Живые организмы — не компьютеры

[танака]

А вот и видео Маркова нашёл на тему PHK-мира

http://postnauka.ru/video/11620

[tanaca]

Александр Невзоров: Наш мозг – паршивая штука

Это интервью об абиогенезе, несущественности философии, геях, теории большого взрыва и о том, что Докинз умнее Сократа Александр Невзоров дал изданию L'etranger

— Я хотел сначала с научных вопросов начать, а потом уже перейти к более гуманитарным…

— Как Вам удобно.

— Вы часто в своих статьях и роликах ссылаетесь на теорию абиогенеза, как на доказанный факт, но в научном мире эта теория вполне на равных конкурирует с панспермией, может быть правильней было бы называть ее гипотезой?

— Дело в том, что пусть по поводу этих вопросов бодаются астрофизикии и космохимики всякие. Я не вижу никакой принципиальной разницы между этими двумя понятиями. Скажите, Вам существенно где именно произошла первая молекуляризация, когда впервые аминокислоты сложились в какую-то макромолекулу? Где именно это произошло, в Сан Паоло, в Тик-фри, или на территории современной Сибири, Вам, я думаю, совершенно по барабану, Вам важно, что жизнь зародилась в результате неизбежного взаимодействия химических элементов и различных источников энергии, от взрывной и молниевой, до ионизирующей радиации. Точно так же в вопросе панспермии и абиогенеза — а какая разница где это произошло? На этой планете или на соседней? Все одна деревня, одна маленькая убогая деревня под названием »Солнечная система». Да и эта система, если вы посмотрите внимательно, это такая деревушка, где часть домиков горит, часть пустынна, а часть вполне себе даже с геранью на окнах. Нет, прекрасные люди представляли собой теорию панспермии и делали это страстно, не все, конечно, доходили до такого абсурда как Крик, который был уверен, что нам следует искать космический корабль, на котором были доставлены первые макромолекулы. Идея мощная, но если это произошло на какой-то другой планете, то это абсолютно не меняет принципа абиогенеза, мы прекрасно знаем, что в мерчинсонском метеорите мы можем обнаружить вполне себе зрелые аминокислоты, чуть ли не 16 из необходимых 20, мы прекрасно знаем, что в большинстве планетных систем есть тела, которые обладают всеми свойствами носителей и альдегидов и нетритов. Что, в результате, после долгой цепи трансмутации, дает нам абиогенез. Вообще, это общее название, знаете, я не очень слежу за точностью употребления терминологии, потому что меня мало волнует реакция так называемого научного мира, я скорей здесь полагаюсь на те охвостья представлений о создании Вселенной, и о возникновлении жизни, которые у каждого человека должны остаться в голове со школы, вот слово »абиогенез» он должен помнить. Но оно, конечно, не точное, мы вообще обязаны это все называть единым общим словом »эволюция», и эта эволюция началась не с первых мякотных организмов, как принято считать, а она началась с той самой секунды, когда у нас появился больше чем один атом водорода. Все дальнейшее уже было делом техники. Это все жизнь, это все взаимодействие атомов, электронов, а наличие атомов, и нас с Вами, это вопрос условий, поскольку органика, это в высокой степени эпифеномен и далеко не цель Вселенной. Это один из скромных побочных эффектов.

— Просто, абиогенез, это принципиальная вещь, потому что с позиции креационизма можно сказать — а если Вы не можете доказать, что неживая материя может превратиться в живую (путем миллионной вариативности), то креационизм получается остается научно не опровергнут, и панспермия тут выступает аналогом креационистской теории.

— Простите, не хочу Вас обидеть, но ничего принципиального здесь нет, скажите, а вращение электронов, а взаимодействие атомов, образование планет, это не жизнь? Это гораздо более масштабная и мощная жизнь, чем то, что Вы называете »разумной жизнью».

