и снова получаю градусник. Пока я меряю температуру, врач (совсем молодая девчонка с усталым лицом) включает радио.

«…Достигнута договорённость о том, что через три дня в Минске снова соберётся контактная группа по мирному урегулированию…»

Я вдруг замечаю, что весь медперсонал в смотровой замер и вслушивается в слова диктора. Что происходит, понять не сложно: они ждут. Они надеются. Им уже всё равно - они просто хотят, чтобы это прекратилось. Я их понимаю. Осуждать этих людей, надеющихся на то, что будет новое перемирие, может только тот, кто сидит на диване в далёком тылу и рассуждает о высоких материях перед уютным экраном компьютера. Мне всегда было интересно посмотреть на таких оленей, окажись они хоть на секунду в ночном Донецке во время, скажем, январских обстрелов. Что бы они тогда запели? Хороший вопрос. Впрочем, перспектива очередного перемирия здесь тоже воспринималась неоднозначно. Все помнили, чем закончилось предыдущее.

Юная леди-доктор смотрит на мой градусник, после чего красноречиво смотрит на меня. Уже через десять минут я на верхнем этаже оформляюсь в инфекционное отделение. Бокс. Карантин.

- Ещё один ополченец? – полная медсестра в годах заполняет карточку. Кажется, что она совершенно не удивлена.

- А что, наших тут много?

- Да тут все ваши. Всё мужское население карантина и ещё среди женщин пара человек. Откуда вы, молодой человек?

- Республиканская Гвардия, 5-я батальонно-тактическая группа, 3-я рота. Только с Песок приехал.

Медсестра отрывается от писанины и поднимает на меня глаза.

- 5 БТГр? Так у нас уже лежит человек из вашего подразделения. Позывной… - Она начинает листать журнал. – Позывной у него «Пчёл».

- Пчёл?

А ведь он и правда тоже заболел. И со вчерашнего дня я его действительно не видел.

- Да. А как вы хотели, Павел Сергеевич? У вас там, похоже, эпидемия начинается.

Об этом мы уже и сами догадались. Окопные эпидемии – бич любой армии, воюющей в экстремальных условиях. Ещё хорошо, что сейчас это грипп, пусть и протекающий в очень тяжёлой форме. У наших предшественников были тиф и холера. Но в остальном всё начало развиваться по стандартной схеме для подобных бедствий. Знаете, чем окопные эпидемии особенно страшны? Тем, что в окопах, в основном, находятся сильные и физически крепкие мужчины, а это значит, что болезни, начинающие их косить, зачастую, представляют из себя наиболее жёсткие и беспощадные хвори – со всеми остальными иммунная система бойцов справляется. Эдакий «естественный отбор» среди патогенов, который проходят самые свирепые штаммы вирусов. И ведь окопы – это только начало. Настоящие проблемы начинаются тогда, когда вспыхнувшая на фронте и расползшаяся по блиндажам и казармам зараза, выплёскивается в тыл. Начинает собирать свою дань с гражданского населения, которое хуже снабжается, хуже лечится, хуже ест. А до этого сейчас оставалось уже совсем немного. Неделя-две максимум.

- Эээ… Уважаемая… - Ищу взглядом бэджик с именем. Не нахожу. – А можно попросить определить меня в ту же палату, где мой товарищ лежит?

На меня вновь смотрит пара утомлённых глаз.

- Да я уже вас туда записала. Вы ж все так проситесь, ребята. На палатах можно уже таблички вешать: «Спарта», «Сомали», «Восток», «1-я Славянская бригада». Ну, и номера ваших батальонов тоже уже скоро вешать будет можно. Лучше скажите: когда это кончится всё? Мир будет?

- Будет. Когда Львов возьмём. – привычно отвечаю я.

- Скажите… - она вдруг оживляется, хоть и начинает, отчего-то, говорить полушёпотом. – А они там, в Минске, договорятся? Как вы думаете? Нас перестанут бомбить?

- Не знаю.

Я мрачнею.

- Даже если договорятся – это не навсегда. Сами понимаете – они не успокоятся.

- Ну, да… Ну, да… Ну, а вдруг? У меня сестра на Петровке живёт. А по Киевскому району сильно бьют.

Я ничего не отвечаю. Киевский район… Не вам одной его бомбёжки сердце рвут, милая женщина. Не вы одна стискиваете зубы, каждый раз, когда слышите звук разрыва с того направления… Не вы одна…

Молча забираю больничную пижаму и, не оборачиваясь, иду в 7-ю палату. Своё новое жилище на ближайшие несколько дней. Или недель. Кто его знает.

Пчёл, при виде меня, резко оживляется.

- О, Шекспир, здорово! Ты, я смотрю, уже даже и обмундирование получил?

- Ага. Радует меня местная организация: только зашёл в часть – сразу выдали форму.

Больничная пижама ядовито-красного цвета с бело-синими полосками подвергается тщательному осмотру.

- Пчёл, а ведь чёткая снаряга! Посмотри, она ж цветов флага Новороссии!



***

- Молодой человек! – медсестра трясёт меня за плечо. – Вы уже пять часов так лежите и смотрите потолок.

Я мотаю головой. А ведь и правда. Лёг и провалился в какой-то колодец. Комната словно кружится вокруг своей, неведомой мне оси. Пытаюсь встать. Но не получается даже приподняться на локтях. Из меня словно выпустили воздух.

Снова градусник. После замера температуры лицо у медсестры медленно вытягивается.

- У вас почти 40. Почему вы не обратились?

- Да не знаю я. Как-то лёг и выпал из реальности.

- А сами вы чего к нему не подошли? – вмешивается в разговор Пчёл.

- А смысл? – из голоса медсестры снова исчезают эмоции. – Лекарств же всё равно нет. Вот когда вам из вашего подразделения их привезут, тогда и начнём лечение. А пока могу дать только жаропонижающее в таблетках.

Я с трудом понимаю суть их разговора. Голоса звучат словно через стену. Струятся, как тяжёлый сигаретный дым и смешиваются с грохотом обстрела за окнами. А бьют очень сильно. Периодически здание вздрагивает и гудит, а стёкла тревожно позвякивают.

- Ну, давайте хоть это. – Пчёл негодует. – Вы на него посмотрите хотя бы. Он же просто загнуться может.

- Завязывай, Пчёл. Не дождётесь. – Голос звучит тихо, но улыбнуться получилось. Правда, подозреваю, что как-то неубедительно.

- Я вам объясняю: лекарств в госпитале нет. Вообще. Так, ерунда всякая. Лечим тем, что сами пациенты достать умудряются. Или тем, что им из их подразделений приносят. Даже это жаропонижающее от другого пациента осталось. Его вчера выписали. Но оно тоже ерундовое.

Впрочем, ерундовое жаропонижающее действует. Через десять минут чувствую, что начинаю отключаться.

- Пчёл. Позвони на казарму… Шах в стиралке свою горку оставил. Пусть пацаны её вытащат.

То, что он ответил, я уже не слышу.

