Умвельт=тональ?

[Ртуть]

Тональ
Тональ (исп. el tonal) в философии Карлоса Кастанеды — это одна из частей "истинной пары", второй из которых является нагваль. В описываемом Карлосом Кастанедой учении магов-тольтеков данное понятие применяется в двух различных смыслах. В космологическом смысле тональ — это «проявленное», «реальность», «то, где существует всякая объединенная организация»[1]. Применительно же к конкретному человеку (или любому воспринимающему существу) тональ — это организующее начало восприятия, строящее для субъекта восприятия его личную реальность. Тональ — это упорядоченная и доступная восприятию обычных чувств часть мира, и, одновременно, личный тональ человека — это то, что делает мир для него таким, каким он его воспринимает.

Сутью пути воина, системы подготовки мага, описываемой Карлосом Кастанедой, является расчистка личного тоналя практикующего, то есть устранение фильтров восприятия, обуславливающих и поддерживающих в его уме привычные концепции мира и самого себя:

«   ...все, что я делал с тобой или для тебя, делалось для выполнения одной единственной задачи -
задачи чистки и приведения в порядок твоего острова тоналя. Как в своё время делал и мой учитель.Дон Хуан Матус — Карлосу Кастанеде[1]
   

Умвельт (нем. Umwelt, «окружающий мир») в биосемиотике и других науках: понятие, введённое Якобом Икскюлем и развитое Томасом Себеоком и обозначающее биологические основания для изучения коммуникации биологических видов (включая человека). Согласно Икскюлю, в силу биологических особенностей у животных могут быть разные умвельты, несмотря на единство физической среды обитания. Человек, как и любой другой вид, имеет собственный умвельт. Отдельные популяции людей реализуют собственные умвельты, но при этом не происходит биологического расщепления вида на подвиды.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Умвельт — это особый мир восприятия и действия, тот мир, который строит себе всякий биологический вид и отдельная особь в нем, к которому адаптирован и который определяет способ его поведения в нем. Умвельт — это определенный срез мира, поскольку каждое живое существо выбирает из всего многоцветья, многозвучия, многовкусья, множества запахов мира, из всего многообразия тактильных ощущений, связанных с возможными контактами с внешними предметами в мире, только те раздражители и те сигналы, которые соответствуют возможностям органов чувств этого живого существа и служат его нуждам выживания и успешной деятельности.

Можно также сказать, что умвельт состоит из знаков, которые животное получает через органы чувств и интерпретирует. Таким образом, умвельт — это субъективный мир животного. Его образуют две сферы, выкроенные органами чувств и органами действия из окружающей действительности, — перцептуальный мир и операциональный мир. Среди синонимов понятия «умвельт» — поведенческое пространство жизни, значимая среда.

[Соня (Bruja)]

Умвельт — это определенный срез мира, поскольку каждое живое существо выбирает из всего многоцветья, многозвучия, многовкусья, множества запахов мира, из всего многообразия тактильных ощущений, связанных с возможными контактами с внешними предметами в мире, только те раздражители и те сигналы, которые соответствуют возможностям органов чувств этого живого существа и служат его нуждам выживания и успешной деятельности

Не знаю тональ ли это, мне кажется это больше похоже на человеческую матрицу. Не " видом" ( сияющее существо около источника воды, как упоминалось в книгах), а именно по сути.
Форма, штамп, отливка, определяющей не только биологическую организацию существа, но и то как оно будет воспринимать и как коммуницировать с другими особями того же вида. И как оно будет обращаться с миром вокруг , исходя из того, что именно в нем выделяет для себя и т.д.

Память до рождения или это самое первое сновидение ( смотря с какой позиции посмотреть), показало мне момент входа сознания в некое образование, которое формировалось под моим лучом внимания. Пока не приняло форму наиболее соответствующую моему осознанию.
Это был образ Человека. Хотя и не детализированный. Такой общесобирательный человек вообще.. никакой конкретики.. и соткан он был из тонких белесых волокон, то есть не был вещественным или плотным.

Размеры образа были просто монументальными, сейчас я бы сравнила с целой вселенной.
Сознание вошло в эту энергетическую массу и родилось человеческим детенышем.

Об очень похожем переживание своего рождения прочитала позже и в древнеиндусских откровениях. 

Конечно это очень субъективная база, но все же, если оттолкнуться от нее, то можно сказать, что сознание определяет форму в которой рождается.

[Ртуть]

Соня (Bruja), так в чем же исключительное отличие Умвельта от Тоналя. В двух словах.

[Соня (Bruja)]

Соня (Bruja), так в чем же исключительное отличие Умвельта от Тоналя. В двух словах.

Я не говорила об отличиях.
Ибо не знаю.
Как помню тональ делишся в последующих книгах на " тонкий" и " грубый".
Тонкий видимо психическая организация, а грубый - материальная форма и манера одеваться.

Если брать первые книги, то там на мой взгляд тональ преподносится как все проявленное. Все Сущее.

Все что мы или иные существа способны воспринять. То в чем существуют эти проявленные существа. Контекст. И они сами, проявленные, есть только часть тоналя.

Матрица - это всего лишь часть тоналя, через которую формируется конкретное восприятие  групп существ.

Хотя возможно я не совсем права.. по мне так Орел и тональ это одно и тоже.
Но тональ как говорится, велик.. а узковоспринимающие существа  даже воспринять его полностью не способны..
Поэтому я склоняюсь что речь идет о чем то похожем на матрицу..

[Пелюлькин]

Соня (Bruja), так в чем же исключительное отличие Умвельта от Тоналя. В двух словах.

   Умвельт присущим есть всякому обладающему Сознанием Существу, как некая (как говорит Сонечка) Матрица, как Некая природа РЕАЛИЗАЦИИ на деле всяко-специфичного Сознания.
   А вот ТОНАЛЬ --- это то ВЫСШЕЕ ОСОБЕННОЕ, что позволяет Объекту Сознания слиться с ПРИРОДОЙ того ж самого СОЗНАНИЯ, сопряжённого с ОСОБЕННЫМ Чувственным (в Интуиции) постижением этого Единства, только в этом единстве и могущего манифестировать реально Действующего Нагваля.

   Т.е. УМВЕЛЬТ -- это Универсальное для всех, а ТОНАЛЬ -- это в том же самом Универсальном для всех, -- нечто Особенное ВЫСШЕЕ, что подобно разнице всего Универсально Творения Божия (типа Умвельт) и особенности данности Бога в Мире через ТВОРЕНИЕ Божие (типа ТОНАЛЬ).

    А значит Умвельт не эквивалентен Тоналю, как УМВЕЛЬТ ≠ ТОНАЛЬ....

[Соня (Bruja)]

Умвельт не эквивалентен Тоналю, как УМВЕЛЬТ ≠ ТОНАЛЬ....

Привет Рома.


В моем понимании из таких вот умвельтов разных сознательных существ и сформирован Тональ. Плюс все что неосознанно, но материально и проявлено.
То есть умвельт это некое зернышко, гранула, самого Тоналя.
Хотя конечно, я могу и ошибаться..

[Пелюлькин]

• Умвельт не эквивалентен Тоналю, как УМВЕЛЬТ ≠ ТОНАЛЬ....

Привет Рома.

В моем понимании из таких вот умвельтов разных сознательных существ и сформирован Тональ. Плюс все что неосознанно, но материально и проявлено.
То есть умвельт это некое зернышко, гранула, самого Тоналя.
Хотя конечно, я могу и ошибаться..

    Приветики, Сонечка, рад твоему в мою сторону вниманию...

    Теперь о деле:

    Ошибаешься ты, или нет, -- то это не суть важно, важно, чтобы полагаемое тобой в мысли и к умозаключению -- было корректным, т.е. всегда оставляло бы возможность уточнения и пересмотра. В данном случае выделенное мною твоё утверждение --- из таких вот умвельтов разных сознательных существ и сформирован Тональ.... --- оно ложное. Но Логически, Ложная оценка приемлема как содержательная в корректном смысле, и на этом построены все математические доказательства Методом ОТ ПРОТИВНОГО, когда допускается отрицание верного Суждения, и посредством доказательства оное отвергается как Ложное, с утверждением противоположного ему Верного Суждения. И в данном случае, ты, Сонечка, именно делаешь попытку теоретизирования, выдвигая свою, пусть и ложную Гипотезу, которую можно дедуктивно проверить.
    И эта дедуктивная проверка и исследование, говорят, что ----- раз Умвельт присущим есть всякому обладающему Сознанием Существу, как некая (как говоришь ты, Сонечка) Матрица, как Некая природа РЕАЛИЗАЦИИ на деле всяко-специфичного Сознания, как Универсальное для всех -----, то Умвельт как бы СРЕДА для проявления ОСОБЕННОГО (Тоналя), как тот факт, что Умвельт допускает проявление Возможности для возникновения этого ОСОБЕННОГО, как Тоналя, что решительно невозможно ни для каких обладающих Сознанием существ, кроме человека, как Универсально Разумного и обладающего реальным Сознанием, Существа. А раз Умвельт по сути ничто иное, как Природа Сознания для всех, обладающих Сознанием Существ, то можно допускать и то, что Умвельт -- это ЗЕРНО для проявления Особенного (ТОНАЛЯ) в ОСОБОЙ СИНЕРГЕТИКЕ Универсального Сознательного Разума человеческого, не имеющего возможности проявляться в реальности как-то иначе, чем в такого рода ОСОБОЙ (Мистически понимаемой) СИНЕРГЕТИКЕ, что я вкратце и отписал в своём Резюме по теме Эквивалентности Умвельт = ТОНАЛЬ, придя к выводу, что как Универсальное (Умвельт) и ОСОБЕННОЕ в этом Универсальном (как ТОНАЛЬ) -- понятия УМВЕЛЬТ и ТОНАЛЬ -- НЕ-Эквивалентны, как УМВЕЛЬТ ≠ ТОНАЛЬ....

