| tanaca
|
Д-р Ханс-Херманн Хоппе: Традиционной формой государства до современности была (абсолютная) монархия. Демократическое движение было направлено против королей и классов титулованного дворянства. Монархию критиковали за несовместимость с базовым принципом «равенство перед законом». Она зиждилась на привилегиях и была несправедливой и эксплуататорской. Предполагалось, что демократия будет выходом из этой ситуации. При открытом участии и доступе в правительство государства для каждого на равных условиях, как утверждали сторонники демократии, равенство перед законом станет реальностью, и восторжествует настоящая свобода. Но все это – большая ошибка.
Да, при демократии любой может стать королем, так сказать, а не только привилегированный круг людей. Таким образом, в демократии не существует личных привилегий. Однако существуют функциональные привилегии и привилегированные функции. Деятельность государственных чиновников в соответствии с занимаемой должностью регулируется и защищается «государственным законом», и таким образом, они занимают привилегированное положение по сравнению с людьми, действующими всего лишь на основании «гражданского права». В частности, государственным чиновникам разрешается финансировать или субсидировать собственную деятельность через налоги. То есть они могут принимать участие и жить за счет того, что в частных отношениях между субъектами гражданского законодательства запрещено и считается «воровством» или «незаконными доходами». Таким образом, привилегия и судебная дискриминация – и отличия между управляющими и субъектами – при демократии не исчезнут.
Хуже того: при монархии отличия между правителями и управляемыми понятны. Я знаю, к примеру, что я никогда не стану королем, и поэтому я буду стремиться противостоять попыткам короля поднять налоги. При демократии граница межу правителями и управляемыми размывается. Может создаться иллюзия, «что мы все управляем сами собой», и сопротивление к повышению налогообложения соответственно ослабевает. Я могу сам стать принимающей стороной: получателем налогов, а не налогоплательщиком, и таким образом благоприятно относиться к налогообложению.
Более того: будучи потомственным монополистом, король относится к управляемым им территории и народу как к своей собственности и участвует в монополистической эксплуатации этого «имущества». При демократии монополия и монополистическая эксплуатация не исчезает. Скорее, происходит следующее: вместо короля и дворянства, относящихся к стране как к частной собственности, ответственность за страну лежит на временном и заменимом «смотрителе»-монополисте. Этот смотритель не владеет страной, но до тех пор, пока он занимает свой пост, ему разрешается использовать ее на благо себе и своим протеже. Он владеет временным пользованием – узуфруктом – но не основными фондами. Это не отменяет эксплуатации. Напротив, из-за этого эксплуатация становится менее расчетливой и происходит практически безотносительно основного капитала. Эксплуатация становится недальновидной, а потребление капитала систематически усиливается.
Если демократия провалилась, что вы можете предложить взамен? Каково идеальное общество? Анархический капитализм?
Я предпочитаю термин «гражданское общество». В гражданском обществе каждый человек и организация подчиняется одному и тому же своду законов. Никакой общий закон не предоставляет привилегий конкретным людям или должностям, существующим в данном обществе. Существует только частный закон (и частная собственность), одинаково применимый ко всем и каждому. Никто не может получать собственность иначе, кроме как через первоначальное приобретение вещей, ранее не имевших хозяина, через производство или посредством добровольного обмена, и никто не обладает привилегией облагать налогом и отчуждать. Более того, никому не позволяется запрещать кому-то другому использовать свою собственность, чтобы производить то, что ему захочется, и конкурировать с тем, с кем ему захочется.
Как в этом обществе обеспечивался бы закон и порядок? Как бы работала ваша идеальная система правосудия?
В обществе гражданского закона обеспечением закона и порядка – безопасности – занимались бы самостоятельно финансируемые люди и органы, ведущие конкурентную борьбу за добровольно оплачивающих (или не оплачивающих) заказчиков – как при производстве всех остальных товаров и услуг. Работу этой системы лучше всего можно представить в противоположности к нынешней, так хорошо знакомой государственнической системе. Если выразить явное отличие – и преимущество – конкурентной индустрии охраны перед существующей практикой одним словом, этим словом было бы «договор».