***

«…Теперь уже можно точно сказать, что так называемый «Дебальцевский котёл» окончательно замкнут. Впрочем, части украинской армии по прежнему активно атакуют позиции ополчения в районе Углегорска. Пресс-секретарь министерства обороны самопровозглашённой Донецкой Народной Республики Эдуард Басурин заявил, что, не смотря на тяжёлые бои, все попытки ВСУ прорвать окружение не увенчались успехом… К другим новостям: продолжается подготовка сторон к завтрашней встрече в Минске…»

Открываю глаза. Пчёл слушает радио. Впрочем разбудило меня не оно. Обстрел за окнами, казалось, не стихал ни на минуту.

- Который час?

- Проснулся? – Пчёл запивает какие-то таблетки. – Ну, ты часов пятнадцать проспал. А у нас пополнение. Выйди в коридор.

И правда. Теперь в наши стройные ряды вливался Боня, которого как раз сейчас оформляла новая медсестра. Помоложе и постройнее.

- Какие люди. Привет, Виталя!

- Здорово, Шекс. Ну, чё вы тут? Отдыхаете?

- А как же. Чего у вас на казарме?

- Да света до сих пор нет. И воды тоже. Третий день уж пошёл. По Киевскому району так нападало, что чинить долго придётся.

Мысленно я весело матерюсь: получается, что шаховская горка киснет в стиральной машине уже третьи сутки и доставать её оттуда бессмысленно – она вся в порошке. Интересно, на что она будет похожа, когда свет дадут?

- Ну, как вы, мальчики?

Медсестра Маша выглядывает из-за двери.

- Я вам лекарства привезла. Что смогли – то собрали. Правда, пока на двоих. Кто ж знал, что Боня тоже на госпиталь поедет? Кипиш, кстати, тоже свалился. Но он на казарме остался. Офицеров кроме него там больше нет. Все или на фронте, или на выезде. Вот он и болеет по месту службы. И Аватар. И Суржик. Вообще, к концу недели половина отряда лежать будет, по ходу.

- Маш. Пацаны с Углегорска вернулись? Их же, вроде, на сутки отправляли?

Маша мрачнеет. Всё становится понятно без слов. Нет, не вернулись. И неизвестно, когда вернутся. Если это произойдёт вообще.

- Шекс, там полный абзац. – Боня тоже не весел. – Укропы прут напролом. От наших вообще никаких вестей. На позиции, где они стояли, батальон «Донбасс» вылез в полном составе. Почти тысяча рыл, а наших – неполный взвод. Да укры ещё и с танками припёрлись. Вообще поговаривают, что наши в окружении, но это так, слух…

Бум… Бум… Бум…

Мы инстинктивно приседаем. Этот звук мы знаем хорошо. Слишком хорошо. Звук, отдалённо схожий со звуком открывающейся бутылки шампанского.

Звук восьмидесятого миномёта. И он близко. Слишком близко.

- Твою мать… Диверы!

Я киваю. Боня прав. Чертовски прав. Потому, что миномёт – это ни то, чтобы очень дальнобойное оружие. И миномёт, работающий в центре Донецка, может работать только по одной цели.

По Донецку.

Мы прекрасно знаем, что это правда. И ничего не можем сделать: практически все военные, находившиеся в городе, выведены на передовую. На фронте сейчас важен каждый человек – в тылу были только раненые. Оставшиеся в городе мобильные группы МГБ сбились с ног. Но их мало. Слишком мало. Основная часть из них тоже на передовой. И, пользуясь этим, через дыры во фронте в город полезли диверсанты врага. Рыскающие по улицам ДРГ укропов действовали по схеме, которую мы отлично знали ещё с боевых. Передвигаясь на джипах или мини-грузовиках, они возили с собой 82-е миномёты – своё излюбленное оружие. Они останавливались, в течении пяти минут разворачивались в стрелковый порядок, отрабатывали по сектору и очень быстро уезжали. На всё это у них уходило очень мало времени. Они ведь практически не целились: как и дальнобойная артиллерия так называемой «украинской армии», они били по жилым массивам. Их не интересовали военные объекты. Их целью были люди. Как и целью всего этого поганого, тошнотворного «украинского государства». Чем больше мёртвых гражданских – тем лучше. Они же не люди – они же «вата»! Чем больше мёртвых детей – тем лучше. Они же не дети – они «личинки колорадов»! Чем больше разрушенных домов – тем лучше. Лишь бы не досталось «москалям»! Больше крови. Больше боли. Больше горя. Будто они питались всем этим. Их ловили и расстреливали. Но их было слишком много. И когда в Донецке слышали миномётные выстрелы – то никто не знал, по чью душу сейчас прилетит смерть. Потому, что прогнозу это не поддавалось в принципе.

- Что это они возле госпиталя фестивалят?

- Не знаю, Боня. Может просто засели поблизости. А может и пристреливаются. Кто его знает. Тебе не пофигу?

- Пофигу. По-любому.

- Аминь. А вот гражданских жалко, Виталя.

- То да.

За стеной снова включается радио: «…Бои в районе Углегорска не стихают. О потерях сторон, на данный момент, ничего не известно. К другим новостям: за последние сутки обстрелы Донецка и Горловки усилились. Интенсивной бомбардировке снова подвергся Киевский район…».

***

Вскоре наши ряды снова пополняются. С казармы к нам приезжает Тацик – муж медсестры Маши, воюющий в нашей роте. Это ожидаемо – на боевые он уже поехал больным. Просто не захотел на больничный. А бункер таких вещей не прощает. И теперь у Тацика, помимо окопного гриппа, на лицо были все признаки начинающейся пневмонии. Впрочем, держится он бодро. Здоровый он. Есть такой момент.

- Парни, кушать кто будет? – оживляется Буран. Единственный, лежащий в нашей палате, боец не из нашего подразделения.

Бороду и гриву Буран не стрижёт вообще. И занят, в основном, двумя вещами: когда он не ест – он спит. Практически, просыпается он только ради еды. И то не вполне сам – мы его будим. У Бурана застарелое воспаление лёгких (которое он не лечил, предпочитая, как и все мы, не лечиться до последнего) и не менее застарелое тяжёлое сотрясение мозга – последствия контузии, полученной им ещё летом. В инфекционке он лежит на всякий случай: когда вокруг начинает бушевать эпидемия, то любого человека с сильным кашлем и слабостью автоматически закрывают в карантин. Так, на всякий случай.

А ещё Буран – единственный человек в нашем боксе, как-то ухитряющийся употреблять в пищу то, что нам приносили на обед. Вообще, местную кормёжку очень точно описал Пчёл, вспомнив старый афоризм: «Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу». Авиценна, сказавший эту фразу несколько столетий назад, обосновывал её с медицинской точки зрения (судя по всему, даже в средневековой Персии увлекались диетами). Но в нашем случае всё было несколько иначе. Формально, кормили нас завтраком и обедом (на ужин продовольствия уже не было). Но в реальности же был только завтрак. Потому, что если бы Авиценна увидел, чем нас потчевали в обед, он бы явно пересмотрел свою точку зрения на то, что именно надо отдавать врагу. Официально эта белёсая субстанция именовалась «ухой». И рыба в ней действительно содержалась. Об этом явственно свидетельствовал густой смрад, исходивший от оного блюда. Причём, дальнобойность смрада была такой, что снулые зимние мухи падали замертво в другом конце коридора, когда тележка с «ухой» только выезжала с кухни. Никто из нас особо не возмущался. То, что еды просто нет, понимали все. Но и другое не было ни для кого секретом: «уха» была абсолютно несъедобна. Тацик, в первый день рискнул её попробовать. И рассказ о результатах дегустации я, пожалуй, пропущу. Как у Бурана получалось есть то, от одного запаха чего тошнило всё отделение, оставалось для нас загадкой.