P.S. Понятие Эквивалентность -- это Понятие ТИПА РАВНСТВА, что и записывается ЗНАКОМ Равенства (=), ну а значит НЕ-Эквиваленность будет записываться Знаком отсутствия этого Типа Равенства, как ≠ ...

[Ртуть]

Если тональ это фундирующее и организующее начало для восприятия, то как его можно "очистить", разрушить или устранить ? Очистить свой тональ значит что ? Очистить или разрушить свое восприятие ? Что имеется ввиду.

  А ты тональ называй первым вниманием, и проблемы отпадут.

  Если интересно, вот эти отрывки из Карлоса Кастанеды про хороший и плохой тональ:

"Мы пришли в небольшой парк перед собором.

– Здесь мы и остановимся, – сказал он, садясь на скамейку. – Это идеальное место для наблюдения за людьми. Отсюда мы сможем видеть как прохожих на улице, так и прихожан, идущих в церковь.
Он указал на широкую людную улицу и на усыпанную гравием дорожку, ведущую к церкви. Наша скамья находилась как раз посередине между церковью и улицей.

– Это моя любимая скамейка, – сказал он, поглаживая её. Он подмигнул мне и добавил с улыбкой:

– Она любит меня, вот почему на ней никто не сидит. Она знала, что я приду.
– Скамейка знала?

– Нет, не скамейка – мой нагваль.

– Разве нагваль имеет сознание? Он осознаёт предметы?

– Конечно, он осознает всё. Вот почему меня интересует твой отчёт. То, что ты называешь провалами и ощущениями – это нагваль. Чтобы говорить об этом, мы должны заимствовать понятия с острова тональ, поэтому лучше ничего не объяснять, а просто перечислять его проявления.

Мне хотелось поговорить об этих странных ощущениях, но он велел мне замолчать.

– Хватит, сегодня не день нагваля. Сегодня – день тоналя. Я надел костюм, потому что сегодня я – целиком тональ."

"Он сделал мне знак головой, чтобы я следил за вереницей проходивших мимо людей.

– Все они – тональ, – сказал он. – Я буду указывать тебе на некоторых из них, чтобы твой тональ, оценивая этих людей, смог оценить самого себя.

Он обратил моё внимание на двух пожилых дам, только что вышедших из церкви. С минуту они постояли наверху гранитной лестницы, а затем начали осторожно спускаться, отдыхая на каждой ступеньке.

– Внимательно следи за этими женщинами, – сказал он. – Но рассматривай их не как людей, а как тонали.

Женщины, держась друг за друга, дошли наконец до конца лестницы и опасливо пошли по гравийной дорожке, как по льду, на котором они в любой момент могли поскользнуться.

– Смотри на них, – тихо сказал дон Хуан, – трудно найти тональ более жалкий.

Обе женщины были тонкокостными, но очень толстыми. Им было, пожалуй, за пятьдесят. Вид у них был такой измученный, словно спускаться по ступенькам церкви было выше их сил.

Поравнявшись с нами, они в нерешительности остановились – на дорожке была ещё одна ступенька.

– Смотрите под ноги, дамы! – драматически воскликнул дон Хуан, поднимаясь с места. Они взглянули на него, явно смущённые этим выпадом.

– Моя мать однажды сломала здесь правое бедро, – сказал он и галантно подскочил к ним, помогая преодолеть ступеньку.

Они многословно поблагодарили его, а он участливо посоветовал им в случае падения лежать неподвижно, пока не приедёт скорая помощь. Женщины перекрестились.

Дон Хуан вернулся и сел. Его глаза сияли. Он тихо заговорил:

– Эти женщины не настолько стары и слабы, однако же они – инвалиды. Всё в них пропитано опасением – одежда, запах, отношение к жизни. Как ты думаешь, почему?

– Может, они такими родились?

– Нет, такими не рождаются – ТАКИМИ СТАНОВЯТСЯ. ТОНАЛЬ этих женщин СЛАБ И БОЯЗЛИВ.

Я сказал, что сегодня день тоналя, потому что сегодня я хочу иметь дело только с ним. При помощи своего костюма я хотел показать, что воин обращается со своим тоналем особым образом. Как видишь, костюм сшит по последней моде, прекрасно на мне сидит, и я выгляжу в нём очень естественно. Но тщеславие здесь не при чём – я надел его только затем, чтобы показать тебе свой дух воина, свой тональ воина.
Сегодня эти женщины дали тебе первый урок тоналя. Если ты будешь небрежен со своим тоналем, жизнь обойдётся с тобой так же безжалостно. И я противопоставляю себя. Думаю, ты уже всё понял, и можно не продолжать.

Неожиданно я почувствовал, что теряю почву под ногами, и с отчаянием попросил его объяснить, что же я должен понять. Дон Хуан громко рассмеялся.

– Взгляни-ка лучше на этого парня в зелёных штанах и розовой рубашке, – прошептал он, указывая на тощего молодого человека с острыми чертами лица, стоявшего почти перед нами. Казалось, он не знал, куда пойти – к церкви или к улице. Дважды он поднимал руку в направлении церкви, как бы уговаривая себя пойти туда. Затем он уставился на меня отсутствующим взглядом.

– Посмотри, как он одет. Посмотри на его ботинки. – шёпотом сказал дон Хуан.

Одежда молодого человека была мятой и грязной, а его ботинки пора было выбросить на помойку.

– Вероятно, он очень беден, – сказал я.

– И это всё, что ты можешь сказать о нём? – спросил он.

Я перечислил возможные причины бедственного положения молодого человека: плохое здоровье, невезение, безразличие к своей внешности, и в конце концов предположил, что он только что вышел из тюрьмы.

Дон Хуан сказал, что я просто строю догадки, и его не интересуют мои попытки оправдывать других на том основании, что они – жертвы неблагоприятных обстоятельств.

– А может быть, он – секретный агент, который должен выглядеть оборванцем, – сказал я шутя.

Молодой человек нетвёрдой походкой пошёл в направлении улицы.

– Он и есть самый настоящий оборванец, – сказал дон Хуан. – Посмотри на его слабое тело, тонкие руки и ноги. Он же еле ходит. Невозможно притворяться до такой степени. С ним явно что-то неладно, но дело тут не в обстоятельствах. Ещё раз повторяю, что сегодня ты должен смотреть на людей как на тонали.

– Что значит видеть человека как тональ?

– Это значит перестать судить его в моральном плане и оправдывать на том лишь основании, что он похож на лист, отданный на волю ветра. Другими словами, это означает видеть человека, не думая о его безнадёжности и беспомощности. Ты абсолютно точно знаешь, что я имею в виду. Ты можешь оценить этого человека, не обвиняя его и не оправдывая.

– Он слишком много пьёт, – вдруг сказал я. Эти слова вырвались у меня непроизвольно, на мгновение мне даже показалось, что их произнёс кто-то другой. Мне захотелось объяснить, что это заявление было очередной моей спекуляцией.

– Это не так, – сказал дон Хуан. – На этот раз в твоём голосе была уверенность. Ты ведь не сказал: «Может быть, он пьяница».

Я почувствовал необъяснимое раздражение. Дон Хуан рассмеялся.

– Ты видел этого человека, – сказал он. – В таком случае заявления делаются без обдумывания и с большой уверенностью. Это было видение. Внезапно ты понял, что тональ этого парня никуда не годится, не зная сам, как это у тебя получилось.

Я признался, что именно это и почувствовал.

– Ты прав, – сказал дон Хуан. – Его молодость не имеет никакого значения. Он калека, как и те две женщины. Молодость никоим образом не является барьером против разрушения тоналя. Пытаясь объяснить состояние этого человека, ты придумывал множество причин. Я считаю, что причина только одна – его тональ. И его тональ слаб вовсе не потому, что он пьёт. Как раз наоборот – ОН ПЬЕТ ИЗ-ЗА СЛАБОСТИ СВОЕГО ТОНАЛЯ. Именно эта слабость делает его таким, каков он есть. Но что-то подобное в той или иной форме происходит со всеми нами.

