| violet drum
|
 |
| |
« Ответ #25 : 10 декабря 2015, 10:16:36 » |
|
5. ТОКИ ДОСТОВЕРНОГО ЧУВСТВЕННОГО.
Согласно воззрениям толтеков, источником энергии для сновидения является половая энергия. Единственный ли это источник, есть ли другие, — так или иначе, как показывает практика, тот клей, которым скрепляется время и пространство сновидения, та сила, которая делает восприятие во сне непрерывным, пополняется нашей половой силой. Высвобождение этой силы из чувственных иллюзий во сне и наяву — из чувственной несвободы — меняет как все поведение человека в целом, так и вкусы его снов.
Распространенное заблуждение — высвободить чувственную силу значит перестать трахаться —приводит, как правило, к задвиганию на задний план или куда нибудь подальше именно насильнических по отношению к собственной природе намерений сновидеть, а не самой чувственной жизни.
Чувственность, как сок жизни, будучи вовлечена в конфликт с намерением сновидеть, обедняется и дурно упрощается, лишаясь своей возвышенной стороны, которая существует в свободе и в формах любви.
Этот конфликт обедняет и сновидения, потому что энергия нереализованных желаний, насилуемая нашей дурной волей, не высвобождается, а отягощает, портит память, лишает нас живости и вольного интереса к жизни. Так как это
нехорошо — обеднять себя и терять интерес к жизни, - лучше высвобождать чувственную силу из форм её существования и захваченности другими силами, целями и людьми.
Социальное регламентирование чувственного начинается с того, что половые органы должны быть скрыты под одеждой, — какая-то часть чувственной силы в действии, поведении вне зон только эротических интересов, фантазиях, ухаживаниях за теми с кем хочется заниматься любовью, или в речи подразумевается естественно скрытой. С точки зрения автора, ходить голышом по улицам городов и деревень не прагматично по ряду причин.
Поэтому автор считает здоровым выбором исследование и знание социального регламента чувственного ради возможности уйти от формирования своего тела и судьбы этим регламентом и ради удовольствия отложить его вместе с одеждой.
В детстве чувственность — это довербальная цельность, и использование этой цельности пробуется самими детьми для достижения целей маленьких, но конкретных (конфета, игрушка), или для отстаивания естественной свободы восприятия, поведения и направления исследования мира.
Взрослыми эта сила используется для отодвигания их собственных уже закостеневших шаблонов восприятия и бытия. Характерно, что взрослые «в обмен» считают своим долгом предложить, а как правило — навязать, в силу привычки к самоограничению и насилию над собственной волей, собственные знания правил и порядков жизни в социуме.
Подростковая чувственность — это исследование форм эротического. Выбор этих форм не имеет принципиального значения, и энергией мечты и юности наполняются те из них, которые попадают в зону исследования силой обстоятельств. Чистота подростковой и юношеской чувственности происходит и из исконной загадки человеческого существа, и от отсутствия социального давления, принуждающего к полному принятию той или иной формы чувственности со всем историческим флером, который есть у каждого социального способа близости. Тело ещё только «примеряется» и обычно почти безболезненно реагирует на места, в которых «жмет», и на то, что можно будет узнать только в процессе «ношения» той или иной формы. Шансы встретиться с махровым мраком рано проявляются у современных молодых людей, и эти встречи меняют направления мечты и жизни, занижают область проецирования и свободы, но, кроме тех случаев, когда что-то ломается, это все ещё мечта, даже если у неё уже блатные замашки.
Принуждение к социальному регламентированию чувственного в основном репрессивно, поскольку радость чувственного продолжает нашу природную силу и изначально принадлежит ей. Услуги социального регламента и форм чувственных соглашений с другими людьми состоят в способе организации нашей энергии и, -пока мы забываем разбудить в себе того, кто глубоко поймет и нас самих, и других, — в способе равновесия наших отношений с другими людьми.
Социальный регламент чувственного — очень дорогостоящий посредник, и обычно цена этого посредничества оправдывается тем, что зоны, к которым он дает или навязывает нам карту, есть зоны жизни и смерти и выбор в этих зонах — это выбор судьбы. Основной недостаток такой карты в том, что какую действительность вы бы ни выбрали во всем разнообразии её ландшафтов от двуяйцевых до одноматочных, вы должны прирасти к той последовательности событий и снов, которая, по указаниям этой карты, начинается с прожитого вами опыта, а поиметь вам придеться последствия уже не столько чувственного, сколько воли потоков общественной энергии.
С другой стороны, каждая социальная среда пользует определенные формы эротической жизни и чувственных отношений с природой и миром и, включая такие формы в свои писанные и неписанные правила, привязывает к себе, схватывает нашу энергию, награждая и разрушая в масштабах своего существования.
