Занимательная лингвистика

[Ансельм]

Посмотрите на окружающих вас людей, (можно посмотреть и за собой, но это сложнее) на тех за кем вы можете достаточно долго понаблюдать, за их жизнью и вы всё довольно легко увидите сами.

Живут, как живется. Каждый так живет, даже «воин». И индейцы так жили.

[reader]

Без разбора нюансов перевода, чиста в продолжение дискуссии.

«Your reason is telling you again that you’re immortal,» he said. «What do you mean by that, don Juan?»
 «An immortal being has all the time in the world for doubts and bewilderment and fears. A warrior, on the other hand, cannot cling to the meanings made under the tonal’s order, because he knows for a fact that the totality of himself has but a little time on this earth.»I wanted to make a serious point. My fears and doubts and bewilderment were not on a conscious level, and, no matter how hard I tried to control them, every time I was confronted with don Juan and don Genaro I felt helpless.
«A warrior cannot be helpless,» he said. «Or bewildered or frightened, not under any circumstances. For a warrior there is time only for his impeccability; everything else drains his power, impeccability replenishes it.»
«We’re back again to my old question, don Juan. What’s impeccability?» «Yes, we’re back again to your old question and consequently we’re back again to my old answer: «Impeccability is to do your best in whatever you’re engaged in.» «But don Juan, my point is that I’m always under the impression I’m doing my best, and obviously I’m not.»
«It’s not as complicated as you make it appear. The key to all these matters of impeccability is the sense of having or not having time. As a rule of thumb, when you feel and act like an immortal being that has all the time in the world you are not impeccable; at those times you should turn, look around, and then you will realize that your feeling of having time is an idiocy. There are no survivors on this earth!»

— Твой разум опять говорит тебе, что ты бессмертен.
— Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?
— У бессмертного существа есть время для сомнений, замешательства и страха. Но воин, не может цепляться за смысл, найденный во владениях тоналя. Он знает, что целостность самого себя — лишь преходящий эпизод на этой земле.
Я возразил, что мои страхи, сомнения и замешательство были, скорее, бессознательными. И как я ни старался их контролировать, но при встрече с доном Хуаном и доном Хенаро я всякий раз чувствовал себя беспомощным.
— Воин не может быть ни беспомощным, ни испуганным, — сказал он, — ни при каких обстоятельствах. У воина есть время только для безупречности. Все остальное истощает его силу. Безупречность восполняет ее.
— Мы возвращаемся к моему старому вопросу, дон Хуан. — Что такое «безупречность»?
— Да, мы вернулись к твоему старому вопросу, а значит — и к моему старому ответу. Безупречность — это делать лучшее, что можешь во всем, во что ты вовлечен.
— Но дон Хуан, я считаю, что всегда делаю лучшее, что могу. Но очевидно — это не так.
— Это не так сложно, как выглядит с твоих слов. Ключом к безупречности является чувство времени. Запомни: когда чувствуешь и действуешь как бессмертное существо, — ты не безупречен. Оглянись вокруг. Твое представление о том, что у тебя есть время, — идиотизм. Нет бессмертных на этой земле.

[reader]

Сказки о силе

[reader]

«Your reason is telling you again that you’re immortal,» he said.

