Обсуждение текстов и лекций

[Корнак]

Любовь В науке, конечно, разбирается и голова у нее соображает неплохо, но самокритика у нее вообще на нуле, что  проецируется и на ее идеи.
Билась она с Пипой до последнего вздоха. Но получилась так, что битва у нее стала на первое место, а аргументация на второе. Потому и проиграла.

[Корнак]

Фейгин Олег Орестович.



Родился 28 ноября 1956 г., Харьков, Украина, СССР

доктор физико-математических наук, профессор, действительный член Украинской академии наук (УАН), заведующий сектором теоретической физики Института инновационных технологий УАН, автор множества книг и научных публикаций. Область его научных интересов включает специальные вопросы квантовой космологии, астрофизики и физики космоса. Научный редактор ежегодника УАН "Физика импульсивных процессов", член редколлегии журнала "Космонавтика" и сборника "Избранные труды ИИТ УАН". Автор свыше 120 печатных работ, в том числе и научно-популярных книг: "Обыкновенное научное чудо", "Великая тайна Вселенной", "Тайны Вселенной", "Звездный мир" и др.
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/294360-oleg-fejgin

[Корнак]

2008 - Тайны Вселенной
2009 - Великая квантовая революция
2009 - Большой взрыв
2009 - Тесла и сверхсекретные проекты Пентагона
2010 - Вольф Мессинг. Повелитель сознания
2010 - Теория относительности
2010 - Тайны квантового мира. О парадоксальности пространства и времени 2010 - Физика нереального
2010 - Стивен Хокинг. Гений черных дыр
2010 - Внеземной разум. Мифы и реальность
2011 - Теория всего
2011 - Лев Ландау. Последний гений физики
2011 - Поразительная Вселенная
2012 - Вселенная. От Большого Взрыва до черных дыр
2012 - Парадоксы квантового мира
2013 - Лучи смерти. Из истории геофизического, пучкового, климатического и радиологического оружия
2013 -

Каждый год по 1-2-3 книжки. Столько даже я не пишу

[Корнак]

"Олег Фейгин является членом УАН (липовая), а не НАНУ (настоящая) академии наук Украины и ни одной его научной публикации в реферируемом журнале я лично не нашел, зато нашел например такую его публикацию на портале scitechlibrary МОДЕЛИРОВАНИЕ ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ ПАРАЦИРКОИДАЛЬНЫХ СОСТОЯНИЙ КОСМИЧЕСКИХ ТУРИСТОВ. Лично я информацией об авторе был введен в заблуждение, призываю, поэтому, остальных составить свою точку зрения опираясь не только на информацию об авторе, приведенную на обложке и на этом сайте."
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/294360-oleg-fejgin

Я жалею, что приобрел эту книгу. Я физик, но в другой области и не зная автора поленился проверять кто он такой, поверил тому, что написано на обложке мол академик доктор и уважаемый ученый. А оказалось - лжеученый, академик фальшивой академии, с доктором боюсь та же история, публикаций реферируемых нет, а от неферируемых волосы шевелятся. Ну и все, получается я спонсировал вот этот сговор мутного деятеля с издательством эксмо. Мораль - не лениться проверять автора научной литературы до ее покупки. Давайте покупать Хокинга и Рубакова или пусть не великих физиков, просто хороших популяризаторов, но только не врунов или сумасшедших
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/294360-oleg-fejgin

Отчасти эти отзывы объясняются тем, что книги Фолора научно-фантастические.

[ртуть]

Отрывок из книжки Цоколова:
К сожалению, как изложение, так и понимание конструктивистских идей сопряжено с определенными трудностями. И дело здесь не только в междисциплинарности дискурса или в отсутствии единого непротиворечивого учения в лице одного представителя или группы единомышленников. Сама логика построения теории познания радикального конструктивизма носит рекурсивный характер, допуская парадоксальность нашего мышления. Добавим к этому неоднозначное понимание одних и тех же терминов в разных контекстах и своеобразный экстремизм, неоправданная сенсационность некоторых высказываний авторов-конструктивистов.

О чем подумает неискушенный читатель (явный или неявный приверженец корреспондентной теории познания, каковым является подавляющее большинство людей), прочтя следующее выражение П. Ватцлавика: «Вера в существование одной единственной реальности представляет собой самое опасное заблуждение. Единственное, что существует - это множество различных версий реальности, некоторые из которых могут входить в противоречие друг с другом» (курсив мой), или другое, принадлежащее X. фон Фёрстеру: «Окружающая среда в том виде, как мы ее воспринимаем - это наше изобретение»? Названия некоторых работ говорят сами за себя: «Конструирование реальности в детском сознании» (Пиаже), «Изобретенная реальность» (Ватцлавик). По выражению Глазерсфельда: «Рассматриваемая достаточно серьезно, такая точка зрения выглядит глубоко шокирующей». Безусловно, понимаемые буквально, такие высказывания ведут к чистейшему солипсизму, к отрицанию существования какой-либо реальности вообще. Ничего не существует. Фактически, уже в такой фразе заложено противоречие, ибо бытие (реальность, действительность, объективность) - это то, что есть. Единственным философским определением реальности есть факт ее существования. Несуществование реальности звучит как несуществование существующего (реальность нереальна)! В чем же проблема?

Во-первых, в подмене в такого рода высказываниях понятия «представление о действительности» понятием «действительность» и, во-вторых, в неявной подмене агностицизма солипсизмом, т.е. вместо «реальность непознаваема» говорят «реальности не существует». Таким образом, говоря о несуществовании действительности (существующего), конструктивисты добиваются сенсационного эффекта, за которым следует недоумение. Дабы избежать такого недоумения, необходимо всегда пояснять, что данное высказывание относится к той картине действительности, которую каждый из нас создает в процессе жизни (проживания) на основе непрерывной деятельности и сенсомоторного опыта. Понятно, что таких «действительностей» ровно столько, сколько во Вселенной существует когнитивных систем. Что же касается действительности как сущего, то здесь следует различать два аспекта. Во-первых, никакая действительность не может выступать в роли референтной системы, служить эталоном знания. Как неоднократно говорилось в этой работе, у нас нет прямого доступа ни к окружающему миру, ни к картинам мира других людей. Но ни в коем случае не следует из этого делать ошибочный вывод об абсолютном несуществовании какого-то мира. Более оправдано говорить о его относительном несуществовании, о незнании того, существует он или нет. Второй аспект продиктован особенностями нашего (человеческого) мышления. Мы ничего не знаем о реальности, мы не имеем возможности увидеть реальность как она есть, зато нам ничего не мешает выдумать ее, постулировать ее существование. Более того, как было показано Ротом, и что явно или имплицитно предполагается другими конструктивистами (причем всеми без исключения), постулирование реальности является логической необходимостью. Это нужно, чтобы, с одной стороны, «остановить» бесконечный рекурсивный цикл: мозг конструирует теорию мозга, в которой описывается мозг, конструирующий теорию мозга и так до бесконечности; а с другой стороны -объяснить тот факт, что наш опыт, поступки и знания не являются произвольными фантазиями, что наш организм не расплавляется в гомогенной массе первозданного хаоса, а продолжает существовать (жить) как нечто автономное и целостное. Однако, я повторяю - и это очень важно - допущение существования внешнего мира - это всего лишь допущение, предположение, конструкция.

