"Он осторожно поставил бутылку с кефиром на скамейку рядом с собой и поднял правую руку до уровня глаз, - паук болтался на своей сопле, проворно взбираясь вверх, к рукаву его клетчатой рубахи.
Он тряхнул кистью.
Паук сорвался, мягко шлёпнулся ему на башмак и задумался.
- Скажите, а какое нужно образование, чтобы здесь работать? Вы что-то заканчивали? – спросила женщина.
Она подняла колени, и юбка скользнула вниз, оголяя бёдра. Он невольно подумал, что если бы он тоже сидел на траве, то сейчас увидел бы её трусы. Но они с Фёдором сидели на скамейке. А женщина с самого начала устроилась на траве, объяснив, что так ей будет удобнее, потому что оттуда она видит их лица.
- Не считая шестинедельных курсов прямо здесь, я ничего не заканчивал, - ответил он.
- Вообще-то, Фёдор говорил, что вы сторож. Поэтому я и удивилась, что вы, оказывается, сутками работаете. Мне казалось, что сторож только ночью нужен.
- Сторож, это официально, - улыбнулся он. – На самом деле я здесь как бы и на все руки мастер.
- Вы что же… - начала удивлённо женщина, но он перебил:
- Нет, нет, трупы я не вскрываю. Я больше по части макияжа и упаковки. Ну, санитар, одним словом. И сторож, конечно.
- Но вы видели, как их… - женщина не закончила фразы и кивнула на здание морга, неподалёку от служебного входа которого они и сидели. – Как это выглядит?
- Вы когда-нибудь рыбу потрошили? – спросил он, поспешно проглотив кусок бутерброда. – Вот так оно примерно и происходит.
Паук одумался, тенью скользнул по башмаку и потерялся в траве.
- Вы сравнили! – фыркнула женщина.
- Ну, принцип почти такой же. Разрез от горла до паха, потом вынимаются внутренности… Голову, правда, не отрезают. Но тоже разбирают основательно…
- Как ты можешь рассказывать всё это и, одновременно, есть? – засмеялся Фёдор.
- Ну, я голоден, - покосился он на Фёдора.
- Ты, наверное, и там мог бы завтракать, прямо во время… - как-то подобострастно заметил тот.
- Нет, не смог бы. Там запах. Особенно от кишок…
- Скажите, - женщина переменила позу и теперь села на коленях, - я слышала, что те, кто там работает, много пьют. Это правда?
Он кивнул, отпивая кефир.
- Это, должно быть, потому, что всё это тяжело переносить психологически? – спросила женщина.
- Наверное, - сказал он после небольшого раздумья. – Но мне кажется, что это только в начале так. А потом пьянство становится способом избегать вопросов.
- Каких вопросов? – не поняла женщина.
- О смерти, в основном, - пожал он плечами. – Да и о жизни, пожалуй…
- Что вы имеете в виду? – то ли действительно заинтересовавшись, то ли разговора ради спросила женщина.
- Там, - он кивнул на морг, - всё слишком…
Он запнулся, подбирая слово.
- Цинично? – подсказал Фёдор.
- Нет, не это… Не знаю, как назвать… Голо, что ли… Это не цинизм, это... правда, наверное. Забавно!
Он даже рассмеялся, от пришедшей на ум фразы:
- Правда жизни, - в морге… Вы, вот, спрашивали, на что это похоже. Я сказал про рыбу. Но только потому, что вы ведь, наверняка, никогда не потрошили животных и вообще не бывали на скотобойне?
Женщина, подтверждая, кивнула.
- А мне довелось бывать. Так вот здесь, - всё то же самое в основе. С той лишь разницей, что здесь не убивают, а лишь потрошат. И не для пищи, а для, так сказать, науки. И это работа. Обычная работа, как и на скотобойне. Всё голо…
Он замолчал и о чём-то задумался.
- Таисия хотела узнать о тех вопросах, которые… - осторожно напомнил Фёдор.