Как раз в конце Средневековья духовное пространство Земли буквально перевернула могучая древняя сущность, демоническая или божественная, как кому нравится. И все другие человеческие боги… нет, не то чтобы исчезли – просто в одночасье стали смешными фигурками из церковного картона… Бонье показывает в качестве иллюстрации сложенного из бумаги человечка.
– Что же это за сущность? – спрашивает он.
И сам себе отвечает: этот дух был известен людям давно и всегда принимал активное участие в жизни человечества под разными именами. Это он, если разобраться, и дал людям власть над миром. Но прежде он никогда не выходил на передний план и не сметал со своего пути всех остальных богов с их смешными титулами и претензиями. Дух этот парадоксален – его знают все, и одновременно он скрыт и действует из тени.
Был лишь очень краткий период в Новейшей истории – всего пара лет – когда он вновь позволил открыто поклоняться себе в храмах. Но роль проявленного божества в новую эпоху ему не понравилась, и после своей полной победы над прочими человеческими богами он вернулся за кулисы, как бы отрицая свое существование.
Пожилые масоны при этих словах с улыбкой кивают; они понимают, о чем идет речь. Молодежь в недоумении и просит Бонье разъяснить свои слова. Он соглашается – у него даже припасены слайды.
В 1793–1794 годах в революционной Франции распространяется так называемый культ Разума – culte de la Raison. Выходит декрет о запрете католического богослужения, и христианские церкви начинают насильно превращать в храмы Разума («точь-в-точь, – замечает Бонье, – как за триста лет до этого их превращали в мечети в Константинополе»).
Это был вот именно что культ – со своими богослужениями и ритуалами, в качестве которых использовались парады и карнавалы («карнавализьм, – мрачно подмечает Голгофский, – был мобилизован этой сворой сразу и навсегда»).
Другая характерная черта культа – иконоборчество, уничтожение прежних святынь. Но это не был атеистический погром, вовсе нет. В 1793 году у культа Разума появилось даже что-то вроде своего оракула: в ходе церемонии, проводившейся внутри захваченного Нотр-Дама (да-да), некая артистка Парижской оперы была коронована как «Богиня Разума».
– У нас здесь гость из России, – говорит Бонье, кивая на Голгофского, – ему интересно будет узнать, что на ее парижской могилке потом долго рефлексировал Иван Бунин, стремясь в преддверии Нобеля выстроить высказывание, не только безупречное с точки зрения патриотизма и стиля, но полностью корректное политически и религиозно… Непростая, но важная задача для любого литературного визитера из России в Европу. Задача эта сложна и в наши дни, что мы наблюдаем по рожам наезжающих к нам из России писателей и писательниц, но перед Второй мировой она была, пожалуй, еще замысловатее… С тех пор из уравнения ушла религия. Вот про нее-то я и хочу поговорить…
Голгофский звучно хлопает несколько раз в ладоши. Бонье с улыбкой продолжает:
– Понятно, что никто из участников культа Разума не рассматривал эту «Богиню Разума» как сосредоточие мирового ума. Это была именно пифия, через которую новая Верховная Сущность собиралась говорить с людьми…
Следуют слайды с видами парижских улиц революционной эпохи. Однако, сообщает Бонье, уже очень скоро культ Разума запрещают и – номинально, во всяком случае – восстанавливают в правах прежних богов. Французский Ахетатон так и не был построен – Нотр-Дам вновь отдали церкви. Все вроде бы вернулось на круги своя, но…
Но нет, совсем нет.
В прежнего Бога (того, который запределен Разуму) уже никто особо не верит, даже его служители. А власть Разума никуда не уходит после запрета его культа – Разум всего лишь не хочет, чтобы ему поклонялись в церквях и вообще осознавали его как некое персонифицированное присутствие. Зачем? И без того все сгибают выю под его ярмо. Ведь так велит им сам… Разум.
В зале смеются.
– Даже сегодня, – гремит Бонье, – когда мы читаем какую-нибудь серьезную мировую газету, мы по-настоящему доверяем прочитанному только тогда, когда оно ссылается на божество по имени Reason. Так же когда-то верили Мардуку, Шиве, Иегове, Иисусу. Но новый бог выбирает анонимную скрытность… Повторяю, что это не совсем новый бог. Новое – это хорошо забытое старое… Перед нами просто очередная маска величайшего из древних могуществ, которое одним своим ликом повернуто к современности, а другим, архаичным, еще привечает поклоняющихся ему по старинному обряду… Намекну… Древний бог Атлантиды… Lord of the Rings, как рискованно пошутил брат Джон Рональд Рауэль…
В зале рукоплещут.
– И ни слова больше. Вдумаемся в это как следует. Нотр-Дам-де-Пари – это еще и храм той великой сущности, что подарила когда-то людям инструмент познания добра и зла! Конспирологи шепчутся о власти тайного правительства, но реальность куда чудесней: мы со всех сторон окружены мертвыми религиями, до сих пор делающими вид, что они есть – а управляет нами воля тайного, могучего и очень реального божества, которое делает вид, что его нет. Ибо один из главных постулатов культа Разума в том, что бога нет, а есть… Разум. Так спрятаться на самом виду надо, конечно, уметь… Но сущность эта скрыта только от черни, от тех послушных безропотных бедняг, которых сплавляют в смерть на айфонах. Ее видели мистики разных направлений, часто далеких от европейской мысли. И они рисуют довольно грозную картину… Да…

Пелевин. Искусство легких касаний.