В таком случае может возникнуть вопрос: почему бы конструирование картины действительности из первичного сенсомоторного материала, возникающего в результате столкновения организма с какими-то внешними факторами не интерпретировать как процесс познания этих факторов, а значит, и реальности? Ответ на этот вопрос состоит в том, что складывающаяся в результате этих взаимодействий картина реальности конструируется не по правилам существования внешнего мира, а по правилам функционирования (существования) живого организма (когнитивной системы). Учение об аутопоэзе говорит нам, что любой фактор среды может быть воспринят, оценен, «познан» не таковым, каков он есть, а исключительно по степени и направленности своего воздействия на живой организм. Никакого первичного понятия (идеи, эйдоса), скажем, часов не существует. Часы -это нечто такое, глядя на что (сенсорный аспект) мы выходим из дому (моторный аспект). Огонь - это нечто такое, что причиняет нам боль, если до него дотронуться. Можно видеть, с какой легкостью из таких операционистских определений «выпадает» это нечто. В наших повседневных определениях предметов и явлений мы просто забываем, не думаем об обязательности двигательной составляющей, а ведь именно она является тем фактором, который определяет, что мы видим, слышим, знаем; и именно она подчинена самым строгим образом диктату познающего организма (его аутопоэзу), а не качественному разнообразию внешней среды. Так что, если и говорить о каком-то соответствии, отражении, то, скорее, об отражении познающим организмом познающего организма (т.е. самого себя).

Выводы радикального конструктивизма могут носить и более «радикальный» характер, если не останавливаться на сугубо научной стороне данной теории познания. По сути дела, конструктивистская позиция оставляет возможность для предположения существования самых «невероятных» реальностей. Так, к примеру, мы не знаем, с какими еще факторами мы, как люди, можем столкнуться, с которыми до этого никак не взаимодействовали. И тогда мы говорим о Боге, о трансцендентных силах, об инопланетянах. Надо помнить лишь об одном существенном обстоятельстве: человек, как аутопоэтическая система, должен каким-то образом взаимодействовать с этими факторами, быть на них «настроенным». Причем речь идет не столько о порогах сенсорного восприятия, сколько о всей когнитивной феноменологии (сенсомоторной). Мы строим наш мир как трехмерный (пространственно), необратимый, с опытными данностями, описываемыми как закон тяготения, электромагнитные силы и т.д. Однако принципиально допустимы и другие реальности: с четырьмя и более измерениями, с обратимым потоком времени, без гравитации, но с другими силовыми полями. Мы никогда не сможем взаимодействовать с таким миром, ибо его когнитивные существа, чьи аутопоэтические циклы отличаются от наших, из того же самого первичного материала, что и мы, будут конструировать (или конструируют) совершенно другие реальности.

Но как только хоть в чем-то наши аутопоэтические циклы совпадут, мы тут же это почувствуем, явятся Боги и инопланетяне, мы их узнаем, так как сами же их и сконструируем из тех пертурбаций нашего собственного организма, которые они вызовут.

Операции по конструированию базовых понятий (таких как предметы, причинно-следственные связи, законы логики и т.д.) происходят вне нашего сознания, осознания того, что мы сами их порождаем. Наше мышление устроено таким образом, что свои знания мы воспринимаем как отражение внешней действительности, т.е. - так, как будто бы это в таком виде существует по ту сторону нашего сознания. Так нам удобнее. Выражать свой внутренний мир посредством категорий истина-ложь, да-нет, реальный-мнимый мы будем всегда. И в этом нет никакого противоречия, поскольку прежде, чем ответить на вопрос: «это правда, что листья зеленые, а не синие?», мы уже сконструировали сам контекст, в котором этот вопрос задается, каждое из его понятий, логическую систему «да-нет», и, естественно, возможные варианты ответов. Иллюзия сопоставления с действительностью как с референтной системой возникает от того, что одни понятия конструируются раньше других, обладают для нас большей достоверностью (проверенной на собственном сенсомоторном опыте), имеют более важное значение для нашего аутопоэза. Другие же находятся в состоянии формирования, их надо как-то вписать в уже имеющийся опыт, произвести действия, подтверждающие их пригодность. Менее устойчивые конструкции кажутся нам и менее реальными.

Таким образом, я хотел бы подчеркнуть, что эпистемология радикального конструктивизма не посягает на наше повседневное существование и обыденное мышление. Если мы говорим о Луне, как о конструкте нашего сознания, то это не значит, что она должна исчезнуть сразу же, как только мы сами того пожелаем, по велению мысли.

Однако, в нашей жизни существует огромная область, в пределах которой мы в силе менять сконструированную действительность сознательно, по своей воле. Ватцлавик уделяет такого рода конструктивизму основное внимание, обозначая его как конструктивизм коммуникационный.

В этой области конструктивистская позиция из объяснительной системы превращается в чрезвычайно мощный фактор воздействия на нашу сознательную жизнь. Если человек овладевает методикой смены своей реальности (снова-таки - картины реальности), он значительно успешнее выживает в своем окружении (удерживает свой аутопоэтический цикл). Когда начинаешь понимать, что реальность нашей сознательной жизни состоит не из объективных истин типа «на самом деле», а из мнений, оценок, интерпретаций (из того, что Ватцлавик называет реальностью второго порядка), то появляется уверенность в том, что в любой ситуации можно быть достаточно счастливым. Так, например, больным человека делает не болезнь, а ее интерпретация. Если я не собираюсь стать пилотом или чемпионом по стрельбе, то моя близорукость никоим образом не может считаться болезнью, так как на практике не существует ситуаций, в которых я бы как-то от этого страдал. Физиологические показатели тем более не имеют значения, так как, согласно метафоре Глазерсфельда, я успешно прохожу сквозь сито естественного отбора (не важно, в биологическом или социальном смысле). Не достаточно ли этого, чтобы говорить о норме, а не о болезни? Болезнью это станет на те несколько минут, когда я, забыв надеть очки, ударюсь головой о косяк. Или - а именно в этом и состоит проблема - мне об этом скажут доктора, я в это поверю и, несмотря на великолепное самочувствие, вдруг стану больным только потому, что «на самом-то деле я больной». И так во всем. Любая норма - это соответствие результата действию, а не какому-то объективному эталону. Скольких людей сделала больными одна лишь мысль о несоответствии тому, чего просто не существует!

