В политике термин
«абсолютизм» обозначает
(точнее ранее обычно означал, как недостаточность именно философского исследования и утверждения Абсолютизма, как непротиоречиво согласованного с Истиной Единства) форму правления, при которой вся государственная власть (а вся-ли?) концентрируется у одного индивида, именуемого управляющим, чья воля закон. Все другие индивиды связаны властью управляющего, даже независимо от его воли, что, в своей основе, неограниченно и в этом смысле абсолютно. Политический абсолютизм означает полностью определенное выработанными правилами отсутствие индивидуальной свободы
{но ведь разум не имеет никакого смысла, если не существует некой свободы Совести и Воли, а раз разум несомненно дан каждому и существует, то таким образом понятый политический «абсолютизм»---это самая банальная абсолютная Тирания против разумности}. И да, это несовместимо с идеей равенства, основанной на утверждении существенной разницы между управляющим и управляемыми. И таким образом представленный политический абсолютизм является синонимом деспотизма, диктатуры, автократии. В прошлом характерным примером была абсолютная монархия, существовавшая в 17-18 столетиях в Европе, особенно во Франции при
Людовике XIV, который сформулировал ее идею известным изречением: «Государство это я». В настоящее время радикальный политический абсолютизм реализуется в тоталитарных государствах, представленных фашизмом, национал-социализмом, и большевизмом. Это явное противопоставление демократии, основанной на принципах свободы и равенства
{неясно, а что мешает учесть те типы гос-строя, которые Платон, выделил как типы характеров человека и вывел пять главных типов характера: 1) нормальный тип, преобладает интеллектуалное начало; 2) тимократический тип, или волевой; 3) олигархический тип; 4) демократический; 5) тиранический. И Платон указал, что типы 4) демократический; и 5) тиранический – это наименее прогрессивные типы как характеров, так и гос-строя}. Принципы демократии исключают установление тоталитаризма, то есть, неограниченной, и в этом смысле, абсолютной власти государства, и с демократической точки зрения, государство характеризуется формулой
«Государство это мы».
{И конечно, истинная Этика удел Умнейших из людей и обязывает к расслоению общества именно по признакам умных возможностей к установлению истин.} -- Параллель между философским и политическим абсолютизмом очевидна. Отношения между объектом знания, Абсолютом, и предметом знания, индивидуальным существованием, полностью схожи с отношениями между абсолютным правительством и его подчиненными. Также как неограниченная власть правительства принудительно влияет на субъектов, обязуя их соблюдать законы независимо от их происхождения, так и Абсолют, независимый от опыта, являющийся объектом познания в теории философского абсолютизма, априорно независимый от субъекта знания, полностью определяет в его познании – все зависимые от него внешние законы
{но ведь и Истина Всех Миров априорно независима и необходимо-логически определяет и соответствующие этой Истине законы, иначе как что работает в мире, остаётся объективно недоступным}.
Философский абсолютизм может быть очень хорошо охарактеризован как эпистемологический тоталитаризм
(но только поверхностно). В соответствии с такой позицией, устройство Вселенной имеет определенно недемократический характер.
Существует не только внешнее сходство между политическим и философским абсолютизмом; формируется фактически безошибочная тенденция применять абсолютизм, как идеологический инструмент. Обосновывая неограниченную власть и безусловное превосходство перед всеми другими, управляющий должен представить сам себя, прямо или косвенно, истинным Абсолютом, высшим сверхчеловеком как его воплощение или выражение мистическим образом. Где политическая идеология автократического и тоталитарного правления не допускает абсолютной исторической религии, как в случае с большевизмом
(который показывает нескрываемое расположение к самой вульгарной тирании садического характера, имеющее само по себе явно культовый, религиозный характер, абсолютизирующий базовую ценность: идею социализма), там и становится доказуемой любая Автократия, как по сути абсолютизирующая сама себя власть,
что по авто(само)референции---есть ложь и круг в доказательстве (как противоречие по Карри).