Что же до относительно нормальной еды, то с ней дела обстояли точно так же, как с лекарствами: мы ели то, что нам приносили боевые товарищи. Ну, или женщины. Кому как повезло в этой жизни. Впрочем, принесённую еду мы делили на всех. Никто и никогда этого не оговаривал – это было чем-то, само собой разумеющимся. Чем-то «по умолчанию». Война – страшная вещь, но даже у неё есть светлые стороны. Ничто лучше, чем война, не учит людей быть людьми: помогать друг другу, держаться друг друга, по-настоящему дружить. И по-настоящему любить. Никому из нас сейчас даже в голову не пришло бы не поделиться едой с тем, кто рядом. Никто из нас сейчас даже подумать не мог сказать: «Это моё». И без разницы, что мы ни так уж и хорошо были знакомы друг с другом, не росли в одном дворе, не ходили в одну школу, не крестили вместе детей и не были друг другу роднёй. Просто здесь всё иначе. И по-другому этого не объяснить. Вот и возникал стихийно общий продовольственный резерв нашей палаты. Из него каждый брал то, к чему тяготела его душа. А тяготела она у всех по-разному. К примеру, на моё варенье из айвы поглядывал только Буран, который всё время спал.

- Нет, Буран. Приятного тебе аппетита. Н-да…

Мой сарказм доходит до всех, кроме самого Бурана. Он, казалось, искренне не понимает, почему мы это не едим и, вскоре, уже снова медитативно поглощает дурно пахнущее месиво цвета побелки.

- Ну, что, ребята, как вы сегодня?

В палату заходит наш лечащий врач Артур Юрьевич. Он ярко выраженный представитель местной армянской диаспоры. А это значит, что у него, как и у всех местных армян, слово «местный» явно доминирует над словом «армяне». По сути, от представителей армянского народа в нём были только имя и внешность. Впрочем, даже внешность его была достоянием его народа лишь отчасти – мимика в этот список не входила. Во всём остальном он совершенно не отличался от тех местных, что являлись гордыми потомки Святослава и Александра Невского. Если разговаривать с ним с завязанными глазами, то ты будешь в полнейшей уверенности, что с тобой общается русский мужик откуда-нибудь из Макеевки. И это совершенно не удивляет. Донбасс – он такой. Он затягивает всех. Даже я, приехав домой в предыдущий раз, уже был уличён в том, что в моей речи начал проскакивать донецкий диалект. А наш доктор здесь родился. Что тут вообще сказать можно? Да ничего. Донбасс ассимилирует всех. Причём, делает это очень быстро.

- Так, Шекспир. Ты здесь задержишься ещё на неделю. Или на две. – Он листает документы и что-то в них помечает. – У тебя осложнения на лёгкие и гаймор. С сегодняшнего дня ты получаешь антибиотики. Тебе же их принесли? Вот и хорошо. К тебе, Боня, это тоже относится. А вот вы, Пчёл, завтра выписываетесь. Амбулаторно ещё пару недель посидите в казарме, а там посмотрим. Теперь… Таценко! Почему медсёстры жалуются, что вы не ночуете в палате? Что это ещё за дела? А если зав. отделением вас за этим поймает? Что тогда? Вы, хотя бы, можете делать это не так демонстративно?

- Нууу… - Тацик замялся. Он и в самом деле каждую ночь отчаливает в самоволку. Совершенно очевидно, куда и к кому. Впрочем, к утренним уколам он всегда является, так что выволочка Артура Юрьевича носит, скорее, символический характер. Его всё устраивает, но порядок быть должен. На том стоим.

…Удар приходит неожиданно. Стены дрожат. Пол под нами качнулся. Мы вскакиваем с кроватей и вылетаем в коридор, как и другие обитатели карантинного бокса. Это обстрел. На сей раз работают тяжёлые гаубицы. И работают близко. Один прилёт. Второй. Третий. Эти звуки не стихают ни днём, ни ночью. Они только перемещаются. И сейчас они переместились в наш сектор. Убедившись, что падает рядом, мы возвращаемся обратно. «Рядом» – это ещё не повод для того, чтобы мы начали беспокоиться всерьёз. Привыкли мы уже. Вот в чём дело. Вообще, как раз сейчас можно очень чётко отличить, кто, среди общей массы людей в одинаковых больничных пижамах, является ополченцем, а кто им не является. Ополченцы вернулись в палаты и разлеглись на кроватях, а гражданские так и остались стоять в коридоре.

Стрельба продолжается. К гаубицам прибавляются «Грады» и танки. Не хватает только «Точки-У» для полного счастья. С дальней периферии слуха в общий ансамбль вплетаются звуки бомбёжки, прилетающие от аэропорта и Петровки. Киевский район. Октябрьский микрорайон. Текстиль. Везде ревёт один и тот же хор гибели и хаоса, сливающийся в сплошной грохочущий гул. Посреди которого мы спокойно лежим на кроватях, уткнувшись в смартфоны. А какой смысл напрягаться? Падает не здесь. Падает «рядом». А если здесь упадёт как следует, то убежать мы всё равно не успеем. Мы это знаем. Да и надо ли убегать? Ведь если тебя настигнет на нижнем этаже, то высок шанс, что на тебя сложится всё здание. Так какой смысл бегать? Don't worry. Be happy.

К нам в гости заходит несколько парней из соседних палат. «Сомали» и «Спарта». За неделю, что я здесь лежу, мы уже начали, что называется, «дружить домами». Только они рассаживаются, вбегает медсестра.

- Ребята! Вы в подвал пойти хотите?!

Тишина, повисшая в нашей палате после этой фразы, заглушила собой обстрел. Один из бойцов «Сомали» резко оборачивается к медсестре:

- За какой хрен нас в подвал?

Хохотом оглашается едва ли ни весь этаж. Нет, мы конечно понимаем, что, на самом деле, она звала нас в бомбоубежище, но от этого нам не менее смешно. Слова «подвал» и «яма» в сегодняшнем Донецке очень далеки от своих первоначальных значений и вызывают совсем иные коннотации.

Медсестра смущается и тоже начинает улыбаться.

- Бессовестные! Я же не это имела в виду!

- Да знаем мы, знаем!

Хохот продолжается. Обстрел тоже.

Павел Раста (позывной "Шекспир")

[violet drum]

Павел Раста: "Госпиталь им. Вишневского". Часть 2
сегодня, 18:45

«Записки международного террориста»

«…Сегодня в Минске достигнуто соглашение о прекращении огня. Согласно подписанным протоколам, новое перемирие должно наступить 15 февраля в полночь по московскому времени. К другим новостям: солдаты армии Украины, находящиеся в так называемом «Дебальцевском котле» начинают массово сдаваться в плен. Теперь уже можно с уверенностью сказать, что группировка ВСУ, окружённая под Дебальцево, полностью разгромлена…»

Пчёл уже несколько дней, как покинул наши ряды и отдыхает на казарме. Радио теперь мы слушаем на телефоне Тацика.