Государство действует в законодательном вакууме. Между государством и его гражданами нет договора. В контракте не оговаривается, кто чем в действительности владеет и что, в соответствии с этим, нужно защищать. Не оговорено, какую услугу должно оказывать государство, что нужно делать, если оно будет пренебрегать своими обязанностями, а также то, какую цену должен платить «клиент» такого «сервиса». Отнюдь, государство в одностороннем порядке устанавливает правила игры и может их менять с помощью законодательства в процессе игры. Очевидно, что такое поведение немыслимо для самостоятельно финансируемых поставщиков услуг по обеспечению безопасности. Просто представьте такого поставщика, будь то полиция, страховщик или третейский судья, чье предложение выглядит так: по условиям контракта я вам ничего не гарантирую. Я не скажу вам, что мне надлежит делать, если, по вашему мнению, я предоставляю вам свои услуги в ненадлежащем объеме – но в любом случае я сохраняю за собой право в одностороннем порядке устанавливать цену, которую вы должны мне платить за такой непонятный сервис. Любая подобная компания немедленно исчезнет с рынка из-за полного отсутствия клиентов.
Любой частный поставщик услуг безопасности на самостоятельном обеспечении должен вместо этого предлагать своим потенциальным клиентам договор. А дабы выглядеть приемлемым для добровольно оплачивающих потребителей, этот договор должен содержать четкие описания собственности, а также четко обозначенные взаимные услуги и обязанности. Каждая сторона соглашения на время его действия или до выполнения контракта была бы связана сроками и условиями; и любое изменение сроков и условия потребовало бы единогласного одобрения всех заинтересованных сторон.
В частности, чтобы покупателей услуги устроили эти контракты, они должны содержать положения о том, что будет происходить в случае конфликта или спора между охранником или страховщиком и его собственным подзащитным или страхователем, а также в случае конфликта между различными охранниками или страховщиками и их соответствующими клиентами. И в этом отношении существует лишь одно решение, приемлемое для обеих сторон: в этих случаях по условию договора стороны конфликта соглашаются на решение спора независимой третьей стороной, которой доверяют оба конфликтующих. А что касается этой третьей стороны, то она также самостоятельно финансируется и ведет конкурентную борьбу с другими третейскими судьями или органами. Ее клиенты, то есть страховщики и страхователи, ожидают от нее вердикта, который все стороны признают справедливым и честным. Только третейские судьи, способные принять такое решение, добьются успеха на рынке арбитража. Не способные на это и пристрастные или предвзятые судьи исчезнут с рынка.
То есть вы отрицаете, что мы нуждаемся в защите государства?
Так и есть. Государство не защищает нас; скорее, оно вторгается к нам и использует нашу конфискованную собственность для своей защиты. Стандартное определение государства звучит так: государство – это орган, характеризующийся двумя уникальными, логически связанными качествами. Во-первых, государство является верховным судьей во всех конфликтах, включая споры, в которых участвует оно само и его органы. Над государством никого нет. Во-вторых, государство – это орган, который обладает территориальной монополией на налогообложение. То есть это орган, который может в одностороннем порядке устанавливать цены, которые его субъекты должны выплачивать за услуги государства как верховного судьи. На основании этого институционального устройства можно с уверенностью предсказать последствия. Во-первых, вместо предотвращения и разрешения конфликта монополист с правом принятия окончательного решения будет вызывать и провоцировать конфликт, чтобы уладить его с выгодой для себя. То есть государство не признает и не защищает существующий закон, оно извращает закон через законодательство. Противоречие номер один: государство – это защитник закона, который сам при этом нарушает закон. Во-вторых, вместо поддержки и защиты всех и каждого монополист налогообложения будет заведомо максимально увеличивать свои расходы на защиту и в то же время сводить к минимуму само производство защиты. Чем больше денег может потратить государство и чем меньше оно должно работать за эти деньги, тем для него лучше. Противоречие номер два: государство – это отчуждающий защитник собственности.
