ВОЛК И СЕМЕРО СВИНЕЙ
Значит, волк. Старый такой волк, спокойный, позитивный, уже давно никого не ест, только улыбается. И вот он покурил нормально, сидит и улыбается. И думает про Гватемалу: вроде бы, всё уже в жизни было, а вот поди ж ты. Есть еще и Гватемала, и Гондурас, и Эквадор, и Марс, и Венера, и Луна вроде бы близко совсем, а не допрыгнешь, и тогда выходишь на двор, смотришь ей прямо в глаза и поёшь вот так: УУУ! УУУ! УУУУ! У! - и она тебе улыбается. И тогда понятно - хотя, оно и сейчас понятно, и в любой момент вобще понятно, а спроси его сейчас, что ему понятно - и что он тебе ответит? Вот это, вряд ли он вобще что-то ответит. Он просто улыбнётся и скажет: ништяк... Потому что очень хорошо покурил.
И вот он, значит, покурил, и приходит к нему первая мелкая свинка. И говорит: пора пить чай. И при слове "чай" волк видит склоны Гималаев, поросшие чайным кустарником, а между кустами ходят индийские девушки и отщипывают мелкие верхние листики, напевая при этом песенки из индийских фильмов, а где-то высоко в горах сидит Великий Шива, курит свой чилим и очень загружается, что он же типа бог-разрушитель, а разрушать ничего не хочется. И думает: ну, вот... А, ладно! Завтра попущусь и всё поразрушу. Но это всё понты, он же на самом деле никогда уже не попустится. Его уже шесть тысяч лет не попускает, или даже восемь тысяч лет, или вобще миллион, или даже целую вечность - вечность, да! И что по сравнению с вечностью какая-то мелкая чайная свинка? Она, конечно, понимает, что она здесь не при делах. И она, конечно, уходит. Но возвращается не одна.
Приходят с нею ещё две свиньи, размером с очень крупную копилку. Ну вот, прикиньте, копилка такая, размером как почтовый ящик для бандеролей, очень крупная копилка, и вот такие, значит, свиньи. Приходят и говорят: давай точить! И волк уже видит, как он точит большую саблю. Он типа на войну собирается, и уже представляет, какая будет война, святая и прикольная, и как он будет саблей махать и вот так! и вот так! и вот так! И вот глядит он на себя со стороны, и сам с себя усмехается, как он саблей машет, прямо как подросток. И продолжает саблю точить, ритмично так бруском шорхает: вжик-вжик! вжик-вжик! А потом смотрит, уже шесть часов, какая на фиг война - везде опоздал. И тогда он засовует саблю в ножны, вешает на стенку и забивает - нет! не забивает. Он просто закурюет простую табачную сигарету, и свиньи понимают, что они опять мимо кассы.
И вот они уходят, но возвращаются не одни. Приходят с ними ещё три свиньи, вобще огромадные. Стают в ряд и как заорут: ПИРОЖКИ! ПИРОЖКИ! КУРЫ ЖАРЕНЫЕ! КАРТОШЕЧКА! КОЛБАСА! И волк уже видит, как он едет в Крым, лето в полный рост, в вагоне банная жара, а на перроне прохладно и торговки бегают со всякой хренью, а одна подходит прямо к нему и говорит: сынок, травы надо? И вот он покупает у нее два корабля на пробу, а потом всю дорогу жалеет, что стакан не взял. Надо Было Брать Стакан, думает он на другое утро, и вот он садится в машину времени, отправляется в предыдущее утро и на том же перроне у той же торговки покупает даже не стакан, а два стакана той же самой травы, и в Крыму уже травой не тарится, а только тусуется, в море купается, на солнце загорает, а то вдруг возьмёт и поплывёт в Лисью Бухту, там всех накурит и назад вернётся. А они там в Лисьей Бухте потом три дня без головы сидят, тихо улыбаются и на все вопросы отвечают: ништяк... Вот такая травища, товарищи!
Свиньи глядят на это дело и чувствуют себя как мордой об забор. Но они никуда не уходят - они остаются! И посылают мелкую свинку за Страшным Свином Люцифером.
Приходит Страшный Свин Люцифер - просто слов нет, какой страшный! Хотя с виду и не скажешь, с виду он свинья свиньёй, а на самом деле такой страшный, просто слов нет! И вот он смотрит волку прямо в глаза и говорит: ВОЛК! СЪЕШЬ ЗАЙЦА!