Так значит, новое перемирие. И оно через несколько дней. Н-да… Теперь хохлы расстреляют по городу всё, что осталось у них на складах. Всё неиспользованное б/к будет выпущено по Донецку, Горловке, Луганску и другим городам Донбасса за эти несколько суток. Мы это знаем. Наш враг очень предсказуем. Но от этого не легче. Ни нам, ни простым людям.

- Так что на казарме слышно про пацанов, Тацик?

- Целы пацаны, Шекспир. Все целы. Почти. Чип «трёхсотый». Его взрывной волной об стену долбануло. Сотрясение мозга или контузия – что-то такое у него. А все остальные в полном порядке.

- Как они вырвались?

- Чудом, Шекс. Их Пушкин и Семёрка со своей группой из окружения вывели. Разведчики наши. А Риддик остался из пулемёта прикрывать отход. Тоже чудом потом вырвался. Его теперь к «кресту» представляют.

- Сильно.

Звук очередного близкого прилёта сбивает с мысли. Мы сегодня уже несколько раз выскакивали в коридор. Просто для того, чтоб в случае особенно близких «входящих» нас не посекло осколками выбитых стёкол. Медсестра в коридоре сидит подобравшись.

- Мальчики, когда же это кончится?

- Ну, 15 числа должно. На время. А там ведь снова начнётся, вы же понимаете.

- Понимаю… Но, может, не начнётся?

Человеку свойственно надеяться на лучшее в любой ситуации. Даже тогда, когда он понимает, что это не имеет смысла. Я не хочу её разубеждать. А зачем? Ведь, на какое-то время, укропы действительно уймутся. Пусть человек порадуется, пока имеет такую возможность.

Неподалёку снова отрабатывает миномёт вражеских диверов. Мы почти не реагируем. Если бы летело в нас – мы бы это поняли. По какой-то причине они облюбовали подступы к госпиталю и отрабатывают отсюда по два-три раза в день. То с одной, то с другой стороны. Бойцы МГБ практически все в Углегорске и Дебальцево. Вернутся они не раньше, чем последние очаги сопротивления армии укропов будут добиты. К сожалению, сейчас это важнее. Мы всё понимаем и нам остаётся только развести руками. Самым жестоким законом войны является арифметика. Холодная и безразличная. И с ней ничего нельзя поделать. Потому, что не уважать её – значит заранее обречь себя на поражение.

Наскоро покурив, возвращаюсь в палату.

- …Да ничего ты не понимаешь! Эту войну начали чужаки, которые на нашей планете живут и под людей маскируются! Люди сами когда-то прилетели с другой планеты. Их вимана потерпела крушение в Солнечной системе, они остановились здесь на ремонт, а потом вообще остались. А эти чужаки прилетели позже и теперь нам пакостят!

Застываю, как вкопанный. Через секунду всё становится ясно: это Буран снова включил свою любимую шарманку. Не так давно он решил развернуть свою агитацию в наших тесных рядах. Принялся зачитывать нам «Славяно-арийские веды» на сон грядущий. Я не возражаю: лично мне такие чтения замечательно помогают от бессонницы. В последнее время проклятые нервы совсем вынесли мозг, а тут пять минут – и ты уже спишь сном праведника. Малоразговорчивый Тацик реагирует так же предельно спокойно и флегматично. Вот и сейчас он валялся на койке и беззвучно ржал. А вот молодой и горячий Боня снова завёлся. Вообще, Буран с ним сильно рискует. На днях подобный разговор уже едва не закончился для него плачевно. Нет, Боня – хороший парень. Честный, прямой, без второго дна. Но если к простому парню с шахты начать приставать с разговорами о рептилоидах, то привести это может к самому неожиданному и, скорее всего, весьма печальному результату. Например, к «нанесению тяжких телесных». На что Боня, судя по всему, снова вполне отчётливо настраивался. У него вообще всегда всё на лице написано.

Но в этот раз Бурану повезло. Боне неожиданно кто-то звонит и из динамика его телефона едва различимо доносится женский голос. Может девушка, может мама, мне то не ведомо, но Боня резко растаял и, под грохот очередного близкого прилёта, быстро вышел в коридор, на последок буркнув что-то неразборчивое в адрес агитатора (вероятно, точно указав адрес, по которому ему следует пойти со своим фэнтези). Впрочем, Буран, казалось, этого даже не заметил. Он вообще имеет мощную способность абстрагироваться от окружающей среды. Хорошая способность. Полезная.

- …Мы, славяне и арийцы, самые первые заселили эту планету. Четыре племени было. Их и сейчас по цвету глаз различить можно. Которые с зелёными глазами – это «ха’арийцы». Которые с серыми – это «да’арийцы». С карими – это «рассены». А с голубыми – «святорусы». Вот так и можно различить, какого ты роду-племени…

Мне внезапно становится весело.

- Слушай, Буран! Скажи-ка ты мне, славному святорусу: а чёрные глаза у кого? Ну, совсем чёрные. Беспросветно.

Буран на секунду замирает, но процесс обработки данных длится не долго.

- Да это вообще чужие! Они из другой галактики, хотят нашу планету отнять.

Плохого настроения как не бывало. Н-да… И такое бывает. Подавляя приступ накатывающего хохота, заваливаюсь на кровать и достаю смартфон:

«Слушай, ты в курсе, что твои предки – инопланетяне?))))))))»

***

Взрывная волна сотрясает стены. Гаубица. Не просто рядом, а совсем рядом. За последние несколько минут было семь гаубичных прилётов. И каждый был всё ближе, и ближе, и ближе. Мы быстро выходим в коридор. Там уже всё население женских палат. В отличии от мужской части карантина, где ополченцы составляют 100% населения, они – почти все гражданские. Наша сестра там только одна из сорока человек. Госпитальная инфекционка уже забита под завязку, а ведь эпидемия только началась. Что будет дальше – думать не хотелось. Радовало только одно: мы живём в 21-м веке. Случись такое лет сто назад, и половина этих людей имела бы все шансы покинуть карантин «грузом 200». А сейчас медицина, даже при нынешнем плачевном состоянии здравоохранения Республики, всё же совершила серьёзный прорыв в лечении такого рода хворей и минимум 99% заболевших выживают. Но здоровье их всё равно будет подорвано. Слишком люто этот вирус брался за человеческий организм.

Хотя, подорванное здоровье – это сейчас не самая большая проблема. И не самая большая угроза. Страха у нас не было. Он давно умер. Но каждый из нас всё равно задумывался, что будет, если госпиталь накроет всерьёз. Пока Бог миловал, но входящие падали рядом. Совсем рядом. Казалось, украинские артиллеристы пристреливались по нам, роняя снаряды и ракеты вокруг больничного комплекса, старательно терзая землю по его периметру. Рано или поздно такое везение закончится, и что тогда? Ну, мы-то ладно, а гражданские? Поворачиваю голову и смотрю направо, туда, где сбилась в кучу притихшая толпа женщин разного возраста. Они испуганы. Они безумно испуганы. А если по зданию будет прилёт, то и вовсе начнётся паника. Это очевидно. И паника означает жертвы. Массовые жертвы. Но один прилёт – это Бог с ним. А если госпиталь начнут долбить прицельно, целенаправленно, умышленно, по наводке кого-то из местных крыс? В палате через стену от меня лежит глухонемая женщина. Она ведь даже не слышит всего этого и её шансы убежать самостоятельно равны нулю. Как и шансы половины тех, кто слышит. Выход очевиден: если начнётся, то эвакуацией гражданских будем заниматься мы – пациенты в погонах. И не важно, что половина из нас сами передвигаются с трудом. Всё равно это наш долг. Они нам верят. Верили вне этих стен, верят и сейчас. Это хоть какой-то шанс их спасти. Возможно, единственный шанс.