— Но она не может обрести сознание…

— Ну а с чего Вы решили, что Вы разумная жизнь? Вот это мне всегда было любопытно, давайте посмотрим как Ваш вид закончит свое существование, тогда мы будем говорить о его разумности. Это второе. Проводить вот эту демаркационную линию между живой и неживой жизнью, это то, что наука, к сожалению, унаследовала от философии, бездумно дав этому в себя войти, это абсолютный вздор, с моей точки зрения. И жизнь, это уже первые межатомные взаимодействия, образование плазмы, это уже жизнь, гораздо более масштабная и существенная чем та, которую Вы называете разумной жизнью, Ваша разумная жизнь никакого влияния на развитие Вселенной не имеет, перед лицом какой-нибудь серьезной катастрофы, типа инверсии полюсов или метеорита, вы со своей разумной жизнью будете подобны бобрам и страусам, вам нечем ответить, вы в свою планету со своей разумной жизнью пробуриться не способны глубже, чем на 0.3 процента ее глубины, вам не хватает ума. Я не набрасываюсь на Вас, просто это нормальный антропоцентризм , разговоры, что все было сделано, что бы на свет появились мы, да нифига подобного. И потом — на самом деле нет никакого превращения неживой материи в живую, надо начать с этого, любая жизнь, — это существование материи, т.е. субатомных частиц. Дальше уже эти элементарные частицы могут быть заключены в любую форму, форму планеты, туманности, звезды, или в форму таксы или попа или листика салата. Ну вот для справедливости надо сказать, что в попах, таксах и листиках салата материи заключено меньше, чем в планетах и звездах, но по сути это те же самые элементарные частицы, если мы пойдем глубже, чем таблица Майера -Менделеева, мы легко в этом убедимся, окунувшись во все квантовые истории и поймем, что и на том уровне жизнь тоже ничем не уступает по своей драматичности и непостежимости , по красоте и великолепию, какой-нибудь органике, органика, это, по сути, всего лишь эпифеномен.

— А скажите, вот в последние годы в научно-популярной литературе появилась масса теорий, хотя правильней была бы называть их гипотезами, альтернативных Теории Большого Взрыва. Это было связано, наверное, с открытием Темной Материи, когда выяснилось, что после Большого Взрыва продолжается разлет частиц, причем частицы друг от друга удаляются с нарастающей скоростью, ученые связывают этот непонятный феномен с Темной Материей. Как Вы оцениваете альтернативы Большому Взрыву, и что думаете о перспективах изучения Темной Материи?

— Понимаете, в свое время Большой Взрыв был принят только как удобная математическая модель, как некая очень условная точка отсчета начала определенных событий. Я, разумеется, не склонен считать, что Большой Взрыв был точкой отсчета, потому что уж слишком совершенное событие, уж слишком имеющее далеко идущие последствия и великолепно организованное, сложно предположить, что не было какой-то эволюции до Взрыва. Скорее всего этому событию предшествовали триллионы, квадриллионы событий подобного рода, и представить, что только одно из них увенчалось успехом довольно сложно, как сложно было бы глядя на трилобита решить, что именно с него то все и начало. Нет, дорогие мои. И я даже не говорю о Темной Материи, поскольку по поводу этой штуки существует 30 или 40 великолепных противоположных диаметрально взглядов, все они хороши, пусть по этому поводу бодаются астрофизики, мне гораздо важнее сам принцип, и он тут понятен. Мне достаточно открытие Пензиаса и Вильсона, что да, действительно, этот разлет продолжается, мне достаточно открытие Хаббла, который еще раз это повторяет. Кроме того, не забывайте, что у Большого Взрыва тяжелая судьба, он угодил в медийное пространство, и с каждым годом становится все красочней, примерно как ягодицы Памелы Андерсон, все гламурней, он качует не только по научным изданиями, но и по популярной белиберде, по дамским журналам, и он все краше и краше, и все догматичней и догматичней. И даже умнейший Хокинг, и тот недавно изрек в отношении Большого Взрыва абсолютно догматические распоряжения, типа того, что все, что было до него и разгадывание этого является не научным. Поэтому надо понимать, что Большой Взрыв, увы, поскольку одной ногой обречен жить в медийной реальности, и только одной ногой в реальности подлинно научной, конечно, стал очень уязвим, но придумать более логичное, пусть и условное объяснение пока трудно. Вы поймите, никто Вас не вынуждает быть сторонником этой теории, Вы можете быть сторонников идеи стабильной Вселенной, религиозных представлений или каких-нибудь других, просто удобнее Теории Большого Взрыва пока нет. Хотя там есть такое количество черных дырок — хотя бы начиная с исчезновения температуры планка, вот она была, квадриллионы градусов, и вдруг бац, и она куда-то исчезла. А куда исчезла эта температура? Все объясняют — Вселенная остывала, потому что она расширялась, но это не объяснение, это противоречит термодинамике. Но меня такие зиящие дыры никогда не смущали, потому что, даже если из книги вырвано половина страниц, то я для себя довольно легко воссоздаю, а что же на тех страницах было. Меня вообще не смущает наличие белых пятен, я понимаю на каком детском уровне развития мы находимся и прекрасно понимаю, что белых пятен полно, и как раз благодарен тем исследователям, которые не заполняют белые пятна своими фантазиями, как, например, во всяких шарлатанских дисциплинах, типа Памяти Воды, антропогенеза, терсионных полей, где начинается уже чистая беллетристика, где подлинного знания нет ни капли. Нет, пусть честно будут эти белые пятна, как, например, на месте термоядерного синтеза… Пусть побудут, пусть они Вас не смущают.