[dgeimz getz]

Посмотрите на окружающих вас людей, (можно посмотреть и за собой, но это сложнее) на тех за кем вы можете достаточно долго понаблюдать, за их жизнью и вы всё довольно легко увидите сами.

Живут, как живется. Каждый так живет, даже «воин». И индейцы так жили.

А я не об этом, понятно что каждый живет , как живется.

[dgeimz getz]

Без разбора нюансов перевода, чиста в продолжение дискуссии.

«Your reason is telling you again that you’re immortal,» he said. «What do you mean by that, don Juan?»
 «An immortal being has all the time in the world for doubts and bewilderment and fears. A warrior, on the other hand, cannot cling to the meanings made under the tonal’s order, because he knows for a fact that the totality of himself has but a little time on this earth.»I wanted to make a serious point. My fears and doubts and bewilderment were not on a conscious level, and, no matter how hard I tried to control them, every time I was confronted with don Juan and don Genaro I felt helpless.
«A warrior cannot be helpless,» he said. «Or bewildered or frightened, not under any circumstances. For a warrior there is time only for his impeccability; everything else drains his power, impeccability replenishes it.»
«We’re back again to my old question, don Juan. What’s impeccability?» «Yes, we’re back again to your old question and consequently we’re back again to my old answer: «Impeccability is to do your best in whatever you’re engaged in.» «But don Juan, my point is that I’m always under the impression I’m doing my best, and obviously I’m not.»
«It’s not as complicated as you make it appear. The key to all these matters of impeccability is the sense of having or not having time. As a rule of thumb, when you feel and act like an immortal being that has all the time in the world you are not impeccable; at those times you should turn, look around, and then you will realize that your feeling of having time is an idiocy. There are no survivors on this earth!»

— Твой разум опять говорит тебе, что ты бессмертен.
— Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?
— У бессмертного существа есть время для сомнений, замешательства и страха. Но воин, не может цепляться за смысл, найденный во владениях тоналя. Он знает, что целостность самого себя — лишь преходящий эпизод на этой земле.
Я возразил, что мои страхи, сомнения и замешательство были, скорее, бессознательными. И как я ни старался их контролировать, но при встрече с доном Хуаном и доном Хенаро я всякий раз чувствовал себя беспомощным.
— Воин не может быть ни беспомощным, ни испуганным, — сказал он, — ни при каких обстоятельствах. У воина есть время только для безупречности. Все остальное истощает его силу. Безупречность восполняет ее.
— Мы возвращаемся к моему старому вопросу, дон Хуан. — Что такое «безупречность»?
— Да, мы вернулись к твоему старому вопросу, а значит — и к моему старому ответу. Безупречность — это делать лучшее, что можешь во всем, во что ты вовлечен.
— Но дон Хуан, я считаю, что всегда делаю лучшее, что могу. Но очевидно — это не так.
— Это не так сложно, как выглядит с твоих слов. Ключом к безупречности является чувство времени. Запомни: когда чувствуешь и действуешь как бессмертное существо, — ты не безупречен. Оглянись вокруг. Твое представление о том, что у тебя есть время, — идиотизм. Нет бессмертных на этой земле.

Как хорошо видно из содержания разговора, ДХ при всём своём мастерстве говорить и объяснять испытывал похожие на наши затруднения, с той только разницей , что мы вынуждены объяснять себе сами.

И первое препятствие это отсутствие полностью готовых терминов , укоренившихся , используемых широко в самой западной культуре,которые точно бы описывали состояния на которые хотят указать.

А уже только второе это косяки переводов.

И третье, возможно отсутствие достаточного опыта читающего для понимания текстовых пояснений, которые указывают только на опыт, нет опыта достаточного понимания не будет, но при хорошем переводе будет частичное понимание, чисто теоретическое.