Политический абсолютизм не только использует метафизическую идеологию для его практических целей, то есть, моральное обоснование, он создает предпосылки к версиям в политических теориях, в попытках описать государство как абсолютную сущность, существующую независимо от субъектов
(что имеет явно «садический характер» (тип Сталин, Гиммлер), парадоксальным образом включающий элемент трусливости и готовности к подчинению вождю, Судьбе, Революции и пр.). В соответствии с такой установкой, государство не группа индивидов, а большее, нежели сумма его субъектов, как коллективный, а значит сверхиндивидуальный орган, который даже более реальный, чем его члены, как мистический организм и также верховный и высший для человека авторитет, который визуально представлен управляющим, именуемым Тираном-монархом, фюрером, или генералиссимусом. Это самое кристаллизуемое из такой установки, понятие суверенитета, используется далее с целью обожествления государства, из чего следует поклонение управляющему как богоподобному существу. По отношению к другим государствам догма суверенитета основывается на нивелировании международного права, как правового порядка между государствами, иначе говоря, совокупность правил, налагающих обязательства и предусматривающих права государств и таким образом определяющих сферы их правового сосуществования. Суверенитет в смысле абсолютной высшей власти может касаться только государства. Таким образом, волевым решением признавая международное право, суверенное государство инкорпорирует эти правовые нормы в собственное право и именно так расширяя юридическую действительность национального права, включающего, таким образом, международное право, довлеющим над всеми другими государствами, или, что то же самое, над национальными правопорядками. Абсолютистский взгляд на то, что международное право лишь часть собственного национального права, обосновывается теми, кто настаивает на суверенитете их собственного государства, и теми, кто привлекает для правовой интерпретации фактов аналогичную интерпретацию в их национальном праве, а следовательно, их праве на собственное, суверенное государство. Юридический империализм обычно недостаточно содержателен в интерпретации собственного состояния интерпретатора, ставшего душой и абсолютом юридической власти, богом правового бытия
2.
III
Диаметрально противоположной абсолютистской теории государства является позиция, в которой государство признается как специфическое отношение между индивидами, установленное правовым порядком, или что то же самое, как сообщество людей, конституируемое таким порядком
(национальным правопорядком). В отрицание догмы суверенитета эта релятивистская доктрина рассматривает государство, как субъект международного правопорядка, вместе со всеми другими государствами. В следовании международному праву, все государства являются равными и участниками мирового сообщества, устанавливаемого международным правом. В соответствии с таким подходом государство определяемо юридической властью, но не высшей властью, поскольку существует авторитет международного права. Но такое право создано демократическим путем, обычаями и соглашениями, следовательно, на основе сотрудничества государств. Как юридическое сообщество государства существуют во взаимосвязи друг с другом внутри международного сообщества на основе международного права, также как частные корпорации существуют внутри государства на основе национального права. Таким образом государство представляет только промежуточный уровень между мировым сообществом и различными юридическими сообществами, установленными государством в соответствии с национальным правом. Относительность государства это одна из существенных целей такой политической теории. Она может быть охарактеризована в качестве демократической теории государства, потому что отражает дух демократии. И также как автократия является политическим абсолютизмом в параллели с философским абсолютизмом, демократия является политическим релятивизмом, который имеет свой аналог в философском релятивизме
(...и таблицу умножения голосованием принимать думают? Да просто думать не хотят). Это может быть принято для более или менее поверхностной аналогии между демократией и релятивизмом, что фундаментальные принципы свободы и равенства характерны для обоих; что человек политически свободен постольку, поскольку он участвует в создании общественного порядка, к которому он причастен, как познающий субъект в соответствии с релятивистской эпистемологией автономен в процессе познания; и что политическое равенство индивидов соответствует равноправию субъектов познания, которое релятивистская теория познания должны предполагать во избежание солипсизма и плюрализма. Но более серьезным аргументом о взаимоотношениях между демократией и релятивизмом является тот факт, что все выдающиеся представители релятивистской философии были политически сторонниками демократии, в то время как последователи философского абсолютизма, великие метафизики, были сторонниками политического абсолютизма и противниками демократии
3.
- 3 Bertrand Russell, Philosophy and Politics (1947)
2 Hans Kelsen, General Theory of Law and State (Harvard University Press, 1946), pp. 419.
IV
Хорошо известно, что в античности софисты были релятивистами. Их наиболее известный философ
Протагор заявлял:
«человек есть мера всех вещей»; и их представитель поэт
Еврипид прославлял демократию. Однако
Платон, великий метафизик всех времен, утверждал в противовес Протагору, что
Бог есть мера всех вещей {в Нагвализме этим заявляется Общая Идея Тоналя Нагвализма, которая именно учит, как понимать Мир, чтобы управлять им, что совпадает, по смыслу, с религиозно-мистической установкой} и, в то же время, отрицал демократию, относя её к одним из презренных форм правления. Его идеальное государство---это правление мудрейшей частью единяемого государством Общества, которую
Hans Kelsen, почему-то, относит только к совершенной автократии
4. В Метафизике Аристотеля, Абсолют возникает как «перводвигатель, сам по себе неподвижный»
{точнее, "неизменяемый", в смысле, что чем-то отличительным от себя стать не может, как Идеальное Тождество Самому Себе, как, в принципе и Нагвалисты не считают Тональ Нагвализма изменяемым в нечто другое} и остается как повелитель вселенной. Следовательно, философ представляет в его Политике наследственную монархию как превосходство над демократией
5. Его телеологическая интерпретация природы – следствие его метафизики, и находится в прямой противоположности механистическому взгляду атомистов, строго отвергающих те причины, по которым те стали одновременно и концом наивных установок и таким образом основатели исследовательский подход, в т.ч. реформированный Рене Декартом в
"Научный Метод" современной науки. Ведь неслучайно, что
Демокрит, который вместе с Левкиппом развивал антиметафизическую теорию атомизма, заявлял:
«Бедность в демократии более предпочтительна мнимому богатству в монархии, как свобода и рабство» {опять же, ложно сводя монархизм и демократизм, к дихотомии, когда как сами не заявляют, что печень, или желудок,---есть царствующим органом, думая при этом головой, и не желая свои достижения или авторство распределять между согражданами, считая это своими, а не чьими-то другими достижениями ума-разума, и при этом ища и лоббируя авторитетность себя лично и своих идей у сограждан}.