Подводя итог сказанному, попробуем еще раз кратко определить, что включает в себя дискурс радикального конструктивизма.

Во-первых, это - отдельное направление эпистемологии, продолжающее и развивающее традиции скептицизма, существующие с тех времен, когда человек впервые задумался о том, что такое знание. В качестве теоретической философии конструктивизм отстаивает совершенно определенную мировоззренческую позицию, позицию эпистемологии без онтологии.

Во-вторых, это - мощная методологическая база для построения здания современной науки. Наряду с другими антиреалистическими направлениями (релятивизмом, прагматизмом, инструментализмом, операционализмом), конструктивизм отстаивает точку зрения, предполагающую неотделимость наблюдателя от наблюдаемого, замкнутость, относительность и субъективность любого научного знания.

В-третьих, конструктивистский дискурс включает в себя ряд конкретных концепций междисциплинарного характера, разрабатывающих естественнонаучные модели познающего организма (которые включают кибернетику живых систем, изучение функционирования нервной системы и головного мозга, теорию восприятий, нейропсихи-ческие процессы и т.д.).

В-четвертых, это - новый подход к проблемам гуманитарных и социальных наук. В настоящее время существуют целые социологические школы, возникшие как результат применения конструктивистского подхода к разрешению проблем общественных наук. То же самое - в психиатрии, психологии, герменевтике, языкознании и т.д.

И, наконец, в-пятых, конструктивизм — это живая практическая философия, способная существенно изменить жизнь каждого человека, как на уровне отдельного индивидуума, так и на уровне человеческого общества в целом.

[Корнак]

Несуществование реальности звучит как несуществование существующего (реальность нереальна)!

Ну, так оно и есть.
Как это не покажется странным, но взаимоисключающие утверждения вполне имеют место быть и, возможно даже, что весь мир именно так и устроен с точки зрения разума.

Мы ничего не знаем о реальности, мы не имеем возможности увидеть реальность как она есть, зато нам ничего не мешает выдумать ее, постулировать ее существование.

Детские книжки-раскраски видел? Точно также мы раскрашиваем мир. Только у нас нет даже силуэтов  для раскрашивания. Сами создаем.

[Корнак]

"Олег Фейгин — учёный, выпускник кафедры теорфизики Харьковского университета. Долгое время он работал над различными секретными проектами, связанными с защитой советских космических аппаратов от рейгановских «спутников-убийц», в программе «звёздных войн» СОИ. Себя Фейгин называет научным писателем — он создаёт книги о великих учёных, выдающихся изобретениях. Работоспособность Олега Фейгина поражает: на его счету около 40 книг! Его работы рассчитаны на читателей разного уровня знаний: от тех, кто мало что знает о науке и научных явлениях вообще, до людей «подкованных».

[ртуть]

Корнак,  ты зачем Фейгиным тему засираешь?

[ртуть]

Отрывок из книжки Цоколова:
К сожалению, как изложение, так и понимание конструктивистских идей сопряжено с определенными трудностями. И дело здесь не только в междисциплинарности дискурса или в отсутствии единого непротиворечивого учения в лице одного представителя или группы единомышленников. Сама логика построения теории познания радикального конструктивизма носит рекурсивный характер, допуская парадоксальность нашего мышления. Добавим к этому неоднозначное понимание одних и тех же терминов в разных контекстах и своеобразный экстремизм, неоправданная сенсационность некоторых высказываний авторов-конструктивистов.

О чем подумает неискушенный читатель (явный или неявный приверженец корреспондентной теории познания, каковым является подавляющее большинство людей), прочтя следующее выражение П. Ватцлавика: «Вера в существование одной единственной реальности представляет собой самое опасное заблуждение. Единственное, что существует - это множество различных версий реальности, некоторые из которых могут входить в противоречие друг с другом» (курсив мой), или другое, принадлежащее X. фон Фёрстеру: «Окружающая среда в том виде, как мы ее воспринимаем - это наше изобретение»? Названия некоторых работ говорят сами за себя: «Конструирование реальности в детском сознании» (Пиаже), «Изобретенная реальность» (Ватцлавик). По выражению Глазерсфельда: «Рассматриваемая достаточно серьезно, такая точка зрения выглядит глубоко шокирующей». Безусловно, понимаемые буквально, такие высказывания ведут к чистейшему солипсизму, к отрицанию существования какой-либо реальности вообще. Ничего не существует. Фактически, уже в такой фразе заложено противоречие, ибо бытие (реальность, действительность, объективность) - это то, что есть. Единственным философским определением реальности есть факт ее существования. Несуществование реальности звучит как несуществование существующего (реальность нереальна)! В чем же проблема?

Во-первых, в подмене в такого рода высказываниях понятия «представление о действительности» понятием «действительность» и, во-вторых, в неявной подмене агностицизма солипсизмом, т.е. вместо «реальность непознаваема» говорят «реальности не существует». Таким образом, говоря о несуществовании действительности (существующего), конструктивисты добиваются сенсационного эффекта, за которым следует недоумение. Дабы избежать такого недоумения, необходимо всегда пояснять, что данное высказывание относится к той картине действительности, которую каждый из нас создает в процессе жизни (проживания) на основе непрерывной деятельности и сенсомоторного опыта. Понятно, что таких «действительностей» ровно столько, сколько во Вселенной существует когнитивных систем. Что же касается действительности как сущего, то здесь следует различать два аспекта. Во-первых, никакая действительность не может выступать в роли референтной системы, служить эталоном знания. Как неоднократно говорилось в этой работе, у нас нет прямого доступа ни к окружающему миру, ни к картинам мира других людей. Но ни в коем случае не следует из этого делать ошибочный вывод об абсолютном несуществовании какого-то мира. Более оправдано говорить о его относительном несуществовании, о незнании того, существует он или нет. Второй аспект продиктован особенностями нашего (человеческого) мышления. Мы ничего не знаем о реальности, мы не имеем возможности увидеть реальность как она есть, зато нам ничего не мешает выдумать ее, постулировать ее существование. Более того, как было показано Ротом, и что явно или имплицитно предполагается другими конструктивистами (причем всеми без исключения), постулирование реальности является логической необходимостью. Это нужно, чтобы, с одной стороны, «остановить» бесконечный рекурсивный цикл: мозг конструирует теорию мозга, в которой описывается мозг, конструирующий теорию мозга и так до бесконечности; а с другой стороны -объяснить тот факт, что наш опыт, поступки и знания не являются произвольными фантазиями, что наш организм не расплавляется в гомогенной массе первозданного хаоса, а продолжает существовать (жить) как нечто автономное и целостное. Однако, я повторяю - и это очень важно - допущение существования внешнего мира - это всего лишь допущение, предположение, конструкция.