[reader]

– Разум как сущность? – переспрашивает Лефевр. – Да, Жерар иногда говорит об этом в своих лекциях. И что вас здесь удивляет? Разве вы не знакомы с верованиями, например, мезоамериканских нагвалей?
Голгофский признается, что нет.
Лефевр достает телефон – и, после минутного поиска в интернете протягивает его Голгофскому.
– Вот, например, как воспринимали Разум маги, на которых ссылается Карлос Кастанеда. Специально для вас…
Голгофский читает с экрана:
«В нас есть хищник, который пришел из глубин космоса и взял на себя управление нашей жизнью. Люди – его пленники. Хищник – наш господин и хозяин. Он сделал нас послушными, беспомощными…»
– Они называют его «летуном», – объясняет Лефевр. – И видят его как темное покрывало, накрывающее человека собой. Увидеть Разум таким образом помогают многие растительные алкалоиды. Признаюсь, я и сам отчасти знаком с сырым восприятием, лежащим в основе этого мифа. Но подобная образность кажется мне чересчур мрачной… Если вы видели «Apocalypto» Мела Гибсона, вы понимаете, насколько жутка была эта культура. Ацтеки, тольтеки и прочие майя без конца брали друг друга в плен с самыми недобрыми целями – отсюда, наверное, и такие сравнения: хищник, пленник…
– Но вы же специалист по гностицизму, – говорит Голгофский.
– Именно. Гностики тоже хорошо знали, о чем идет речь. Публикации на эту тему есть в открытом доступе. Вот, почитайте дома…
Голгофский получает на свой мэйл целую коллекцию ссылок.
Оказывается, гностическая традиция говорит почти о том же самом, о чем Кастанеда, только называет «летуна» архонтом. Исследователи отмечают удивительные параллели в видении этих феноменов гностиками и древними мексиканскими магами. Современные поп-авторы (видимо, иронизирует Голгофский, «поп-» здесь употреблено в духовном смысле) называют эту же сущность Великим Вампиром, как бы непрерывно летящим сквозь человеческий ум…
Голгофский анализирует еще около ста страниц новой для него информации. В конце он делает достаточно очевидный вывод: все эти описания – просто неожиданные метафоры, показывающие в новом свете тот самый предмет, что царапает нам глаза с самого детства. Своего рода буржуазная иллюминация сталинской высотки.
«Разум изнутри – это и есть мы сами. Это наша система мотивов, целей, рационализаций и так далее. Но если угоститься соком лианы и исхитриться увидеть Разум со стороны – тогда это «летун», колеблющееся в пространстве темное покрывало, большая черная тень, которая скачет по воздуху и накрывает человека собой. Да, это чистая правда – тень не просто превращает нас в рабов, а сразу же старается убить в нас все то, что не является ею…
«Вот, значит, кому поклонялись в 1793 году веселые парижане в реквизированном Соборе Парижской Богоматери. Что делать, какое время на дворе – таков мессия…»
В процессе этих изысканий Голгофский понимает главное: существуют самые разные описания эманаций Разума, и отчеты эти, как правило, жутковаты, но не из-за природы самого Разума, а из-за экстремальности обстоятельств и процедур, делающих подобное восприятие возможным.
Чтобы подтвердить эту догадку, он записывается на интервью к известному учителю медитации.
«В конце концов, уж эти-то окончательные профессионалы вопроса должны понимать, с чем мы имеем дело».
Учитель медитации, старый монах (англичанин по национальности, что вызывает у Голгофского некоторые подозрения), внимательно выслушивает рассказ о летунах, хищниках, богине Разума и гностическом архонте.
– Можно ли как-нибудь постичь эту таинственную сущность, которой поклонялись в Нотр-Даме восемнадцатого века? – спрашивает Голгофский. – Можно ли ясно ее увидеть?
Учитель медитации некоторое время размышляет.
– Постичь ее сложно, – отвечает он. – Вернее сказать, ее постижение ничем не отличается от самоисследования. А увидеть ее гораздо проще, чем думают мексиканские колдуны. Есть совершенно безопасный и даже немного смешной опыт, через который проходит любой медитатор, пытающийся успокоить сознание. Этот опыт называют «monkey mind».
– Обезьяний ум? – переспрашивает Голгофский.
