Зысъ-Сильфио-еБениньо-ФБ-....

[Второй]

сновидит несколько снов "одновременно" - именно это есть "хозяин тела и дубля"

А также сновидит повседневность, именно это и есть страшная сила.
И ещё себя сновидит сновидящего всё это, это уже к перемещению во вселенных относится.

Интересно, а мог арендатор найти сразу несколько нагвалей в параллельных вселенных?

[Второй]

Корнак7, нагваль - страшная сила, порой так уносит, что не в коем случае не ощущаешь себя ничтожным, каким бы маленьким не было твоё осознание по сравнению с масштабом всего бытия, но ощущаешь себя самим им и спокойно признаёшься себе, что ты сумасшедший . А потом "возвращаешься на землю грешную" и грустишь и грустишь...

[Корнак]

Второй, не пытайся казаться более сумасшедшим, чем Шам. Ты ему не конкурент

[Второй]

Корнак7, отчего же, я хоть, конечно, никому и не конкурент, но также нахожусь на грани исчезновения. Для бесконечности я уйду всего лишь чуть позже.

[Mod]

но также нахожусь на грани исчезновения.

Выбирай, тебя занести в черный список мемориза или в Красную книгу?

[Второй]

Mod, занеси меня в своё сердце.

[Корнак]

тебя занести в черный список мемориза или в Красную книгу?

Пора нам задуматься и о Красной книге. А то вырубят всех под пень.
Выписываю Фавио и Тонаке пожизненную индульгенцию.
                                                                                            (К7)

[sham]

1 сновидит повседневность, именно это и есть страшная сила.
2 себя сновидит сновидящего всё это, это уже к перемещению во вселенных относится.
3 Интересно, а мог арендатор найти сразу несколько нагвалей в параллельных вселенных?

1 "устранить непрактичность обладанием дубля в повседневном мире" - понятно??? дубль мешает в реале
2 не фига не веселенных, а скорее проекций в ничто = истощение себя
3 маг мог, танант тоже - он круче чем "посторганический неорагник" реликтума - он посторганический постнеорганический не органик

[Второй]

понятно??? дубль мешает в реале

Плохому танцору эээ... сами знаете, что мешает.

[sham]

поэтому их два
ду бля
и третье внимание которое достигается через космическое влагалище

Сильвио Мануэль и Элихио, казалось, удерживали стороны вертикальных створок в человеческий рост. Женщины побежали и спрятались позади Ла Горды. Сильвио Мануэль велел всем нам шагнуть в отверстие.
Я повиновался, женщины - нет.
За входом ничего не было. Тем не менее все там было до краев заполнено этим ничто. Мои глаза были открыты, все чувства предельно обострены. Я напрягался, пытаясь что-либо увидеть, но передо мной ничего не было, а если и было, то я не мог его различить. Мои чувства не были привычно разделены. Все пришло ко мне сразу, или же это ничто пришло ко мне в такой степени, как никогда раньше или позже. Я почувствовал, как все мое тело разрывается на части. Какая-то часть из середины меня рвалась наружу. Я разрывался, и отнюдь не в переносном смысле. Внезапно я почувствовал, как человеческая рука выхватила меня оттуда прежде, чем я распался.
Женщина-нагваль прошла туда и спасла меня. Элихио не мог двинуться, потому что он удерживал створки входа, а Сильвио Мануэль держал за волосы четверых женщин, по две в каждой руке, готовясь швырнуть их туда.
Я полагал, что все это должно было длиться с четверть часа, но в то время мне ни разу не пришло в голову подумать о людях на мосту. Время, казалось, каким-то образом остановилось, точно так же, как оно остановилось, когда мы вернулись на этот мост по пути в Мехико.
Сильвио Мануэль сказал что хотя попытка и оказалась неудачной, она тем не менее привела к полному успеху, ибо испытанное мной было истинным чувством смерти.
- В смерти нет ничего величественного и спокойного, - сказал он, - потому что только после умирания и начинается настоящий ужас. С той же неизмеримой силой, которую ты испытал. Орел вытянет из тебя последнюю искру осознания, какую ты когда-либо имел.
Сильвио Мануэль .. объяснил, что места силы в действительности являлись своеобразными отверстиями в оболочке, не дающей миру потерять свою форму- Место силы может быть использовано так долго, пока человеку хватает силы, собранной во втором внимании.
Он сказал, что ключом к тому, чтобы выстоять в присутствии Орла, является сила собственного намерения. Без намерения нет ничего.
Он сказал мне, поскольку я был единственным, кто входил в иной мир, что меня там чуть не убила моя неспособность изменить свое намерение.
Он был уверен, однако, что путем напряженных тренировок все мы придем к тому, что сможем удлинить свое намерение. Однако
он не мог объяснить, чем же все-таки это намерение является.
Он пошутил, что только Нагваль Хуан Матус мог бы объяснить это, но его-то как раз и нет поблизости.