Существуют ли хорошие законы и нормативы?
Да. Есть несколько простых хороших законов, которые интуитивно признает и почитает практически любой, и которые также можно назвать «хорошими» и «честными» законами. Первый: если бы не было межличностных конфликтов, и мы все жили бы в гармонии, закон или норма были бы не нужны. Цель законов или норм – помогать избежать неизбежных при их отсутствии конфликтов. Только законы, достигающие этой цели, можно назвать хорошими. Закон, порождающий конфликт, а не помогающий его избежать, противоречит природе законов, то есть, является плохим, неправильно функционирующим или искаженным законом.
Второй: Конфликты возможны только в том случае и только до тех пор, пока товары редки. Люди ссорятся, потому что они хотят использовать один и тот же товар различными, взаимоисключающими способами. Либо я выигрываю, и все происходит по-моему, либо побеждаешь ты, и все идет по-твоему. Мы не можем быть «победителями» оба. В случае дефицита товаров нам нужны правила или законы, помогающие сделать выбор между альтернативными, конфликтующими требованиями. Напротив, «доступные» товары, то есть товары, существующие в избытке, неисчерпаемые или воспроизводимые бесконечно, не являются и не могут быть источником конфликта. Когда бы я не использовал недефицитный товар, это никоим образом не уменьшает предложение этого товара, доступное вам. Я могу делать с ним все, что мне хочется, и вы в то же самое время можете с ним делать все, что вам захочется. Проигравших среди нас нет. Мы оба – победители, поэтому когда речь идет о недефицитных товарах, никакие законы не нужны.
Третий: Всех конфликтов, касающихся дефицитных товаров, можно избежать, только если каждый товар находится в частном владении, то есть эксклюзивно контролируется одним конкретным человеком (людьми), а не другим, и всегда понятно, какой вещью владеют и кто, а какой – нет. А чтобы избежать всех возможных конфликтов со времен появления человечества, нужно только иметь правило, регулирующее первое, первоначальное распределение ранее бесхозных, данных природой товаров в качестве частной собственности. Короче говоря, существуют, по сути, три «хороших закона», которые обеспечивают бесконфликтное взаимодействие или «вечный мир»: а) тот, кто первый присваивает нечто ранее бесхозное, является его эксклюзивным собственником (как первый получатель он не может вступить в конфликт с кем-то еще, потому что все остальные появились на месте происшествия только позднее); б) тот, кто производит что-то с помощью своего тела и домашнего имущества, является собственником этого продукта, если при этом он не нарушает физической неприкосновенности собственности других; и в) тот, кто приобретает что-то у предыдущего владельца посредством добровольного, то есть взаимовыгодного обмена, становится собственником этой вещи.
Как, в таком случае, определяется свобода? Как отсутствие государственного принуждения?
Общество свободно, если каждый человек считается единоличным собственником собственного (дефицитного) физического тела, если каждый имеет возможность присваивать или «одомашнивать» ранее бесхозные вещи в частное владение, если любой может пользоваться своим телом и своими домашними товарами для производства чего угодно (без нарушения физической неприкосновенности собственности других), и если все могут договариваться друг с другом относительно соответствующей собственности любым способом, считающимся взаимовыгодным. Любое вмешательство в этот порядок считается актом агрессии, и общество не свободно в пределах таких агрессий.
Что вы думаете об авторском праве? Вы верите в то, что интеллектуальной собственности не существует, как считает Кинселла?