По мнению автора, одним из самых эффективных способов использования половой силы для строительства социальной лестницы является обещание высшим социальным слоем большей чувственной свободы. С некоторой точки зрения, основным средством построения социального намерения является воля к свободе. В структуре смысла, организуемого социумом, частности личной свободы — от лагеря и тюрьмы внизу до вершин политических, финансовых и культурных — сопровождаются ценой несвободы. Во всяком случае похоже, что так было в прошлом и ещё
есть в настоящем. Другие, зарождающиеся формы и смыслы общественного бытия, ещё в чем-то сродни нитям смысла, которые создают множество наших сновидений и непрерывности других потоков нашей высшей Судьбы.
Собственно принуждение к социальному регламентированию нашей чувственной судьбы начинается с 22-25-летнего возраста. Существующее социальное намерение стремится остановить последовательность любого опыта в тех шаблонах личности, которое у него есть на сегодняшний день, и продолжить в известных этому намерению направлениях.
Брак как чувственная форма жизни в обществе, даже в модификациях новых времен, стремится ограничить обьем снов обьемом видения и качеством понимания мира тем социальным слоем, с которым, через действие брака, соотносят себя участники союза. Если это сны с общим домом, то это и местность, в которой построен общий дом, где дом — это сам брак, его намерения. Если это сны с родственником одного из супругов, то это и сны о тех снах судьбы, которые снятся родственникам. Поскольку приближение к другому человеку — это проявление смысловых и сновидческих местностей основного места жительства, то, в случае брака, это и овеществление этих преобладающих сил в судьбу.
У каждой супружеской пары свое качество постоянства супружеских отношений, но сама идея такого постоянства является, как известно, частью смысла брачных отношений. От того, насколько благородно это постоянство, зависит полнота или опустошенность как снов, так и восприятия вообще.
Биологическое намерение воспроизводства становится поставщиком энергии для той общественной формации, которая существует на данный момент и которая дала свое разрешение на право любить и заботиться о другом, об общем потомстве и вести, как это называется, совместное хозяйство.
Та достоверность и красота, которая встречается в семейных отношениях и укрепляется этими отношениями есть производное глубокого золотого постоянства чего-то главного в человеке, более скрытого, чем способ организации быта и мотив удобства постоянной возможности совершить половой акт.
Брак, как и любая другая социальная оценка опытов жизни, укрепляет поверхность энергетического существа человека. Как и другие длительные временные действия, он формирует и глубину человека, но делает это, продолжая логику сосуществования вешей в той части материального мира, с которой имеет дело социум. То есть, это логика поверхности. Брак — один из основополагающих общественных шаблонов, и подразумевается, что в его создании никогда не участвуют только два человека, желающих быть вместе, а и все родственники с обеих сторон, все соседи по месту жительства родственников, все гости на свадьбе, размах которой должен соответствовать питающему социальному слою. Общие сны никогда не становятся сновидениями потому, что когда они открываются в сновидении они перестают быть общими. Качество жизни сгущается со временем в форме физического тела.
Брачные узы, как видится автору, придают физическому телу некоторую грузность, иногда выражающуюся в характерной физической полноте — расширение таза, как у мужчин, так и у женщин, отвисший живот — или не выражающуюся физически. Те качества, которые мужчина или женщина использовали для привлечения к себе сексуального интереса и которые они извлекли из глубин своего существа на поверхность, показывая себя потенциальному супругу или супруге с лучшей стороны, должны быть, согласно смыслу брачного намерения, не просто оставлены за ненадобностью, а скрыты — как то, что уместно обнаруживать только с какой либо практичной целью. Эта смысловая структура проявляется потерей остроты интереса к жизни вне пределов собственного дома, оттенком неопрятной профанации в оценке как собственной жизни, так и жизни других людей, отсутствием свежести.
То, что делает брак идеалом, направлением намерений и характером жизни множества людей, находится вне зоны общественных договоров потому, что является частью другого смыслового порядка, — порядка, с которым соотносится наша сущность, а не личность как продукт взаимоотношений с другими людьми. То золото, которое есть в рекламе брака и намерении стабильности и благосостояния общества вообще, срисованно со света нашей цельности, для достижения которой только брака или только социального
опыта, как техники высвобождения из эгоистических моделей поведения, — недостаточно. Все схемы браков, которые есть в социальном опыте, все расписания движений от причин к следствиям в силу инерционности общего внимания оказывают сопротивление переходу из одной колеи событий в другую, а также выходу из таковых.
То, что в браках свершается «на небесах», может совпадать или не совпадать с «земными» социальными описаниями и допускаемой ими свободой, но оно имеет свой распорядок другой Игры и других доличностных и внеличностных дорог, оно сделано из другой силы, другого внимания и имеет собственное качество свободы.
Одиночки чувственных просторов, оставшиеся в пределах двуполой сексуальной ориентации, в свете общего внимания становятся старыми холостяками, старыми девами, шлюхами, кобелями, алкоголиками, фригидными, импотентами, непутевыми, деловыми (применительно к чувственному это означает, что он/она все свои чувственные силы направляет в дело и, странно, не трахается или не придает этому значения),
странными — в случае каждого из этих и подобных описаний подразумевается известность и понятность для социального поля смысла того, что происходит и, даже в случаях когда социум обучается и ассимилирует новую форму чувственной судьбы, это происходит как втягивание индивидуального опыта и сущностной силы мужчины или женщины в «общий котел» смысла, поле смысла, силу общего существования.