- Вопросах? – он, казалось, удивился. – Так их нет! В том-то и дело, что их спокойно пропивают…
- Но раз вы о них упомянули, то они всё-таки есть? Вы сами себе их задаёте? – мягко спросила Таисия. – Что это за вопросы?
- А почему вы решили, что я их тоже не пропил успешно? – он, казалось, был раздражён. Но потом взял себя в руки и сказал, уже спокойнее:
- Эти вопросы трудно сформулировать в словах и... и конкретно... Пожалуй, это больше всего и пугает. Когда вопрос конкретный, то можно напрячь мозги и пробовать искать на него ответы. А если вопрос какой-то… абстрактный, что ли… Ну, вот тогда-то и начинается.
- Что начинается? – спросила женщина.
- У кого как. У кого-то пьянство. У кого-то клиника… У кого-то…, - он на миг замолчал, словно что-то вспоминая, потом продолжил: - У нас в городе был судья. Довольно известный человек. И хороший. Даже преступники его уважали. Он не был тупой, как закон, а к каждому делу подходил по-человечески. И редко кто оставался на него обижен, будь то пострадавшие или виновные… Однажды он приехал к нам. Слушалось одно резонансное дело, и он хотел сам увидеть, насколько было обезображено тело. Он был в шоке. И не столько от тела, я думаю, сколько от самого этого заведения.
Он кивнул в сторону морга.
- После этого он ещё несколько раз приезжал. Непонятно зачем. Второй раз, правда, повод он нашёл, - хотел посмотреть, как нам удалось привести тело пострадавшей в, так сказать, божеский вид, прежде чем его отдадут родственникам. А другие разы, - просто без повода. Вытерпел вскрытие. Наблюдал, как работают санитары на макияже и упаковке. И молчал. А все были, как на иголках. Он был известный человек, - повторил он и помолчал.
- А потом он повесился. И это уже был шок для всего города. Никто не мог понять причины. Не было никаких причин! И он никакой объяснительной не оставил. Только в костюме у него нашли короткую записку, которая тоже ничего не объясняла. Там было написано: Жизнь непонятная…
Женщина взглянула на Фёдора. Тот, подтверждая, кивнул.
- Я, конечно, не могу утверждать, что эти его визиты к нам послужили причиной или стали каким-то поводом к такому его поступку. Но…
Он вдруг усмехнулся, а потом сказал, без всякой видимой связи с предыдущим:
- Вы себе не представляете, что они вытворяют, когда напьются! Особенно Градусник. Это прозвище у него такое. Он, если пьян, а надо делать вскрытие, начинает воображать себя этаким джигитом. Что-то вопит воинственное, делает всё резко, по-военному. Брутально… Но это даже красиво. А санитары…
Тут он только рукой взмахнул, давая понять, что не стоит продолжать.
- Знаете, после ваших рассказов, у меня появилось желание, чтобы меня после смерти кремировали, - грустно сказала Таисия.
- Это не поможет! – мотнул он головой. – Всё равно ваше тело сначала здесь окажется. Таков порядок. И потом, разве вам не всё равно, что с ним будет, когда вас в нём уже не останется?
- Почему-то не всё равно, - хмуро возразила женщина.
- Я понимаю, - кивнул он. – Похожим образом чувствуют все. Но ведь это неправда.
- Что неправда? – удивилась Таисия.
- Да всё! Вы когда-нибудь думали о судьбе гинеколога?
- При чём здесь гинеколог? – ещё больше удивилась женщина.
- Ну, ему, конечно, полегче вообще-то, - непонятно с чем согласился он. – Но тогда представьте, насколько нужно обмануть себя патологоанатому, чтобы иметь нормальную половую связь с женщиной! Как нужно суметь укрыться от той правды жизни, которую он каждый день видит, какую непоколебимую иллюзию надо в себе создать, чтобы… Да уж! Эрос и Танатос…
Он взглянул в обескураженное лицо Таисии. Улыбнулся криво и продолжил:
- Так что, это только ваш вымысел, ваша иллюзия, что тело, после смерти, имеет какое-то значение. Мы просто привыкли к нему. Привыкли отождествлять его с образом себя. Но кто-нибудь когда-нибудь видел нас? Нас, которые в этом теле? Понимаете, что я хочу сказать?