– Но разве, характеризуя его тональ, ты не судишь о его поведении?

– Я даю тебе объяснение, с которым ты раньше никогда не встречался. Однако это не оправдание и не осуждение. Тональ этого молодого человека слаб и боязлив, но он не одинок в этом. Все мы более или менее в той же лодке."

"– Нет никакой необходимости обращаться с телом таким ужасным образом, – сказал дон Хуан с ноткой укора. – Но как ни печально, все мы в совершенстве умеем делать наш тональ слабым. Я называю это индульгированием."

"Грубо говоря, у каждого тоналя есть две стороны. Одна – внешняя сторона, бахрома, поверхность острова. Эта часть связана с действием и действованием – беспорядочная сторона. Другая сторона – это решения и суждения, внутренний тональ – более мягкий, более нежный, более сложный.

Дон Хуан и Карлос Кастанада - рисунок из интернета

Правильный тональ – это такой тональ, где оба уровня находятся в гармонии и равновесии.

Дон Хуан замолчал. К тому времени стало довольно темно, и мне трудно было записывать. Он велел мне вытянуться и расслабиться и сказал, что день сегодня был очень утомительным, но очень полезным. И что он уверен в том, что правильный тональ появится.

Десятки людей прошли мимо. Расслабившись, минут десять-пятнадцать мы сидели молча. Затем дон Хуан резко поднялся.

– Ей-Богу, ты это сделал. Посмотри, кто там идёт. Девушка!

Кивком головы он указал на молодую девушку, которая пересекала парк и приближалась к нашей скамейке. Дон Хуан сказал, что эта молодая женщина была правильным тоналем и что если она остановится и заговорит с кем-то из нас, то это будет необычайным знаком и мы должны будем сделать всё, что она захочет.

Я не мог рассмотреть черт лица молодой женщины, хотя было ещё довольно светло. Она прошла мимо в двух шагах от нас, но не оглянулась. Дон Хуан велел мне догнать её и заговорить с ней.

Я побежал за ней и спросил какое-то направление. Я подошёл к ней очень близко.

Она была молода, наверное лет двадцати пяти, среднего роста, очень привлекательная и хорошо одетая. Её глаза были ясными и спокойными. Она улыбалась мне, когда я говорил. Было в ней какое-то очарование. Она мне очень понравилась, так же, как мне понравились те три индейца.

Я вернулся назад на скамейку и сел.

– Она воин? – спросил я.

– Не совсем, – сказал дон Хуан. – твоя сила ещё не настолько отточена, чтобы привести воина. Но У НЕЕ ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ ТОНАЛЬ. Такой, который может стать правильным тоналем. Воины получаются из этого теста."

[Ртуть]

Юлька Ухмылка, ты хочешь, чтобы я тебе книжку пересказал? Название темы не забыла?

[Ртуть]

Но тогда зачем называть тональ основанием организованного восприятия, если основанием есть не тональ а энергетическая реальность орла ... )))0

   Ты меня не путай. От птицы идут эманации собранные в пачку, такая пачка называется человеческая полоса. На полосе висят светящиеся яйца, которые, при помощи ума и разговора, создают и поддерживают созданный ими мир - через его описание в понятиях и категориях. Таким образом тональ становится всем, но самого его не видать, не потрогать.
  По сути и тональ и умвельт это настройки (установки)на которые настраивается, с раннего детства субъект, обучаясь своим вниманием творить окружающий мир.

[Ртуть]

Эта привлекательная идея, развитая и взлелеянная прогрессистами Нового Времени, как и большинство человеческих представлений, опирается на концепцию пространственно-временного континуума. Часто она несет в себе устаревшие фантомы вроде евклидового пространства и объективного протекания временных процессов, имеющих линейную природу и одностороннюю направленность. Данная мировоззренческая модель была безоговорочно принята европейской наукой, когда аристотелева логика казалась единственно разумной и, главное, очевидной для естествоиспытателя. Железная причинно-следственная цепь превращала Вселенную в некое подобие постепенно разворачивающейся модели, где каждый эволюционный шаг являлся очередной ступенью в невидимой лестнице, путь по которой каждый миг приближает нас к сияющему вдали Абсолюту, где возможна лишь кратковременная задержка, но ни в коем случае не обращение вспять и не бесконечное топтание на месте. Прогрессизм такого рода и по сей день питает оптимизм ученых, видения новоявленных пророков и смутные надежды всего человеческого рода.

Здравый смысл и позитивистское отношение к познанию не позволяет разумному человеку принимать на веру вдохновляющие декларации эволюционистов. Вера в исключительную роль нашего вида и в его светлое будущее — скорее предмет рассуждений для тех, кто поставил личную веру выше данного им опыта, для социальных утопистов, а также для тех, кто возлагает большие надежды на генетические потенции современного человека.

Нагуализм Кастанеды, хоть это и покажется странным для исследователей мистических учений, — учение во многом позитивистское. Оно не спекулирует на мифах или на утверждениях, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Оно не требует слепой веры в свои фундаментальные положения и опирается в основном на эксперимент, на идею самоисследования, а заключения свои описывает часто исключительно с феноменологической точки зрения. Дон Хуан, обращаясь к тем или иным объяснительным моделям, всякий раз подчеркивает их условность, никак не навязывая однозначной и жесткой картины мира. Я хочу еще раз подчеркнуть, что Кастанеда вовсе не полемизирует с прогрессизмом или религиозными идеями — он просто исключает их из сферы анализа, дискуссии и прочей подобной болтовни, в которой очень редко рождается истина. Он честно указывает в своих книгах только на то, что подтверждено его личным опытом, только на те закономерности и психические феномены, которые возможно повторить и попытаться изучить их природу. И даже когда Карлос рассказывает нам миф об Орле, можно заметить, что он вовсе не настаивает на истинности этого знания — он просто информирует читателя о нем, как о некоем атавизме, доставшемся с незапамятных времен в наследство "новым видящим". И сообщает о нем он лишь потому, что данный миф содержит в себе практические указания, которые могут пригодиться современному исследователю в его праксисе.

Вернемся, однако, к идее эволюции. Самые разные мистические традиции питали с ее помощью у своих адептов чувство собственной важности. В их космогенезе Человек обязательно играл ключевую, решающую роль: именно в человеке концентрировались плоды всей до-человеческой эволюции, именно от его поведения зависело, в какую сторону пойдет дальнейшее развитие мира. На это млекопитающее с чрезмерно развитым мозгом и гипертрофированной способностью к рефлексии возлагалась ответственность за дальнейшее бытие Вселенной. Время от времени это существо становилось центральной ареной борьбы между Ариманом и Ормуздом, оказывалось объектом пристального внимания Люцифера и т. д. и т. п. Ради спасения человека (и, разумеется, мироздания) на Землю нисходили высочайшие духи Вселенной — Заратустра, Будда, Христос, Магомет и множество бодхисаттв. Они служили проводниками Божественного Знания, указывали путь и вообще очень старались. Тем не менее, как мы знаем, мировые религии теперь редко находят таких пылких энтузиастов, как прежде. Да и в давно минувшие века лишь избранные единицы отдавали жизнь во имя торжества великих идей. Штайнер — этот странный визионер, попытавшийся в нашем столетии воскресить целый букет разнообразных верований, — утверждал, что пик "железного века" (Кали-Юги) пришелся на 1800 год. Остается лишь недоумевать по поводу устрашающих орудий массового истребления, появившихся в XX веке — последнем веке Кали-Юги, когда признаки новой эры должны проявляться со все большей силой, когда человек должен испытать на себе первые провозвестия следующей эпохи Духа. На самом же деле мы столкнулись с двумя мировыми войнами, уничтожившими ощутимую часть человечества, с беспрецедентным падением нравов, воинствующим материализмом и реальной угрозой как перенаселения планеты, так и исчерпания всех природных ресурсов, катастрофического загрязнения окружающей Среды и пр. Наивный прогрессизм XIX столетия сменился тотальным разочарованием и все возрастающим страхом перед будущим. Религия и традиционная мистика могут, конечно, утешить и подарить забвение, но многовековая история человечества, к несчастью, так и не подтвердила их радужных надежд.

Нагуализм отказывается говорить об эволюции, об особенной роли человека во Вселенной, он предоставляет человеческому роду уникальную возможность не полагаться ни на кого, кроме себя, и при этом ни в чем не ущемляет стремления нашего духа, не оскопляет его, подобно материалистическим учениям. Сила, которую часто поминает дон Хуан, становится помощником только в том случае, когда воин прикладывает немало стараний, чтобы оказаться на одном пути с океаном бытия, с этой единственной Реальностью.