В Средние века метафизика христианской религии идет рука об руку с убеждением, что монархия, образ божественного закона Вселенной, наилучшая форма правления. Фома Аквинский в Сумме теологии и Данте Алигьери в Монархии – классические примеры этого признания философского и политического
абсолютизма. Но Николай Кузанский, который в своей философии провозглашал Абсолют непознаваемым, в политической теории борется за свободу и равенство человека. В Новое время Спиноза соединяет свой антиметафизический пантеизм с откровенным предпочтением демократических принципов в моральной и политической сферах; однако метафизик Лейбниц защищает монархию. Английские основатели антиметафизического эмпиризма убежденные оппоненты политического абсолютизма. Локк утверждает, что абсолютная монархия несовместима с гражданским обществом и не может быть формой правления в целом. Юм, который больше, чем Кант, заслуживает имени разрушителя метафизики, и это правда, не ушел так далеко как Локк, но он написал замечательное эссе «О первоначальном договоре», в котором согласие народа -- священная основа правительства, а в его эссе «Идея совершенного содружества» он набросал Конституцию демократической республики. Кант, следуя Юму, показал в своей философии тщетность любых метафизических спекуляций, но в этике воспроизводит Абсолюта, которого он так систематически исключает из теоретической философии
{но ныне уже есть и выводы, что ничто, кроме Аналитической традиции, к Истине подступиться не в состоянии}. Точно так же его политическое отношение не очень этому соответствует. Он симпатизирует Французской революции и восхищается Руссо; но живет при абсолютной монархии Прусского полицейского государства и осторожен в своих политических высказываниях. Так, в политической теории он не смеет высказать нечто другое высказывать. Гегель, с другой стороны, философ абсолютного и объективного духа был сторонником абсолютной монархии.
- 4 Hans Kelsen, "Platonic Justice", International Journal of Ethics, Vol. 48 (1937), pp. 367
5 Hans Kelsen, "The Philosophy of Aristotle and the Hellenic-Macedonian Policy," Ethics, Vol. 48 (1937), pp. 1
V
У Гегеля был ученик, который боролся с демократическим движением в Германии в девятнадцатом столетии, и сформулировал афоризм: Власть не большинство! И действительно, если один верит в существование Абсолюта, и, следовательно, в абсолютные ценности и в абсолютное добро – используя терминологию Платона – разве не бессмысленно позволить большинству решать, что является политическим благом?
Законодательствовать
(а значит определять содержание общественного порядка не по тому, что является объективно лучшим для индивидов, а по тому, как именно эти индивиды, или их большинство, верно или неверно представляют себе то, а следовательно и устанавливают как они верят в наилучшее), это следствие демократических принципов свободы и равенства, что обоснованно только если не существует Абсолюта, отвечающего на вопрос, что является наилучшим, и если нет такой сущности как абсолютное благо. Для того, чтобы большинство невежественных людей решило, вместо принятия решения тем, кто в силу его божественного происхождения, или вдохновения, имеет исключительное лучшее знание об абсолютном благе
{или имеет все перспективы приведения возглавляемого им общества, к существенно лучшим благам, чем это может состояться при других методологиях, как гениальность и талант} – то это не самый абсурдный метод, если считается, что такое абсолютное знание невозможно, и что, следовательно, ни один человек на имеет абсолютного права навязывать свою волю другим.