Это втягивание максимально потворствует смешению своего и чужого и оставляет минимальные шансы для тонкости вкуса и способности различать как особенности опытов, так и инаковость опытов, не похожих ни на что, а так же к способности отличать подлинное от не являющегося таковым.
Это вытягивание наших глубоких сил вовне и закрепление их в личности, то есть на периферии нашего существования, делает возможным:
- социальную оценку нас как чего-то определенного: шофер — это шофер, министр —
это министр, умный — это умный, но в любом случае мы — уже кто-то;
- использование нас в социальных структурах в меру нашей предсказуемости;
- нашу несамостоятельность, жесткость, хрупкость и доступность;
— забывание снов и сновидений, а также кошмары с разрушениями;
- типичность и схожесть с другими и невнимательность к другим;
— старение, особенно лица;
— необходимость в глубокой релаксации-отключении (алкоголь, секс, наркотики,
курение и т.д.);
- инерцию событийных рядов, последовательностей снов и судеб;
— социальное регламентирование чувственности, снов, желаний и направлений жизни;
— антропоцентризм и ту бытийную привычку воспринимать в мире только происходящее с людьми, которая является составляющей определенных фаз старения человека или социума;
- затруднения в принятии решений, неестественную медленность восприятия, мышления и эмоциональных, волевых или других реакций на происходящее, физическую неповоротливость.
«Я стою в глубине пещеры в темноте. В центре пещеры разостлана шкура белого медведя, и на ней сидят мои друзья. Откуда-то сверху, из невидимого проема на них льется прозрачный аметистовый свет. Я хочу обойти их и выйти из пещеры, потому что мне тяжело стоять в темноте —у меня закрываются глаза, и я могу упасть.
Из спальни моих родителей хочет выйти белый медведь. Я закрываю перед ним дверь, и он мягко, настойчиво и просительно толкает её лапой. Я говорю ему. «Подожди, я тебя выпущу чуть попозже. И осторожно — ты можешь разбить лапой стекло и пораниться.» Дверь почти вся стеклянная.
Потом я сижу у постели моей мамы и смотрю на огромного ньюфаундленда, лежащего на постели. Он немного грустный, и я его уговариваю пойти со мной».
Человек — существо чувственное, поэтому он существо социальное. Чувственность как особую энергию, свойственную органическим существам (человеку в частности), ищут во вселенной многие.
Из этой энергии производится восприятие во сне и восприятие наяву, из этой же энергии производится и восприятие по социальным стандартам. Подлинная свободная чувственность — это свободное восприятие, свободное, для начала, от социальных направлений его использования, а это означает, как видится автору, уравновешенность между восприятием социальных напряжений, использующих чувственность, и восприятием иных, нерегламентированных современным социумом, стран.
«Этот сон мне приснился в первую мою ночь в незнакомом городе и в незнакомом доме. Так получилось, что никто из моих друзей и знакомых не знал, куда я уехал. Во сне я поднимался в горы, там все было будто из золотого света разной плотности, и это было где-то далеко впереди влево и вверх от моего физического тела. На склоне одной из гор я увидел дом рода Р., женщины, которую я любил. Во дворе дома за деревянным столом сидела вся её семья, но мне запомнились только бабушка и её дядя. Я сел рядом с ними за стол и немного грустно подумал, что я нахожусь в этих горах и рядом с ними пока люблю Р. И я не знал, окажусь ли я здесь и примут ли они меня, когда это пройдет. Рядом с их домом текла горная речка, очень чистая и прохладная. Далеко-далеко внизу виднелась излучина этой речушки. Хотя речка и протекала возле самого фундамента дома, в их доме не хватает воды. Я показал матери Р., что из камней можно сложить небольшую плотину, и мы с ней это сделали. Ко мне подходит Р., мы обнимаемся. На ней короткое черное платье, и, рассматривая его, я узнаю (или вижу одновременно) смешную историю, которая приключилась с Р.: однажды, когда она переходила дорогу в этом коротком черном платье, ей начали сигналить какие-то мужчины восточной наружности, сидящие в автомобиле. В ответ она приподняла платье и продемонстрировала то ли свои белые трусики, то ли свою задницу. Р. это сделала для того, чтобы претенденты на любовь увидели то, что они хотели увидеть, и чтобы была ясность с интригами вокруг половых органов. Мужчины не делали больше попыток познакомиться.
— Я по тебе скучала, — сказала мне Р.
— А я по тебе.
Мы стали отдаляться от сиены сновидения, и вот уже нас отделяют от золотого
воздуха над теми горами какие-то бетонные стены, и мне жаль, что мы обнялись уже во сне».
А. Панов, ШКОЛА СНОВИДЕНИЙ |