Я согласен с моим другом Кинселлой, что идея о правах на интеллектуальную собственность не только неправильна и сумбурна, но и опасна. И я уже вкратце рассказывал, почему это так. Идеи – рецепты, формулы, высказывания, аргументы, алгоритмы, теоремы, мелодии, модели, ритмы, изображения и так далее – определенно являются товаром (до тех пор, пока это хорошие, а не плохие рецепты и т.п.), но это не дефицитные товары. Будучи придуманными и выраженными, это бесплатные, неисчерпаемые товары. Я насвистываю мелодию или пишу стихотворение, вы слушаете мелодию или читаете стихотворение и воспроизводите или копируете его. Этим вы ничего у меня не взяли. Я могу свистеть и писать, как и раньше. По сути, весь мир может копировать меня и все равно ничего у меня не взять. (Если бы я не хотел, чтобы кто-то копировал мои идеи, мне пришлось бы держать их при себе и никогда не выражать их).
Теперь представьте, что я получил право собственности на свою мелодию или стих, чтобы запретить вам копировать их или требовать с вас за это авторские отчисления. Во-первых: разве это не подразумевает, что я, в свою очередь, должен платить роялти человеку (или его наследникам), который изобрел свист и письмо, а потом еще и тем, кто придумал звукообразование и язык, и так далее? Во-вторых: запрещая вам или заставляя вас платить за насвистывание моей мелодии или чтение моего стихотворения, я на самом деле (отчасти) становлюсь вашим собственником: вашего физического тела, ваших голосовых связок, вашей бумаги, вашего карандаша и так далее, потому что при копировании меня вы не использовали ничего, кроме своей собственности. Если вы больше не можете меня копировать, тогда это означает, что я, владелец интеллектуальной собственности, экспроприировал вас и вашу «реальную» собственность. Получается следующее: право интеллектуальной собственности и права на реальную собственность взаимоисключаемы, и развитие интеллектуальной собственности следует рассматривать как самую опасное посягательство на идею собственности «реальной» (в случае с дефицитными товарами).
Мы предполагали, что если люди хотят привести в жизнь закон о наследственном авторском праве, то они это делают сами по себе, принимая на себя расходы и пытаясь различными способами противостоять нарушителям авторских прав своими силами. Тогда бремя контроля за исполнением ляжет на карман отдельного человека. Это целесообразное решение – позволить рынку самому заниматься этими проблемами?
Это был бы долгий путь в верном направлении. Или, что еще лучше: все больше судов в разных странах, особенно в странах за пределами картеля западных государств, возглавляемого США, давали бы понять, что они не слушают дела об авторском праве и нарушениях патента и рассматривают такие жалобы как уловки крупных западных компаний, имеющих связи в правительстве, таких как, к примеру, фармацевтические компании, с целью обогащения за счет других людей.
Что вы думаете о концепции Рагнара Редберда (Ragnar Redbeard) «Сила есть право»?
Можно дать две различные интерпретации этого высказывания. Первая не представляет для меня никакой сложности: я знаю разницу между «силой» и «правом» и, по сути, сила – это часто и есть то же, что и право. Большая часть, если не весь «публичный закон», например, это сила, замаскированная под правоту. Вторая интерпретация такова: я не знаю разницы между «силой» и «правом», потому что нет никакой разницы. Сила – это право, а право – это сила. Эта интерпретация содержит внутреннее противоречие. Ведь если вы хотели бы отстаивать это высказывание как правдивое в споре с кем-либо, вы, по сути, признаете право собственности вашего оппонента на его тело. Вы не нападаете на него, чтобы внушить ему правильное представление. Вы позволяете ему прийти к верной идее самостоятельно. Таким образом, вы признаете, по крайней мере, косвенно, что вы понимаете, что такое хорошо, а что такое плохо. Иначе в споре вообще не было бы смысла. Между прочим, это же справедливо для знаменитого изречения о том, что человек человеку волк. Утверждая, что это высказывание верно, вы на самом деле доказываете, что оно ложно.
Предполагается, что единственным способом реорганизации общества является возврат к кланам и племенам, которые были типичными для сообществ гомо сапиенса на протяжении десятков тысяч лет. Возможно ли в рамках деволюции повторное усиление кланового или племенного правосудия?