- Ну, и сколько можно людей мучить? Зачем вы вообще эту войну развязали?

Внезапно я вдруг понимаю, что обращаются ко мне. Удивлённо оборачиваюсь на голос. На меня смотрит только что заступившая новая медсестра.

- Простите, что?

- Когда это кончится, я вас спрашиваю.

- Нет, вы сказали немножко иначе. То есть, по-вашему, это мы всё начали?

- А кто? Если б не вы, они б сюда не пришли. Сидели бы все тихо по домам, всё бы и обошлось.

- А обстреливаем вас тоже мы?

- Вы, кто же ещё. Если от украинцев что и прилетает, то только в ответ. А люди страдают.

Вот это да. Человек, который верит украинским СМИ. Да ещё и в самом центре Донецка. Впервые за месяцы пребывания здесь я встречаю такую уникальную личность.

- Извините, а то, что в моём отряде почти все местные – это как? Они не в курсе, по-вашему, кто эту войну начал и кто по людям стреляет? Или они сами по своим домам бьют?

- Да дурни они. Надо сдаться и всё будет хорошо.

На скулах у Бони взбухают желваки. Он резко оборачивается и уходит обратно в палату. И я сам вдруг понимаю, что мои кулаки сжаты. Разжать не получается.

- Вы тут с автоматами бегаете, а из-за вас нашу мечеть разбомбили. Мы, крымские татары, её долго строили…

Так вот оно, значит, что. Понятно.

- Женщина, я знаю минимум двух крымских татар, воюющих в ополчении. Что про них скажете?

Она открывает рот, чтобы ответить, но не успевает.

- Да закрой ты пасть свою поганую, тварина! А то я об тебя сейчас эту швабру сломаю! Все люди как люди, а ты одна такая. Откуда ты вообще взялась, лярва поганая?!!!

Милейшая тётя Катя, наша уборщица. За две недели здесь я не слышал даже, чтобы она громко разговаривала. А сейчас она кричит, срывая голос, и надвигается на осёкшуюся медсестру. И вместе с ней всё ближе придвигается толпа женщин из карантина. Я вдруг чувствую, какое напряжение повисло в воздухе. Оно звенело, как струна. Как чёрная грозовая туча, оно наливалось свинцом, готовое в любую секунду разразиться зимним ледяным штормом. Медсестра это тоже поняла. Вероятно, это неповторимое ощущение, когда все до единого на этаже хотят тебя разорвать в клочья, втоптать в пол, размазать по стене. Военные, гражданские, персонал – все до последнего человека. Без малого, сотня пар разъярённых глаз. И я хочу вместе со всеми. Вот только мне нельзя. И никому из нас нельзя.

Вслед за Боней я тоже отворачиваюсь и ухожу в палату. У меня нет желания досматривать мизансцену. Накатывает ощущение какой-то невероятной брезгливости и тяжёлого отвращения.

А за окном снова грохнуло. И снова рядом.

***

Утро. День. Вечер. Всё слилось в один сплошной поток грохота. Земля ходит ходуном. Трясётся и подскакивает, как эпилептик. Кислый пороховой запах, обычно стелящийся у земли, впервые на моей памяти дошёл до верхнего этажа. «Грады» ложатся кассетами. Кучно. Чётко. Смешиваясь с гаубичными и танковыми прилётами. Диверы исчезли. Сегодня спрятались даже они. Сегодня… В день, быть может, самого страшного обстрела со времени начала этого зимнего сезона смерти. В последний день перед началом перемирия.

Солнце уже село. Мы в палате. Пытаемся слушать радио. В этот раз на моём телефоне. Тацик уже в самоволке.

«…Обстрел Донецка и Горловки не стихает на протяжении уже почти 24 часов. Артиллерия сторон работает на всей линии соприкосновения. Особенно тяжёлая ситуация складывается в крупных городах и густонаселённых районах… К другим новостям: боевые действия на территории бывшего «Дебальцевского котла» практически прекратились. Очагов сопротивления украинской армии почти не фиксируется…».

Буран меланхолично поднимается с койки. Он снова проспал весь день и обстрел не был ему помехой. Даже на обед не отвлёкся и тарелка с «ухой» дожидалась его на столе.

- Что-то мне кушать охота.

- Значит жить будешь, дружище.

Я перевожу взгляд на свою тумбочку. Моя чашка периодически мелко дрожит и по поверхности воды в ней расходится едва заметная рябь. Чай закончился и я развожу в воде айвовое варенье. И, кстати, получается очень вкусный «айвовый компот». Он бодрит. Да и витамины мне теперь ещё долго будут нужны в максимальном количестве. Выписка через несколько дней. Жду, не дождусь.

В палату заходит пожилой боец 1-й Славянской бригады. Позывной его я не знаю. Как-то не общались мы с ним. Так, здоровались в курилке, не более того.

- Пацаны, у вас сигареты есть? А то курить охота, а у меня закончились.

- А ну, подходи-ка!

Буран оживляется. Сослуживцы из бывшего «Оплота» на днях привезли ему целый мешок бракованных сигарет с донецкой табачной фабрики. Курить их было можно. Просто у некоторых отвалился фильтр, некоторые были кособоки, какие-то короче, какие-то длиннее известного международного стандарта «king size». А попадались и вовсе уникальные экземпляры: сигаретины длинной в полметра. Просто куски сигаретной ленты по какой-то причине не порезало конвейером и они ушли в брак. При виде их наш комментарий был однозначен: «Донецкие сигареты настолько суровы…».

Такая практика не была редкостью: сигарет на фронте остро не хватало и подобный «подгон» вполне мог считаться королевским.

Ошалевший от счастья боец сгребает две горсти «суровых сигарет» (по одной в каждую руку), благодарит и удаляется, довольно улыбаясь.

- Буран, ты этот мешок год курить будешь.

- Ну, так!...

…Глухой удар приходит из неоткуда. Мы инстинктивно хватаемся за стены. Здание вдруг выгибается дугой, натягивается, как тетива лука, и резко расслабляется, раздаваясь крупной дробящей дрожью. Звук приходит долей секунды позже. Он врывается внутрь, раскалывая воздух, как гранитную плиту. Окно с хрустом распахивается и бьётся в стену, чудом не впечатав в неё стоявшего рядом Бурана. Чудом же и стекло остаётся целым. Моя чашка с «айвовым компотом» подскакивает и летит на пол, обдавая серый линолеум рубиновыми брызгами. В коридоре слышен грохот выбитых окон, звон летящего стекла и стук падающих и разлетающихся на куски цветочных горшков.

- Прямое попадание! Все на выход!

Мой крик прерывает второй прилёт. Рядом. Почти впритык. Здание снова вздрагивает.