Метафизическая картина в данном учении опирается не на фантазии, а на многовековые эксперименты видящих. Возможно, как раз поэтому она не слишком богата на красочные детали. Во вселенной осознания (в нагуале) есть лишь один источник энергии. Он никогда не истощается, поскольку пребывает вне пространственно-временного континуума — продукта тонального аппарата, стремящегося нашу ограниченность распространить на окружающую Реальность. Одним из выразительных примеров экспансии нашей ограниченности служит, на мой взгляд, закон сохранения массы и энергии. Энергия всегда избыточна. Аппарат человеческого восприятия разворачивает неопределимую Реальность нагуаля в структуру, наделенную пространством и временем. Та Единственная Точка, единственная "линия мира", которая в конечном итоге содержит все и находится вне всяких измерений, исторгает энергию беспрерывно и в огромных количествах. Иными словами, акт творения совершается каждый квант времени (для нашего восприятия), или каждую кшану, как говорят буддисты.

Скептически настроенный читатель может заметить, что при таком положении дел мироздание было бы хаотичным, непредсказуемым, иными словами — в нем торжествовала бы анархия свободно буйствующих энергий. Однако видящий отчетливо воспринимает те ограничения, которые не позволяют космосу превратиться в хаос. Каузальная связь (карма, как ее называют индусы) обеспечивает в каждом участке энергетического диапазона вселенной сознания определенный порядок и определенную последовательность. Выражаясь языком современной физики, каждая виртуальная частица, если она возникла в точке, уже овеществленной предыдущими всплесками энергии, превращается в крохотный «кирпичик», служащий для роста, укрепления и развития тех овеществленных форм, что находились здесь в предыдущую кшану времени. Она несет в себе изменение, но, получив энергетический заряд от прежней, умирающей частицы, занимает ее место, сохраняя тем самым относительную стабильность тел и явлений в избранном режиме восприятия. Подобная участь настигает крайне малое число виртуальных частиц; прочие остаются призрачными и мимолетными, для воспринимающего аппарата человека просто не существующими. Однако они принимают активное участие в ежесекундном формировании Реальности, будучи в общем-то проекциями тех самых "нитей мира", которые так много говорят видящим.

Так совершается видимая эволюция Вселенной: однажды овеществившийся объект (процесс, явление) продолжает свое бытие до тех пор, пока энергетическая поддержка в данной области имеет место. Возникает впечатление непрерывности, чего-то, имеющего начало, конец, а также все промежуточные стадии.

Таким образом, иллюзия эволюционного процесса — результат интерпретации и имеет исключительно психическую природу. Достаточно вспомнить знаменитые "пятна Роршаха", рассматривая которые испытуемый субъект может обнаружить в случайных узорах ту или иную картинку. Перцептивное соглашение, достигнутое в результате совместного выживания нашего вида, позволяет распределить сенсорные сигналы таким образом, чтобы они укладывалась в принятую модель мироздания и подтверждали привычные научные воззрения. Правда, изменение научной парадигмы заставляет ученых перетолковывать все те же эмпирические свидетельства в угоду новым идеям и творить следующую, как им кажется, усовершенствованную картину мира. Критерием совершенства здесь служат только прагматические потребности и интересы человечества. Реальность же остается неизменной — более того, она всегда готова предоставить свою не-человеческую мозаику для бесконечного потока следующих интерпретаций в соответствии с изменившимся тоналем времен.

Возникновение органической жизни на Земле, а впоследствии — жизни разумной, есть яркое свидетельство неисчерпаемых возможностей экспансии мировой Энергии. Бесконечное разнообразие комбинаторных возможностей эманаций подразумевает возникновение неисчислимого ряда причинно-следственных цепей, завершением (или промежуточным этапом) которых может стать как трилобит, так и высшее млекопитающее с исключительно развитым мозгом.

К несчастью, нам не дано предугадать, чем завершится та или иная игра эманаций. Очевидно, любая причинно-следственная цепь развивается до некоторого неизвестного нам энергетического предела. Можно даже предположить, что вымирание целого ряда биологических видов (как, скажем, динозавры) отнюдь не было вызвано климатическими или иными внешними условиями; подобные процессы вполне могли быть связаны с консервацией вида, т. е. дальнейшей неспособностью к изменению. Неразрешимое противоречие между стремлением эманаций к изменению структуры и полной неспособностью вида к такому изменению, быть может, послужило истинной причиной увядания и разрушения организмов, утрате способности репродуцировать себя.

Вполне естественно, что допустимое время стагнации находится в прямой зависимости от количества энергии, поглощаемого и выделяемого конкретной полевой структурой: чем количество энергии больше, тем длительнее срок допустимой стагнации.

Бесконечность — это мироздание как единая система, имеющая один источник энергии. Сложность такой системы бесконечно превышает сложность любого отдельного организма, ее населяющего. Если мы рассмотрим самих себя с точки зрения нагуаля, то в конечном итоге найдем лишь совокупность энергетических связей, объединенных великой целью гомеостазиса.

Вселенная осознания функционирует таким же образом. Энергия перетекает из одного участка диапазона восприятия в другой именно так, чтобы обеспечить необходимую избыточность, тем самым защищая систему в целом от каких бы то ни было функциональных нарушений. С некоторой натяжкой можно сказать, что Вселенная функционирует подобно живому существу: как и все живое, она стремится сохранить себя и одновременно видоизменяться до бесконечности. Именно так мы можем понять одно из значений толтекского термина намерение. Речь идет о присущем мирозданию желании непрестанно трансформироваться, расти, сохраняя при этом сущностную непрерывность. Конечно, Вселенная не обладает личностью, как не обладают ею многие биологические формы; тем не менее постоянные процессы энергообмена, отторжения и поглощения материи, наличие полевых связей между ее различными областями — все эти качества на своем уровне дублируют жизненный метаболизм любого органического существа. Иными словами, различие между большими и малыми эманациями, между отдельным организмом и Внешним Миром на уровне видения превращается в формальность. Недаром дон Хуан не любил рассуждать о том, происходит ли некое явление «внутри» или «снаружи». Для видящего эти слова поневоле теряют значение. Бесконечность движима грандиозными и смутными импульсами, импульсы же рождаются в результате некоторой присущей эманациям чувствительности. Где-то здесь зарождается безличное намерение бесконечности, которое является общим итогом взаимодействия всех существующих полей и в силу своей природы становится категорическим императивом для самой формы существования Реальности. Можно ли считать, что целью намерения является эволюция, если ни одному ограниченному существу не дано постичь его содержание, транслировать его в дискурс, в ряд образов и содержаний формального характера? Вряд ли. Представители естественных наук должны быть крайне недовольны подобным положением дел. Их поиски смысла уже который век приводят в тревожную пустоту, где интеллекту суждено переживать лишь недоумение и оцепенение. Пока европейский разум не изменит иерархию когнитивных ценностей, пока он не переформулирует свои задачи, сознательно ограничив область исследований тем, что может быть обработано этим специфически человеческим инструментом познания, фрустрации не миновать. Но если мы не в состоянии сформулировать содержание намерения, быть может, мы способны хоть что-то сказать о своеобразии его проявлений и тем самым хоть в ничтожной степени приблизиться к осознанию его природы?

[Ртуть]

Биосемиотика как междисциплинарная исследовательская программа. Биосемиотический поворот в науках о жизни

Биосемиотика – это междисциплинарное (трансдисциплинарное) направление научных исследований, на платформе которого сближаются биологические науки и науки о человеке, изучение живых существ и изучение человека, природное и гуманитарное. Когда говорят о трансдисциплинарности как характеристике исследований, то подчеркивают более серьезное и глубокое сращение исследовательских полей: перенос понятий, стратегий и образцов исследований из одной дисциплинарной области в другую.

Биосемиотика наводит мосты между миром человека и миром животного. Человек во многом подобен природным живым организмам: он часть природы и результат биологической эволюции, адаптируется и стремится сохранить и продолжить жизнь. Нельзя пренебрегать и его телесностью, которая накладывает определенные ограничения на его возможности познания мира. А животное рациоморфно, как говорят этологи и эволюционные эпистемологи. Оно ведет себя, как будто оно имеет разум, интеллект. Особенно это заметно при изучении некоторых умных млекопитающих и птиц. Кроме того, животное социоморфно: некоторые животные создают сообщества, в которых есть разделение функций и распределенное лидерство, что является предметом исследования в социобиологии (эволюционной психологии). Мир, в который встроено животное, его умвельт (Umwelt), согласно Я. фон Икскюлю, субъективен, животные «фильтруют» мир, выделяют знаки, или сигналы, научаются интерпретировать их, реагируя на них по-разному.

Представители философской антропологии XX в. (М. Шелер, Х. Плеснер, А. Гелен) искали то отличительное свойство, благодаря которому человек выделяется из природы. Они обратили внимание на дух как способность человека оторваться от эволюционной определенности (от чувства самосохранения), освободиться от давления не только биологических инстинктов, но и социальных ограничений. Они показали, что дух способен противостоять жизни; дух и духовные ценности определяют самопожертвование человека во имя идеи и его геройское поведение.

