| Тоту
|
В этом свете было бы интересно, на мой взгляд, пересмотреть все магические эпизоды в книгах Кастанеды - "остановку мира", летание Карлоса и Ла Горды, "убирание" доном Хенаро автомобиля Карлоса, выход "дубля" из тела и т.д. и т.п. Но самым показательным, наверное, был бы пример с демонстрацией доном Хуаном "частички своего неделания" в пустыне. Это всё - прекрасно вписывается в данное выше объяснение.
Дон Хуан встал и зашёл за валун.
Должно быть, пока я разбирался со своими коленями, он подбросил в огонь хвороста, потому что там что-то затрещало, и языки пламени выросли чуть ли не вдвое. Это каким-то образом накалило обстановку. Вдруг дон Хуан вышел из-за валуна и встал на том месте, где перед этим сидел. Я был ошарашен. На голове у него красовалась настоящая пиратская треуголка с круглым верхом и торчащими по бокам сложенными полями. Одет он был в длинный сюртук с фалдами, застёгнутый на одну-единственную блестящую пуговицу, и у него была деревянная нога!
Вид у него был на редкость дурацкий, я даже про себя рассмеялся. Интересно, откуда он всё это взял здесь, в дикой пустыне? Наверное, заранее припрятал за камнем. Я подумал, что ему бы ещё чёрную повязку на глаз да попугая на плечо – и будет точь-в-точь вылитый пират из детской книжки.
Дон Хуан медленно обвёл всех взглядом слева направо. Потом посмотрел вверх и уставился во тьму за нашими спинами. Немного постояв, он снова начал обходить валун и скрылся за ним.
Я не заметил, как он шёл. Чтобы изобразить человека на деревянной ноге, ему, конечно, пришлось согнуть ногу в коленке, и когда он повернулся спиной, я должен был бы это заметить. Но я, видимо, был настолько впечатлён всей этой мистификацией, что не обратил внимания на детали.
Как только дон Хуан повернулся и пошёл вокруг валуна, огонь утратил яркость. Я отдал должное точности расчёта дона Хуана. Это же надо было так чётко вычислить, сколько будет гореть свежеподброшенный хворост, и организовать выход в строгом соответствии с поведением огня!
На четырёх молодых индейцев изменения интенсивности пламени произвели очень сильное впечатление – по их телам даже пробежала нервная дрожь. Когда огонь уменьшился, все четверо вернулись в позу со скрещенными ногами. Я надеялся, что дон Хуан вот-вот выйдет из-за валуна и займёт своё место, но он не появлялся. Я с нетерпением ждал. Его всё не было. Индейцы сидели с бесстрастными лицами. Дона Хуана не было.
А я никак не мог понять, чего он этим представлением хотел добиться. После долгого ожидания я обратился к юноше, сидевшему справа от меня, и спросил, не усмотрел ли он какого-либо скрытого значения в странных атрибутах, которые надел на себя дон Хуан, – смешной шляпе и длинном сюртуке с фалдами, – а также в том, что он вышел на деревянной ноге.
Юноша взглянул на меня с довольно смешным выражением озадаченности на лице. Казалось, что-то его смутило. Я спросил то же самое у другого юноши, который сидел рядом с первым и внимательно на меня смотрел.
Они переглянулись с видом полнейшего недоумения. Я сказал, что в этой шляпе и в сюртуке дон Хуан на своей деревяшке превратился в форменного пирата.
К этому времени все четверо уже придвинулись ко мне и сидели совсем рядом. Они мягко посмеивались и нервно ёжились. Казалось, они хотят что-то сказать, но не знают как начать. Наконец, самый решительный из них заговорил. Он сказал, что на доне Хуане не было шляпы и сюртука, и уж наверняка – никакой деревяшки. А была на нём чёрная сутана с капюшоном, как у монаха, и сутана эта ниспадала до самой земли.
– Нет! – негромко воскликнул другой юноша. – Не было никакой сутаны.
– Это верно, – согласились остальные.