— Я, конечно, совсем не претендую Вас атаковать с позиции религии, я тут сяду в лужу, но вот… религия говорит, что причина всему это высший разум, демиург, что есть абсолютно не проверяемое догматическое утверждение, но ведь всякое научное утверждение тоже можно редуцировать до аксиоматики, хотя бы до той аксиоматики, что мир существует, потому что солипсизм рационально не опровергаем. Наука же говорит, что мир существует, что вещи можно изучать такими какие они есть, хотя Кант доказал обратное, вещь никогда не дана нам как она есть, мы можем изучать ее только в предпосылках…

— Значит, по поводу Канта, я здесь скорее склонен согласиться с Клодом Бернаром, который считал Канта пустышкой, как равно и вообще все это философское направление, неслучайно Иван Петрович Павлов, будучи уже в зрелом возрасте, ознакомившись с работами Гегеля, сказал, что у него ощущение, что он читал человека умственно неполноценного. Да и к тому же, действительно, я думаю, что если сорвать обложку, деперсонализировать книгу, хоть »Феноменалогию духа», и дать любому человеку, имеющему набор стандартных научных представлений, он Вам скажет то же, что Иван Петрович, просто не надо попадать под магию и под гипноз этих всех имен, они совершенно не нужны, и с моей точки зрения, при решении тех вопросов, о которых Вы сказали, никакого права голоса не имеют. Ну а по мне так это просто белиберда, честно говоря. По-поводу аксиоматики — дело в том, что научная аксиоматика не настаивает ни на чем, это всегда открытая дверь, а вот религиозная аксиоматика это закрытая дверь, потому что вы все равно рано или поздно должны будете с разбегу стукнуться лбом о вопрос, а кто же создал бога? И плюс к этому я ничего не имею против вашего бога, мне безразлично, если я найду хотя бы отпечаток пальца, хотя бы одну молекулу, свидетельствующую о том, что да, действительно, есть необъяснимая вещь, и эта вещь принципиально не объяснима, и она не похожа на те вещи, которые казались необъяснимыми и были объяснены, то никаких проблем — ну, значит, будем как-то высчитывать с поправкой на этот фактор. Но никаких, ни малейших указаний на то, что во Вселенной присутствует хоть что-то необъяснимое, и хоть что-то не поддается естественно научному объяснению я, честно говоря, не вижу. Ну, может быть там альфа константа только какая-нибудь, но тоже если этим заняться, то уверен, что и здесь можно разобраться довольно легко. И вообще, я не вижу аксиоматики в науке, аксиоматика вещь жесткая и имеющая свойство твердеть с течением времени, имеющая свойство очень жестоко изменять ее носителей, как мы это видим на примере Церкви. Аксиоматика в науке есть только в тех вопросах, которые можно многократно проверить и исследовать и повторить не только результат, но и оказаться приговоренным к необходимости точно такой же трактовки.