Подчеркивание особой, духовной природы человека, однако, не означает полного его отрыва от природы. Нынешние натуралистические подходы, напротив, направлены на то, чтобы продемонстрировать, насколько человек укоренен в природе, в чем он выиграл, а что потерял по сравнению с некоторыми представителями царства живой природы, обладающими удивительными способностями.

Биосемиотика – это соединение науки о знаках (семиотики) и наук о жизни. Казалось бы, знаковая реальность – это прерогатива человека. Человек есть существо символическое. Но как показал основатель биосемиотики Я. фон Икскюль, и живой организм воспринимает окружающий его мир избирательно, выбирает из него только значимое для своей жизни и действия, т.е. живет и действует, ориентируясь на некоторые существенные для него знаки.

Иногда говорят о биосемиотическом повороте в науках о жизни, начавшемся с Икскюля и его продолжателя и популяризатора Т. Себеока. Или же связывают с возникновением биосемиотики смену парадигмы. Этот поворот или парадигмальный сдвиг заключается в следующем:

– Происходит переход от причинно-следственного объяснения, являющегося по своей сути аналитическим, к холистическому;

– от механистического подхода – к организмическому. Декарт считал, что животные, лишенные мышления, являются механическими устройствами. Ламетри рассматривал и человека как машину. Кант предупреждал, что «никакой человеческий разум (даже никакой конечный разум, который по качеству был бы подобен нашему, но превосходил бы его по степени) никоим образом не мог бы надеяться понять возникновение даже травинки на основании одних только механических причин» [Кант 1966, 439];

– наблюдатель (субъект) и наблюдаемое (объект) не отделены друг от друга, а связаны и определяют друг друга, будучи встроенными в общий глубинно сопрягающий все вещи порядок Вселенной. «Разделение наблюдателя (субъекта) и наблюдаемого явления (объекта) есть продукт искусственного каузально-механического и линейного мышления» [Weber 2016, 7].

– Стирание границы между внешним и внутренним. Границы тела живого организма не отделяют, а связывают его с окружающим миром: отделяя, связывают, а связывая, отделяют. Действия организма есть овнешнение его самого и создание мира, который становится его миром, обратно воздействующим и определяющим сам этот организм. Это один из смыслов понятия умвельт. Здесь можно усмотреть два смысла. Во-первых, нечеткость и гибкость границы между внешним и внутренним. Мир, созданный действием живого существа, становится его собственным миром и частью его самого. Освоенное и значимое внешнее вбирается вовнутрь. Во-вторых, глубинное сродство внутреннего и внешнего. Как говорил Гёте, «вне нас нет ничего, что одновременно не было бы в нас». Это именно тот имплицитный порядок космоса, который стремился осмыслить Д. Бом. Это связанность и спутанность всего со всем, что делает отдаленное близким, глобальное локальным или проникает через локальное во вселенское;

– была обнаружена связь жизни, знания и извлечения/порождения смыслов, что является наиболее важным с точки зрения биосемиотики. Сама жизнь становится философской категорией, поскольку жить – означает познавать. Согласно К. Лоренцу, жизнь и есть познание (Life is Cognition). Жизнь связана с активным действием. Жить – это не просто пассивно выживать, но и вживаться, активно встраиваться в окружающую среду, превращая значимую часть внешней среды в свою внутреннюю. Жизнь есть процесс семиозиса, порождения знаков, их функционирования и толкования. Познание как процесс обретения знаний в процессе жизни есть процесс извлечения смыслов. Окружающая среда несет метки и знаки для живых существ, причем для представителей разных биологических видов знаки эти разные, она разлинована по-разному, так что, скажем, мухи, вороны, собаки и люди живут в разных, вообще говоря, не пересекающихся, мирах восприятия и действия. Разные живые существа когнитивно (прежде всего, перцептивно) замкнуты и не понимают друг друга. Это было выражено в названии известной статьи Томаса Нагеля «Как это быть летучей мышью?». В этом заключается еще один смысл понятия умвельт Икскюля. Каждое живое существо как бы сидит под своим колпаком, в своем ограниченном мыльном пузыре, как объясняет нам Икскюль. «Мир, который видит отдельное существо, – это только одно из сотни тысяч обликов, в которых отражает себя природа» [Uexküll 1922а, 266];

– смысл возникает во взаимодействии живого организма с окружающей средой, причем не с чуждой средой других организмов, а посредством выделения по знакам своей среды и построения своего субъективного мира. Отсюда возникает экологическое звучание биосемиотики. Экология не в привычном смысле бережного отношения человека к окружающей среде, а во всем богатстве смыслов – сосуществования и сотрудничества индивидуальных, субъективных миров живых существ. Развивая это видение, некоторые авторы подчеркивают, что умвельт как индивидуально субъективный мир превращается в мир, творимый во взаимодействии и коммуникации, сетевой мир [Чебанов 2009, 350]. Это сосуществование в совместно творимом мире размывает границу не только между коммуницирующими живыми существами, но и между живым и неживым, между естественным и искусственным, миром человека и техномиром, артефактами человеческой культуры. Смартфоны, электрические сети, фабрики, транспортные сети, роботы и т.п. обретают способности думания и обучения. Интерфейс между коммуницирующими единицами становится всё более размытым.

Биосемиотика близка к биокибернетике. Кибернетика, отцом-основателем которой был Н. Винер, является наукой об управлении в живых организмах и технических устройствах. Биокибернетика изучает методы управления и передачи, переработки и хранения информации в биологических системах. Живые организмы выбирают, ориентируясь на знаки, которые для них несут смысл и обеспечивают активную адаптацию к окружающей среде и ее освоение согласно своим потребностям. Можно сказать, что биосемиотика, в отличие от биокибернетики, смотрит глубже и пытается проследить сам процесс порождения смысла, фильтрации внешних раздражений как хаоса, отбора значимого, рождения информации. Выходя на проблемы жизненного мира человека, она более фундаментальна.

Невозможно обойти вопрос об отношении биосемиотики и теории сложных систем (синергетики). Некоторые понятия биосемиотики соотносимы с идеями и представлениями кибернетики Н. Винера, общей теории систем Л. Берталанфи и синергетики Г. Хакена, И. Пригожина, С.П. Курдюмова (хотя Пригожин, как известно, не принимал термин «синергетика» как название этой области). Икскюль вводит представление о функциональном круге и афферентном контроле, в которых угадываются некоторые свойства гомеостазиса, отрицательных обратных связей, поддерживающих равновесие в биологических системах, изучаемых в кибернетике и синергетике. Сложная, взаимно определяющая связь живого организма и среды была представлена в конструктивистском облачении в кибернетике второго порядка, развитой в первую очередь Х. фон Фёрстером. Изучая мир, наблюдатель создает самого себя. Наблюдение создает наблюдателя. В результате наблюдая, познавая, конструируя миры индивиды создают собственные реальности. Поэтому вопрос о том, какова реальность на самом деле, теряет смысл, а истина, по выражению фон Фёрстера, является изобретением глупца.

Собственные миры наблюдающих субъектов распадаются и не пересекаются друг с другом. Получается когнитивная замкнутость, подобная несоизмеримости субъективных умвельтов живых существ. Теория сложных систем исследует свойства эволюции и самоорганизации любых сложных систем и в неживой, и в живой природе, и в мире человека.

Теория сложных систем может рассматривать самоорганизацию, самореферентность, автопоэзис, поддержание идентичности живых систем и их гармонии с окружающей средой как значимые и наиболее яркие примеры самоорганизации как таковой. C одной стороны, она является более всеохватывающей и универсальной, поскольку показывает, что и в неживой природе, скажем в структурах плазмы, наблюдаются самоорганизация, самодостраивание, самоподдержание, а в циклонических вихрях и ураганах как атмосферных структурах есть созревание, кульминационные пункты развития, когда они достигают своей максимальной силы, подобные акме человеческой жизни, и старение, т.е. в их поведении можно усмотреть подобие живого. С другой стороны, теория сложных систем прорывается через структуры живого к человеку и сверхчеловеческому, к структурам коллективного разума (ноосфере) и коллективного сетевого управления. Возрастающая сложность строится на диссипации и увеличивающемся хаосе. Таков парадоксальный смысл пригожинского термина «диссипативная структура»: упорядоченная структура возникает не вопреки, но благодаря диссипации. Тенденция к появлению в ходе эволюции и самоорганизации все более сложных структур сопряжена с возрастающей кретивностью, с рождением инноваций, что некоторые ученые называют «порядком для свободы» [Kauffman 2016]. Таким образом, биосемиотика, соединяя жизнь, познание и смысл, становится полем, на котором произрастают междисциплинарные проекты и трансдисциплинарные стратегии исследований.