{Абсолютного права никто не имеет, но 2+2=4, и это Абсолютно так, и только очень немногие из людей, могут брать в мыслительную разработку самые разнообразные мнения и идеи, и прояснять их в некое каким-то образом совместимое единство, и безусловно, именно такие люди и могут осуществлять нечто единяюще демократическое, как учитывающее существенно многое, и демократия такими людьми именно осуществляется.} {Hans Kelsen далее утверждает только свою лоббируемую мысль, не воспроизводя никакой разумной альтернативы.} - Эти оценочные суждения имеют только относительную действительность, один из базовых принципов
философского релятивизма, из которых следует, что
противоположные оценочные суждения являются ни морально, ни логически невозможными. Это один из фундаментальных принципов демократии, что каждый должен уважать политическое мнение другого, поскольку все равны и свободны
{что как раз-таки и есть дихотомически невозможным в реальности, но только как потенциальность, исключая равенство реально, сводя всё к тирании Юлия-Цезаря - ‘Разделяй и властвуй!’, приходя в итоге, как раз к тому, против чего боролись}. Толерантность, права меньшинства, свобода слова, и свобода мысли, как характеристики демократии, не могут быть внутри политической системы, основанной на вере в абсолютные ценности
{как коммунисты, видя соломинки противоречия только у других, у себя же бревна в глазу не замечая}. Эта вера в абсолютное непреодолимо ведет, и всегда приводила к ситуации, при которой тот, кто обладает секретом абсолютного добра, имеет право излагать свое видение и навязывать свою волю другим, кто, как полагается, ошибается. И ошибаться, в соответствии с таким взглядом, то есть быть неправым, наказуемо. Однако если признаются только относительные ценности, доступные для человеческого знания и человеческой воли, тем самым требующие защиты общественным порядком от нежелательных лиц, только если этот порядок находится в гармонии с предполагаемыми возможностями равных индивидов, то есть с волей большинства
{«Всё время люди лгут, во лжи не видят лжи, и ложь обосновав, за ложь идут в ножи» - Аль-Маарри; “2% людей думают, 3% людей думают, что они думают, остальные 95% согласны лучше умереть, чем думать”---(Берхард Шоу); Наставь юношу в начале пути его, он и до смерти не уклонится (Притчи); А раз расклад Б.Шоу имеет место, то значит наставляют лжи и безумию. И вот тут-то и нужно магическое философское слово, передающее весь смысл Предания древних, с напутствием следовать ему}. Может быть и так, что мнение меньшинства, а не мнение большинства, является правильным. Исключительно потому, что только
философский релятивизм может признавать, что верное сегодня может быть неверным завтра, а меньшинство должно иметь шанс выразить свое мнение и иметь возможность стать большинством. Только если это невозможно решить абсолютным образом, что правильно, а что нет, желательно обсудить этот вопрос, а после обсуждения достичь компромисса
(а компромис и обсуждение возможны только с психически здоровыми, мудрыми людьми).
Это истинное значение политической системы, которую мы именуем демократией, и которую мы можем противопоставить политическому абсолютизму только потому, что это политический релятивизм.
VI
В восемнадцатой главе Евангелия от Иоанна описывается суд над Христом. Простая история в ее наивной формулировке это один из возвышенных шедевров мировой литературы, вырастающий в трагический символ антагонизма между абсолютизмом и релятивизмом.
Это было во время Пасхи, когда Иисус, обвиняемый в том, что он притворился сыном Бога и правителем евреев, предстал перед Пилатом, римским наместником. Пилат иронически спросил его, что в глазах Рима сродни разговору с глупцом, «не ты ли Царь Иудейский?». Однако Иисус воспринял этот вопрос очень серьезно, и с пылом своей божественной миссии, ответил: "Ты так сказал. Я Царь. С этой целью я родился и на то пришел Я в мир, что должен свидетельствовать об истине. Все, кто на стороне истины, слышат Глас мой. Затем Пилат спросил: «Что есть истина?»
И потому что он скептический релятивист, он не знал, что было правдой, абсолютной истиной, которую представлял Христос, он – вполне последовательно - исходил в демократического пути принятия решения по делу всенародным голосованием. Он пошел снова к евреям, отмечено в Евангелии, и сказал им: "Я не нашел в нем лжи в целом. Но у вас обычай, чтобы кто был выпущен вам на Пасху. Вы хотите, чтобы я освободил вам Царя Иудейского?". Тогда восклицали они снова, говоря: "Не этого, а Варавву". Евангелие добавляет: "Варавва же был разбойник".
Для тех, кто верит в Сына Божия и Царя Иудейского
{в Тональ, тайн магии Нагвализма, чего лишено невежественное большинство} в качестве свидетеля абсолютной истины, этот плебисцит, безусловно, является сильным аргументом против демократии. И этот аргумент мы, политические мыслители, должны принять. Но только при одном условии: что мы, как обладатели нашей политической истины, должны быть исполнены в том достаточно аргументированной убеждённости, которую, при необходимости, и будем защищать с кровью и слезами в том, что мы уверены и в своей истине как таковой, и в Его истине, Сына Божьего.