— Но то, что мир существует, это аксиоматика, вобщем…

— Да, безусловно. Но, понимаете, это ужасно, когда действительно в знании (и я тут понимаю раздражение Павлова, Клода Бернара, Эйнштейна, который говорил, что философия ничего кроме вред науке никогда не приносила). К сожалению философия действительно способна заразить своей болезнью, причем, начиная еще с дурачка Платона, и продолжая остальными Вашими героями, философия стала неизвестным, ненужным, непонятным, не коструктивным и не производительным направлением, просто по своей привычке, поскольку она привыкла ходить куда-то в никуда. Но это ее проблемы. Просто науку, равно как надо очищать от всякой психологии, надо очищать еще от всякой философии. Честно говоря, Вы меня совершенно ошеломили и ошарашили с солипсизмом, у нас есть показания огромного количества живых существ, задокументированные, начиная с первых круглоротых, от первых моллюсков, продолжая млекопетающими, что мы все примерно одинаково воспринимаем картину окружающего мира. Ну, с пересчетом на разницы рецепторики, кто-то беднее, кто-то богаче, у кого-то картинка поинтересней, вот мы с Вами сидим тут как два идиота, потому что у нас очень ограниченные возможности восприятия действительности, мы не слышим инфразвук, мы не видим поляризованный свет, мы не видим вообще никаких лучей электромагнитного излучения, кроме видимого света, у нас в мозгу нет структур, которые могли бы обеспечить восприятие и обработку многих данных. Наш мозг — паршивая штука, выданная нам на брахолке эволюции. И наше бессилие во многих вопросах следует объяснять тем, что у нас очень очень паршивенький мозг. Вот есть маммальный мозг — мозг млекопетающих, он сделан на медные деньги на эволюционном контейнере, выдан разным видам, он немного видоизменяется, немного разная геометрия, но если посркести, то уникальные способности мозга, которым можно только позавидовать, есть у массы существ, есть акула, имеющая ampula lorencini, она, в отличии от нас видит колебание электромагнитных полей, муравьи видят поляризованный свет, существует вид медуз, который умеет совершать цикл постоянного омоложения, который позволяет ей по сути оставаться бессмертной. Есть масса удивительных способностей, рассыпанных в животном мире, они не сконцентрированы ни в ком одном, они все диффузны, вот Вы представьте себе, что какая-нибудь змеюка может видеть сквозь металлы и камни т.к. у нее есть инфракрасное зрение, а не только германий прозрачен для инфракрасного света, но и некоторые соединения кремния. Представляете насколько это иное восприятие? Насколько оно богаче, чем у нас с Вами, которое достаточно убогое, надо себя трезво оценивать. Homo, это понятие микроскопическое в масштабах Вселенной, и в ее истории это фигня.

— А скажите, а как Вы относитесь к тому, что в научно-популярной литературе в последние годы много пишут о прогрессе в изучении головного мозга человека и выясняется, что многие вещи, которые как мы раньше думали обусловлены культурой и социумом, на самом деле предзаданы генами головного мозга? Вот, например, профессор Марков писал о том, что при определенных обстоятельствах, если у человека было много друзей в детстве, то определенный ген может повлиять на его политические убеждения, на наличие альтруизма, на склонность к агрессии и тд. Выясняется, что гены гораздо больше обуславливают человека, чем раньше считалось.

— С моей точки зрения это абсолютная белиберда и доказательство того, как далеко человека может завести незнание элементарной теории условных рефлексов.

— Полагаете, Марков не знает?

— Ну, судя по этому заявлению, не знает. И не забывайте, что у всей этой поздней советской поросли модно не любить и не воспринимать Ивана Петровича Павлова. Но это не самое дикое измышление, какие существуют, есть еще квантовое сознание Пенроуза, есть всякие разговоры о квантовом бессмертии, я к этому всему не могу относиться серьезно, и хочу только напомнить, что мы во все это уже играли, и играли, надо сказать, долго и увлеченно. Помните, наверное, господина Франца Иосифа Галля, он вам уже искал в мозгу центр любви к ветчине, центр патриотизма, центр страсти к грибам с красной шляпкой и так далее и так далее. Бред ужасный, с моей точки зрения. К сожалению, поздняя советская школа в последнее время представлена публикой настолько неинтересной, у которой ,совершенно не работает станок мышления. Ведь наука, это же не умение перебирать косточки и раковины, наука это умение решать сложные вопросы

— А вот я читал книжки Маркова по эволюционной биологии, они прекрасно написаны, мне кажется, это лучшие научно-популярные книги на эту тему на русском языке.

— Ну, может быть в рамках импортозамещения… а вообще это набор довольно известных вещей, опять таки не подкрепленных мышлением. Потому что вот эти бесконечные перекладывания ракушек и надувание щек, это может произвести впечатление только на того, кто не знает вопроса. Я тоже читал его книжки довольно внимательно, и вот мы же берем книгу в руки в надежде, что она нам что-то даст, я никогда не беру книгу для того, чтобы на нее наброситься или сказать про нее гадость, я как стервятник ищет добычу, как тигр ищет жертву, как пират ищет сокровища. Я честно вступаю на остров книги, в надежде, что где-нибудь будут лежать скелеты, сундучки, и все остальное, вот у Маркова я не нашел сундучков.

— Но все же, он Ваш союзник в некотором смысле.