Таисия с Фёдором одновременно помотали головами.
- Что находится в этом теле? – упирая на «что», спросил он. – И почему, когда это нечто куда-то исчезает, то тело уже никуда не движется, ничего не хочет и ни на что не годно? И почему между этим и телом такая странная и крепкая связь? И почему связь эту можно разрушить, разрушая тело? Да и наоборот тоже неплохо разрушать получается... Зачем всё так устроено? Да и, - как, собственно, устроено? Может мы видим только какую-то поверхность, вершину айсберга, скрытые глубины которого нам никогда не постигнуть?
Он замолчал, залпом допив свой кефир. Потом сам нарушил вдруг повисшее у скамейки молчание:
- Может поэтому мы неосознанно стремимся к смерти? Хотя и боимся её, стараемся избежать, но где-то глубоко внутри… Может быть, сами того не осознавая, мы уже устали от этой загадочной связи? От этой зависимости от тела?
- Вы читали работы Зигфрида Пройда? – осторожно спросила Таисия.
- Читал, - равнодушно ответил он. – Потом, утром, вышел в уборную, и, пока мочился, потерял вообще весь смысл жизни. Было пусто. Ведь если всё так, как он описал, то зачем вообще жить? Полная бессмыслица… А потом я и Клару Ботсман читал. И ещё всякого. Да только ничего они не объясняют, книжки эти…
- Может быть, вы именно поэтому устроились сюда работать? – спросила женщина. – В попытке найти какие-то свои ответы?
Она, стараясь не привлекать внимания, вынула из своей сумочки блокнот и делала в нём какие-то пометки.
- Скорее вопросы, - усмехнулся он. – Но вообще-то я сюда попал без всякого умысла. Просто удобный для меня график: сутки здесь, трое свободен. Да и к моргу у меня не было никакой предубеждённости или предрассудков. До двенадцати лет я жил в том доме…
Он кивнул в сторону старой пятиэтажки, которая виднелась за большим каменным забором больничного комплекса.
- Так что всё моё детство прошло в играх в этом больничном дворе. А этот морг был для нас особенным местом. Сколько небылиц мы о нём сочиняли! Как только не пытались подсмотреть, что там творится внутри. И этот запах… Нет, всё что угодно мы тогда испытывали, но только не тот суеверный страх, который присущ взрослым. Так что…
Он развёл руками, словно говоря, - такова жизнь.
- Стало быть, это карма! – несколько натянуто улыбнулась Таисия.
- В эту ерунду я не верю! – отмахнулся он.
- Я пошутила, конечно, - поспешила оправдаться женщина. – Но интересно, а во что вы верите?
- Ни во что, - пожал он плечами.
- Значит, вы материалист?
- Нет, не думаю. Материалисты всё-таки тоже верят. В ту же материю, например. А я просто понятия не имею, что же оно такое эта материя на самом деле.
- То есть, как? – удивилась Таисия. – Это ведь очевидно!
Она потянулась вперёд и пару раз стукнула кулаком по скамье.
- Вот это, - материя!
Потом она довольно ощутимо ущипнула его за колено.
- И вот это, - материя…
- Ну, да, ну да… - согласился он и, невольно, потёр колено. – Это же очевидно…
- Скажите, а как эта ваша работа отразилась на вашем творчестве? – решила сменить тему женщина, чтобы подобраться к тому, ради чего она и пришла на этот завтрак. – Вы чувствуете какое-то её влияние?
- Моём творчестве? – удивился он.
- Да. Фёдор рассказывал мне о ваших… инсталяциях.