Тот, который первым со мной заговорил, смотрел на меня с недоверием.
Я сказал, что нам нужно тщательно и спокойно во всём разобраться, и что я уверен – дон Хуан специально не появляется, давая нам на это время.
Молодой человек, сидевший вторым справа от меня, сообщил, что дон Хуан был одет в лохмотья. На нём было поношенное пончо или какая-то похожая индейская одежда и обвисшее сомбреро. В руках он держал корзину, в которой лежали какие-то странные предметы. Что именно было в корзине, юноша сказать не мог. Он добавил только, что дон Хуан был похож не на нищего бродягу, но скорее на человека, возвращающегося из далёкого путешествия с какими-то непонятными вещами.
Юноша, видевший дона Хуана в чёрной сутане, заявил, что у того в руках не было ничего, а волосы были длинными и спутанными, словно это был страшный дикарь, только что убивший монаха и надевший его сутану. Даже монашеское одеяние не могло скрыть его дикости.
Молодой человек, сидевший слева от меня, мягко усмехнулся и сказал, что всё это – очень странная мистика, потому что дон Хуан был одет, как солидный господин, только что сошедший с лошади. На нём были кожаные краги для верховой езды, большие шпоры, в руках – плеть, которой он постукивал по левой ладони, на голове – чиуауанская шляпа с конической тульей, а за поясом – два автоматических пистолета сорок пятого калибра. Дон Хуан выглядел точь-в-точь как преуспевающий ранчеро.
Юноша, сидевший вторым слева от меня, застенчиво засмеялся и не захотел рассказать, что видел он. Я пытался было его упрашивать, но остальным, похоже, это было неинтересно. Казалось, он слишком застенчив, чтобы поддерживать беседу.
Дон Хуан вышел из-за валуна, когда огонь уже совсем погас.
– Нам пора, – сказал он. – Этим парням нужно разобраться в своём делании самим. Попрощайся с ними.
И он пошёл прочь. Медленно, чтобы дать мне возможность попрощаться. На них он даже не взглянул.
Индейцы по очереди обняли меня.
...
...
...
Утром мы отправились в путь, едва стало достаточно светло для того, чтобы идти. Дон Хуан привёл меня к месту, где я оставил машину. Я был голоден, но чувствовал себя свежим и хорошо отдохнувшим.
Мы позавтракали галетами и запили их минеральной водой, которая была у меня в машине. Я хотел задать дону Хуану несколько вопросов, не дававших мне покоя, но он приставил палец к губам.
В полдень мы были уже в приграничном городке, где дон Хуан намеревался со мной расстаться. Мы зашли в ресторан пообедать. Зал был пуст. Мы сели за столик у окна, выходившего на людную, заполненную транспортом главную улицу городка.
Дон Хуан вроде бы расслабился, глаза его задорно поблёскивали. Я почувствовал воодушевление и забросал его вопросами. В основном мне хотелось знать, что означало его переодевание.
– Просто я показал тебе частичку своего неделания, – сказал он, и глаза его как бы вспыхнули.
– Но все мы видели тебя по-разному, – сказал я. – Как ты это сделал?
– Всё очень просто, – ответил он. – Это была лишь маскировка. В известном смысле всё, что мы обычно делаем, – это маскировка. И всё, что мы обычно делаем, как я уже тебе говорил, относится к области делания. Человек знания может зацепиться за делание любого человека и явить тому разного рода мистику. Но на самом деле это – не мистика вовсе. Вернее, мистика, но лишь для того, кто увяз в делании. Те четверо, как и ты, пока ещё не осознали, что такое неделание, поэтому одурачить вас – проще простого.
– Но каким образом ты нас одурачил?
– Я могу объяснить, но для тебя моё объяснение будет полной бессмыслицей. Пока что для тебя нет никакой возможности это понять.
– А ты попробуй. Ну пожалуйста, дон Хуан...