— А мне не нужны союзники, поймите, я вот, когда совсем недавно проходило очень масштабное мероприятие, и известный петербургский журнал »Собака» стал определять виднейших представителей города, они записали меня в науку, и я немедленно на большом творческом вечере попросил чтобы все, кто собрался за меня голосовать, проголосовали за океанолога Фукса, я не хочу иметь с этой наукой ничего общего. У меня другая профессия — я публицист. С этими ребятам вообще лучше не связываться, потому что они уже давно забылись и они, точно так же как попы ставят знак равенства между собой и своим богом, точно так же вот эти ребята ставят знак равенства между собой и словом »наука». А вот наука ли это выяснится спустя много лет. Пока они просто занимаются этими вопросами, сколь удачно не знаю, и сказать, что Марков хорошо пишет… ну вот, к сожалению, писать он не умеет, как человек, материалы которого собирают по 500-600 тысяч прочтений, могу сказать, что писать он не умеет. Может быть он что-то знает про свои ракушки, но все это уже набор штампов. Но наука это не жонглирование терминами и не перекладывание черепков. Это, прежде всего, умение решать сложные головоломки и загадки природы. Это, прежде всего авантюризм и разрушение догматов.

— За этим вопросом тянется еще вот какой вопрос. Я читал Вашу очень яркую анти-фрейдистскую статью, где Вы говорите, что бессознательное — это на самом деле фейк, что физиологи головного мозга не подтверждают, что есть некий участок мозга, в котором оно содержится…

— Ну, я надеюсь, что мы с Вами про терсионные поля говорить не будем?

— Нет…

— Хорошо… Поймите, Фрейд — чудесный парень,

— С Вашей точки зрения он хотел славы и напал в этом смысле на золотую жилу…

— Да, он понял, что на всю жизнь будет обречен считать свои медные копейки, при том, что он был блестящим физиологом. Но все, что он насочинял про подсознание, это очень лестный бред, который для определенных референтных групп интересен, мне не интересен совершенно.

— А как же вот, простите за наивность, но есть вещи, в которых человек не может себе отдать отчет — почему он поступает и чувствует так то и так то, почему у него такие сны, почему он чувствует при определенных обстоятельствах нечто, что другие чувствуют совершенно иначе, и это становится закономерностью его психики. Общее название для того, где содержатся эти причины — бессознательное, разве нет? И с помощью работы с психоаналитиком, эти вещи можно вынести в светлое поле сознания.

— Ну, психоанализ, это вариант жульничества, понятно, что они востребованы, потому что для фальшивых проблем нужны фальшивые методы. И депрессии были изобретены психологами для того, чтобы было чем заняться. Это все находится в настолько существенном и настолько непремиримом противоречии с теорией условных рефлексов, а это единственное на данный момент, что мы можем эксперементально, каждый раз, с неизменностью 98% результата повторить, исследовать и понять, все остальное, это беллетристика. Это размышления ничем не подкрепленные. И что касается того, что человек не понимает откуда у него берутся переживания или впечатления или почему он поступает так или иначе, ну как я говорю, незнание теории условных рефлексов может завести достаточно далеко. Читайте Ивана Петровича Павлова и вам будет очень многое про себя понятно, и будет понятно, что всех этих красивых, лестных вещей, уводящих все равно в глухую метафизику, совершенно не нужно. Фрейда воспринимать всерьез совершенно невозможно. Что касается всех этих разговоров про личность, про духовный мир, про душу, это тоже не ко мне.

[tanaca]

— А я Вас про это и не спрашивал…

— Поймите, тут один Ваш вопрос автоматически тянет за собой другой, потому что там, где мы начинаем говорить про какое-нибудь подсознание, мы рано или поздно напоримся на, прошу прощения, душу, а это уже дурной тон.

— Вот, у Вас такой несколько марксистский подход, потому что Маркс считал, что пусть эти поколения вымрут, и они должны исчезнуть, крестьянство должно исчезнуть, ради того, что бы последующие поколения жили лучше. То есть все, что могут произвести текущие поколения, это лишь сырье для будущего, и ценности самой в себе не имеет.

— Это похоже, скорее, на дарвинизм, Дарвин объяснил, что смерть поколений — необходимое условие эволюции.

— Да. И вот, следуя этой логике — Ричард Докинз умнее Сократа, получается…

— С моей точки зрения, ну примерно в миллиард раз умней, да. И дело не в том даже, что умнее, потому что, смотрите, когда я говорю про человека, что он дурак, я не имею ввиду ничего обидного, дурак — понятие поправимое. Его можно исправить за пять лет и за пятьсот хороших книг. Сократ понятие не имел о том, чем в реальности является человек, он понятия не имел обо всем том, о чем знаем мы. И никто его за это не винит, просто если выбирать между Докинзом и Сократом, конечно, надо выбирать Докинза. Просто по одной простой причине — по принципу впитываемости предыдущего знания. Кроме того, Сократ-Платон не относятся к науке, это опять таки художественная литература, беллетристика, которую я бы не рекомендовал никому читать, и воспринимать всерьез, с моей точки зрения это просто скучная белиберда.