– Именно. Ум, оглушенный внезапно наступившей тишиной, начинает отчаянно скакать с ветки на ветку и верещать: о чем угодно, лишь бы не исчезнуть в безмолвии… В такие минуты вы не то что его видите, вы никуда не можете от него скрыться.
– Это и есть «летун»?
Монах кивает.
– Такой способ наблюдения «летуна» позволяет обойтись без поглощения дорогих и вредных психотропов, – говорит он. – Вдобавок он ясно показывает, что у нас нет никакого контроля над поработившей нас сущностью, которая ежесекундно убеждает нас в том, что она и есть мы. В такие минуты эта сущность становится отчетливо видна: все, что происходит в сознании, и есть ее прыжки… Дело обстоит точно так же всегда, просто в другое время мы не осознаем происходящего.
– Но ведь медитаторы как-то борются с этим обезьяньим умом, – говорит Голгофский. – Иначе в чем смысл медитации?
– С обезьяньим умом невозможно бороться, – отвечает монах.
– Почему?
– Потому что этой борьбой немедленно начинает заведовать сам обезьяний ум. Мало того, он проявляет в ней такое рвение, что… Вы из России, да? Я недавно читал один ваш знаменитый роман, который хвалила Бьорк, поэтому приведу пример оттуда – такое же рвение, как кот Бегемот в перестрелке с агентами КГБ…
Голгофский смеется. Он почти забыл, что говорит с англичанином.
– Так где же выход? – спрашивает он.
– Выхода нет, – отвечает монах. – Куда и откуда вы собираетесь выходить? И кто будет это делать? Для этого вам придется в очередной раз родиться, хотя бы мысленно. Мы такого не одобряем.
– Значит, летуна нельзя одолеть?
– Нельзя. Но когда появляется опыт, в этом отпадает необходимость. Медитатор просто исчезает.
Голгофский не вполне понимает, о чем речь.
– И что тогда?
– Тогда начинается другое. Совсем другое… Ваше внутреннее пространство заполняет твердая, как алмаз, ясность, в которую эта сущность не может проникнуть.
– И? – с интересом спрашивает Голгофский.
– Все меняется, – отвечает монах. – Вы как бы сидите в ярко освещенной стеклянной комнате, а за стеклом… Если продолжить ваше сравнение с «летуном», за стеклом летает нечто темное. Иногда оно кидается на стекло – но не способно попасть внутрь… Потом оно начинает сгущаться в самом центре вашей комнаты, но свет выталкивает его и оттуда…
Монах смеется.
– К счастью для этой сущности, – добавляет он, – со светом у нас постоянные перебои.
– Вы видели это существо, и оно не показалось вам страшным? – спрашивает Голгофский. – Эта темная тень, безжалостный архонт, страшное черное покрывало…
– Скорее просто большой ночной мотылек, – пожимает плечами монах. – Можно увидеть его как угодно. Лично мне он не страшен. Он скорее красив. И не просто красив, он источник того, что мы называем красотой. Мы обязаны ему всем, даже вот этими вашими описаниями «летуна», «архонта» и «хищника». И если в иные моменты он начинает бить нас по лицу своими мягкими крыльями, то это не со зла…
– А с чего тогда?
– Мотыльку кажется, что его выгнали из домика, и теперь там происходит какое-то бесчинство. Например, зажгли ослепительный свет. Или жгут тряпки и смеются… Но если объяснить ему, что через некоторое время его впустят назад, он может даже оставить нас на время в покое.
– А если начать с ним воевать?
– В этом случае мотылек становится кошкой. Как ведет себя кошка, прикорнувшая у нас на коленях? Мы сбрасываем ее на пол, она обиженно прыгает назад, и так неограниченное число раз. Если объявить ее хищником – что вообще-то чистая правда – и начать с ней борьбу, царапины гарантированы. Есть другой вариант, про который вы упоминали – обожествить ее и начать ей молиться. Тогда она будет охотно принимать от вас разные вкусняшки – и царапать вас в ответ. Искусству верного обращения с кошкой нужно учиться всю жизнь. То же касается и думающего ума.
– Так что же, – спрашивает Голгофский, – по-вашему, Разум скорее не летун, а кошка?
Монах кивает.
– Но это не та кошка, которую приручили мы, – говорит он. – Это кошка, приручившая нас. Разум – это не наш враг. И не наш друг. Это…
Монах замолкает на полуслове.
Голгофский делает вид, будто понимает, что определение скрыто в самом молчании, содержащем в себе все возможные слова, а также их отсутствие. Монах делает вид, что удовлетворен такой реакцией, и Голгофский прощается.