В таком случае может возникнуть вопрос: почему бы конструирование картины действительности из первичного сенсомоторного материала, возникающего в результате столкновения организма с какими-то внешними факторами не интерпретировать как процесс познания этих факторов, а значит, и реальности? Ответ на этот вопрос состоит в том, что складывающаяся в результате этих взаимодействий картина реальности конструируется не по правилам существования внешнего мира, а по правилам функционирования (существования) живого организма (когнитивной системы). Учение об аутопоэзе говорит нам, что любой фактор среды может быть воспринят, оценен, «познан» не таковым, каков он есть, а исключительно по степени и направленности своего воздействия на живой организм. Никакого первичного понятия (идеи, эйдоса), скажем, часов не существует. Часы -это нечто такое, глядя на что (сенсорный аспект) мы выходим из дому (моторный аспект). Огонь - это нечто такое, что причиняет нам боль, если до него дотронуться. Можно видеть, с какой легкостью из таких операционистских определений «выпадает» это нечто. В наших повседневных определениях предметов и явлений мы просто забываем, не думаем об обязательности двигательной составляющей, а ведь именно она является тем фактором, который определяет, что мы видим, слышим, знаем; и именно она подчинена самым строгим образом диктату познающего организма (его аутопоэзу), а не качественному разнообразию внешней среды. Так что, если и говорить о каком-то соответствии, отражении, то, скорее, об отражении познающим организмом познающего организма (т.е. самого себя).

Выводы радикального конструктивизма могут носить и более «радикальный» характер, если не останавливаться на сугубо научной стороне данной теории познания. По сути дела, конструктивистская позиция оставляет возможность для предположения существования самых «невероятных» реальностей. Так, к примеру, мы не знаем, с какими еще факторами мы, как люди, можем столкнуться, с которыми до этого никак не взаимодействовали. И тогда мы говорим о Боге, о трансцендентных силах, об инопланетянах. Надо помнить лишь об одном существенном обстоятельстве: человек, как аутопоэтическая система, должен каким-то образом взаимодействовать с этими факторами, быть на них «настроенным». Причем речь идет не столько о порогах сенсорного восприятия, сколько о всей когнитивной феноменологии (сенсомоторной). Мы строим наш мир как трехмерный (пространственно), необратимый, с опытными данностями, описываемыми как закон тяготения, электромагнитные силы и т.д. Однако принципиально допустимы и другие реальности: с четырьмя и более измерениями, с обратимым потоком времени, без гравитации, но с другими силовыми полями. Мы никогда не сможем взаимодействовать с таким миром, ибо его когнитивные существа, чьи аутопоэтические циклы отличаются от наших, из того же самого первичного материала, что и мы, будут конструировать (или конструируют) совершенно другие реальности.

Но как только хоть в чем-то наши аутопоэтические циклы совпадут, мы тут же это почувствуем, явятся Боги и инопланетяне, мы их узнаем, так как сами же их и сконструируем из тех пертурбаций нашего собственного организма, которые они вызовут.

Операции по конструированию базовых понятий (таких как предметы, причинно-следственные связи, законы логики и т.д.) происходят вне нашего сознания, осознания того, что мы сами их порождаем. Наше мышление устроено таким образом, что свои знания мы воспринимаем как отражение внешней действительности, т.е. - так, как будто бы это в таком виде существует по ту сторону нашего сознания. Так нам удобнее. Выражать свой внутренний мир посредством категорий истина-ложь, да-нет, реальный-мнимый мы будем всегда. И в этом нет никакого противоречия, поскольку прежде, чем ответить на вопрос: «это правда, что листья зеленые, а не синие?», мы уже сконструировали сам контекст, в котором этот вопрос задается, каждое из его понятий, логическую систему «да-нет», и, естественно, возможные варианты ответов. Иллюзия сопоставления с действительностью как с референтной системой возникает от того, что одни понятия конструируются раньше других, обладают для нас большей достоверностью (проверенной на собственном сенсомоторном опыте), имеют более важное значение для нашего аутопоэза. Другие же находятся в состоянии формирования, их надо как-то вписать в уже имеющийся опыт, произвести действия, подтверждающие их пригодность. Менее устойчивые конструкции кажутся нам и менее реальными.

Таким образом, я хотел бы подчеркнуть, что эпистемология радикального конструктивизма не посягает на наше повседневное существование и обыденное мышление. Если мы говорим о Луне, как о конструкте нашего сознания, то это не значит, что она должна исчезнуть сразу же, как только мы сами того пожелаем, по велению мысли.

Однако, в нашей жизни существует огромная область, в пределах которой мы в силе менять сконструированную действительность сознательно, по своей воле. Ватцлавик уделяет такого рода конструктивизму основное внимание, обозначая его как конструктивизм коммуникационный.

В этой области конструктивистская позиция из объяснительной системы превращается в чрезвычайно мощный фактор воздействия на нашу сознательную жизнь. Если человек овладевает методикой смены своей реальности (снова-таки - картины реальности), он значительно успешнее выживает в своем окружении (удерживает свой аутопоэтический цикл). Когда начинаешь понимать, что реальность нашей сознательной жизни состоит не из объективных истин типа «на самом деле», а из мнений, оценок, интерпретаций (из того, что Ватцлавик называет реальностью второго порядка), то появляется уверенность в том, что в любой ситуации можно быть достаточно счастливым. Так, например, больным человека делает не болезнь, а ее интерпретация. Если я не собираюсь стать пилотом или чемпионом по стрельбе, то моя близорукость никоим образом не может считаться болезнью, так как на практике не существует ситуаций, в которых я бы как-то от этого страдал. Физиологические показатели тем более не имеют значения, так как, согласно метафоре Глазерсфельда, я успешно прохожу сквозь сито естественного отбора (не важно, в биологическом или социальном смысле). Не достаточно ли этого, чтобы говорить о норме, а не о болезни? Болезнью это станет на те несколько минут, когда я, забыв надеть очки, ударюсь головой о косяк. Или - а именно в этом и состоит проблема - мне об этом скажут доктора, я в это поверю и, несмотря на великолепное самочувствие, вдруг стану больным только потому, что «на самом-то деле я больной». И так во всем. Любая норма - это соответствие результата действию, а не какому-то объективному эталону. Скольких людей сделала больными одна лишь мысль о несоответствии тому, чего просто не существует!

