Намеревать отрешенность...это как??
Ты пишешь не для того, чтобы поступить в аспиран¬туру. Ты пишешь просто потому, что тебе это нравится. Потому что сейчас нет ничего такого, чем бы тебе хотелось заняться.
— Да полно такого, чем бы я предпочла заняться.
— Например? — с вызовом спросила она. Немного поду¬мав, я не смогла сказать ничего определенного и вынуждена была признаться, и не только себе, что еще ни одну работу я не писала с таким удовольствием. Впервые я начала читать и собирать материалы в самом начале семестра, а не ждала, как обычно, когда останется лишь несколько дней до сдачи рукописи. И только мысль о том, что эта работа — пропуск в аспирантуру, портила все удовольствие.
Эсперанса, как будто снова подслушав мои мысли, ска¬зала, что мне нужно забыть об аспирантуре и думать только о том, чтобы написать хорошую работу.
— Как только станешь частью мира магов и начнешь постигать природу сновидений, ты начнешь понимать, что такое магия. И это понимание освободит тебя.
— Все, о чем я говорил, есть в твоей работе, — заверил меня смотритель. — Все это похоронено под множеством сносок, цитат и сырых идей. — Он наклонился, почти прислонив голову к моей. — Недостаточно цитировать рабо¬ты, пытаясь придать правдивость тому, что написано тобой.
Ошеломленная, я тупо смотрела на него. — Помоги мне, пожалуйста, написать статью.
— Нет, этого я сделать не могу, — произнес он с мрач¬ным блеском в глазах. — Это ты должна сделать самостоя¬тельно.
— Но я же не могу, — запротестовала я. — Ты же только что показал, как плохо написана моя работа. По¬верь, это лучшее, на что я способна.
— Нет! — уверенно возразил он, посмотрев на меня в изумлении, к которому примешивалось дружеское участие. — Я уверен, твои профессора примут работу, как только она будет отпечатана. Но не я. В ней нет ничего оригинального.
Я была слишком ошеломлена, чтобы расстраиваться.
— Ты только другими словами пересказываешь то, что прочитала, — продолжал смотритель. — А я требую, чтобы ты больше полагалась на свое собственное мнение, даже если оно противоречит тому, чего от тебя ждут.
— Но это ведь только реферат, — защищалась я. — Знаю, он еще сырой, но мне нужно, чтобы и профессора были довольны. Согласна я или нет со всем этим — к делу не относится. Мне нужно, чтобы меня приняли в аспиран¬туру, а это отчасти зависит от того, довольны ли будут про¬фессора.
— Если ты хочешь черпать силу из мира магов, ты больше не можешь работать, имея это в голове. Скрытые цели неприемлемы в нашем магическом мире. Если хочешь стать аспирантом, значит должна вести себя как воин, а не как женщина, которую научили всем угождать. Даже ког¬да тебе смертельно плохо, ты все равно стараешься угодить. А когда ты пишешь, тебя ведь этому не учили, значит, ты можешь принять настроение воина.
— Что ты называешь настроением воина? Мне что же, с профессорами воевать?
— Не с профессорами, а с собой. За каждый миллиметр. И делать это настолько искусно и умно, чтобы никто и не догадывался о твоей борьбе.
Туман сгущался. Он плотнее окутывал меня с каждым вздохом. Он проникал в меня, наполняя глу¬боким, волнующим чувством легкости и ясности. Направля¬емая из невидимого источника, я села за стол и разложила перед собой страницы. Прямо перед глазами возникла вся структура реферата, наложенная на мои первые наброски, точно двойная экспозиция на фотопленке.
В восхищении я увлеклась искусным развитием темы. Как будто подчиняясь невидимой руке того, кто писал и думал, абзацы начали менять свои места, выстраиваясь в новом порядке. Все это было так прекрасно и просто, что от радости я засмеялась.
— Запиши это.
Слова прозвучали в комнате тихим эхом. Я с любопыт¬ством оглянулась, но никого не увидела. Сознавая, что то, что я переживала в эти минуты, определенно не было обык¬новенным сном, я схватила бумагу, карандаш и с бешеной скоростью начала писать. Удивительно легко и ясно возникали идеи. Они пульсировали в висках и в теле, слов¬но звуковые волны. Одновременно с этим я слышала и видела слова. Но то, что было передо мной, различали не слух и не зрение. Это были какие-то нити внутри меня, которые вытягивались и всасывали слова, светящиеся пере¬до мной, как какой-нибудь бесшумный пылесос всасывает пылинки.
Через некоторое время то, что наложилось на мои бу¬маги, стало расплываться. Строчки исчезали одна за дру¬гой. Я отчаянно хваталась за эту превосходную структуру, зная, что все это исчезнет безо всякого следа. Останется только память моего осознания этой величественной ясности. Но исчезнет и это, словно пламя погасшей свечи.