 

Я. фон Икскюль как родоначальник биосемиотики: введение методологически действенных понятий

Я. фон Икскюль (1864–1944) – пионер знакового подхода в биологии XX в. Работы Икскюля оказали огромное влияние на развитие теоретической биологии и всех современных наук о жизни, когнитивных наук и философии вплоть до сегодняшнего дня. Современные специалисты в наиболее продвинутых областях научного знания и технонауки, в частности в робототехнике, где наиболее перспективным подходом является телесно ориентированный подход, часто находят в сочинениях Икскюля интуитивные подсказки и наводки для продвижения своих исследований. Почему Икскюль современен?

Икскюль посвятил свою жизнь изучению зоологии. Изучая нервно-мышечную регуляцию, он ввел представление о реафферентном контроле в организме живого существа. Именно эта находка Икскюля наиболее цитируема биологами. Но его исследовательские интересы отнюдь не ограничивались физиологией. Физиология смотрит внутрь живого организма и ищет причины протекающих в нем процессов, связанных в частности с возбуждением и торможением. Икскюля больше интересовала не физиология и даже не изучение поведения животных, чем занимался К. Лоренц, фокус его исследовательских интересов лежал в изучении единства живого организма и окружающего мира, который он воспринимает и в котором н действует.

Одна из статей Икскюля 1922 г. имеет замечательное название – «Как мы видим природу и как она видит саму себя?». Он цитирует слова Дриша: «Природа – это знающая действительность». Согласно Икскюлю, их можно истолковать по-разному. Природа как знающая действительность несет в себе смысл, который мы можем назвать по-китайски Дао, или, вспомнив Платона, понять ее как гештальт, который видим только нашему внутреннему глазу, т.е. как «идею», или же, приняв точку зрения К. фон Бэра, нам нужно научиться слушать мелодию природы. «Природа смотрит на саму себя бесчисленными различными глазами, каждый из которых ставит в центр внимания некий другой мир, – пишет Икскюль. – Каждый мир полностью закрыт своим горизонтом, и в каждом мире увиденное является единственно видимым» [Uexküll 1922а, 268]. Всякое живое существо не просто приспособлено, адаптировано к окружающему миру, оно адаптивно вписано в него, воспринимает только то, что для него имеет ценность, то, что значимо, живет и действует в своем горизонте восприятия, как бы ограничено пространством своего «мыльного пузыря». Икскюль подчеркивает, что всё, что ты видишь и что ты утверждаешь, имеет силу только в рамках твоего мира. «Природа и без тебя знает, как создавать миры. Не существует никакого бесконечного, вечного и абсолютного мира, который бы охватывал всех субъектов – для этого есть невообразимо обширная природа, которая создает субъектов с их мирами, пространствами и временами по собственным свободным законам. Природа не нуждается в разглядывании самой себя, поскольку она есть приказ, которому она сама подчиняется» [Uexküll 1922б, 321]. В своем сочинении «Материя и память» А. Бергсон исходит из понимания, что в материи потенциально дана вся множественность представлений о ней. «Воспринимать все влияния, ото всех точек всех тел, значило бы опуститься до состояния материального предмета. Воспринимать сознательно – значит выбирать, и сознание состоит прежде всего в этом практическом различении» [Бергсон 1992, 187]. По Бергсону, неживое есть неразборчивая тотальность восприятия, пассивная отданность воспринимаемому, как камушек на пляже отдан всем волнам и потокам. В неживой природе всё воспринимает всё, она абсолютно прозрачна «волнам» восприятия. А живое и сознательное – это ограниченность воспринятого, защищенность от шквала внешних воздействий. Неразличенность восприятия в неживой природе сменяется различенностью, свойством сознательного восприятия. Бергсон дает метафорический образ «ножниц восприятия», которые определяют захват или вырезание воспринимающим сознанием определенного фрагмента действительности. «Восприятие – это только отбор. Оно ничего не создает: его роль, напротив, состоит в том, чтобы устранить из совокупности образов все те образы, на которые я не смогу воздействовать» [Бергсон 1992, 303].

Икскюль ввел в научный оборот целый ряд новых понятий, которые оказались востребованы в науке XX–XXI вв. Это, в первую очередь, умвельт, функциональный круг, реафферентный контроль, коэволюция, структурные архетипы, связь восприятия с действием. Мировоззренческая позиция Икскюля, однако, была далеко не материалистической. Природа, как он считал, построена по некоторому внутренне согласованному плану. В природе есть нечто подобное предустановленной гармонии, которую видел в ней Лейбниц, целесообразности, энтелехии, обеспечивающей целостность, нераздельность и взаимную подгонку существ. Как бы продолжая эту линию, Икскюль утверждает, что каждое живое существо встроено в свое окружение с одинаковым совершенством.

Умвельт строится благодаря взаимодействию живого организма и окружающей среды. Живой организм активно выбирает из окружающей среды то, что отвечает его нуждам, но и среда не пассивна [Князева 2015]. Смыслы выделяет живое существо, но и окружающая среда открывается ему как смысловая, что Дж.Дж. Гибсон позднее в своей экологической теории зрительного восприятия называл принципом предоставления возможностей – affordances. И эта окружающая среда перестает быть для него чуждой, враждебной, ему противостоящей, но как освоенная и преобразованная им становится «…частью самого этого организма. Не случайно поэтому возрастающая сложность организмов соответствует более высокой сложности и утонченности окружающего мира» [Brentari 2015, 88]. Умвельт – это мир смыслов живого существа. Он включает в себя мир восприятия и мир действия живого существа, которые, соединяясь, образуют его внутренний мир (Innenwelt). Кроме того, как подчеркивает Икскюль, это его субъективный мир, т.е. субъективность он распространяет и на царство животных. «Каждое животное несет внутри себя собственное окружение как невидимую ракушку» [Brentari 2015, 106]. А раз каждое животное живет в своем мире как невидимой ракушке, или его мир имеет невидимые границы как тонкую пленку мыльного пузыря, то мы не можем судить о мирах животных, и разные животные живут в непересекающихся мирах. В работе «Теория смысла» Икскюль подчеркивает: «Мы всегда находимся на ложном пути, когда мы стремимся судить о мире животных по стандартам нашего собственного мира» [Uexküll, Kriszat 1970, 152]. Понятие «умвельт» и основы нового экологического мышления, разработанные Икскюлем, оказались действенными и методологически значимыми вплоть до сегодняшнего дня.

Функциональный цикл, или круг – важное понятие, введенное Икскюлем, в котором он выразил фундаментальное свойство сложных систем в природе: способность поддерживать внутреннее равновесие, гомеостазис через механизм отрицательной обратной связи. Для живых организмов гомеостазис есть способ выживания, поддержания жизненного порядка и сохранения идентичности. Функциональный круг, согласно Икскюлю, представляет собой механизм эволюционно сложившегося дизайна живых существ. Представление о реафферентном контроле, по сути, отрицательной обратной связи, является предтечей будущего понятия «сложная адаптивная самоорганизующаяся система». То, что впоследствии было названо автопоэзисом, Икскюль называл функциональным кругом восприятия и действия, который эффективно соединяет организм как постоянно изменяющуюся систему с миром как равным образом постоянно изменяющейся системой. В научном вокабулярии Икскюля не было понятий «динамическая нестабильность» и «эмерджентные свойства системы», но фактически, обсуждая холистические свойства живых организмов, он установил именно эти особенности их поведения [Favareauб 2010, 42].

Икскюль по-своему, оригинально подошел к формулировке понятия коэволюции. Возможность направленного совместного развития и взаимосогласованных изменений живых существ лежит в сродстве живых структур и формообразований и в гармонии между живыми организмами и средой. Сродство структур жизни – это нечто гораздо большее, чем просто адаптация. «Если бы цветок не был пчелообразным (подобным пчеле) и если бы пчела не была цветообразной (подобной цветку), то унисон никогда не был бы успешным» [Uexküll, Kriszat 1970, 151]. Фактически он перефразировал известное изречение Гёте: «Если бы глаз не был подобен Солнцу, он никогда не смог бы его увидеть». Пчела научилась удачно собирать нектар с цветов, а цветы научились опыляться и размножаться благодаря пчелам, потому что в основе этого процесса лежат некие структурные архетипы, как предполагал Икскюль. В концепции автопоэзиса, разработанной У. Матураной и Ф. Варелой в 1970-х гг., появляется более рациональное понятие структурного сопряжения. И система, и окружающая среда обоюдно активны. Если процесс их взаимного испытания не завершается распадом системы, то в результате они оказываются взаимно структурно подогнанными друг к другу. Система активно адаптируется к окружающей среде, которая в свою очередь также видоизменяется как бы «навстречу ей». Процесс налаживания их сосуществования, обустройства их совместной «жизни» называют процессом коэволюции, а результатом этого процесса является структурное сопряжение сложной системы и среды (в живой природе – организма и среды его обитания).