Вылетаем в коридор. Там уже все. Пожилая дежурная медсестра мечется по этажу, пытаясь хоть как-то организовать пациентов. На лицах ужас. Все всё поняли. Недалеко от меня совсем старая женщина, выбежавшая из палаты босяком, ранила ногу битым стеклом и тихо плакала. К ней уже устремились медсёстры.

Снова удар. Снова грохот. Снова сотрясается всё вокруг.

- К стене! Присесть! Обхватить голову руками!

Я кричу, забыв про кашель. Кричу то, чему меня научили на Песках. Они слушаются. Через секунду все гражданские уже сидят у стены, съёжившись в «позе зародыша».

Поворачиваюсь к дежурной медсестре.

- Медперсонал занимается лежачими, остальных выводим мы.

И не дожидаясь ответа, подбегаю к глухонемой женщине. Единственной, кто не присел у стены. Она меня просто не слышала.

Подбегаю, поворачиваю её лицом к себе и максимально разборчиво говорю:

- Идите за мной.

Она понимает. Я беру её под руку и практически волоку к лестнице вниз. Рядом Боня уже собрал значительный женский коллектив и гонит его в том же направлении. Красавец, брат. Бежим по лестнице вниз. Похоже, что мы первые. На других этажах только начали приходить в себя.

Новый взрыв. Снова рядом.

- Да что ж они творят, суки рваные! – Боня отчаянно матерится, вспоминая всё, что он знает о русском мате. – Это ж они специально по больнице хреначат, мрази конченые!

- Хорошо, что они косые.

- По-любому.

Подвальный этаж. Пациенты и медсёстры, не останавливаясь, забегают внутрь. Я останавливаюсь у входа. В бомбоубежище мне определённо не хочется. Оглядываюсь. Вокруг меня парни из карантина. Ополченцы. В подвал не зашёл ни один. Все стоят и смотрят друг на друга. А падать-то перестало. И чего туда идти, спрашивается?

- Ну, чё, пацаны, пошли обратно.

Поднимаемся наверх бодрой вереницей. Бойцы в форменных ядовито-красных пижамах цвета флага Новороссии. Интересно мы, наверное, со стороны выглядим. Колоритно.

Навстречу нам уже волокут пациентов из других отделений. Смотрю на время: на всё у нас ушло чуть больше пяти минут. А эти только проснулись. Гражданские. «Нонкомбатанты», блин.

Поднимаемся на верхний этаж. Больница пуста. Эхо гуляет по коридорам и лестничным пролётам.

- Парни, да тут всё в нашем распоряжении! Гуляй – не хочу.

Пацаны смеются. Настроение у нас нездорово хорошее. Ну, это не удивительно. Я заметил, что после боя или обстрела оно очень часто резко поднимается. То ли в адреналине дело, то ли просто психологическая разрядка. Не важно. Мы идём и травим анекдоты, кто-то рассказывает захватывающие и явно сказочные истории из своего опыта общения с противоположным полом. Кто-то шутит, что раз мы здесь теперь одни, то неплохо было бы сходить на разведку в хранилище медицинского спирта. Я просто курю. «Обожаю запах напалма по утру», так сказать.

Заходим в палату и обнаруживаем там Бурана, сидящего за столом и преспокойно поглощающего еду возле выбитой оконной створки. Словно ничего и не случилось.

- Блин, Буран, ну ты животное. Вокруг взрывы, а он жрёт.

- Так я это… Кушать хочу.

Буран тоже весел.

- Слушай, Шекспир, а классное у тебя варенье. – Он намазывает на хлеб айвовую мякоть, поливая её искрящимся сладким сиропом. – Прямо, как у нас в Одессе.

- Чего?! Буран, ты что, одессит.

- Ага. – Он улыбается во все во все имеющиеся у него зубы и кивает, тряся лопатообразной бородой.

Мне становится ещё веселее. Я достаю смартфон и набираю сообщение: «Представь себе, это чудовище космическое – твой земляк.))))))))». Отправляю и снова смотрю на довольного Бурана. Что-то в его поведении кажется мне странноватым… Господи, твоя воля! Да он же вареньем «уху» закусывает! Жесть.

- Буран, братишка. Вот ты мне скажи, только честно: как ты вообще эту дрянь есть можешь? Там же от одного запаха весь этаж выворачивает.

- Так мне это… Как по голове прилетело, так я запахов и не чувствую. Вообще.

Мы столбенеем. Через секунду Боня начинает так громогласно хохотать, что уши закладывает. Его сгибает пополам и трясёт. Я пытаюсь сдерживаться, но это бесполезно – из глаз начинают течь слёзы и, в итоге, меня тоже разрывает диким хохотом. Вот оно, значит, что! А мы себе уже весь мозг сломали.

Я подхожу к окну и высовываюсь наружу, чтобы хоть чуть-чуть продышаться. Свежий холодный воздух чёрной зимней ночи врывается в лёгкие и прочищает голову. Он пьянит и бодрит, как хорошее красное вино.

И я вдруг понимаю, что снаружи тихо…

Полночь уже наступила и всё смолкло, как по мановению волшебной палочки. Эта тишина звучала громче любого артобстрела. Она заливала всё вокруг своим непривычным и ошарашивающим безмолвием. Отсутствием звуков смерти, от которого мы уже так сильно и, казалось, безвозвратно отвыкли.

А там впереди, на тёмных равнинах беззвёздной и безлунной ночи, засыпал Донецк.

Впервые за пять недель он засыпал в тишине…

Павел Раста (позывной "Шекспир")

[violet drum]

Когнитивный диссонанс: бандеровцы и неолибералы как сиамские близнецы
сегодня, 07:12

Год назад Верховная рада, отчасти перепуганная, отчасти воодушевлённая удавшимся переворотом, приняла закон «О внесении изменений в законодательные акты Украины относительно предотвращения и противодействия дискриминации». Смысл скандального закона состоит главным образом в «защите прав ЛГБТ», по сути, в легализации пропаганды сексуальных извращений, в утверждении богохульства, неприкрытого богоборчества. Положение «о защите», как уверял украинцев объединённый Запад, является одним из обязательных условий подписания Соглашения об интеграции с Европейским союзом. Условий много – это непреложное. Примечательно, что за два месяца до переворота премьер-министр Николай Азаров взял под козырёк перед мировым гей-сообществом, оповестив Украину: «Надо этот закон принять, чтобы он нам больше не мешал». Премьера дожали. Но, как говорится, поздно уже было пить боржоми. Что лишний раз показывает и силу давления, и истинные цели всех майданов –слом нравственных скреп…

Но ещё за полгода до евромайдана под охраной бронебойной мощи «Беркута», ещё не знающего, что за это его ждёт, в Киеве прошёл несколькоминутный гей-парад. Против акции выступили православные люди. Украинские националисты, грозно рычавшие на извращенцев из своих фейсбуков, открыто протестовать не решились, «потерялись». В войне смыслов был совершён сакральный жест, надругательство, после которого город, лишённый чистоты, может считаться падшим. Осквернение столицы свершилось весной 2013-го. Открылась прямая дорожка к евромайдану.