[Корнак]

спасибо за тему, с интересом читаю.

Тебе, пацак, не удастся извратить ни нагвализм, ни постнагвализм своими переводами Кастанеды и наездами на Ксендзюка.

[Ансельм]

Жду с интересом продолжение переводов КК от reader’а.

[Ансельм]

спасибо за тему, с интересом читаю.

Тебе, пацак, не удастся извратить ни нагвализм, ни постнагвализм своими переводами Кастанеды и наездами на Ксендзюка.

Был такой фильм Inception (Начало в русском переводе), хорошее кино. Про идеи, «вбрасываемые» в сознание людей. Метанагуализм уже пошел «в народ». Тему про Ксена продолжают читать и думают. Но вы пишите, пишите, сеть читает, что от нее еще в нагуализме осталось

[Корнак]

Тему про Ксена продолжают читать и думают.

Ты давно уже окрасил себя в те цвета, в которые окрасил. Тут и думать нечего. Клеймо на всю жизнь.

[reader]

Среди эзотериков рунета ходят слухи, что к 10ой книге Карлос стал какой-то не такой, и мол погнал отсебятину за летунов. Если же предположить, что летун и разум в изложении КК суть синонимы. Так, как это сделал Витя Пелевин. То внезапно весь десятитомник становится про летунов, и том, как их готовить.

«The Nagual told us to show you that with our attention we can hold the images of a dream in the same way we hold the images of the world,» la Gorda said. «The art of the dreamer is the art of attention.»
Thoughts came down on me like a landslide. I had to stand up and walk around the kitchen. I sat down again. We remained quiet for a long time. I knew what she had meant when she said that the art of dreamers was the art of attention. I knew then that don Juan had told me and showed me everything he could. I had not been able, however, to realize the premises of his knowledge in my body while he was around. He had said that my reason was the demon that kept me chained, and that I had to vanquish it if I wanted to achieve the realization of his teachings. The issue, therefore, had been how to vanquish my reason. It had never occurred to me to press him for a definition of what he meant by reason. I presumed all along that he meant the capacity for comprehending, inferring or thinking, in an orderly, rational way. From what la Gorda had said, I knew that to him reason meant attention.

— Нагваль велел нам показать тебе, что с помощью своего внимания мы можем удерживать образы сна точно так же, как мы удерживаем образы мира, — сказала Ла Горда. — Искусство сновидения — это искусство внимания.
Мысли нахлынули на меня лавиной. Я вынужден был встать и пройтись по кухне. Мы долго молчали. Я знал, что она имела в виду, когда сказала, что искусство сновидения — это искусство внимания. Я знал также, что дон Хуан рассказал и показал мне все, что мог. Однако когда он был рядом, я не смог осознать предпосылки этого знания в своем теле. Он говорил, что мой разум является демоном, который держит меня в оковах и что я должен победить его, если хочу достичь осознания его учения. Проблема, следовательно, заключалась в том, как победить мой разум. Мне никогда не приходило в голову потребовать от него определения понятия «разум». Я всегда считал, что он подразумевает способность строить умозаключения или мыслить упорядоченным и рациональным образом. Из того, что сказала мне Ла Горда, я понял, что для него «разум» означал «внимание».

Здесь автор признаётся, что понимал терминологию Хуана не совсем так, как её преподносил нагваль, а точнее совсем не так. У читателя КК в этом плане ситуация куда более печальная. Коэффициент непонимания Карлоса можно смело умножать на свой собственный. И есть ещё третий множитель: коэффициент непонимания переводчика.

[Ансельм]

Тему про Ксена продолжают читать и думают.

Ты давно уже окрасил себя в те цвета, в которые окрасил. Тут и думать нечего. Клеймо на всю жизнь.

У-у, как все запущено...

[Корнак]

From what la Gorda had said, I knew that to him reason meant attention.

Здесь можно еще перевести как озабоченность, отождествленность. Мир притягивает наше внимание, усыпляет нас.

[Корнак]

вы должны направить всю вашу личную силу на выполнение ваших задач.Если вы не будете действовать неуязвимо, если вы начнете психовать и станете нетерпеливыми или отчаетесь, то вы будете безжалостно застрелены меткими стрелками из неизвестного.

Не мог бы ты поточней указать откуда эта цитата?