— А скажите, Вам вообще никакую философию читать не интересно, Вы там вообще не видите чем, как говориться, поживиться?

— Как говорил Макс Борн — »единственная подлинная философия, это теоретическая физика» Все остальное, как говорил Резерфорд, это собирание марок, поэтому, если Вам хочется пособирать марки, и хочется плавать в этих лужах метафизики, неопределеностей, примитивной рефлексии…

— А глубокой рефлексии?

— А что это значит? Все на свете — рефлексы, но часть рефлексов превращена, стараниями ваших сократов, в некий медийный товар. Вот до тех пор, пока людям не объяснили, что у них бывают депрессии, их у них и не было.

— Но ведь от депрессии есть препараты, которые помогают, и вообще депрессию можно диагностировать при помощи биохимического анализа крови — когда у человека нарушен метаболизм нейромедиаторов головного мозга, он начинает чувствовать угнетение, грусть, то, что мы называем депрессией. Препараты этот метаболизм восстанавливают.

— Я убежден, что антидепрессанты обладают чисто плацебарным эффектом. А метаболизм может быть нарушен в результате десяти или пятидесяти тысяч различных причин, и по причине физиологической проблемы у человека могут возникнуть те или иные угнетенные состояния, естественные для всякого животного. Вот и все. Избавляя человека от физиологической проблемы, мы избавляем его от угнетенного состояния, само это состояние не имеет к этому никакого отношения. Эта та ситуация, когда вдруг почему-то надстройке передали роль чего-то определяющего. Вот Вы меня сейчас с интересом слушаете, но если под Вами нагреть стул до 90 градусов, Вам будет не до моих речей, и у Вас наступит депрессия, временная, до тех пор, пока Вы не избавитесь от этого физиологического раздражителя. Человек, который уберет из-под Вас нагретый стул, это будет физиолог, а лавры почему-то достанутся психологу. Поэтому, что касается психологии, ну это просто за пределами добра и зла, полагаю.

— Хорошо, а вот в связи с атеизмом, Вы разве не согласны с тем, что простому человека, не очень рефлективному, живущему просто бытовой жизнью, ему гораздо легче объяснить почему надо быть условно говоря »хорошим», не воровать, не убивать и так далее, потому есть Бог, а не, скажем, разложить перед ним какие-то концепции атеистической этики вроде работ Бертрана Рассела, или того же Докинза, которые не очень просты, и не факт, что станут для него убедительными… То есть религия, все же, порой плохо и не удачно, но это эту функцию гуманизации в мире исполняет, разве нет?

— Мне нет дела до этих простых людей, честно говоря, и мне совершенно безразлично их развитие, и их уровень понимания. Но когда они собираются в большие констелации, когда они начинают чувствовать себя хозяевами жизни, когда они не хотят видеть того, что нарушает их комфортное состояние, они начинают, к сожалению, жечь нас. Вот это меня не устраивает, поэтому если мы не имеем возможность разрушить религиозность невежественного человека, то мы можем хотя б дестабилизоровать ее. Не надо ругать веру. Больному никогда не надо говорить, что шизофрения плохая, надо говорить, что больница плохая, санитары злые, капусты не докладывают. Он, может, сбежит из больницы и сиганет под какую-нибудь электричку, уже легче.

— Да, я знаю, что у Вас такой несколько эпатажно-антигуманический подход. Но получается, вот Вы верите в науку…

— Я не верю ни во что вообще.

— Ну хорошо, Вы ее ярый апологет.

— Не знаю… наука для меня такой же предмет для битья, как и все остальное.

— Но Вы же хотели бы чтобы мир развивался в сторону рационального знания…

— Нет. Не хотел бы, у этого мира шансов нет. Честно говоря, мне все равно.

— В перспективе нескольких миллионов лет, может и нет, а в перспективе столетий вполне.

— Я думаю, Вы делаете подарок этому миру, вид мы тупиковый.

— Ну, всякий вид исчезнет.