Я не думаю, что мы, в Западном мире, сможем вернуться к кланам и племенам. Современное демократическое государство разрушило кланы и племена и их иерархические структуры, потому что они стояли на пути стремления государства к абсолютной власти. Теперь, когда кланов и племен нет, мы должны попытаться построить модель общества гражданского права, которую я описывал. Но там, где еще существуют традиционные, иерархические клановые и племенные структуры, их стоит поддерживать, а к попыткам «модернизировать» «устаревшие» системы правосудия по западному образцу следует относиться с величайшим подозрением.
Вы также много писали о деньгах и денежных вопросах. Необходим ли свободному обществу золотой стандарт?
В свободном обществе рынок производил бы деньги, так же как и все прочие товары и услуги. В совершенно определенном и предсказуемом мире вообще не было бы такой вещи, как деньги. Но в мире с непредсказуемыми обстоятельствами люди начали ценить товары также и в соответствии с их конкурентоспособностью или рыночной привлекательностью, то есть как средство обмена. А так как товар, продающийся более легко и широко, предпочтительнее товара, продающегося менее легко и широко, в качестве средства обмена, на рынке существует неизбежная тенденция к появлению единственного товара, отличающегося тем, что он продается проще и шире всех остальных товаров. Этот товар называется деньгами. Будучи товаром, который продается проще всего, деньги обеспечивают своему владельцу лучшую с человеческой точки зрения возможную защиту от неопределенности в том, что их можно использовать для немедленного удовлетворения самого широкого круга возможных потребностей. Экономическая теория ничего не говорит о том, какой товар приобретет статус денег. Исторически это оказалось золото. Но если бы физическая природа нашего мира была бы иной или изменилась по сравнению с нынешней, роль денег выполнял бы или мог бы выполнять какой-то другой товар. Это решит рынок. В любом случае, правительству не нужно в это вмешиваться. Рынок обеспечил, и будет обеспечивать какой-то денежный товар и производство этого товара; как бы то ни было, он подчиняется тем же законам спроса и предложения, что и производство всего остального.
Как насчет парадигмы бесплатного банкинга? Допустимо ли частичное резервирование в частных банках или это преступление? Кто должен сажать в тюрьму за частный фракционный банкинг?
Допустим, золото – это деньги. В свободном обществе добыча золота происходит в условиях свободной конкуренции, банки также свободно конкурируют между собой. Банки предлагают различные финансовые услуги: надежное хранение денег, клиринг и посредничество между вкладчиками и кредитополучателями-инвесторами. Каждый банк выпускает собственные «ноты» или «сертификаты», фиксирующие различные операции и соответствующие договорные отношения между банком и клиентом. Эти банкноты – свободнообращающиеся. Пока все в порядке. Спорным у свободных банкиров является только статус депозитных операций с частичными резервами и ценными бумагами. Скажем, некто А размещает десять унций золота в банке и получает вексель (заменитель денег), подлежащий номинальному обмену по требованию. Потом на базе депозита А банк выдает заем C в размере 9 унций золота и с этой целью выпускает вексель, который также подлежит номинальному обмену по требованию.
Нужно ли это разрешать? Я так не думаю. Ведь теперь два человека, А и С, являются эксклюзивными владельцами одной и той же суммы денег. Логически это невозможно. Или, иными словами, есть всего 10 унций золота, но А имеет право собственности на 10 унций, а С владеет 9 унциями. Таким образом, прав собственности больше, чем самой собственности. Очевидно, здесь какое-то мошенничество, и во всех сферах, кроме денег, суды признавали такую практику мошеннической и наказывали преступников. С другой стороны, не проблема, если банк скажет А, что он будет выплачивать проценты по его вкладу, вложит его, к примеру, в инвестиционный фонд, состоящий из высоколиквидных краткосрочных финансовых векселей, и попытается выкупить акции А в этом инвестиционном фонде по требованию за фиксированную сумму. Такие акции вполне могут быть очень популярными, и многие люди могут вкладывать в них деньги вместо обычных депозитных счетов. Но, будучи акциями инвестфондов, они никогда не функционировали бы в качестве денег. Они бы никогда не стали товаром, которые продается проще и шире всех остальных товаров.