Подводя итог сказанному, попробуем еще раз кратко определить, что включает в себя дискурс радикального конструктивизма.

Во-первых, это - отдельное направление эпистемологии, продолжающее и развивающее традиции скептицизма, существующие с тех времен, когда человек впервые задумался о том, что такое знание. В качестве теоретической философии конструктивизм отстаивает совершенно определенную мировоззренческую позицию, позицию эпистемологии без онтологии.

Во-вторых, это - мощная методологическая база для построения здания современной науки. Наряду с другими антиреалистическими направлениями (релятивизмом, прагматизмом, инструментализмом, операционализмом), конструктивизм отстаивает точку зрения, предполагающую неотделимость наблюдателя от наблюдаемого, замкнутость, относительность и субъективность любого научного знания.

В-третьих, конструктивистский дискурс включает в себя ряд конкретных концепций междисциплинарного характера, разрабатывающих естественнонаучные модели познающего организма (которые включают кибернетику живых систем, изучение функционирования нервной системы и головного мозга, теорию восприятий, нейропсихи-ческие процессы и т.д.).

В-четвертых, это - новый подход к проблемам гуманитарных и социальных наук. В настоящее время существуют целые социологические школы, возникшие как результат применения конструктивистского подхода к разрешению проблем общественных наук. То же самое - в психиатрии, психологии, герменевтике, языкознании и т.д.

И, наконец, в-пятых, конструктивизм — это живая практическая философия, способная существенно изменить жизнь каждого человека, как на уровне отдельного индивидуума, так и на уровне человеческого общества в целом.

[Корнак]

ты зачем Фейгиным тему засираешь?

Пипу заманить пытаюсь. Не клюет

[ртуть]

Корнелиус Холторф

РАДИКАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТИВИЗМ. ЗНАНИЕ ВНЕ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

Рассматриваются основные идеи радикального конструктивизма, их эпистемологические следствия и влияние на наше понимание прошлого, в частности на археологию.
Ключевые слова: конструктивизм; знание; реальность; археология.

От переводчика1:

Предлагаемая вашему вниманию статья Корнелиуса Холторфа представляет ключевые идеи радикального конструктивизма в области археологии и истории культуры. Радикальный конструктивизм – достаточно влиятельное направление в современной гуманитаристике, знаменующее фундаментальные изменения в эпистемологии и философии познания. Главное отличие радикального конструктивизма от традиционных эпистемологических позиций в том, что он делает акцент на исследовании познания не как отражения реальности, а как создания конструктов, с которыми мы, собственно, и имеем дело. Отсюда популярная среди
 представителей радикального конструктивизма идея «знания второго порядка» как саморефлексивного процесса.
Следует отметить, что, при всей «радикальности» данной ветви конструктивизма и неоднозначности его оценок в отечественной литературе2, он имеет серьезные философские основания и весьма авторитетных предшественников.
Кроме того, радикальный конструктивизм являет собой яркий пример междисциплинарности, причем не в форме абстрактных умозрений, а в конкретных методах и результатах исследований. Эти и другие особенности радикального конструктивизма делают его интересным и небесполезным для изучения.

Корнелиус Холторф – известный специалист в области конструктивистской археологии, работал в Тюбингенском университете, университетах Гамбурга, Гётеборга, Кэмбриджа. В 1998 г. К. Холторф защитил диссертацию «Monumental Past: Interpreting the meanings of ancient monuments in later prehistoric Mecklenburg-Vorpommern (Germany)» и получил степень Ph.D.
С 2005 по 2008 г. К. Холторф работал ассистентом профессора на кафедре археологии и древней истории университета г. Лунда (Швеция). В 2007 г. был избран доцентом. С 2008 г. – доцент (Associate Professor) археологии на кафедре гуманитарных наук университета г. Кальмар (Швеция). Основная сфера деятельности – программа для студентов старших курсов «Изучение культурного наследия».
Две его недавние работы «Monumental Past: The Life-histories of Megalithic Monuments in Mecklenburg-Vorpommern(Germany). Electronic monograph» (2000) и «From Stonehenge To Las Vegas: Archaeology As Popular Culture» (2005) представляют результат использования конструктивистской методологии при решении конкретных археологических задач.

В.Е. Буденкова


Радикальный конструктивизм [1] является частью более широкого «конструктивистского» движения в философии и социологии науки [2]. Его основатель и наиболее выдающийся пропагандист – американский психолог Эрнст фон Глазерфельд [3–6]. Среди его последователей и критикующих единомышленников Гебхард Руш [7, 8], Зигфрид Шмидт [9] и Никлас Луман[10, 11].
Стиль мышления Э. Глазерфельда – междисциплинарный, но, в основном, он базируется на работах французского психолога Жана Пиаже, а также на достижениях кибернетики, таких как изучение самозамкнутых систем3 [12, 13]. Исследование когнитивного развития у детей привело Ж. Пиаже к часто цитируемому выводу: «Разум организует мир, организуя себя»[14. С. 311].
Это означает, что познание – это самоорганизующийся когнитивный процесс в человеческом мозге; оно нацелено не на «правильный» образ «реального» мира4, а на жизнеспособную организацию мира, как он дан в опыте. Аналогично кибернетика рассматривает непрерывно повторяющийся, т.е. циклический процесс наблюдения и обучения, но только с сугубо технической точки зрения. Саморегулирующиеся устройства знают только, что они восприняли посредством обратной связи. Кибернетика «второго порядка» (Хайнц фон Фёрстер), в свою очередь, изучает, как подобные системы наблюдают5, и в этой рефлексивной манере она включает очередного наблюдателя в поле обучения. Радикальный конструктивизм является, если угодно, «знанием второго порядка», принимающим во внимание и собственные процедуры.
Радикальный конструктивизм провозглашает два главных принципа [15. С. 162]:
– знание не получается6 пассивно, а активно создается познающим субъектом;
– функция познания – адаптивная и служит организации опытного мира, а не открытию онтологической реальности.
Стоит отметить, что радикальный конструктивизм отличается от дарвинистской модели эволюционной
эпистемологии в том, что он не предполагает, что по-разному созданные знания постепенно сближаются7 и,в конце концов, соединятся в единую систему [знаний]8, представляющую «реальный мир» целиком.
Сторонники радикального конструктивизма настаивают на том, что все знание скорее конструируется, нежели «открывается», и что невозможно говорить (и совершенно незачем знать), отражает ли оно, и до какой степени, онтологическую реальность. Это не отрицание онтологической реальности как таковой, но отрицание того, что наше (по)знание9 обязательно должно иметь с ней дело. Таким образом, и онтология, и эпистемология становятся «лишними» для ученых и других «производителей» знания. Считается, что конструктивизм рассматривает «знание без метафизики»[4] или «пост-эпистемологию» [16. С. 20].
 Никлас Луман в аналогичном контексте рассуждает о деонтологизации реальности [11. С. 37]. Но это не означает полного релятивизма, или что «все сойдет» [10. С. 177].