Разумеется, гей-сообщество поддержало «народный протест». Содомиты стали соратниками всех тех, кого «достал Янукович», всех тех весёлых мальчиков и девочек, кому были нужны европейские кружевные трусы, ну и, понятно, извращенцев политических, которые ненавидят Русский мир как «цивилизационного конкурента». Закулиса пестовала всех, создавая из ярошей-опарышей инструмент – хромированную дубину для убийства русской Украины, а в перспективе и русской России. Но перед ними в атаку шли содомиты, это факт, они перегрызали нравственные скрепы, ведя дело к разрушению традиционных ценностей. А на финише – если уж в корень зреть – к торжеству сатанизма на Земле.

До определённого момента цели бандеровцев и закулисы были едины – захватить Украину, вырвать из Русского мира (враг один – Россия). Цель закулисы понятна: мировая гегемония, обеспеченная всемирным кровавым хаосом с единственной точкой спокойствия в США. Цель националистов – построение могучего бандеровского государства, а в перспективе – завоевание мирового господства (кто не в курсе, это у них в планах). Но их мононациональное государство невозможно построить на гнилом фундаменте «новых европейских ценностей» (с однополыми «браками», легализацией проституции, наркотиками, эвтаназией, ювенальной юстицией). Эти «ценности» ведут к дезориентации и хаосу. Здесь между бандеровцами и интересами неолибералов – граница, линия разлома. Очевидной точкой несовпадения является отношение к откровенной пропаганде педерастии, очевидному вырождению.

Не случайно в числе первых сакральных жертв из отряда активистов майдана (наряду с белорусом, представителем славянства, и армянином, представителем востока, загадочно погибшими на Грушевского) в планах «рулевых» был и педераст, к тому же еврей. Ему, «ветерану «Радио "Свобода"», как его именует национал-либеральная пресса, повезло: успел скрыться за границей.

После победы евромайдана закулиса по-прежнему смотрела вперёд. А. Турчинов (он в ту пору и. о. президента и глава Рады) расторопно протолкнул «педерастический закон».

Впрочем, со второй попытки. Первоначально «за» было 220 депутатов – маловато. Но Турчинов показал, что «работать умеет». И при повторном голосовании – 236, йес! Конституционное большинство! Сломано! Весной 2014-го содомиты ЛБГТ и толерантный Запад были этим вполне удовлетворены, не стали в Киеве продавливать «парад гордости». Можно было не спешить. Из контекста закона и Соглашения об ассоциации с ЕС, подписанного позже, следует, что на Украине в течение 4 лет должны быть внедрены европейские директивы, обеспечивающие проведение «парадов гордости», очевидно, во главе с мэрами и президентом, как это заведено «у людей». А тем, кто по-прежнему будет называть гомосексуализм болезнью, распущенностью или сумасшествием (хотя, понятно, что это сумасшествие – признавать супругами двух мужчин или двух женщин), тем будет строго указано.

Год минул. Первый из четырёх. Киевские ЛГБТшники объявили о проведении «парада равенства», назначив мероприятие на 6 июня. Президент П. Порошенко отнёсся к инициативе «гей-альянса Украина» цинично, но благосклонно: «Я отношусь к этому как христианин и как президент-европеец, считаю, что это абсолютно объединенные понятия».

Интересный он «христианин»!

«Правый сектор» изобразил негодование: «Содомитские шабаши в Киеве недопустимы! …мы боремся как против московской агентуры, так и против ряда общественно вредных явлений… Мы прекрасно осознаем, что «борьба за права ЛГБТ» - это определенно политическое явление, которое вытекает из идеологии радикального либерализма. ЛГБТ-активисты стремятся не просто назвать болезнь нормой, но и разрушить любые традиционные представления…» Ну и так далее. Политические извращенцы-человеконенавистники приревновали к человеконенавистникам-извращенцам сексуальным.

Глашатай бандеровского охлоса (в данном случае интернет-охлоса, интернет-толпы) депутат Владимир Парасюк выразился: «Представителей ЛГБТ-сообщества, которые соберутся на «марш равенства» в Киеве, необходимо собрать в военный «Урал» и отправить в зону АТО». Оскорблённые и униженные содомиты на своих ресурсах ответили гулом: «Одно радует, что одноклеточные парасюки и иже с ними ненадолго в Раде… мы будем помнить, когда в следующий раз пойдем голосовать», «Отвратительно, и это человек на государственной службе», «Пусть своих соратников соберет и в зону АТО». Ну и с переходом на личности: «Парасюк такой парасюк... До сих пор удивляет, как ему удалось за два дня выйти из сепарского плена?..» Это уже намёк на то, что он – агент Путина. Гей-сообщество зубки показало и щёлкнуло ими.

Журналистов и милиции на акции 6 июня было, кажется, не меньше, чем националистов и радужных. «Нацики» швыряли в «педиков» через головы милиции дымовые шашки, что-то взрывалось. Итог: акция состоялась. Несколько милиционеров ранено (один едва не умер), три десятка националистов задержано. Радужная публика, защищённая крепкими парнями в амуниции милицейского спецназа, истерично скандировала: «Права людини – понад усе!» Звучало почему-то не менее агрессивно, чем на факельных маршах: «Бандера прийде – порядок наведе!» и «Україна – понад усе!»

Наряду со многими другими точками напряжённостей между ультранационалистами и правящей верхушкой хунты (начиная с самостреляния Сашка Музычки), гей-парад стал очередным выбросом пламени, обозначившим уже не точку, но именно линию разлома. Возник когнитивный диссонанс (термин из области психологии переходит в политологию). В конфликт вошли «идеи, верования, ценности, эмоциональные реакции» двух движущих радикальных сил майданной революции – националистов и неолибералов-«демократов». Они, по сути, сиамские близнецы. При этом их конфликт непреодолим, стремление к разделению неизбежно.

Показательно высказывание порошенковского журналиста-депутата Сергея Лещенко, участвовавшего в гей-параде: «Демократические ценности выходят из подполья. Уверен, что в следующий раз неравнодушных граждан будет еще больше, а шествие пройдет по Крещатику, а не Оболонской набережной… Гомофобы из моей ленты новостей думают, что европейские ценности – это когда они получат безвизовые поездки в Шенген. Ребята, вы сели не на тот поезд. Возможно, пока не поздно, дочитайте до конца, что такое „европейские ценности“ – и айда в Москву, к своим духовным побратимам…» Радужному депутату наверняка могли бы ответить те, кто не из его либеральной ленты: «Сами дуйте в Гейропу, мы на своей земле!» О Шенгене они мало думают. Но втайне мечтают о том моменте, когда смогут избавиться от опеки приставленного к ним от ЦРУ шефа СБУ В. Наливайченко, от зависимости от Порошенко-Турчинова-Яценюка.

В какой мере конфликт управляем? Управляем пока без особых усилий. Ширина трещины не критична, пламя из неё всё ещё не прожигает подошв. При этом националисты своей ненависти к Порошенко-Вальцману не скрывают (это видно и по их фейсбукам, и по недавнему маршу во Львове, на котором в адрес гаранта с яростью скандировали неприличное слово).

Кукловоды наших сиамских близнецов отлично понимают, что, если дело дойдёт до путча, возникнет хаос, в котором оба утонут. Поэтому, играя на противоречиях, рулевые при необходимости будут стараться обходить ситуации, которые грозят усилением диссонанса. Энергия ненависти неизбежно должна ими быть целиком перенаправлена как на врага внешнего, так и на поиск врагов внутренних, хоть даже и выдуманных. Локальная война «за Донбасс» для верхушки режима тем предпочтительней, что позволяет сжигать ярышей-опарышей в горловине новых боёв. Но и последние ничего против войны не имеют, полагая, что в её жерле рождается «нация».