И волк понимает, что он попал. Придётся теперь есть зайца. Он же ж волк, ему по должности положено. А чисто по-человечески зайца есть не хочется. Заяц правильный, жалко его, лохматого. Сколько с ним травы было скурено, сколько умных разговоров... Но люди ведь не поймут, люди скажут: совсем скурился серый. Уже и зайцев не ест, типа и не волк вобще.
И вот они приходят к зайцу, волк и семеро свиней. А заяц, как назло, сегодня дома, и дома у него, как назло, музей конкретного палева. Во-первых, конопли полный палисадник - ну, это, допустим, ещё не статья, это он ещё отмажется, типа сама выросла. Но вот мы заходим и прямо с порога чувствуем запах. Идем на запах - а там молоко в кастрюльке парится, каша в сковородке жарится, на столе газета, а на газете кучка такая, лет на семь-восемь. Ну, это однозначно придётся зайца есть!
При этой мысли волчара тяжело вздыхает и говорит: В общем, заяц, разговор к тебе есть. Только давай сначала покурим.
А заяц смотрит на свиней и сразу понимает, что разговор будет непростой. И сразу достаёт ту траву, которую сам курит, и накуривает ею и волка, и свиней, и сам, конечно. И все на минуточку зависают, а минуточка долгая такая, из серии вечное мгновенье. И волк уже видит, как летит он лёгкой небесной промокашкой в сторону Гватемалы, или над Гималаями, или вобще над Берлином - нет! Только не над Берлином! Над Берлином без сабли пролетать нельзя, там же немцы! А он как раз саблю дома забыл, и вот он думает, то ли ему за саблей возвращаться, то ли дальше без сабли лететь. И зависает в раздумье; а в это время под ним земля вращается, и Берлин куда-то уплывает, и уплывает, и уплывает. Стой, Берлин! Куда же ты поплыл? Но не слушает Берлин, херачит себе куда-то вдаль с умным видом, а из-за спины подплывает Варшава или Краков, сверху не разобрать - а может быть, это Львов, но уж точно не Киев. Хотя, в принципе, всё равно куда лететь, в это время года везде хорошо.
Реально хорошо! И волку хорошо, и зайцу хорошо, и свиньям тоже хорошо, и только Страшный Свин Люцифер всё никак не успокоится. Ему уже и молочка, и кашки, и ещё сверху три паравоза задули, а он всё бурчит: Надо есть! Надо есть! А заяц ему: Надо - ешь! Надо - ешь! А Свин ему: Надо - ем! Надо - ем! А заяц ему: Надо - ел! Надо - ел! А Свин ему: Нет! Не надо ел! А заяц ему: Да! Не надо - не ел! А Свин ему: Нет! Не надо - не ем! А заяц ему: Да! Не надо, не ешь! А Свин ему: Нет! Надо есть! Надо есть! Надо есть! Вот какой упрямый свин.
А тут пришли уже разные другие звери, всякие звери вобще пришли, и вот один медведь говорит: а что это за свинья такая разговорчивая? А заяц говорит: Мишаня, не грузись. Это наша свинья. А медведь говорит: да? И на хрена нам такая свинья?
И в это самое мгновение Страшный Свин Люцифер вдруг распухает как дирижабль и, глядя медведю прямо в глаза, говорит гипнотическим голосом: МЕДВЕДЬ! СЪЕШЬ ЗАЙЦА! СЪЕШЬ ВОЛКА! СЪЕШЬ ИХ ВСЕХ!
А медведь говорит: пацан, ты попутался. Ты здесь не дома, веди себя нормально. Говорит медведь спокойно, позитивно, но очень выразительно - так, что свин уже видит себя в отделении челюстно-лицевой хирургии с гипсом по всей морде и трубками в носу. И сразу чувствует, как это будет некайфово. И моментально сдувается, и затыкается, и делает вид, что накурился до полной неодупляемости. А он и в самом деле уже никакущий, ему бы полежать где-нибудь в уголке под вешалкой, пока его, дурака, не попустит. И вот он отползает под вешалку и думает: бля! никто меня здесь не любит... И закрывает глаза, и смотрит разноцветные мультики, и слушает тихую музыку в своей голове, и постепенно отъезжает в страну деревянных бревен, которые ничего вобще не делают, а просто штабелем лежат и всё за жизнь понимают. А он вместе с ними лежит и понимает, а жизнь ему говорит: баю-баюшки-баю, свинка бешеная. И он послушно засыпает, зная, что проснётся уже совсем другим человеком, и будет у него другая жизнь и другие друзья, и вообще всё другое, более хорошее, чем до сих пор. А то ведь это свинство и самого его уже достало, если честно.