Икскюль выступал против эволюционных идей Дарвина и критиковал его представление о том, что «факторы окружающей среды и борьба за выживание напрямую ответственны за структуру и поведение живых организмов» [Brentari 2015, 165]. Такой взгляд, по его мнению, лишает жизнь ее основного качества – жизненности – и делает жизнь неотличимой от неживой природы. По своему мировоззрению он не был ни дарвинистом, ни христианином, ни язычником, но отстаивал свой независимый взгляд, базирующийся на телеологии. Он был убежден во всемогуществе природы и в принципе целесообразности, на котором держится гармония природы и гармоничное взаимодействие живых организмов и окружающей их среды. Почему специфические для разных биологических видов и, вообще говоря, не пересекающиеся друг с другом умвельты скоординированы и связаны в единое природное целое, – это остается вечной тайной всесильной природы.

 

Томас Себеок и его роль в популяризации биосемиотики и приданию ей междисциплинарного статуса

Величайшая заслуга Томаса Себеока (1920–2001), американского лингвиста и семиотика венгерского происхождения, состояла в том, что он вырвал из забвения имя Я. фон Икскюля. Решающим событием в этом отношении считается III Венский конгресс по биосемиотике 1977 г., на котором Себеок привлек внимание к имени Икскюля. (На этом конгрессе, кстати, присутствовал и сын Икскюля Туре фон Икскюль (1908–2004), который продолжал развитие биосемиотики отца. Туре фон Икскюль отстаивал статус биосемиотики как самостоятельной области научных исследований. Он развивал эндосемиотику, нацеленную на изучение того, как используются знаки внутри клетки человеческого организма и между его клетками.) Его вклад в развитие биосемиотики как междисциплинарного направления исследований состоял в следующем.

Во-первых, Себеок соединил семиотику как логику знаковых отношений Ч.С. Пирса с натуралистической исследовательской программой Я. фон Икскюля, в центре которой стояло понятие умвельт. Он сомкнул собственно Bio- (жизнь) и Semiotics (от греч. ημειωστική), из чего и возникла биосемиотика.

Во-вторых, будучи лингвистом и изучая язык как знаковую систему, он показал, что язык не является исключительной привилегией человека. Люди, кстати, могут общаться не только с помощью слов, они используют различные формы невербальной коммуникации. Он предложил изучать коммуникацию как универсальный феномен. «Себеок признавал, что невербальная коммуникация является адаптивной коммуникативной способностью, которой обладают все живые существа». Он подчеркивал, что «исходной и всеобъемлющей формой коммуникации была невербальная. Невербальная коммуникация характеризует всю жизнь, включая и большую часть человеческой жизни» [Cannizzaro, Cobley 2015, 209, 210]. Будучи рассмотренной в такой обобщенной форме, коммуникация становится формой взаимного приспособления, постоянной подгонки различных формообразований жизни друг к другу.

В-третьих, велики заслуги Себеока в пропаганде и распространении биосемиотики. Будучи не только исследователем, но и организатором науки, он стремился сплотить «кросс-дисциплинарное сообщество ученых, которое бы объединило усилия в разгадывании загадок обработки сигналов организмами». Иными словами, он внес вклад в «создание институализированного подхода к изучению биосемиотики» [Favareauа 2010, 220].

[Ртуть]

Впоследствии сформировалась копенгагенская школа биосемиотики с такими ее представителями, как Эспер Хоффмейер (Jesper Hoffmeyer), Клаус Эммече (Claus Emmeche) и Сёрен Бриер (Søren Brier), Тартуская школа биосемиотики. Об этих научных школах порой говорят как об одной копенгагенско-тартуской школе, настолько развиты сегодня интеграционные международные связи между учеными. И всё же, разумеется,  международное сообщество ученых-исследователей в области биосемиотики нельзя ограничить этими двумя группами.

Сам термин «семиотика» как покрывающий многие области исследований предложила Маргарет Мид, обозначая тем самым изучение «паттернов коммуникации во всех модальностях» [Favareau 2010а, 218]. Себеок ввел в 1963 г. термин «зоосемиотика», обозначавший изучение коммуникации в мире животных. Немецкий ученый М. Крампен выделил еще одну область, в которой изучается коммуникация у растений, и назвал ее «фитосемиотика» (1981). Дж. Проди (1928–1987, итальянский врач-онколог, предложил термин «эндосемиотика, имея в виду изучение сигналов, передаваемых клетками организма человека, поддерживающими самоорганизацию его иммунной системы, как наиболее тонко и точно настраиваемой системы. Ю. Лотмана, который изучал литературу и культуру как знаковые реальности и ввел термин «семиосфера», можно считать представителем семиотики культуры или антропосемиотики. Биосемиотика, сформировавшись внутри теоретической биологии и почерпнув там свои основные понятия и представления, вырвалась в наполненный символами мир человека. Она не потеряла при этом своего базиса и своего биологического исходного импульса. Роль Себеока при этом была интегрирующей, он наводил мосты между различными подходами и различными научными школами внутри широкой междисциплинарной (или трансдисциплинарной) области – биосемиотики, что было подмечено Бриером. «Введя в широкий научный оборот три термина – фитосемиотика, зоосемиотика, антропосемиотика, соответствующие традиционному разделению живой природы на растения, животных и людей, Себеок встал на путь создания нового трансдисциплинарного основания для натурализованной эпистемологии» [Brier 2011, 46]. Одной из версий натурализованной эпистемологии, быть может, даже ее самой известной версией, является эволюционная эпистемология, создателем которой является К. Лоренц.

Себеок очень ценил весь концептуальный аппарат и совокупность теоретических идей, выдвинутых Икскюлем, поэтому он, занимаясь первоначально лингвистикой и будучи далеким от биологии, последовательно и систематически укоренял семиотику в естественнонаучной, в данном случае биологической почве. Биосемиотика создает мост между нашим пониманием мира и ума (сознания), а также между пониманием жизни и действия живого существа и его среды как умвельта. Д. Фаваро, создавший замечательное и очень ценное собрание классических текстов по биосемиотике, пишет: «Себеок вырвал семиотику из философской, лингвистической, герменевтической территории, на которой она культивировалась веками, и пересадил в более широкую биологическую область, на которой она расцвела, так как это отвечало ее происхождению» [Favareauб 2010, 42]. Даже те ученые, которые прежде были далеки от этой области (молекулярные биологи, иммунологи, эмбриологи, нейрофизиологи, специалисты по созданию систем искусственного интеллекта и робототехнике, психологи и философы науки), стали охотно участвовать в конференциях по биосемиотике и публиковаться в соответствующих журналах, поскольку эта область стала притягательным и перспективным полем междисциплинарных исследований.

 

Рецепция идей биосемиотики в XX в.

Идеи и понятия, введенные Икскюлем, Себеоком, их сторонниками и последователями, в XX в. оказали существенное влияние и на развитие науки, и на ряд философских направлений. Поскольку это очень широкая тема, я только обозначу некоторые влияния, которые мне самой кажутся наиболее существенными. В науке теоретическая биология и биофизика (Х. Патти) и медицинская семиотика (Т. фон Икскюль), в философии философская антропология (М. Шелер, Х. Плеснер, А. Гелен) и философская феноменология (М. Мерло-Понти, Х. Ортега-и-Гассет и др.) и на когнитивную науку – концепция отелесненного и энактивного познания (Ф. Варела, Э. Томпсон, Э. Кларк и многие другие).

Биофизик Х. Патти изучал эволюцию способов контроля в сложных системах, начиная с физических объектов и кончая живыми организмами и человеком, с точки зрения усложнения инструментария кодифицирования. Как код, как свертывающий определенную информацию сигнал инициирует сложные процессы самоорганизации в физических системах, в живых организмах, в теле и сознании человека. Он называл «эпистемическим разрывом» то, как природное вещество стоит за чем-то отличным от него самого, как оно порождает знак (символ) и запускает процессы, которые само не содержит.

Медицинская семиотика – одна из разработанных областей в рамках биосемиотики, которая занимается изучением знаков и симптомов болезней [Kull 2015, 524]. Симптомы болезни, складывающиеся в синдромы, – это знаки, которые только указывают или намекают (если мы имеем дело со сложным случаем) на то, какое заболевание может стоять за ними. Врачи, обладающие большим опытом и сильно развитой интуицией, могут даже по едва заметным симптомам точно определить заболевание человека. Врач может интерпретировать симптом, развернуть, что за ним стоит. Один из симптомов многих болезней – это боль, которая может быть разной интенсивности и разного характера. Боль – это, по сути, знак или сигнал человеческому организму. Если бы не было этих сигналов, то человек не стал бы беспокоиться и мог умереть даже от легко излечимых современной медициной болезней. Боль не просто физическое или духовное страдание. Это великий эволюционный подарок, способ адаптации живого к природе, к окружающему миру, способ выживания. Этот сигнал извещает о том, что что-то не так в человеческом теле, что нужно начать лечиться или/и что-то изменить в своем образе жизни. Гегель отметил, что боль есть «внутренняя разорванность ощущающего субъекта», а смех – это воплощение согласия чувствующего субъекта с самим собой. Боль проистекает из нарушения соматической и/или душевной целостности и взывает к необходимости ее восстановления.