– Ладно. Скажем так: когда человек рождается, он приносит с собой в мир маленькое кольцо силы. Это кольцо почти мгновенно начинает использоваться. Поэтому каждый из нас с самого рождения уже сидит на крючке делания, наши кольца силы сцеплены с кольцами силы всех окружающих. Другими словами, наши кольца силы нанизаны на крючок делания мира. Тем самым и создаётся мир.
– Приведи пример, может быть тогда я пойму, – попросил я.
– Например, кольца силы – твоё и моё – в данный конкретный момент зацеплены за делание этой комнаты. Мы её создаём. Наши кольца силы в данный момент вызывают к жизни вот эту самую комнату, в которой мы находимся.
– Постой, постой, – перебил я. – Эта комната существует сама по себе. Я не создаю её, у меня нет с ней ничего общего.
Моё возражение, достаточно основательное с моей точки зрения, не произвело на дона Хуана никакого впечатления. Он очень спокойно повторил, что эта комната вызвана к жизни и существует для каждого человека лишь благодаря силе, заключённой в его кольце.
– Видишь ли, – продолжал он, – каждый из нас владеет деланием комнаты, поскольку значительную часть своей жизни мы так или иначе проводим в комнатах. А человек знания развивает другое кольцо силы – второе. Я назвал бы его кольцом неделания, потому что неделание есть тот крючок, на который оно нанизано. И это кольцо позволяет нам вызвать к жизни другой мир.
Девушка-официантка принесла то, что мы заказывали. На лице её было написано подозрение. Дон Хуан шепнул, чтобы я заплатил сразу, потому что она сомневается в моей платёжеспособности.
– Она не верит тебе, но её вины в этом нет, – сказал он и разразился хохотом. – После нашей прогулки ты на чёрта похож.
Я заплатил по счёту и дал чаевые, после чего официантка ушла. Я уставился на дона Хуана, пытаясь снова ухватить нить нашей беседы. Он пришёл мне на помощь:
– Твоя проблема заключается в том, что ты ещё не развил дополнительного кольца силы, и тело твоё не знает неделания.
Я не понял. Моё сознание было замкнуто на довольно прозаическом вопросе: мне только хотелось знать, надевал он пиратский костюм или не надевал. Я спросил.
Дон Хуан не ответил. Вместо этого он забился в приступе хохота. Я умолял его всё мне объяснить.
– Да я же объяснил! Только что всё объяснил!
– То есть ты хочешь сказать, что не переодевался?
– Я только зацепил своё кольцо силы за твоё делание. А всё остальное сделал ты сам.
– Невероятно!
– Нас всех учат вступать в некое общее соглашение относительно всего, что связано с деланием, – мягко произнёс он. – Ты даже понятия не имеешь, какую мощь, какую силу несёт в себе это соглашение. Но, к счастью, неделание настолько же иллюзорно и несёт в себе не меньшую силу.
Я ощутил, как по животу пробежала неконтролируемая волна напряжения. Между тем, что я видел вчера, и его объяснением лежала такая пропасть, преодолеть которую я был не в силах. И, как всегда, в качестве последнего средства защиты я избрал сомнения и неверие. В сознании возник вопрос: а что, если дон Хуан всё подстроил, предварительно договорившись с той четвёркой?
Я сменил тему и спросил его о четырёх учениках мага:
– Ты говорил, что они были тенями, да?
– Да.
– Это были союзники?
– Нет, это были ученики одного моего хорошего знакомого.
– Почему же ты сказал, что они – тени?
– Потому что в тот миг к ним прикоснулась сила неделания. А поскольку они не так тупы, как ты, они сдвинули себя в положение, совершенно отличное от всего, что тебе известно. И я не хотел, чтобы ты это видел. Это только травмировало бы тебя.
Вопросов у меня больше не было. И я не был голоден. Дон Хуан ел с большим аппетитом, и настроение у него было отличное. Но я чувствовал себя подавленным. Неожиданно я ощутил какую-то всепоглощающую усталость. Я осознал, что путь дона Хуана для меня недоступен. У меня нет качеств, необходимых для того, чтобы стать магом... |