— Почему? Есть всякие, блин, латимерии, если пошарить, мы найдем не тупиковые виды, которые пережили по-крайней мере сто, двести миллионов лет. А у нас совсем тупиковый…

— Конечно, если загуляет какая-то черная дыра рядом, то мы исчезнем в секунду.

— Да, конечно, но нам не нужна даже и черная дыра, вполне достаточно менее глобальных ситуаций. И плюс у нашего вида нет никаких надежд на физиологическое развитие, прежде всего на развитие мозга. И, кстати, кубатура мозга, то есть его объем ни на что не влияет, мы обязаны помнить, что у Эйнштейна он был значительно меньше, чем у Мэрилин Монро, и что люди с ничтожно малым мозгом способны были играть в карты, стреляться на дуэлях, и так далее. Кроме того, на основании имеющихся черепушек мы ничего не можем сказать о развитии мозга. А что касается несчастного народа, которому надо во что-то верить, так пусть верит, но просто надо что бы он никогда не сбивался в большие стаи, пусть он ходит к гадалками, спиритам, экстресенсам, просто им нельзя давать консолидироваться

— Но это не первостепенные вещи, первостепенные, это, а почему вдруг человек должен себя хорошо вести.

— А потому что есть Уголовный Кодекс.

— Ну, знаете, есть масса вещей, которые не стоит делать, которых нет в Уголовном Кодексе.

— А для этого есть Административный кодекс. Этого вполне достаточно, чтобы в социуме соблюдать необходимые условия существования, есть еще Таможенный Кодекс, но это для гурманов, конечно. Вот соблюдайте, и никаких проблем, и никакой потребности в религии нет, тем паче, что религия, к сожалению, нравственная, хотя для меня смысл этого слова абсолютно не понятен и чужд. Как и всякие там совести, чести и прочая фигня. Мы видим, что религия не способна обеспечить приличное поведение человека, 2000 вам религия воспитывала homo, воспитывала безраздельно, все образование, все воспитание было в ее руках. И мы приходим в двадцатый век, и воспитанные религией homo убивают примерно 60 миллионов человек, столько же насилуют и делают инвалидами. То есть, как улучшатель поведения человека она не годится…

— Но многие это связывают с тем, что как известно, в 19 веке Бог умер…

— Но до 19 века мы имеем не менее живописные картины.

— Но все же не в таких масштабах.

— Да, но по той причине, что у homo не было возможности сбиваться в большие стаи, тех возможностей, которые они получили в результате возможности коммуникации, когда они стали друг друга заражать идеями, когда дистанции сократились, и это позволило возникнуть национальному единству, что по сути и есть обычный фашизм.

— А скажите, вот Вы часто говорите, что история как наука не существует, что она служанка идеологии, и не более того. Это, конечно, во многом так, но как происходит в реальности, относительно истории России — есть два полюса, один патриотический, с милитаризмом, империей, лаптями, духовностью и прочим и есть либеральный, условно западнический, что мы отстающая страна, что мы дикие, что мы должны перенять либерализм и демократию, что история наша полна одной лишь глупости, крови и мракобесия. И между этими двумя глупыми и поверхностными полюсами история, получается и мечется, и по-моему Вы говорите именно об этом. Не стоит ли просто освободиться от этих штампов и изучать историю вне их?

— Во-первых, изучать историю невозможно, правда — это то, что можно проверить. Проверить ничего в истории мы не можем, ничегошеньки, если мы можем считать пуговицы, перья или знать как фабрили усы, или знать точное количество убитых в какой-нибудь очередной драке приматов при каком-нибудь Аустерлице, или при какой-нибудь другой фигне, то это не дает нам никакого знания истории.

— Ну как, вот мы точно знаем, что Алексеев и Родзянко приняли самое большое участие в отречении Николая от власти в пользу своего сына, а потом великого князя Михаила. Они были этому причиной, и мы точно знаем почему Николай отрекся от престола…

— Да ничего мы не знаем.