Что вы думаете о сложившейся парадигме центрального банкинга? Являются ли центральные банки в нынешнем виде главной катастрофой нашего времени?
Центральные банки, определенно, являются одними из величайших смутьянов нашего времени. Они, в частности, ФРС, ответственны за развал золотого стандарта, который всегда был преградой для инфляционной политики, и его замену с 1971 года на чистый стандарт бумажных денег (необеспеченных валют). С этих пор центральные банки могли создавать деньги практически из пустоты. Конечно же, увеличение количества бумажных денег не может обогатить общество, потому что увеличивается всего лишь количество макулатуры. В противном случае, почему все еще существуют бедные страны и бедные люди вокруг? Но большее количество денег обогащает их монопольного производителя (центральный банк) и их ближайших получателей (правительство и крупные, связанные с правительством банки и их главных клиентов) за счет последующих реципиентов.
Благодаря тому, что центральные банки могут печатать деньги в неограниченном объеме, правительства могут накапливать все большие дефициты и задолженности, чтобы финансировать войны, горячие и холодные, за границей и внутри страны, и участвовать в бесконечном потоке бессмысленных дел и авантюр. Благодаря центральному банку большинство «валютных экспертов» и «ведущих специалистов по макроэкономике» могут, сидя на зарплате, превратиться в правительственных пропагандистов, «объясняющих», как алхимики, как камни (бумага) могут превращаться в хлеб (богатство). Благодаря центральному банку процентные ставки можно искусственно понижать до нуля, направляя кредитные потоки в менее и наименее платежеспособные проекты и руки (и вытесняя достойные проекты и руки) и вызывая еще более масштабные инвестиционные пузыри и бумы, за которыми следуют еще более зрелищные спады. И благодаря центральному банку нам грозит постоянно возрастающая угроза надвигающейся гиперинфляции, когда придет пора расплаты.
Мы часто отмечали, что Семь холмов Рима первоначально были независимыми обществами, так же как итальянские города-государства в эпоху Возрождения и 13 колоний американской Республики. Похоже, что великие империи начинаются с отдельных сообществ, где люди могут покидать одно сообщество, если их подавляют, и перейти на соседнюю территорию, чтобы начать все заново. Какая движущая сила стоит за этим процессом централизации? Каковы составляющие элементы империи?
Все государства должны начинать с малого. Тогда людям проще сбежать. Но государства по своей природе все же агрессивны, как я уже объяснял. Они могут перекладывать затраты на агрессию на других, то есть несчастных налогоплательщиков. Им не нравится, когда способные люди сбегают, и они пытаются поймать их, расширяя территорию. Чем более талантливые люди находятся под контролем государства, тем лучше для него. Такие экспансионистские стремления встречают сопротивление со стороны других государств. На данной конкретной территории может существовать лишь один монопольный обладатель права на верховное правосудие и налогообложение. То есть конкуренция между различными государствами приводит к уничтожению. Либо А побеждает и контролирует территорию, либо В. Кто побеждает? По крайней мере, в долгосрочной перспективе победит то государство – и займет чужую территорию или установит гегемонию над ним и заставит его выплачивать дань – которое способно паразитическим образом использовать сравнительно более продуктивную экономику. То есть, иначе говоря, внутренне более «либеральные» государства (в классическом европейском значении слова «либеральный») будут стремиться добиться преимущества над менее «либеральными», то есть нелиберальными, или деспотическими государствами.
Если взять в пример только современную историю, мы можем таким образом объяснить возвышение либеральной Великобритании до ранга крупнейшей мировой империи и затем, последовательно, подъем либеральных Соединенных Штатов. И мы сможем объяснить мнимый парадокс: почему внутренне либеральные империи вроде США склонны к более агрессивной и враждебной внешней политике, чем внутренне угнетающие страны, такие как бывший Советский Союз. Либеральная американская империя была уверена в своей победе в войнах и военных авантюрах, в то время как деспотический Советский Союз боялся, что может проиграть.