Неолибералы желают использовать бандеровцев до предела, пытаясь – условно говоря – в идеале сделать их охранниками гей-парадов. Но и бандеровцы, вытягивая из неолибералов всё, что те способны дать, выжидают. Равновесие может быть нарушено в любой момент, и тогда произойдёт столкновение. Закулиса это понимает и в качестве подушки безопасности для своего проекта благосклонно смотрит на создание в Раде новой партии («Укроп», на средства обиженного И. Коломойского), в которую войдут как пламенные жидобандеровцы, так и клинические националисты. Степень когнитивного диссонанса после столкновения может быть на время ослаблена. Но на время. В головах сиамских близнецов внутренний диссонанс неизбежно выродится в стойкую параноидную шизофрению с навязчивым желанием избавиться не только от «врагов, которые всюду», но и от соседа. Впрочем, скальпель, которым можно было бы успешно проделать такую операцию, находится не в их руках и не в руках кукловода, если даже таковой и существует в природе.
Олег Миклашевский, "Одна Родина"

[violet drum]

Бьют не по паспорту, а по морде
сегодня, 16:45

Сегодня 22 июня. Я не буду пересказывать историю, не буду вешать траурные свечи и т.д. в пост.
Я просто снова расскажу о новом нацизме. У него другие флаги и имена. Хотя и старые проскакивают из под вышиванок… но это я забегаю вперёд.  Поэтому кому надоело и хочется сенсационных инсайдов, простите, но не сегодня. А для остальных этот пост.

Давеча связался со мной один друг детства, а ныне большой фанат Единой Украины и борец против «путинского фашизма». И поведал мне, что я ошибся стороной, что в ДНР множество антисемитов и что я в опасности. Вот со дня на день они и до такого жида как я доберутся. Ну, конечно, это очень нехорошо, в Украине такого нет и быть не может и прочее и прочее. Более того, это же выходит, что у нас тут фашизм, это очень плохо, ненормально, нецивилизованно…. Сразу оговорюсь, что всё у меня нормально и никаким нападкам антисемитов или русских нацистов я не подвергся.

И вот разговор перешёл на обстрелы Донецка и текущую войну. И оказалось, что мочить вату ради Украины это абсолютно нормально и даже очень хорошо. Т.е. надо, конечно, минимизировать жертвы. Зато потом после победы лишать гражданства и выселять выжившую «вату». Нет, концлагеря и геноцид это не цивилизованно, они же европейцы. Просто лишить прав и выгнать на все четыре стороны.

Т.е. если меня, как еврея выгонят с работы в ДНР это очень плохо, а вот если меня как русского накроет гаубица, то в принципе вполне нормально. Даже хорошо.

Я, конечно, несказанно рад тому, что украинство на фоне борьбы с ватой готово переписать меня-еврея из врагов нации в друзья. Но мне не нужна такая подачка. Я против того, что кто-то может быть человеком второго сорта. И не важно кто это будет: «жиды», «москали», «вата», «даунецкие» и т.д.  Люди равны! Если нет, то это фашизм.
Вот как –то так из под вышиванок выглядывают вороты чёрных мундиров.


Если вы слышите меня, то вы и есть сопротивление"
С уважением, Джон Коннор.

[violet drum]

Каратели из нацгвардии открыли огонь по Донецку в дату начала Великой Отечественной Войны

22.06.2015 - 19:37
Каратели из нацгвардии открыли огонь по Донецку в дату начала Великой Отечественной Войны | Русская весна
22 июня в 4 часа утра украинская нацгвардия вновь обстреляла районы Донецка, на этот раз пострадал микрорайон Горняк Куйбышевского района. 74 года назад в этот же день и час войска фашистской Германии пошли в атаку на СССР.

В армии ДНР заявляют, что украинские силовики вели огонь по Куйбышевскому району столицы Донбасса со стороны посёлка Пески из гаубиц Д30.

— В четыре утра был обстрел сегодня. За моей спиной автобусная остановка и воронка от снаряда. Пострадали люди. На соседней улице снаряды попали в огороды людей и в дорогу. Здесь девушка пострадала, ей ноги оторвало, -говорит жительница поселка Жанна. — Весь Горняк пострадал. Это было неожиданно и страшно.

Учитывая масштаб разрушений, можно говорить, что бойцы ВСУ использовали гаубицы калибром 122 миллиметра, которые, согласно Минским соглашениям, не могут находиться вблизи линии соприкосновения. В результате обстрела пострадали жительница поселка и ее дочь. Девочке пришлось ампутировать ногу, она находится в реанимации, врачи борются за ее жизнь.

— Утром прилетела к нам эта чума. Прилетела туда, где лежали жена с дочкой. Через окно залазал в спальню, так как все было заблокировано. Искал в разрухе дочь, завалило ее. Она находится в плохом состоянии, — говорит житель микрорайона Виктор.

Огонь по Куйбышевскому району силовики вели со стороны поселка Пески. В результате ночного обстрела были разрушены завод «Зенит» и газовая станция. Украинская армия целенаправленно разрушает инфраструктуру Донецка.

Напомним, на днях армия Украины в очередной раз нарушила минские договоренности. От обстрела ВСУ пострадали Петровский и Киевский районы города. Погибла одна женщина, еще один человек серьезно ранен. Удару подверглись более дюжины домов.

Ситуация на Донбассе обострилась после 3 июня, когда ровно через год после атаки на пригород Славянска, с чего на Донбассе начались полномасштабные боевые действия, украинская армия пошла в наступление на позиции армии ДНР под Марьинкой. Генштаб ВСУ официально признал, что военные применили тяжелую артиллерию в нарушение минских соглашений. Армия ДНР остановила наступление украинских военных на Марьинку к вечеру того же дня.

[dgeimz getz]

2 июня в 4 часа утра украинская нацгвардия вновь обстреляла районы Донецка, на этот раз пострадал микрорайон Горняк Куйбышевского района. 74 года назад в этот же день и час войска фашистской Германии пошли в атаку на СССР.

Это лишь показывает что хозяева этих марионеток упорно ищут болевые точки России.
За неимением лучшего.

[violet drum]

Песенка для упоротых ибанько
https://www.youtube.com/watch?v=Wkbsoxzfssk

[AVG]

Песенка для упоротых ибанько

Думаешь они это слушать будут? =)))

Вспомни как рычаг мыслит - он пойдет убивать тех, кто сейчас защищает свой дом и город, чтобы защитить (убрать возможность их нападения) его дом и город =))))))))))))))))))))

У них давно отвал башки =))))

Всем известна притча как Насреддин бил пацана, чтобы он кувшин не разбил. Ему говорят, что кувшин-то цел, ты что делаешь? А он отвечает, так когда он его разобъет уже поздно будет.

Всем смешно. А вот говно в мозги "ехать убивать сейчас, а то вдруг они нападут" воспринимается на полном серьезе. Сейчас зомбированное укробыдло невозможно убедить словами, только по морде бить. А ты какие-то песенки =)))