— Ну как — по дневникам, по записям…

— Поймите, любой концепт имеет свою полную противоположность, и имеет альтернативную точку зрения ,и уже в зависимости от наших склонностей и симпатий, и от того как мы выдресировали себя, точнее как мы выдресированны культурой мы смотрим на эти вопросы. Потому что, если мы не проходим этой дрессировки, то мы остаемся мауглями и гадим по углам, если проходим, то ее последствия в нас остаются, предзаданости разные и так далее. Дело в том, что поймите, здесь такая же история, как и с вообще научными открытиями, ну не сделали бы этого Молюков, Алекссев и Родзянко, ну сделал бы это кто-то другой. Потому что идиотская идея, что человека по праву рождения имеет право распоряжаться судьбами миллионов людей, устраивать войны, ходить, воткнув себе перья в жопу, и обсыпаться золотом, это идиотская идея, которая тянется еще с Египта, она должна была разрушиться. Всякая история, увы, поневоле испытывает некое уважение к прошлому, а его быть не должно, мы должны прошлое сегментрировать, оно состоит из многих явлений — из медицины, из общественных отношений, из представлений о гигиене, об электричестве. И вот Вам же не захочется, чтоб Вас лечили по канонам 18 века, чтобы вам закачали в задницу селитру? Или пожить в режиме общественных отношений пятнадцатого века, или по гигиеническим нормам двенадцатого? Не захочется, вот не надо эту всю фигню, пафосно именуемую словом прошлое уважать.

— Как-то странно…

— Не, ну а че Вы, я понимаю там христиане, им невыносима мысль, что основатель их культа, судя по всему, все таки вынужден был где-то дефицировать под кустами в иудее и галилее, поскольку он был вполне физиологичен, и в Евангелии на каждом шагу есть указание на то, что он что-то вкушал, соответственно на земле Галилеи и Иудеи, он должен был оставить не менее тысячи куч. И стоит сказать это какому-нибудь верующему, он немедленно придет в ярость.

— Ну я вот христианин, но я не прихожу в ярость.

— Ну это Вы.

— Ну хорошо. Вот Вы как-то сказали, что относиться к геям плохо, это то же что смеяться над инвалидами, что это мерзко и подло. Меня это заявление поразило, потому что инвалидов жалеют именно потому что они решены возможности делать массу вещей и жить так, как это делают не инвалиды, геи же не страдают от того, что они геи, я, уж поверьте мне, знал и знаю массу геев, и многие из них вполне довольны и счастливы. А инвалиды страдают.

— Ну, во-первых Вы инвалидом были?

— Нет.

— А что Вы тогда от лица инвалидов говорите? Некоторые инвалиды довольно быстро привыкают к своему инвалидному состоянию, и понимают, что это их главный капитал. Это и деньги, и особое внимание, и особые условия. Кроме того, я не хочу ни про кого ничего сказать, но может быть про некоторых астрофизиков мы бы никогда не узнали, если бы не боковой амиотрафический склероз…

— Ну что Вы…. он же гений.

— А я, честно говоря, не вижу там ничего гениального, я вижу хорошее мышление, хорошие знания, но у Льва Ландау или у Зельдовича, или у Харитона, или Сахарова или Файнберга я наблюдаю тоже самое ,но их фамилии никто не знает. Хокинг известен исключительно из-за своей болезни, если бы он был обычным астрофизиком, то, вероятно, он издал бы пару работ, но такой супер фигурой бы не стал. Сейчас мы уже не можем отделить медийное и научное в его отношении. Это не плохо, я его сам очень люблю, но это не значит, что я его буду называть гением. А по-поводу геев — как инвалид, который рано или поздно начинает наслаждаться своим состоянием и понимать, что если у него это все отберут, и он окажется в режиме общей игры, эта игра будет для него невыносима. Точно так же и геи. Они решены набора примитивных, но очень существенных удовольствий, связанных с женщиной. И кроме того, они представляют собой образец генетической ошибки, когда человек делает не верный биологический выбор, подбирая партнера. Поэтому, я всегда призываю к геям относиться с необыкновенной терпимость.

— Хорошо, понятно, очень странно, но не будем об этом, чтоб нас это не завело слишком далеко. А скажите, вот вы в одном из интервью сказали, что поедание мяса приводит к раку желудка…

— Глупости.

— Но Вы так сказали.

— Конечно. А мало ли я говорю глупостей? На каждом шагу. Меня мало смущают ошибки. Я занимаюсь всем этим не для того, чтобы кому-то понравиться, а чтобы разобраться и решить набор сверхсложных головоломок. Ошибки неизбежны, но в науке столько «уборщиц», что всегда поправят.

— Просто, я хотел спросить чем рак легких лучше рака желудка, мы тут курим без конца…

— Курение не приводит к раку легких, то есть приводит с такой же вероятностью, как и не курение тоже. Статистика есть статистика ВОЗА. К тому же от курения существует и польза тоже.

— Чтож, Александр Глебович, спасибо Вам большое за интервью.

— Спасибо Вам, Вы очень хороший и, думаю, что лет через 20 будете очень умным.

— Ага.