- Не знал, что это так называется! - усмехнулся он. – Но я бы не назвал это творчеством. Просто мне почему-то так делается. А зачем, да почему, - об этом я не думал никогда…
Таисия собиралась что-то сказать, но он, жестом, попросил её помолчать и продолжил:
- Я как-то купил книгу одного фотографа. Ну, альбом такой. Не потому, что я разбираюсь, там, в фотографии или как-то её ценю и понимаю. Нет. Мне просто название приглянулось: Жизнь, смерть, любовь и прочие пустяки. Вот это, наверное, творчество. А у меня…
- И как вам альбом? – заинтересованно спросила женщина. – Соответствовало ли, на ваш взгляд, содержимое названию?
- Вы имеете в виду, понравились ли мне его фотографии? – уточнил он.
- Скорее я хочу узнать, соответствовали ли они заявленной теме?
- Ну, я не знаю, - растерянно развёл он руками. – Я ничего не понимаю в искусстве. По моим ощущениям, автор искренний человек, у которого действительно есть какие-то свои вопросы. Но что касается фотографий… Есть в них что-то надуманное, какая-то поза, что ли. И немалая доля эпатажа для публики…
- Вот! – возбудилась, вдруг, Таисия и даже привстала с колен. – Вот именно это я и хочу показать в своей диссертации! Глобальную ангажированность современного искусства. И его «обёрточность». То есть, внутреннюю пустоту, несмотря на величие заявляемых тем. Но это ещё не всё. В принципе, доказывать это никому не надо, - всё и так очевидно. Поэтому, в качестве сравнения и противовеса популярному искусству, я и принялась за эти свои поиски настоящего искусства. Того искусства, которое рождается не ради заработка или славы, а которое исходит от самой души. И не «для» или «ради», а вот, - просто так. Потому, что так просится, так хочется. Понимаете?
Он как-то застенчиво покачал головой:
- Честно говоря, не совсем. Зачем такое искать? Почти у любого ребёнка, любящего рисовать, можно найти образцы этого, по вашим словам, настоящего искусства. Или в каком-нибудь кружке рисования для пенсионеров.
Он улыбнулся.
- Нет, это не то, - возразила Таисия. – Мне пока трудно объяснить… Я, вот, даже Фёдору не смогла толком… Но он как-то понял. Вот, с вами познакомил…
Женщина коснулась руки Фёдора, который от этого прикосновения начал расцветать на скамейке.
- Но при чём здесь я? – искренне удивился он. – Я не создаю произведений искусства.
- Тогда не будем называть это искусством! – охотно согласилась Таисия. – Но вы ведь что-то создаёте? То, что не является необходимым в вашей жизни?
- А откуда знать, что в ней необходимо, а что нет? – возразил он.
- Так я об этом и говорю! – быстро щёлкнула женщина пальцами, опасаясь как бы собеседник снова не погрузился в свои мутные философствования. – Просто ваша душа, или назовите это, как хотите, требует таких вот «созданий». И вы, создавая их, вкладываете ведь в этот процесс какой-то смысл? Для чего-то вы ведь это делаете ?
- Вы сами себе противоречите. То утверждаете, что настоящее искусство не имеет «для» или «ради», то спрашиваете, - для чего я это делаю? Так о чём мы всё-таки говорим?
- Это разные «для»! – уверенно возразила Таисия. – Вам ведь наверняка никто не платит за эти ваши создания. И, вне всякого сомнения, вы не надеетесь с их помощью снискать себе известность.
- Ну, это уж наверняка! – улыбнувшись, согласился он.
- Но тогда, - зачем? Что вами движет?
- Я не знаю. Я, правда, не знаю, - он даже почесал в затылке. – Может я просто таким способом надеюсь удержать, как-то застолбить, что ли, свой утекающий мир?
- Что вы имеете в виду? – опешила Таисия.
Фёдор тоже с удивлением уставился на него.
- Да так, - попробовал отмахнуться он. – Ерунда всё это.
- Нет, ну, я вас очень прошу… Расскажите!
