Станиславский
Гость
 |
Ренат Литвинов, есть тот факт, что сумма углов треугольника в евклидовом пространстве равна 180 градусам. Этот вопрос не может быть объяснен в эмпирических рамках. Если знание создается посредством комбинации идей, то в человеческом разуме должен существовать априорный синтез идей. Согласно Канту, это подразумевает, что человеческий разум может оценивать свою собственную способность формулировать научные суждения. В своей критике возвращения (1781) Кант разработал трансцендентальную философию как исследование необходимых условий человеческого знания. Хотя трансцендентальная программа Канта не внесла непосредственного вклада в развитие концепции информации, он оказал влияние на исследования в области основ математики и знаний, имеющих отношение к этому предмету в девятнадцатом и двадцатом веках: например, работы Фреге, Гуссерля, Рассела, Брауэра, Л. Витгенштейна, Геделя, Карнапа, Поппера и Куайна.
2.4 Историческое развитие значения термина “Информация”
История термина “информация” неразрывно связана с изучением центральных проблем эпистемологии и онтологии в западной философии. Возникнув в качестве технического термина в классических и средневековых текстах, термин “информация” почти исчез из философского дискурса в современной философии, но приобрел популярность в разговорной речи. Постепенно термин приобрел статус абстрактного массового существительного, значение которого ортогонально классическому значению, ориентированному на процесс. В таком виде она была подхвачена несколькими исследователями (Фишер, 1925; Шеннон, 1948) в двадцатом веке, которые ввели формальные методы измерения “информации”. Это, в свою очередь, привело к возрождению философского интереса к понятию информации. Эта сложная история, по-видимому, является одной из главных причин трудностей в формулировании определения единой концепции информации, которая удовлетворяла бы всем нашим интуициям. Исторически релевантны по крайней мере три различных значения слова “информация”:
“Информация” как процесс получения информации.
Это древнейшее значение, которое можно найти в трудах таких авторов, как Цицерон (106-43 гг. до н.э.) и Августин (354-430 гг. н.э.), и оно утрачено в современном дискурсе, хотя ассоциация информации с процессами (т.Е. вычислениями, потоком или отправкой сообщения) все еще существует. В классической философии можно было бы сказать, что когда я узнаю лошадь как таковую, то “форма” лошади закладывается в моем сознании. Этот процесс является моей “информацией” о природе лошади. Также акт обучения можно было бы назвать “информацией” ученика. В том же смысле можно сказать, что скульптор создает скульптуру, “информируя” кусок мрамора. Задачей скульптора является “информация” статуи (Capurro & Hjørland 2003). Это ориентированное на процесс значение довольно долго сохранялось в западноевропейском дискурсе: даже в восемнадцатом веке Робинзон Крузо мог называть образование своего слуги Пятницы своей “информацией” (Defoe 1719: 261). В этом смысле это слово также используется Беркли: “Я люблю информацию по всем предметам, которые встречаются на моем пути, и особенно по тем, которые наиболее важны” (Диалог "Алкифрон" 1, раздел 5, параграф 6/10, см. Berkeley 1732).
“Информация” как состояние агента,
т.е. как результат процесса получения информации. Если кто-то обучает ученика теореме Пифагора, то после завершения этого процесса можно сказать, что ученик “владеет информацией о теореме Пифагора”. В этом смысле термин “информация” является результатом той же подозрительной формы обоснования глагола (informare
>
informatio), как и многие другие технические термины в философии (субстанция, сознание, субъект, объект). Такого рода терминообразование печально известно концептуальными трудностями, которые оно порождает. Можно ли вывести тот факт, что я “обладаю” сознанием, из того факта, что я в сознании? Можно ли вывести тот факт, что я “обладаю” информацией, из того факта, что я был проинформирован? Трансформация к этому современному обоснованному значению, по-видимому, была постепенной и, по-видимому, была общей в Западной Европе по крайней мере с середины пятнадцатого века. В эпоху возрождения ученого можно было назвать “человеком информации”, примерно так же, как мы сейчас можем сказать, что кто-то получил образование (Adriaans & van Benthem 2008b; Capurro & Hjørland 2003). В “Эмме” Джейн Остин можно прочитать: “Мистер Мартин, я полагаю, не является человеком информации, выходящей за рамки его собственного бизнеса. Он не читает” (Austen 1815: 21).
“Информация” как склонность информировать,
то есть как способность объекта информировать агента. Когда в результате обучения меня теореме Пифагора я получаю информацию об этой теореме, вполне естественно предположить, что текст, в котором объясняется теорема, на самом деле “содержит” эту информацию. Текст обладает способностью информировать меня, когда я его читаю. В том же смысле, когда я получил информацию от учителя, я способен передать эту информацию другому ученику. Таким образом, информация становится чем-то, что можно хранить и измерять. Эта последняя концепция информации как абстрактного массового существительного получила широкое признание в современном обществе и обрела свою окончательную форму в девятнадцатом веке, что позволило Шерлоку Хоумсу сделать следующее наблюдение: “... друг Лестрейд держал в своих руках информацию, ценности которой он сам не знал” (“Приключение благородного холостяка”, Конан Дойл, 1892). Связь с техническими философскими понятиями, такими как “форма” и “информирование”, исчезла из общего сознания, хотя связь между информацией и такими процессами, как хранение, сбор, вычисление и обучение, все еще существует. |