[Второй]

Я почувствовал, как все мое тело разрывается на части.

Я испытал нечто подобное, когда выпил большую дозу аяваски, если бы меня не стошнило перед этим, то я бы умер. Но выходить из этого состояния мне пришлось самому.

- В смерти нет ничего величественного и спокойного, - сказал он, - потому что только после умирания и начинается настоящий ужас. С той же неизмеримой силой, которую ты испытал. Орел вытянет из тебя последнюю искру осознания, какую ты когда-либо имел.

Ужасного в этом я тоже ничего не вижу, что жизнь, что смерть - две равные борьбы.

Он сказал мне, поскольку я был единственным, кто входил в иной мир, что меня там чуть не убила моя неспособность изменить свое намерение.

Меняй хоть до усёру, толку не будет. Дело не в этом, а в нехватке осознанности, внимание должно быть тренированным. Можно представить учёного-новичка, на которого свалили кипу незнакомой информации и сказали к завтрашнему дню подготовить доклад, да он её осваивать только несколько дней будет.

Он был уверен, однако, что путем напряженных тренировок все мы придем к тому, что сможем удлинить свое намерение.

Это то, к чему стремились древние видящие и они сумели даже удлинить себя , но это не путь новых видящих, они стремятся просто созерцать, а потому закаляют внимание, чтобы охватывать всё большие и большие объёмы неизвестного, которое оказывает своё давление и так пока не столкнуться с непознаваемым, к этому времени они уже должны достаточно закалить себя, чтобы выдержать большее давление непостижимого, тогда уже любые интерпретации полностью перестают иметь какое-либо значение и они продолжают осознавать нечто неописуемое. Таким образом они сохраняют осознание и уносят в бесконечность. Но на самом деле никто даже не вступает в битвы за осознанность, мы просто течём, как река, которая вследствии впадает в океан. Так что переварите и отбросьте весь этот сумбур. И дон Хуан сделал бы также, он сказал бы, что намерение, это дух, а дух, это абстрактное, а абстрактное, это всё, а всё, это то, что везде, а потому удлинять его нет смысла и начал бы хохотать от попытки Карлоса увидеть подвох в этом .

[sham]

Они оба уговаривали меня прыгнуть на дно ущелья. Они сказали, что я
должен вначале ощутить свои нити, затем изолировать одну, которая ведет вниз на дно ущелья, и следовать ей.
Когда они произносили свои инструкции, их слова вдруг действительно стали соответствовать моим ощущением. Во всем моем теле появилось какое-то крайне интересное состояние, которое само по себе невыразимо, но приближалось к ощущению "длинного почесывания". Мое тело действительно могло ощущать дно ущелья, и я чувствовал это как щекотку в каком-то неопределенном месте тела.
Он сказал, что собирается прыгнуть вместе со мной. Он схватил меня, или толкнул, или обнял, и бросился вместе со мной в бездну. У меня появилось чувство сильной физической боли. Мой живот как будто пережевывали и пожирали. Это была смесь боли и удовольствия такой интенсивности и длительности, что я мог только кричать, кричать и кричать, насколько у меня хватало воздуха в легких.

- Мне нечего сказать тебе, Карлитос, - сказал он, медленно произнося каждое слово. - За исключением того, что у тебя необычайное количество экскрементов в кишках.

какая-то часть тебя или даже весь ты прыгал на дно ущелья и осматривал глазами тоналя то, что там находится, как если бы ты спускался туда по веревке или по лестнице. Акт осмотра дна ущелья был венцом всех этих лет тренировки
Секрет дубля в пузыре восприятия, который той ночью у тебя был одновременно и на вершине скалы и на дне ущелья, - сказал он. - Пучок чувств можно воспринимать здесь и там одновременно.
То, что делает воин, путешествуя в неизвестном, очень похоже на умирание, только вот его пучок единых ощущений не распадается, а лишь немного расширяется, не теряя своей целостности. В смерти, однако, они тонут глубоко и двигаются независимо, как если бы они никогда не были единым целым.