- Я не уверен, что это действительно причина… Даже не знаю, как объяснить… Был такой случай. Я как-то проходил мимо старой водонапорной башни. Она принадлежала шахте, и давным-давно не действовала. Когда я был подростком, мы часто забирались вовнутрь. Ну, там, покурить, выпить, да и просто так, - время провести. Там было странно. Огромный бак вверху. И лестница вокруг стены. Можно было взобраться на самый верх и даже на крышу… Ну, а потом, годы спустя, я проходил мимо неё. Не в первый раз проходил. Но тогда, вдруг, нахлынуло странное чувство. Или воспоминание, - не знаю, как назвать. Я увидел, или каким-то странным образом узнал, что когда-то я погиб в этой башне. Понимаете?
- Вы имеете в виду какую-то прошлую жизнь? – уточнила Таисия.
- Нет, ну, при чём здесь! Не прошлая жизнь, а эта! Я вспомнил, что, когда я был подростком, я в той башне сорвался с лестницы и разбился насмерть.
- То есть, это такая фантазия была? – неуверенно предположила Таисия. – Не хотите же вы сказать, что вы теперь…
- Нет, - улыбнулся он. – Я не хочу сказать, что теперь я, - живой труп. Но это не была фантазия. В том-то и дело. Это было чёткое, красочное воспоминание. Даже знание. Знание того, что так и было на самом деле. Вот тогда-то я впервые и засомневался в том, что же оно такое, это «на самом деле»… Потом было ещё несколько подобных воспоминаний, связанных с другими местами, другими обстоятельствами и другим возрастом. Моя жизнь, не какая-то там прошлая, а эта жизнь, заканчивалась несколько раз.
А потом я устроился работать сюда, и вот эта разница между жизнью и смертью стала… Не умею объяснить! Это словно разные варианты одного и того же потока, который я считаю своей жизнью... Нет, не так... Лучше представьте водопад, состоящий из множества струй. И все они равноправные. Но только нечто, - то ли во мне, то ли вне меня, - каким-то образом определило, что вот именно эта струя водопада и есть "на самом деле". Эта струя и есть я, моя жизнь. И я с этим согласился, привык к этому, я в этом освоился и мне здесь вполне уютно. И вдруг, представьте, вот это самое моё драгоценное я, или как там оно называется, попадает на какой-то миг в струю, которая рядом. И наделяет уже её настоящестью...
Он замолчал, потом усмехнулся и добавил:
- Я же говорил, что всё это непросто объяснить!
- Вы слышали что-нибудь о теории Хьюго Эльбраса? – осторожно спросила Таисия.
- Да, разумеется! – махнул он рукой. – Но это всё не то. Это только физика. И ничего она не объясняет.
- Ну, почему же! – возразила женщина. – Мне кажется, что его теория как раз подходит к вашему случаю.
- Вашему случаю! – хмыкнул он. – Как точно сказано! Действительно, в теории многомирия это только статистика, случай. Повод, на основе случая некоего персонажа «а», попробовать отыскать формулу, которая опровергнет или докажет, - справедливо ли высказывание, что «а» равно сумме или произведению «а-прим», «а-бета», «а-дельта» и так далее. И при этом мы можем оставаться на безопасной территории. Мы только теоретизируем, не испытывая на себе никакого влияния этого самого многомирия. Оно нас вообще не касается. Мы отсранены, изъяты из самого события. Мы только выводим формулу. Ну, а если нашу формулу не признают, то мы просто забросим всё это и уйдём, подобно Хьюго Эльбрасу, в большой бизнес. Делов то!
Он вытянул руку и опустил пустую бутылку в урну возле скамейки.
- Но у меня так не получилось. Мой мир начал расплываться, как эскимо на подоконнике… Я стал чаще выбираться за город. Это, знаете, как-то собирало, что ли. Утишало. От слова тишина, а не утешение… Вот тогда и захотелось почему-то отмечать некоторые места. Сам не знаю для чего и зачем. Просто так…
- Но ведь какой-то смысл в ваших творениях есть? – осторожно спросила Таисия, которая даже в свой блокнот перестала строчить.
- Смысл… Ну, вроде нельзя же без смысла. Но…
Дверь морга открылась, и на пороге появился человек в синей робе.