Все, на чем настаивают представители радикального конструктивизма, это то, что о знании нельзя судить потому, как оно репрезентирует онтологическую или метафизическую реальность. Существуют, однако, и другие критерии [17].
Радикальный конструктивизм считает, что «прилаживание»10 знания к нашему опыту, или его когнитивная пригодность, есть ключ к оценке конкурирующих [познавательных] утверждений и механизм, посредством которого мы учимся. Таким образом, не знание приспосабливается к реальному миру, а сам мир адаптируется к нашим познавательным потребностям. Человеческое знание о мире соответствует реальности и «навязывается» ею, какой мы (курсив мой. – В.Б.) ее воспринимаем и понимаем 11.
Я показал в другой работе [18], что этот процесс восприятия может быть описан как процесс интерпретации в свете специфического понимания или видения:«знать – значит понимать определенным образом» [19.С. 206]. Различные понимания реальности могут одинаково хорошо согласовываться с разными «опытами» и, следовательно, демонстрировать одинаковую пригодность [3. С. 141, 199]. Вместо единственной адаптации к одной реальности, существует бесконечное множество реальных опытов и, следовательно, реальностей. Согласно радикальному конструктивизму, не существует единого мира, предназначенного быть верно понятым наблюдателем; таким образом, традиционный субъект-объектный дуализм преодолевается [7. С. 218].
Знание и память тесно взаимосвязаны; оба они не отражают онтологическую реальность, но конструируются, в соответствии с их пригодностью и жизнеспособностью, в сознании познающего/вспоминающего субъекта. Такая жизнеспособность знания и памяти в значительной мере зависит от случайных социальных обстоятельств, которые, хотя и не всецело, но отчасти определяют, что имеет смысл, а что нет для индивидов в данной ситуации [4. С. 20; 20–22]. Но это не противоречит основной догме радикального конструктивизма, о том, что реальность создается при помощи когнитивных операций человеческого интеллекта, старающегося достичь «равновесия в познаваемом субъектом эмпирическом мире» [23. С. 115].
Недавно Гебхард Руш показал [7], что утверждения радикального конструктивизма относительно человеческого познания могут быть проиллюстрированы и обоснованы ссылками на современные свидетельства биологии, биохимии, биофизики, физиологии, психологии, лингвистики и социологии. Но Руш верно указывает [8. С. 71; 24], что это никоим образом не равно «протаскиванию» эмпиризма или реализма через «черный ход»: радикальный конструктивизм (РК) не может быть доказан с помощью научных знаний, которые,согласно той же самой теории, не репрезентируют объективную реальность. Однако по иронии судьбы это значит, что строгие реалисты должны были бы, возможно, поддержать радикальный конструктивизм благодаря эмпирической очевидности [7. С. 212].
Если все знание конструируется в сознании12 и не отражает с необходимостью мир, как радикальный конструктивизм избегает саморазрушения? Радикальный конструктивизм – это тоже «знание второго порядка», знание о самом себе. Он судит о своей собственной ценности, по тому же критерию, что и любое другое знание: а именно его когнитивной пригодности или по тому, способствует ли он пониманию. Радикальный конструктивизм избегает саморазрушения, поскольку он рефлексивен и полностью применим к себе. Эрнст фон Глазерфельд пишет (курсив автора): «Я бы вступил в противоречие с одним из основных принципов моей теории, если бы утверждал, что конструктивистский подход представил истинное описание объективного положения дел. Как мне кажется, радикальный конструктивизм всего лишь предлагает другой способ мышления, и его ценность будет зависеть от его полезности в нашем эмпирическом мире.
Красота радикального конструктивизма – во всяком случае, как я его знаю – заключается в том, что он позволяет освободить знание от [его] метафизики. Он нравится мне потому, что делает многое для меня понятным. Но радикальный конструктивизм весьма толерантен и скромен по отношению к альтернативным принципам познания. Если Вам он не понятен, это тоже не проблема. Но Вы должны отдавать себе отчет в том, что, если другая теория кажется Вам более согласующейся с вашим жизненным опытом, и Вы, таким образом, принимаете альтернативную теорию о характере человеческого (или научного) знания, это будет, фактически, подтверждением центрального тезиса радикального конструктивизма о том, что человеческое знание оценивается в соответствии с его когнитивной пригодностью в сознании индивидов13. Утверждения радикального конструктивиста могут, поэтому, оказаться действительно неопровержимыми» [4. С. 13].