Но создание империи также несет в себе семена разрушения. Чем ближе государство к основной цели мирового господства и единого мирового правительства, тем меньше у него причин для того, чтобы поддерживать внутренний либерализм, и вместо этого оно делает то, что в любом случае свойственно всем государствам, то есть закручивает гайки и усиливает эксплуатацию оставшихся талантливых людей. Как следствие, при отсутствии доступных дополнительных источников дани и стагнации или спаде внутреннего производства внутреннюю политику хлеба и зрелищ больше невозможно поддерживать. Наступает экономический кризис, и неминуемый экономический спад стимулирует тенденции к децентрализации, сепаратистские и диссидентские движения, и ведет к развалу империи. Мы видели, как это произошло с Великобританией, и мы видим, как это происходит сейчас с Соединенными Штатами – империей, которая дышит на ладан.
В этом процессе есть и важная денежная сторона. Господствующая империя обычно предоставляет ведущую международную резервную валюту, вначале это была Британия с фунтом стерлингов, а потом США с их долларом. Учитывая, что доллар используется иностранными центробанками в качестве резервной валюты, США могут накапливать постоянный «дефицит без слез». То есть США не должны платить за постоянный перевес импорта над экспортом, так как между «равными» партнерами считается нормой отправлять все большие объемы экспорта за рубеж (платить экспортом за импорт). Скорее так: вместо того, чтобы использовать доходы от экспорта на покупку американских товаров для внутреннего потребления, иностранные правительства и их центральные банки, в качестве признания своего зависимого положения по отношению к господствующим США, используют свои долларовые резервы на покупку американских правительственных облигаций, чтобы помочь американцам продолжать потребление сверх меры.
Я недостаточно знаю о Китае, чтобы понять, почему он использует свои громадные долларовые резервы на покупку американских облигаций. В конце концов, Китай не должен быть частью американской империи. Может быть, его руководство прочло слишком много американских учебников по экономике и теперь тоже верит в алхимию. Но если бы только Китай захотел слить бумаги Минфина США и вместо этого накапливать золотые резервы, это бы положило конец американской империи и доллару в их сегодняшнем виде.
Возможно ли, что тень невероятно богатых семей, живущих в лондонском Сити, частично ответственна за все это? Стремятся ли эти семьи и их посредники к мировому правительству элит? Это заговор? Видите ли вы мир в виде борьбы между централизующими порывами элит и более демократическими стремлениями остальной части общества?
Не уверен, что заговор – верное слово, потому что благодаря таким людям, как Кэрролл Куигли (Carroll Quigley), известно многое из того, что происходит. В любом случае, определенно точно, что существуют такие невероятно богатые семьи, сидящие в Лондоне, Нью-Йорк Сити, Тель-Авиве и где угодно, которые разглядели колоссальные возможности для личного обогащения в процессе создания государства и империи. Главы больших банкирских домов сыграли ключевую роль в основании Феда, потому что они поняли, что аппарат центрального банка позволит их собственным банкам раздувать инфляцию и выдавать кредит в добавок к деньгам и кредиту, созданным центральным банком, а также что «кредитор последней инстанции» - это инструмент, позволяющий им получать частные прибыли до тех пор, пока все будет хорошо, и национализировать расходы, если все пойдет плохо.
Они осознали, что классический золотой стандарт являлся естественным препятствием к инфляции и кредитной экспансии, так что они сначала способствовали созданию поддельного золотого стандарта (золотовалютный стандарт), а затем, после 1971 года, чистого режима необеспеченных денег. Они поняли, что система свободно колеблющихся национальных необеспеченных валют все еще несовершенна с точки зрения инфляционной политики, ведь превосходству доллара угрожали другие конкурирующие валюты, такие как сильная немецкая марка, к примеру; и чтобы снизить и ослабить эту конкуренцию, они поддерживали программы «валютной интеграции», такие как создание Европейского Центрального банка (ЕЦБ) и евро.