- Я извиняюсь, но похоже мой затянувшийся перерыв на завтрак закончился, - он поднялся со скамейки. – Наверное, уже машина пришла, пора отгружать…
Фёдор тоже вскочил и помог подняться женщине. Втроём они направились к зданию. Человек в робе так же безмолвно скрылся внутри, оставив дверь открытой.
- Было очень и очень приятно познакомится! – искренне сказала Таисия. – Очень хотела бы надеяться, что мы не последний раз видимся.
- Ну, на самом деле я пока не умер, - неловко пошутил он. – Так что шанс есть…
Они подошли к крыльцу, и Таисия поспешно вынула из сумки платок. Приложила его к носу.
- Запах? – понимающе кивнул он на дверь. – Лето… И, как обычно летом, - проблемы с холодильником.
Они распрощались, и дверь за ним закрылась...
- Ты, похоже, разочарована? – спросил Фёдор, когда они миновали длинную больничную аллею в полном молчании.
- Нет, ну что ты! – возразила женщина. – Скорее удивлена. И немного обескуражена. Ты предупреждал, что он молчун и бука, а он довольно словоохотлив и даже мил.
- Это он сегодня в каком-то ударе, - пожал плечами Фёдор. – Нет, ну он не настолько уж бука, конечно. Это я перестраховывался, когда так говорил. Просто от него не всегда ясно чего ждать можно. Вот я и рассчитывал на худший вариант. Я ведь говорил ему, что хочу вас познакомить, но он без энтузиазма к этому отнёсся. Потому я и рискнул прямо сюда тебя привести. Ну, чтобы, типа, мимо проходили…
Фёдор улыбнулся.
- Но меня не его общительность обескуражила, - женщина продолжала свою мысль. – Знаешь, он ведь болен.
- Да ну! – Фёдор даже отшатнулся. – Не хочешь же ты сказать, что…
- Нет, нет! – успокоила его женщина. – Я не имею в виду шизофрению. Хотя, возможно, именно она и будет финалом. Но пока что… Такого, пожалуй, даже и диагноза нет. Во всяком случае не на этой стадии. Но он явно нездоров… Как он вообще живёт? И с кем? При таком образе мыслей он должен быть совсем один!
- Он женат. Правда, я бы не назвал это счастливым браком. Впрочем, несчастным тоже не назвал бы. Просто никакой. Или, - как у всех.
Фёдор усмехнулся.
- Но ты права. Он действительно одинок. Внутренне одинок. Но ни за что этого не признает. Когда-то я, по-пьяни, пробовал с ним об этом заговорить. Но он только отчитал меня. Совсем по-трезвому. Сказал, что я понятия не имею об одиночестве. Может он и прав. Не знаю…
Он пожал плечами, а потом спросил:
- Но ты мне так и не сказала, - напрасно я тебя сюда притащил или нет?
- Дурачок! – взяла его под руку Таисия. – Не просто не напрасно. Я даже…
Она запнулась, подбирая слово. Потом пару раз взмахнула ладонью в воздухе и сказала:
- Возбуждена! Да, именно это! Несмотря на то, что он, то ли не мог, то ли не хотел понять, чего я от него пытаюсь добиться, он сказал очень много. То есть, от его слов у меня возникло много своих мыслей и… вопросов!
Она засмеялась.
- Да, с вопросами этими он мне лихо гвоздик загнал! Но и многое у меня уложилось. Я даже решилась на один эксперимент.
- Что за эксперимент?
- Сейчас не могу сказать. Но можешь быть уверен, что если кто и будет свидетелем в этом эксперименте, так это только ты!
- Ты меня интригуешь! Надеюсь, это не слишком больно? – пошутил Фёдор.
- А это уж как получится, - ответила Таисия, а потом спросила:
- Знаешь, что самое смешное?
- Что?
- Я совсем забыла, как его зовут!
- Ну, ты даёшь! – рассмеялся Фёдор."
http://filens.info/forum/index.php/topic,302.msg107462.html#msg107462