Знание прошлого

Если знание, включая научное [знание], скорее конструируется, нежели «открывается»,представление о «получении знания» об онтологической реальности, прошлой или настоящей, не может быть сохранено. Все знание, независимо от того, где, как и кем оно произведено, должно обсуждаться безотносительно к онтологической реальности (о которой мы ничего не знаем).Эта позиция бросает археологии и, конечно, истории двойной вызов: во-первых, если для настоящего принимается, что знание и понимание конструируются и (поэтому)14 отличаются, следует признать, что и по отношению к прошлому это так; в этом случае, наша задача как археологов – насколько возможно реконструировать различные знания прошлого. Задача «правильной» когнитивной археологии – не в поиске исто-ков нашего собственного (лучшего, «продвинутого») знания мира, а в согласовании различных форм знания. Вопрос в том, как этого достичь [25. С. 102].
Во-вторых, что еще важнее, наше собственное знание и понимание прошлого также конструируется и
отражает, прежде всего, нынешние условия, в которых мы его (знание. – В.Б.) конструируем [7. Гл. 4.2; 25. С. 97]. Фактически, целостное представление о прошлом является когнитивной и социальной конструкцией, которая не существует нигде (и никак. – В.Б.), кроме как в соотношении с опытом людей, живущих сегодня [7. С. 416–419]. Обращая на это внимание, я не говорю о явных пристрастиях или, попросту, разных перспективах, у различных наблюдателей; я утверждаю, что знание (о прошлом) и реальность (прошлого) – это две совершенно различные вещи. Данное положение радикального конструктивизма отрицает не существование прошлого или древних памятников, таких как мегалиты, но возможность для нас с уверенностью знать прошлое «как оно было на самом деле»[26]. По крайней мере, мы никогда не сможем этого сказать, поскольку не можем преодолеть условия разума (и общества), детерминирующих наше (по)знание. С радикально-конструктивистской точки зрения и онтология и эпистемология излишни: неважно, существовало ли прошлое или нет, т.к. это не влияет на наше знание о нем; несущественно и то, как мы можем знать
прошлое, поскольку знание о прошлом очевидно существует среди людей. Радикально
конструктивистская археология полагает, что доистория и доисторические объекты, как бы люди ни видели их и как бы они их ни понимали, являются конструкциями соответствующих современников. Из этого следует, что сегодняшняя академическая археология есть только один из многих возможных путей, чтобы прийти к согласию с прошлым и понять смысл его материальных следов [27]. Никакие знания о прошлом, включая те, которые получены академической археологией, не имеют эпистемологического превосходства над другими. Доистория – это конструкция, неважно, кто ее создал, и все конструкции доистории и ее памятников должны обсуждаться на равных [7. С. 475; 18; 28]. Этот второй вызов археологии со стороны радикального конструктивизма определенно превосходит первый, поскольку никакая попытка реконструировать прошлые построения не может избежать ловушки быть конструкцией настоящего. Для радикально-конструктивистской археологии я
вижу три основных пути будущих исследований. Все три задачи подразумевают, что археологи не заняты открытием первоначальных смыслов доисторических процессов или археологических памятников в про-шлом. Вместо этого они сфокусированы на том, что эти процессы или памятники могут значить для людей при различном восприятии15 и под влиянием разных условий [29. С. 197–202]. Одна задача заключается в том, чтобы сохранить наше понимание минувшего и добавить более жизнеспособные и полезные конструкции прошлого и его памятников к уже имеющимся [30], или
расширить когнитивные возможности существующих конструкций [7]. Это значит использовать наилучшим образом ситуацию, в которой мы находимся, и преуспеть в согласовании нескольких превосходных конструкций. Это то, чего наиболее ортодоксальные исследования (академические и неакадемические) теперь, кажется, достигают. Две другие задачи сфокусированы на процессе конструирования прошлого, а не на прошлом как таковом. Изучение того, как прошлое конструируется, никоим образом не меняет статус полученного знания, которое все же является знанием конструкции, но оно может создать жизнеспособное знание о нашем сегодняшнем обществе [31. С. 11–21]. Следовательно, вторая задача (для археологии. – В.Б.), – стать саморефлексивной и изучать конструкции, созданные археологами, или как прошлое существует среди ученых. Это значит сосредоточиться на истории и социологии дисциплины, на дискурс-анализе, способах письма и деконструкции современных подходов, стараясь, таким образом, понять, что мы делаем (напри-
мер, [32]). Третья возможная задача – изучение различных восприятий вне академической археологии, в которых доистория и ее памятники создаются или создавались в обществе. Это имеет не только все большее социальное, политическое и этическое значение, но также может помочь нам найти плодотворную роль для археологов в будущем обществе [27, 31].
Я рассматриваю эту работу как конструкцию, которая пытается понять прошлое в настоящем, хотя она одновременно сосредоточена на доисторических, исторических и остальных современных смыслах древних памятников. Это конструкция конструкций.