И они осознали, что их главная мечта о неограниченном фальшивомонетничестве может стать реальностью, только если им удастся создать мировой центральный банк с американским господством, который будет выпускать мировую бумажную валюту, такую как банкор или феникс; так что они способствовали созданию и финансированию множества организаций, таких как Совет по международным отношениям, Трехсторонняя комиссия, Бильдербергская группа и так далее, которые способствуют реализации этой цели. Кроме того, ведущие промышленные магнаты поняли, какие прибыли можно получить благодаря предоставленным государством монополиям и субсидиям, а также с помощью эксклюзивных контрактов с оплатой издержек, освобождающих или ограждающих их от конкуренции, так что они тоже присоединились к государству и «пропитали» его.
В истории есть «случаи», а есть тщательно спланированные действия, которые вызывают непредусмотренные и непредвиденные последствия. Но история – это не только череда катастроф и сюрпризов. Большая ее часть спланирована и предопределена. Не обычными людьми, конечно же, а обладающей властью верхушкой, контролирующей госаппарат. Если кто-то хочет увести историю с нынешнего, предсказуемого движения к беспрецедентной экономической катастрофе, то ему необходимо поднять волну общественного негодования, безжалостно разоблачив дурные побуждения и махинации этих силовых элит, но не только тех, кто работает внутри государственного аппарата, но в особенности тех, кто остается в тени, за кулисами, и дергает за ниточки.
Мы считаем, что так же, как в свое время печатный станок Гутенберга полностью изменил существующее общественное устройство, Интернет делает то же самое сегодня. Мы полагаем, что Интернет может ознаменовать начало нового Возрождения после Эпохи обскурантизма 20 века. Вы согласны? Не согласны?
Д-р Ханс-Херманн Хопп: Конечно, эти изобретения определенно произвели революцию в обществе и значительно улучшили наши жизни. Сложно представить возвращение к доинтернетной и допечатной эпохе. Однако я не думаю, что научно-технические революции сами по себе и в себе также несут моральный прогресс и ведут к большей свободе. Скорее, я склонен считать, что технологии и технические достижения «нейтральны» в этом отношении. Интернет можно использовать для обнаружения и распространения как правды, так и лжи и неразберихи. Он наделил нас небывалыми возможностями избегать и ослабить нашего врага – государство, но он также предоставил государству небывалые возможности для шпионства за нами и уничтожения нас. Сегодня благодаря Интернету мы богаче, чем мы были, скажем, в 1900 году, без него (и богаче мы не благодаря государству, а вопреки ему). Но я бы настойчиво отрицал, что сегодня мы свободнее, чем были в 1900 году. Совсем наоборот.
Какие-нибудь заключительные мысли? Можете рассказать, над чем вы сейчас работаете? Какие книги или сайты вы могли бы рекомендовать?
Однажды я нарушил свой принцип не говорить о работе, пока она не закончена. Я сожалел об этом. Это была ошибка, и она не повторится. Что касается книг, я рекомендовал бы, в первую очередь, основные работы моих учителей, Людвига фон Мизеса и Мюррея Ротбарда, и прочесть их не один раз, а несколько раз время от времени. Их работа по-прежнему остается непревзойденной и будет оставаться таковой еще долгое время. Что касается сайтов, я чаще всего захожу на mises.org и lewrockwell.com. Что касается других сайтов, то меня называли экстремистом, реакционером, ревизионистом, элитистом, расистом, гомофобом, антисемитом, правым радикалом, сторонником теократии, безбожным циником, фашистом и, конечно же, как и любого немца, нацистом. Так что вполне объяснимо, что у меня фобия по отношению к «неполиткорректным» сайтам, которых должен избегать любой «современный», «приличный», «цивилизованный», «толерантный» и «просветленный» человек. |