[Второй]

То, что делает воин, путешествуя в неизвестном, очень похоже на умирание, только вот его пучок единых ощущений не распадается, а лишь немного расширяется, не теряя своей целостности. В смерти, однако, они тонут глубоко и двигаются независимо, как если бы они никогда не были единым целым.

Ну да, можно сказать и проще, что осознание во время смерти не распадается, а сохраняется, если сил хватает. Но чем больше я вспоминаю тот свой опыт, тем больше я понимаю, что не могу и расширением то это назвать. Сказать, что это борьба за сохранение осознанности тоже не могу. Самое лучшее, что приходит в качестве попытки выразить подобное, это представить реку, которая впала в океан. Т.е. сама по себе, в данном случае, она не расширяется, борьбу тоже не с кем не ведёт за сохранение своих водных пространств. Она ведёт только одну борьбу, за направление движения к океану. И происходит здесь нечто "магическое". Она становится самим океаном, не меньше и не больше его. Но с другой стороны, если представить весь океан сплачением из такого вот множества речушек, то выходит, что это общее (взаимное) стремление к некой целостности. При таком соединении никто не становится больше, а позволяет стать продолжением друг друга.

Мой живот как будто пережевывали и пожирали. Это была смесь боли и удовольствия

Мне это напоминает аттракцион - раскачивающийся корабль, в тот момент, когда он как бы зависает в воздухе, испытываешь боль в животе, а потом приятное чувство.

[sham]

мой опыт разрывания меня орлом
дейсвительно смесь боли и восхищения негэнтропийностью его каманд
как из тьмы между эмнациями вырываются языки темного пламени

интерсный ряд - темное пламя, темное солнце, черный лотос и 10 серебряных рун.....

[violet drum]

Зулейка очень тихо повела нас во внутренний дворик. Она сказала, что там есть некто, ожидающий встречи со мной. Во дворике было так темно, что я едва мог различать силуэты остальных. Затем я увидел темные очертания человека, стоящего в нескольких футах от меня. Мое тело ощутило непроизвольный толчок.

Дон Хуан тихо заговорил с этим человеком, сообщая ему, что привел меня для встречи с ним. Он назвал этому человеку мое имя. После секундного молчания дон Хуан сказал мне, что его зовут Сильвио Мануэль и что он - воин темноты и фактический лидер всей партии воинов. Затем Сильвио Мануэль заговорил со мной. Я подумал, что у него какой-то дефект речи, так как его голос был приглушенным и слова вылетали зарядами, как мягкое покашливание.

Он велел мне подойти поближе. Когда я попытался приблизиться к нему, он отдалился так, как будто завис в воздухе. Он провел меня в еще более темный конец зала, неслышно двигаясь спиной вперед. Он пробормотал что-то, но я не разобрал, что именно. Я хотел заговорить, но в горле у меня пересохло и першило. Он два или три раза повторил мне что-то, пока до меня не дошло, что он приказывает мне раздеться. В его голосе и окружающей темноте было что-то завораживающее, и я не смел ослушаться. Сняв с себя одежду, я стоял совершенно голый, трясясь от страха и холода. Было настолько темно, что я не знал, здесь ли еще дон Хуан и двое женщин. Я услышал тихое продолжительное шипение из источника в нескольких футах от меня и, ощутив прохладный ветерок, понял, что Сильвио Мануэль, выдыхая воздух, овевает им все мое тело.

Затем он попросил меня сесть на мою одежду и смотреть на яркую точку, легко различимую в темноте и излучавшую, как мне казалось, слабый желтоватый свет. Я смотрел на эту точку, по-моему, бесконечно долго, пока внезапно не сообразил, что точкой был глаз Сильвио Мануэля. После этого я уже смог различить контуры его лица и тела. В зале было не настолько темно, как казалось сначала. Сильвио Мануэль приблизился ко мне и помог подняться. Мысль о том, что можно с такой ясностью видеть в темноте, захватила меня. Мне даже стало все равно, что я раздет и что, как теперь я видел, женщины наблюдают за мной. Очевидно, они тоже могли видеть в темноте, так как они в упор смотрели на меня. Обе женщины и Сильвио Мануэль долгое время разглядывали меня, затем дон Хуан, возникнув из ниоткуда, вручил мне мои туфли.