ПРИМЕЧАНИЯ
1 Перевод, комментарии и примечания В.Е. Буденковой. В списке литературы сохранена авторская орфография.
2 См., например: Режабек Е.Я. Как возможно познание внешнего мира? К критике философского конструктивизма // Эпистемология и фило-
софия науки. 2006. Т. 9, № 3; Т. 10, № 4.
3 Наряду с понятием «самозамкнутая система» в радикальном конструктивизме широко употребляются термины «автономная система», «са-
моподдерживющаяся система». Несмотря на некоторые тонкости употребления, в контексте данной статьи они могут рассматриваться как
синонимы.
4 Имеется в виду создание «правильного» образа «реального» мира. Здесь К. Холторф подчеркивает принципиальное различие между ради-
кальным конструктивизмом и классическими эпистемологическими концепциями.
5 Автор использует своего рода игру слов: наблюдение за наблюдателем или изучение изучающего. В этом и заключается суть «второго порядка», причем не только в кибернетике.
6 «Получение» знания здесь подразумевает отражение или «копирование» реальности.
7 В смысле конвергенции как возможности согласования и совмещения.
8 Слова, взятые в квадратные скобки, в русском переводе можно было бы опустить, хотя в авторском тексте они есть.
9 Поскольку радикальный конструктивизм акцентирует конструктивный характер знания, термин «knowledge» (как в данном случае) подразумевает и сам познавательный процесс, и его результат.
10 Термин «fitting» взят автором в кавычки. Тем самым он подчеркивает необходимость не просто согласования знаний с действительностью, а
«пригонки» их к нашему опыту, как если бы речь шла о частях механизма, чтобы знание «работало».
11 Здесь К. Холторф подчеркивает, что мы имеем дело только с той реальностью или тем миром, который дан нам в опыте. Фактически, для конструктивизма реальность и эмпирический мир – это одно и то же.
12 Термин «mind» англоязычные философы часто употребляют именно в этом значении. В данном случае слово «сознание» позволяет подчерк-
нуть активность познающего субъекта, что, на наш взгляд, соответствует замыслу автора.
13 Как и в предыдущем случае, здесь мы имеем дело с многозначностью термина «mind». Выражение «in the minds of individuals» может быть переведено как «в умах людей», хотя по-русски более правильно было бы сказать «в человеческом разуме». Но поскольку речь идет о когнитивной пригодности или «жизнеспособности» знания, радикальным конструктивистам важно подчеркнуть множественность индивидуальных опытов и, следовательно, потенциальную множественность «картин мира», каждая из которых оценивается по степени согласованности с личностным опытом индивидов.
14 В оригинале слово «поэтому» отсутствует, но К. Холторф подразумевает именно причинно-следственную связь между «конструированием»
знания и его разнообразием.
15 Выражение «various receptions» следовало бы перевести как «разные способы восприятия» или «разные манеры видения», еще раз подчерк-
нув мысль автора о зависимости наших образов реальности, в т.ч. прошлого, от «содержания» нашего сознания, индивидуальных особенностей и установок.
ЛИТЕРАТУРА
1. Fischer Hans Rudi. Die Wirklichkeit des Konstruktivismus: zur Auseinandersetzung um ein neues Paradigma. Heidelberg: Carl-Auer-Systeme, 1995.
2. Schwandt Thomas A. Constructivist, Interpretivist Approaches to Human Inquiry // Handbook of Qualitative Research. London: Sage, 1994. Р. 118–
137.
3. Glasersfeld Ernst von. The Construction of Knowledge. Seaside: Intersystems Publications, 1987.
4. Glasersfeld Ernst von. Knowing without Metaphysics: Aspects of the Radical Constructivist Position. In: F.Steier (ed.) Research and Reflexivity. London:
Sage, 1991. Р. 12–29.
5. Glasersfeld Ernst von. Konstruktion der Wirklichkeit und des Begriffs der Objektivität [1985] // Einführung in den Konstruktivismus. München: Piper,
1992. Р. 9–39.
6. Glasersfeld Ernst von. Die Wurzeln des «Radikalen» am Konstruktivismus. 1995. Р. 35–45.
7. Rusch Gebhard. Erkenntnis, Wissenschaft, Geschichte: von einem konstruktivistischen Standpunkt. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1987.
8. Rusch Gebhard. Zur Konstruktion von Geschichte – Bausteine konstruktivistischer Geschichtstheorie // Philosophie und Wissenschaften. Frankfurt/
M.: Peter Lang, 1990.
9. Schmidt Siegfried J. Der Diskurs des Radikalen Konstruktivismus. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1987.
10. Luhmann Niklas. Die Wissenschaft der Gesellschaft. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1992.
11. Luhmann Niklas. Das Erkenntnisprogramm des Konstruktivismus und die unbekannt bleibende Realität // N. Luhmann. Soziologische. Aufklärung 5:
Konstruktivistische Perspektiven, 1993. Р. 31–58.
12. Glasersfeld Ernst von. Piaget's konstruktivistisches Modell: Wissen und Lernen // DELFIN 1994. Piaget und der Radikale Konstruktivismus.
Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1994. Р. 16–42.
13. Portele Gebhard. Die ontogenetische Entwicklung und die soziale Konstruktion der Wirklichkeit // DELFIN 1994. Piaget und der Radikale Konstruktivismus.
Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1994. Р. 103–138.
14. Piaget Jean. La Construction du réel chez l'enfant. Neuchâtel: Delachaux et Niestlé, 1937.
15. Glasersfeld Ernst von. Constructivism in Education. In: The International Encyclopedia of Education // Research and Studies, Supplementary Volume
1. Oxford: Pergamon Press, 1989. Р. 162–163.
16. Glasersfeld Ernst von. Aspekte des Konstruktivismus: Vico, Berkeley, Piaget // DELFIN 1992. Konstruktivismus: Geschichte und Anwendung.
Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1992. Р. 20–33.
17. Holtorf Cornelius J. Why fascists don't like postprocessualism. Assemblage 1. 1996. URL: http://www.shef.ac.uk/~assem/1/holtorf.html
18. Holtorf Cornelius J. 'Object-orientated' and 'problem-orientated' approaches of archaeological research-reconsidered. Hephaistos 13, 1995. Р. 7–18.
19. Johnson Mark The Body in the Mind. Chicago: Chicago University Press, 1987.
20. Berger Peter L., Thomas Luckmann. Die gesellschaftliche Konstruktion der Wirklichkeit. Eine Theorie der Wissenssoziologie [Engl.: The Social
Construction of Reality, 1966]. Frankfurt/M.: Fischer, 1980.
21. Frindte Wolfgang. Radikaler Konstruktivismus und Social constructionism-sozialpsychologische Folgen und die empirische Rekonstruktion eines
Gespenstes. 1995. Р. 103–129.
22. Hodder Ian. Social Cognition // Cambridge Archaeological Journal. 1993. № 3(2). Р. 253–257.
23. Glasersfeld Ernst von. Steps in the Construction of «Others» and «Reality»: A Study in Self-Regulation // Power, Autonomy, Utopia. L.; N.Y.: Plenum,
1986. Р. 107–116.
24. Lohmann Georg. 'Beobachtung' und Konstruktion von Wirklichkeit. Bemerkungen zum Luhmannschen Konstruktivismus // DELFIN 1993. Konstruktivismus
und Sozialtheorie. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1994. Р. 205–219.
25. Nünning Vera. Wahrnehmung und Wirklichkeit. Perspektiven einer konstruktivistischen Geistesgeschichte // DELFIN 1992. Konstruktivismus:
Geschichte und Anwendung. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1992. Р. 91–118.
26. Beckenbauer Franz. Wie es wirklich war. München: Goldmann, 1993.
27. Holtorf Cornelius J. Constructed Meanings: The Receptions of Megaliths after the Neolithic // Megalithic Tombs – their Context and Construction.
København (forthcoming).
28. Shanks Michael, Ian Hodder. Processual, postprocessual and interpretive archaeologies // Interpreting Archaeology. Finding meaning in the past.
London: Routledge, 1995. Р. 3–29.
29. Olsen Bjørnar. Roland Barthes: From Sign to Text. In: Reading Material Culture. Oxford: Basil Blackwell, 1990. Р. 163–205.
30. Tilley Christopher Y. Material Culture and Text. The Art of Ambiguity. L.: Routledge, 1991.
31. Holtorf Cornelius J. Die heutigen Bedeutungen des Gollensteins von Blieskastel. Für eine empirische Rezeptionsforschung der Archäologie //
Saarpfalz. 1994(4). № 43. Р. 11–21.
32. Tilley Christopher Y. On Modernity and Archaeological Discourse // Archaeology after Structuralism. L.: Routledge, 1990. Р. 128–152.
Статья представлена научной редакцией «Культурология» 21 апреля 2009 г.

[Pipa]

"Олег Фейгин — учёный, выпускник кафедры теорфизики Харьковского университета. Долгое время он работал над различными секретными проектами, связанными с защитой советских космических аппаратов от рейгановских «спутников-убийц», в программе «звёздных войн» СОИ. Себя Фейгин называет научным писателем — он создаёт книги о великих учёных, выдающихся изобретениях. Работоспособность Олега Фейгина поражает: на его счету около 40 книг! Его работы рассчитаны на читателей разного уровня знаний: от тех, кто мало что знает о науке и научных явлениях вообще, до людей «подкованных».

А еще и академик Украинской АН! http://www.koob.ru/feigin/

[Корнак]

А еще и академик Украинской АН! http://www.koob.ru/feigin/

Там как в России - не одна академия наук
http://forum.postnagualism.com/index.php?topic=89382.msg409391#msg409391

[Корнак]

То, что Фейгин в "липовой" академии наук, звучит двояко.
В наше время альтернативная академия может оказаться в более выигрышном статусе, чем старая. В последние годы с этой основной академией творятся пренеприятные события.

[Корнак]

<a href="https://www.youtube.com/v/aAb4pumP5VU" target="_blank">https://www.youtube.com/v/aAb4pumP5VU</a>

8:48
"В микромире события зависят от присутствия наблюдателя"
Благодаря "умнице Пипе" мы уже знаем, что это не так.
Но слушаем дальше.