Икскюль и его последователи несомненно оказали влияние на философскую антропологию и философскую феноменологию XX в. Основной тренд был преодолеть дихотомию между умом и телом, физическим и психическим, организмом и окружением. Хотя М. Шелер и критиковал Икскюля за то, что он гипостазирует окружающую среду, но поддерживал его идею о том, что животное воспринимает определенную часть природы как свое собственное окружение. Человек, благодаря духу (М. Шелер) или благодаря самосознанию (Х. Плесснер), способен дистанцироваться от природной среды и в рефлективном и свободном действии противостоять требованиям природы и нормам социума и – ради идеи – жертвовать жизнью. Плеснер в большей мере следовал взглядам Икскюля, рассматривая живое существо и его окружение как телеологическую единицу.

Я. фон Икскюль и Э. Кассирер лично знали друг друга и имели возможность обсуждать проблемы связи и возможного освобождения живых организмов от давления их природного окружения. Во-первых, Кассирер стремился расширить телеологический подход и распространить его с отдельного организма на межорганизменный уровень [Brentari 2015, 191]. Во-вторых, отдавая должное важному открытию Икскюля в теоретической биологии, Кассирер был настроен на то, чтобы провести «ясную и определенную грань между жизнью и духом, между миром органических и миром культурных форм». Человек перешагивает пределы как своего организма, так и окружающей его среды, выходит из тюрьмы умвельта, так как завоевывает свободу. «Икскюль однажды заметил, что строительная схема каждого живого существа и определяемое ею соотношение между его “миром запоминания” и “миром действия” окружает его так же тесно, как стены тюрьмы. Из этой тюрьмы человек может освободиться не тогда, когда снесет ее стены, а когда их осознает» [Кассирер 1998, 30, 31]. Такие символические формы, как язык, искусство, научное знание, делают возможным это освобождение.

В философской феноменологии, особенно у М. Мерло-Понти, сам способ бытия человека в мире сплетает потаенными нитями внешнее и внутреннее, духовность и телесность, наше отелесненное восприятие – поскольку тело становится инструментом познания мира – и плоть мира, содержащую в себе веер альтернативных возможностей. Мерло-Понти пишет: «Открытость природному и историческому миру – это не иллюзия и не a priori, а внутренний смысл нашего бытия» [Merleau-Ponty 1964, 117]. Воспринимаемый мир – это совокупность дорог, по которым движется мое тело. Это невидимое видимого. Или, иначе, это видимое невидимого, если вспомнить, что природа видит и знает всё, животное видит и знает только значимый для него срез мира, а стремящийся всё знать человек ничего не видит и ничего не знает.

Дух человека – это скрытая сторона его тела. Играющий, как и всякий действующий, меняет свою среду в процессе игры (действия), вбирает в себя пространство и время, и они становятся его пространством и его временем. Мир как бы «выворачивается наизнанку» и становится обжитым, своим, родным. Играющий (действующий) проходит свой путь: он «втягивает в себя» мир, открывая его, переоткрывая тем самым себя в согласии с изменяющимся миром. Вся система Я – Другие – вещи находится в состоянии перманентного рождения.

Развивая учение об Икскюля умвельте, Ф. Гваттари предложил новый концепт «экософия». Содержание этого концепта можно раскрыть как обозначение мудрости окружения, естественной среды обитания, как бы домашних условий жизни [Князева 2016]. По сути, это расширенная версия экологического подхода, который применим на трех уровнях: энвайронменталистском (т.е. уровень окружающей среды), уровне социальных отношений и уровне человеческой субъективности [Guattari 2000, 28]. Мы одновременно и творящие, и творимые, так как мы создаем наше окружение, наш экологический дом и в то же время постоянно создаваемы им, испытываем на себе его воздействие, которое нас преобразует. Мир открывается для нас в определенном своем аспекте, разрезе, в определенных смыслах, и мы черпаем из него, «вырезаем» только доступную и имеющую для нас значимость часть, его фрагмент. Мы одновременно и открыты и закрыты миру, т.е. операционально замкнуты. Открытость миру позволяет нам развиваться, а замкнутость – поддерживать свою личностную идентичность, свое Я, не размываться в окружении. Наша замкнутость является когнитивной (перцептивной и ментальной) и одновременно семантической замкнутостью: мы живем в открывающейся нам смысловой реальности, и эти смыслы строят нас самих.

 

Биосемиотика как методологический инструмент: нужно понять жизнь, чтобы понять человека

Покажем методологическое значение биосемиотики на примере понятия умвельт. Разрабатывая свое учение, Иксклюль всегда подчеркивал, что это понятие эффективно применимо к миру людей. Можно говорить об умвельте человека как вида и об умвельте отдельного человека, каждого из нас. Об умвельте человека как вида нередко пишут сейчас и философы, практически отождествляя это понятие с гуссерлевским понятием жизненного мира. «Umwelt человека может быть понят как жизненный мир человеческого вида, т.е. как специфичность чувственного восприятия и изначальных концептуализаций, предопределённых биологической природой и нервно-психологической организацией Homo sapiens. Это жизненный мир человека в его предельной общности, за которой следуют жизненные миры отдельных сообществ и индивидов, где к детерминирующим факторам общебиологического характера добавляются культурные особенности больших общностей – такие, как категориальный строй языка и разделяемая мифология – и малых общностей – коллективная память, система авторитетов и т.п.» [Михайлов 2017, 202].

Все мы, того не замечая, носим на себе невидимые ракушки, из которых нам непривычно и чревато стрессом выползать. Или же, опять применяя уже иную метафору Икскюля, живем и действуем внутри неких невидимых мыльных пузырей, которые специфичны для каждого из нас. Психологи скажут о рутинности нашей жизни, степень которой возрастает к старости. Мы привыкли окружать себя определенными вещами и встраиваться в привычные потоки событий. Эти вещи и это течение жизни как-то сложились, отражая особенности нашей личности, и они все более жестко определяют наши личностные черты с взрослением и старением.

О различии умвельтов отдельных людей пишет и Икскюль. «Все люди, которые вынуждены длительное время жить на лоне природы, различают в ней гораздо больше различных вещей, чем горожане» [Uexküllа 1922, 266]. Причина в том, что их установки восприятия и внимание натренированы подмечать в природе что-то незначительное, но специфическое, которое, возможно, как-то связано с их профессией. Поэтому, согласно Икскюлю, можно говорить о профессиональных умвельтах. «Умвельт портного демонстрирует свое превосходство над миром охотника, когда мы наблюдаем их обоих на главной улице города и позволим себе соотнести их облики с фотографиями из журналов моды. И напротив умвельт охотника намного превосходит жизненный мир портного, если мы наблюдаем их обоих прогуливающимися в лесу» [Uexküllа 1922, 266]. Чем более узкопрофессиональной становится деятельность человека, тем в большей степени обедняется его умвельт.

Можно говорить и об изменении умвельтов с течением жизни. Умвельт младенца узок: это его родители и общающиеся с ним ближайшие родственники, незнакомое лицо доводит его до слёз. Умвельты молодых людей 17–25 лет наиболее широки, люди этого возраста в среднем обычно развивают большую активность, в том числе в социальных сетях, и имеют больше друзей. С выбором профессиональной занятости, поступлением на работу и созданием семьи их умвельт и в социальном и в личностном плане сужается. Умвельт старого человека – это его микрорайон или его квартира, диван, телевизор, привычное шитье, все вещи на своих местах, иначе их приходится долго искать. Свертывающийся умвельт – это увеличивающаяся ригидность, снижающаяся креативность человека и неспособность воспринимать новое. Говорят, что смена работы хотя бы раз в 10 лет, смена места жительства, эмиграция – это большой, часто трудно переносимый стресс для человека, так как для него рушится прежний умвельт и стоит задача создать и равновесно себя чувствовать в новом.

Умвельт – это мир смыслов живого организма;, и благодаря новым смыслам он перестраивается. Люди, которые не боятся этого, а, может быть, даже неявно или явно стремятся к этому, тренируют свою экзистенциальную гибкость, открыты новому, способны радикально перестраивать себя и свои умвельты. Тем самым развивая в себе новые личностные качества, они увеличивают свои шансы на долголетие. Так в жизненных мирах людей проявляется известный из теории систем закон, что разнообразие является основой устойчивости.

Наиболее уместным завершением данной статьи будут, пожалуй, слова недавно переоткрытого, но недостаточно еще изученного в России Я. фон Икскюля, которыми он заканчивает, кстати, наиболее цитируемое, сочинение «Прогулки по окружающим мирам животных и людей»: «Бесчисленные умвельты представляют собой клавиатуру, на которой природа играет свою симфонию смысла, которая не ограничена пространством и временем. В нашей жизни и в нашем умвельте нам поручено построить ключ к клавиатуре природы, над которой движется невидимая играющая рука» [Uexküll, Kriszat 1970, 159].